А потом было затмение. Освобождение и опустошение от исполненного долга чести, густо сдобренное деньгами проклятого мздоимца, которые жгли карман. Кутёж, все удовольствия мира, ощущение могущества и власти денег…
Именно в ту пору мир, который раздавил молодого и честолюбивого юнца, обрёл «чудовище» по имени Лотрек. Униженные и оскорблённые, разорённые и околпаченные, подвергшиеся насилию и испытавшие на себе закон джунглей и еще много чего, о чём упоминать не стоит…
Я громогласно катился вниз, а вы наблюдали, удивлялись, ненавидели, презирали и восхищались. Я пользовался всеми и всем… В моей тесной, сырой коморке в трущобах стояли на коленях самый гордые и молили о помощи и пощаде самые могущественные. Те самые, которые сейчас хотели бы вовсе меня не знать, или упрятать меня в самую беспощадную и безнадёжную темницу. Мы тогда нужны были друг другу: мои возможности помогали скрыть или реализовать их пороки, а их безымянное покровительство помогало мне реализовывать свои планы. Вчерашний враг сегодня был моим компаньоном и наоборот.
О, времена. Я мог озолотить несчастную попрошайку у паперти, приметив божественное клеймо «неисправимой матери» в её глазах; положить жертвой на плаху дела никудышного и пропащего забулдыгу за стаканчик хмельного зелья; простить смазливой кокетке долг, величиною в целое состояние, после чего месяцами питаться сухарями и водой…
Эпоха омерзительных метаморфоз на лезвии ножа морали.
Чем вы сейчас отличаетесь от меня?
Кто из вас может поклясться на святом писании, что не делал ничего подобного??
Кто и кого здесь судит???
А я всё падал, катился, полз и летел под откос извилистой дорожки морального опустошения, пока не ощутил отрезвление от ощущения удара затылком о мостовую – тот самый момент, когда человек, ради которого ты всё это делал, переступает грань отвращения и получает первое удовольствие от этой грязи, в этом болоте. Это было самое дно. Исподняя.
…но дно – это вершина угла, в котором некуда оборачиваться и чью-то правду не подашь и не увидишь с оборотной стороны. Это вершина, из которой видно всё абсолютно и только целиком. Отправная точка Истины.
Впрочем, к чему это?
– Я удаляюсь и не прошу пощады или прощения. Удаляюсь лишь для того, чтобы двигаться дальше, к своей цели. И как знать, быть может встретиться с некоторыми из вас снова, но уже при других обстоятельствах. И, поверьте, будет лучше, если наши дороги вдруг сойдутся, чтобы нам было по пути…
После этих слов в зале осталось лишь несколько непотупленных в пол взглядов,– Лотрека и девушки, чьё лицо было неузнаваемо за плотной вуалью, Камилы. Она молча сидела и не спускала глаз с него, её идола, оплота, учителя и отца-воспитателя, примера для подражания и стремлений… который иногда, словно после тяжёлого упражнения, подрывает силы и веру в себя и всё происходящее. Они смотрели друг на друга, и во взглядах этих было много слов, которым позавидовали бы самые искусные рассказчики. Они повествовали, слушали, удивлялись, спорили, кричали, переживали…не издав ни звука.
Она верила и отчаивалась, и снова верила. Его сила духа взывала и молила к пониманию и поддержке.
Эта немая картина продолжалась мгновения, но мгновения эти изобиловали красками сотен жизней. Словно вороны, пережившие несколько поколений и государственных устроев, они в своём диалоге возвысились над залом. Первые из присутствующих, поднявшие головы и глаза, ощутили было это их превосходство, но…
От любви до ненависти один шаг. Так же недолговечны все страсти людские – пресыщение зрелищем постепенно уступало место «хлебу насущному». Катарсис, сменивший пламенные речи и высокие материи, разрядил эмоциональное напряжение высвободившимся чувством голода, усталости, скорейшего «правосудия» и ещё более приземлённых человеческих слабостей. Возбуждённые участники суда, которых хорошенько встряхнули, а потом ослабили хватку, не желая задумываться и оттягивать дела более насущные, вынесли ожидаемый приговор и скомкали высокоморальные начинания проходимца.