Книжные Черви 2

Глава 15

Дверь подъезда с грохотом распахнулась, перебудив половину дома. На улицу выскочила девушка лет восемнадцати в мешковатой мальчишеской одежде, которая совсем не сочеталась с её красивым лицом и длинными розовыми волосами, заплетёнными во французскую косу. Она на ходу нацепила наушники, из которых заботливый Валерий Кипелов напевал «Уходи и не возвращайся», и двинулась прочь от дома, по пути быстро закуривая. Зазвонил телефон, мешая дослушать композицию. Пришлось ответить.

– Что?! – рявкнула в трубку девушка, даже не потрудившись взглянуть на экран, чтобы узнать, кто именно ей звонит. Впрочем, собеседник полностью проигнорировал столь нелюбезное начало, оставшись раздражающе спокойным.

– Княжна, это я. У нас меняются планы, ты должна приехать в поместье как можно скорее.

– Мне плевать, что я там должна! У меня нет времени на вас, – огрызнулась девушка.

– Княжна, где ты сейчас? – Голос в трубке из просто спокойного стал мягким и проникновенным.

– Я не приеду, – почти плакала девушка.

– Милая, я понимаю, что ты нашла очередного козла, хоть мы предупреждали тебя. Но это неважно. Просто приезжай. Кстати, надеюсь, ты его не?..

– Нет. У меня есть другой план, что сделать с ним и его новой сукой… – Девушка выбросила сигарету и всхлипнула. – У меня нет денег на такси сейчас. А по состоянию здоровья я не выдержу магические перемещения.

– Где ты?

– На Савёловской.

– Подожди, за тобой сейчас подъедет Инквизитор, я ему позвоню. Сбрось свои координаты.

– Почему не Элен или Аня? – попыталась возмутиться девушка. – Я меньше всего хочу сейчас видеть какого-нибудь мужика рядом с собой.

– Потерпишь, – всё так же ровно, но вместе с тем безапелляционно ответили ей.

Павел Кирсанов положил трубку.

Княжна села на лавочку и вновь закурила. Иногда ей казалось, что она проклята: все мужчины после Печорина только играли с ней. Вот и теперь, практически перед самым Новым годом, она осталась одна, потому что внезапно выяснилось, что очередной её возлюбленный встречается с другой. При этом самой Мери он пудрил мозги добрые полгода.

Княжна докурила и уже собралась уходить, когда во двор въехал синий форд. Из него вышел элегантно одетый молодой мужчина и стал оглядываться по сторонам. Мери подошла к машине, недовольно разглядывая новоприбывшего.

– Ты – Инквизитор? – хмуро спросила она.

Мужчина пригладил свои чёрные волосы и добродушно улыбнулся.

– Не замёрзла? Садись, включу обогреватель.

Пререкаться было глупо, и Мери плюхнулась на заднее сиденье, демонстративно хлопнув дверью.

На фоне этого лощёного типа девушка чувствовала себя несуразной. От него так и веяло элегантностью и безупречностью. А она? За все эти годы, прошедшие после призыва, она забыла всё о прежних манерах и о себе самой. Этому времени и миру не нужны были слабые кроткие девушки, не нужны были манеры, образование. Мери несколько лет уничтожала в себе всё от старой себя.

…Машина летела по ночному городу, огоньки за окном складывались в причудливые узоры. Разговаривать с «коллегой» девушке не хотелось, и он это чувствовал. Включил магнитолу. Громкие аккорды разрушили ночную тишину. Приятный мужской голос запел что-то на французском. Что-что, а французский Мери ещё помнила.

C'est le bien qui fait mal

Quand tu aime

Tout fait normal

Ta haine.

Добро причиняет боль,

Когда ты любишь.

Твоя ненависть

Совершенно нормальна.

– Когда любишь, ненависть нормальна… – пробормотала девушка себе под нос.

– Что? – Мужчина скользнул по ней заинтересованным взглядом.

– Текст послушала, – буркнула девушка. Она уже жалела, что напомнила о себе.

– Юная леди знает языки? – Не унимался лощёный.

– Конечно, знаю, – оскорбилась Княжна. – Я же не деревенщина какая-нибудь!

– Я не хотел вас оскорбить, – учтиво проговорил Инквизитор. – Знание языков даёт нам свободу. Ну и деньги тоже дают эту самую свободу.

– Жду не дождусь, когда Барыня начнёт платить нам за работу… – Голос Княжны так и сочился сарказмом.

Иван Карамазов улыбнулся и посмотрел на девушку в зеркало заднего вида. Что-то в ней было необычное, особенное, что-то по-настоящему очень-очень злое. Настоящее украшение.

***

Когда Ангелы Невы приезжали в Москву, квартира Маргариты оживала. Питерская команда практически в полном составе селилась в просторном жилище Ведьмы, на удивление не вызывая у привыкшей к одиночеству женщины никаких возражений. У Марго было только одно правило: гости пользуются исключительно гостевыми ванной и туалетом. В вопросах гигиены Маргарита была довольно-таки брезгливой.

Единственным, кто никогда не жил в квартире Маргариты, был Базаров. Он предпочитал селиться у Тёркина или Бендера. Все в команде видели некое напряжение между Маргаритой и доктором, но не подавали виду. Сейчас было не до выяснения отношений.

Онегин и Мэл пробыли в больнице три дня. Когда они попали туда, Ведьме и Малышу потребовалось немало усилий, чтобы объяснить врачам их ранения и избежать привлечения к делу полиции. Остапа с переломом выписали из больницы под самый Новый год, а вот Печорину повезло меньше. Хоть герой нашего времени и оправился от кратковременной комы, многочисленные переломы давали о себе знать, не говоря уже о том, что шею теперь украшал чудовищный шрам. И как Григорий не пытался вырваться из больницы, к его сожалению, до конца новогодних каникул он должен был оставаться под присмотром врачей. Вечером тридцать первого декабря новые друзья любезно привезли ему ноутбук с множеством сериалов и игр. Так себе компания, но выбора не было.

В остальном почти весь состав Книжных червей встречали Новый год дома у Маргариты.

Кроме Тёркина, за последнее время чудовищно уставшего от всех. Солдат встречал этот праздник один. Собственно, он даже забыл его встретить, просто посмотрел в какой-то момент на часы и понял, что время, неумолимо идущее вперёд, уже оставило старый год позади.

За окном тихо падал снег. «Джек Дениелс», этот импортный напиток, оказался невкусным. Уж точно хуже водки. Но Тёркин потягивал его и смотрел в окно.

Им овладели спокойствие и ощущение себя настоящим. В этот момент. Здесь и сейчас.

***

Квартира Маргариты, наоборот, гудела. У женщины редко выдавались выходные дни, и этот Новый год был как раз таким. Никаких дежурств, никаких скучных коллег. Сама Ведьма очень любила, когда приезжали Чичиков и Раскольников. Эти двое не потеряли своего оптимизма, а в компании с Бендером так и вообще превращали всё в шоу-балаган. Ещё Марго очень любила подшучивать над Чацким, он казался ей младшим братом, которого у неё никогда не было.

Половину вечера, как и полагается, готовили еду, остаток ночи пытались всё это съесть. В какой-то момент Чичиков закатил форменную истерику из-за того, что Марго решила приготовить всеми любимый оливье, не используя перепелиные яйца и не добавляя туда оленину и рябчиков. Кухарка самого Павла готовила именно так. Тогда Маргарита покладисто уступила готовку мужчине, который изрядно всех удивил, отыскав в каком-то из ближайших супермаркетов и рябчиков, и оленину. О том, сколько денег он при этом потратил, он промолчал, но новогодний стол Книжных червей и впрямь ломился от яств. В готовке не принимали участие двое: Евгений Онегин и Евгений Базаров. Док уткнулся в телевизор в дальней комнате, а Стрелок не находил себе места в этой квартире.

***

– Так и будешь весь вечер сидеть с унылой рожей? – скептически спросил у Онегина Базаров.

Стрелок от такой наглости аж поперхнулся. До этого с Базаровым они практически не пересекались. Чацкий, Чичиков и Раскольников были дружелюбными и общительными, Базаров же пропадал то на кухне, то на балконе, уткнувшись в экран смартфона. Онегин не очень хотел идти на контакт с подобным человеком.

По правде говоря, он сейчас вообще мало с кем хотел идти на контакт. Иван уехал встречать Новый год куда-то за границу, с Мэл после всего случившегося они серьёзно так и не поговорили. Оставаться наедине со своей болью Евгений не хотел.

Он не представлял, что ему делать. Его лучший друг был жив. Однако тот человек, который стрелял в него… в нём не осталось совершенно ничего от того романтичного восторженного мальчишки, которого Онегин встретил в деревне.

И это была вина Евгения.

– Я спрашиваю, ты так и будешь сидеть с унылой рожей? – Базаров отхлебнул вина.

– А что, прикажешь мне веселиться после всего случившегося? – возмутился Онегин.

– А что тебе мешает? – ухмыльнулся Базаров.

Онегин на несколько секунд потерял дар речи.

– Ты не понимаешь?! Моя подруга чуть не погибла, а лучший друг оказался жив!.. И он пытался убить нас! Он почти это сделал!

– А ты сделал. «Если мне память не изменяет», – совершенно буднично произнёс Док. – Ну, был друг. Ну, нет друга.

Евгений вскочил. В этот самый момент в комнату вошла Маргарита.

– Смотрю, вы неплохо поладили. Пойдёмте к столу, там уже куранты скоро бить будут…

***

Мэл и Виолетта встретили Новый год, валяясь в кровати, смотря мультики и поедая салаты. Виолетта по-тихому даже протащила бутылку вина, и сейчас юные девы тщетно пытались её вскрыть, сломав в процессе два штопора. Однако Виолетта не унималась: теперь она решила просто расковыривать пробку, пока не польётся вино. Вино предательски цедилось по несколько капель. Мэл недовольно пыхтела.

– Слушай, мы так и будем валяться всю ночь? Может, сходим куда-нибудь? – Виолетта попыталась глотнуть нацеженного вина, но тут же принялась отплёвываться: вино было пополам с пробочной трухой.

– Да, можно, – кивнула Мэл. – У меня есть друзья одни, то есть, они больше Женины друзья, но я могу им позвонить, завалимся к ним.

– Во! Давай! Давай! – воодушевилась Ви.

***

Дверь открыл Саша. На миг Мэл показалось, что она ошиблась дверью, но тут девочка заметила в прихожей Тёркина, который тоже только что пришёл, и всё встало на свои места. Чацкий посмотрел на девушек, кивнул им и скрылся в комнате.

– Я не одна, привет! – помахала рукой Мэл.

– Привет! – Вася расплылся в улыбке. – Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше. Это моя подруга Виолетта.

– Приятно познакомиться, будьте, как дома, юные леди, хоть это и не мой дом.

Девочки заулыбались.

Теперь у праздничного стола собралась практически вся компания. Виолетта буднично села за стол и начала знакомиться с другими гостями. Роскошная квартира Марго её ничуть не удивляла.

Рабочие разговоры при девочках Черви, естественно, вести не стали.

Когда Онегин вошёл в комнату, они с Мэл несколько секунд стояли друг напротив друга, не зная, что сказать, но тут вмешалась Виолетта.

– О, педобир, привет! Ну и встряли вы с Мэл, вот тоже умудрились в аварию попасть! Ты цел?

– Да. – Женя расплылся в кислой улыбке, потому что обзывательства Виолетты уже начинали его подбешивать.

– Вот и отлично!

Пока Онегин вступил с Ви в перебранку и открытое противостояние за салат, Мэл сбежала на кухню, где курил Чацкий. Не так она представляла себе этого героя. Он казался просто её сверстником, а не аристократом из XIX века.

Чацкий поднял на неё глаза.

– Хороший цвет, – похвалил он.

– О, спасибо, – тряхнула фиолетовыми волосами Мэл.

– Ты уже бывала у Марго?

– Пару раз.

Мэл подошла к Саше, думая, как  продолжить разговор, и начала с того, чего сама от себя не ожидала.

– А можно сигаретку?

– Да, конечно. А тебе не рано?

– Мне уже пятнадцать! – возмутилась девочка.

– Ну да, детей рожать уже можно, курить, значит, тоже, – рассудил Александр. По его тону непонятно было, шутит он или серьёзен, однако сигарету Мэл дал.

Мэл прислонила фильтр к губам, подожгла сигарету, которая сама разгораться не стала. Тогда девочка попыталась затянуться. Дым наполнил её рот, однако вдыхать его девочка не решилась, а только поморщилась, но сделала следующую затяжку.

– Ты первый раз куришь? – прозорливо поинтересовался Чацкий.

– Ну да, – девушка не стала отрицать очевидный факт.

– А зачем? – с простодушным видом продолжал допрашивать парень.

– Захотела, – огрызнулась она.

В кухню вошел Базаров с грязными тарелками. Он недовольно сморщился, поставил тарелки в раковину и пошёл открывать форточку и включать вытяжку.

– Твою ж мать, Саша!.. Тут топор можно вешать!

– Что ты бурчишь весь вечер сегодня? – ничуть не обиделся Чацкий. Кажется, его хорошее настроение сегодня было неистребимо.

– Да потому что вы все ведёте себя как конченые кретины! Нам нужно обсудить дела, а вы предпочитаете пьянствовать. Вы не думаете, что Барыня и компания могут напасть в любой момент?

– Женя совсем не умеет расслабляться, он если не на смене 31-ого числа, то у него шок, – тихо пояснил Мэл Чацкий. Девочка хихикнула.

– Я всё слышу. И нет, не шок, а негодование.

– Ой, брось. – Чацкий попытался снова закурить, но зажигалка не работала, другая тоже, и даже спички отказались высекать огонь.

Мэл посмотрела на Дока удивлённо, Чацкий – укоризненно.

– Не будете вы курить, пока я здесь, – нетерпящим возражений тоном заявил Базаров.

– Женя, это уже раздражает. Ты бросил, но это не значит, что мы все тоже должны бросить, – поморщился Чацкий.

– Значит, – доктор самодовольно усмехнулся, – я вас ещё заставлю вести здоровый образ жизни. Неизвестно, насколько мы застряли в этом мире и в этих телах. Ты же понимаешь, что тело стареет? И это тело может состариться. А если нам придётся здесь жить сто лет? Двести?

Конечно, Базарову было известно о том, что многие книжные персонажи провели в этом мире уже не одно десятилетие и за это время не подали признаков старения, однако он всё равно опасался подвоха и по въевшейся врачебной привычке научал всех, что «мясной костюм надо беречь». Другого не выдадут.

Чацкий уже был готов проклинать себя за то, что вообще вступил с Базаровым в перепалку. Он засунул сигарету обратно в пачку, следом потушила сигарету и Мэл. После чего Евгений с чувством выполненного долга удалился с кухни.

– Он всегда такой… такой… – не скрывая досады, пытался подобрать определение Чацкий.

– Раздражительный? – решила подсказать Мэл.

– Скорее очень чёрствый, неэмоциональный. Ну, у него работа такая…

Базаров даже услышал последнюю фразу о своём характере, но спорить не желал. Может, его таким сделала работа, а, может, –  и этот мир.

Интерлюдия Базарова

Было холодно. Настолько, что его зубы стучали. От этого холода он и открыл глаза. Вокруг не было ни души. Евгений обнаружил себя лежащим на столе. На него была накинута простыня. Он попытался пошевелиться, но тело практически не слушалось. Каждая мышца затекла.

Юноша долго пытался сфокусировать взгляд на источнике света – далёкой мерцающей свече. Наконец он собрался с силами и сел на столе, а затем и встал на холодный пол. Первые шаги давались трудно, но какая-то неведомая сила заставляла его идти к странной свече. Источник света висел на потолке, окружённый стеклом. Евгений понимал, что свеча эта не простая.

«Я умер и попал в Чистилище?» – Он мотнул головой, отгоняя дурные мысли. В конце концов он учёный, он так долго не верил в эти россказни про Бога, что с ним просто не могло подобное случиться. С кем угодно, но не с ним. Этой новой жизни должно было быть какое-то объяснение.

Завернувшись в простыню, Евгений прошёлся по комнате. На нескольких столах также лежали люди. Все они были мертвы. «Не дольше пары суток», – отметил для себя юноша.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли двое медбратьев.

– Ох, ты ж ёпт! – выругался один из них при виде Евгения. – Слышь, парень, так ты не жмурик?

– Что? – непонимающе переспросил Базаров.

– Ты давно тут шаришься? – уточнил вопрос другой медбрат.

– Полагаю, около получаса, – без особой уверенности в голосе предположил молодой человек. – Как я здесь оказался?

– Это мы тебя спросить хотим, как ты здесь оказался… – пробурчал тот из медбратьев, что был постарше. – Но, видно… Ай, ладно!.. Вов, надо пацану помочь. Давай лавочку прикроем.

– Угу. Найду одежду какую-нибудь ему.

– Благодарю, – вспомнил о вежливости Базаров.

– Имя-то у тебя есть? – поинтересовался тем временем тот из медбратьев, что остался с Базаровым.

– Евгений.

– А я Николай. Ладно, не хрен тут сидеть, всю жопу сейчас себе отморозишь, пошли в ординаторскую.

Евгений ещё плотнее укутался в простыню и побрёл за мужчиной.

– Простите, а что это за удивительные свечи под потолком? – некоторое время спустя решился спросить Базаров.

– А? – Не понял медбрат.

– Свечи? – Указал на потолок Евгений.

– Ты чо, парень, лампочек не видал? Может, тебе башку отбили?

Базаров только поморщился: ему не нравилась манера Николая выражаться, но делать было нечего. Он мог принять что угодно, если это хоть как-то можно было научно объяснить.

В ординаторской Евгений с Николаем подождали Вову несколько минут. Базаров старался больше молчать и просто осматривался. Он увидел много интересного и труднообъяснимого: коробочку с движущимися картинками, бесконечные свечи… На стене висел календарь: 2007 год.

«Значит, после смерти мы перемещаемся во времени», – улыбнулся Базаров.

Размышления Евгения прервал вошедший в комнату Вова. Подойдя к парню, он сунул ему в руки стопку одежды и кивнул в угол:

– Вон там за шкафом можешь переодеться.

Базаров поблагодарил и скрылся в указанном направлении. За шкафом он обнаружил, что выданные ему вещи представляли собой брюки и рубашку медицинской спецодежды, точно такие же, какие носили Вова и Николай. Одежда, к тому же, оказалась велика Евгению на пару размеров, но выбирать особо не приходилось, к тому же это было намного лучше, чем простыня. Базаров переоблачился.

Когда Евгений показался из-за шкафа, Вова с Николаем, в свою очередь, уже сменили рабочую одежду на клетчатые рубашки и брюки из грубой тёмно-синей ткани.

Николай окинул Базарова оценивающим взглядом и остался в целом доволен.

– Ну вот, уже другое дело, всё лучше, чем кентервильское привидение из себя изображать, – удовлетворённо сказал мужчина. – Вот только с обувью бы ему чего-нибудь придумать, а, Вов?

– Да пусть сланцы мои пока возьмёт, а там разберёмся, – мигом нашёл решение Вова.

– Николай, Владимир, я очень вам благодарен и прошу не удивляться моим вопросам, они, вероятнее всего, последствия контузии. Могу ли я попросить вас объяснять мне вещи, которые я забыл? – попросил Базаров, примеряя Вовины сланцы.

Мужики дружно фыркнули.

– Женя, ты водку пьёшь? – вместо ответа просто поинтересовался Вова.

– Пожалуй, – осторожно кивнул Евгений.

– Ну, дык, пойдём, возьмём водки, за твоё здоровье выпьем, – хлопнул его по плечу мужчина.

…Через двадцать минут Евгений и его спасители сидели в маленькой квартирке Николая неподалёку от морга, пили, закусывали и курили так, что можно было вешать топор.

– Значит, парень, родителей своих ты не помнишь? – задумчиво проговорил Николай, опрокидывая уже не первую стопку.

– Я полагаю, их нет в живых, – спокойно ответил Базаров.

– И никого не помнишь? – подключился Вова.

– Это сложно объяснить, но скорее да. Честно говоря, я чувствую, будто сознание моё находится в XIX веке. Я не знаю, как мне восстановить всё то, что я пропустил.

– Экий ты, – покачал головой Николай. – Не, ну, пацан, интернет там…

– Коль, а может, он пока у тебя поживёт? Зинка-то ушла. А парнишка тебе по хозяйству поможет… – вдруг предложил Вова.

– Ну, можно. Раз уж заново родился. Женя, ты в армии служил?

– Нет. Отец был полковым лекарем. А я отучился на врача.

– Ты давай ешь!

– Эта еда мне, право слово, непривычна…

– Жуй ты.

Евгений ел. Он понимал: что-то начинается.

*

Николай Степанович был врач со стажем. Отработал в городской больнице без малого двадцать пять лет, а сейчас трудился в морге. Жена его устала от его запоев и ушла. Таким образом, Николай Степанович остался совсем один. Будучи человеком старой советской закалки, он не мог просто так взять и бросить нуждавшегося в помощи. К тому же, у Жени был измождённый вид. Длинные волосы, бакенбарды… он был похож на какого-то питерского интеллигента, да и вёл себя так же, что даже забавляло старика.

– Жень, а фамилию свою ты не помнишь? – заинтересовался Николай.

– Базаров, – ответил Евгений, жадно уплетая пельмени.

Тут его спасители рассмеялись.

– Я не понимаю вас, – вскинул удивлённые глаза юноша.

– Ну чо, Базаров, это ж как в книжке, ну, как её, в школе проходят. «Отцы и дети!» Во! – потрясая солёным огурцом, сказал Вова.

– Я напоминаю вам героя книги?

– Ну да. Именем и фамилией.

– Понятно. Как-нибудь на досуге почитаю.

– Потом, а то, если у тебя проблемы с головой, то пока не нужно перенапрягаться, – вклинился в разговор Николай Степанович.

– И то верно.

– Лет-то тебе сколько, помнишь? – продолжал допрос Вова.

Базаров знал, что умер он в 27 лет, но сейчас чувствовал себя немного моложе. И тело тоже казалось юношеским. Сказал наугад:

– Двадцать.

– Ты же не обколотый ничем? Как ты в морг попал? – не унимался Вова.

– Знаете, некоторых людей живьём хоронили, слышали про такое? – ответил вопросом на вопрос Базаров.

– И, правда, клиническая смерть… – кивнул медбрат.

– А мы в каком городе? – вдруг заинтересовался Базаров.

– В Ленинграде. В Петербурге, то бишь. Тьфу, – сказал Николай и с какой-то непонятной Базарову досадой махнул рукой.

Дальше Евгений ел молча. Вокруг было так много вещей, о которых он не знал ничего. Ему безумно хотелось вновь оказаться на улицах города, побродить, узнать, чем жил этот мир. Но нужно было вести себя осторожно. А то так и за безумца можно сойти.

*

За первые несколько дней Базаров привёл квартиру Николая Степановича в абсолютный порядок и стерильность. В перерывах между уборкой он жадно читал материалы по истории, которые нашёл в интернете. И, конечно, очень много читал про медицину, которая немало изменилась за это столетие, про то, как работали врачи на войне. Евгений был в ужасе от того, насколько люди преуспели в уничтожении друг друга. Женя спал по четыре часа в сутки, остальное время поглощал информацию, и ему всё было мало.

Николай Степанович наблюдал за юношей и диву давался. Но не отвлекал его. Видно было по мальцу, что он что-то пережил и не стоит его трогать лишний раз.

Однако восстанавливать документы всё же отправились. Паспортистка тоже смеялась, когда записывала имя и фамилию Евгения, говоря, что его родители явно любители литературы и юмористы.

В тот же вечер Женя спросил у Николая Степановича, есть ли у него дома эта книга, с героем которой его все сравнивают. Мужчина указал на старый советский книжный шкаф и сказал искать там. Сам же отправился на смену.

Евгений нашёл книгу в сером переплёте, от которой пахло старой бумагой, пылью и плесенью. Рассмотрел название и перевернул первую страницу. В этот момент рука его на мгновение отдёрнулась. Он порезался бумагой. Тот же самый палец, на котором красовался маленький рубец, который стоил ему жизни.

Обработав рану, Евгений принялся за чтение.

*

– Нужен я России? Нет, всё-таки не нужен, – прошептал он и закрыл книгу.

Что-то умирало в нём. Болезненное, рвало на куски. Хотелось выть от этой боли, крушить всё на своём пути. Он не мог объяснить, как так получилось, что вся его жизнь была детально описана в книге. Каждый его разговор, каждое переживание. Он помнил всё это! Помнил! Не было научного объяснения. Наука предала его.

В этот момент от осознания собственной никчёмности и бессилия ему захотелось что-то сделать с собой. Он зашёл в ванную, долго смотрел на своё лицо. Оно раздражало его, выписанное каким-то творцом, он хотел соскоблить его.

Бритвенный станок лежал на раковине. Базаров схватил его, начал сбривать бакенбарды, царапая кожу; он в отчаянии смотрел на своё лицо и не понимал: неужели и эти его шаги были предначертаны и записаны в книгу жизни? Безумие охватило его, он стал сбривать свои длинные волосы…

*

Когда Николай Степанович зашёл в кухню, он сначала опешил: там стоял бритый налысо юноша, благородные черты лица словно стерлись в один миг, и сейчас сын дворянки Евгений Базаров был похож на Жеку, самого настоящего простого пацана с района, коих так много в питерских и не только питерских подворотнях. Он стоял в серой майке и трениках и варил пельмени, абсолютно убитый горем.

– Ты чо, Жень? – подходя к парню, тихо спросил Николай Степанович.

– Вы верите в Бога, Николай Степанович? – проговорил Базаров с досадой в голосе.

– Ты чо? Жень, что случилось? Ты что-то вспомнил? Эк тебя! – покачал головой мужчина.

– Вроде того. Вы, верно, посчитаете меня сумасшедшим, если я скажу вам правду.

– У тя пельмени выкипают, – вместо ответа заметил Николай Степанович.

Кажется, эта фраза разрядила весь трагизм ситуации, и Базаров срочно стал искать способы спасти пельмени. Степаныч подошёл и просто выключил конфорку. 

– Ну, давай, валяй. Чо у тя случилось?

– Я взял почитать книгу, «Отцов и детей»… Я прочитал её.

– И?

– Вы же тоже наукам учились, как такое может случиться? Как? В этой книге словно описана вся моя жизнь до того момента, как я навсегда закрыл глаза. А когда я открыл их, я был уже здесь! Нет ничего другого в моей памяти. Словно… словно я сошёл с этих страниц. Словно меня написали давным-давно, и я… я выдумка! Чья-то выдумка. Меня не существует! Не существует! Но видите эту кровь? Я живой. Это кровь живого человека! Я живу, я чувствую. Как такое возможно?! – Евгения Базарова будто бы прорвало.

Степаныч не понимал, однако и не мог обвинить Базарова в безумии. Все его слова были искренними, в них не было лжи. В них сквозило отчаяние, отчаяние человека, который говорил правду и не верил самому себе.

В тот вечер Евгений напился практически до алкогольной комы. Он плакал, ругался, разбивал кулаки о стены, а Николай Степанович просто молча слушал. По натуре своей он уже ни во что не верил и ничего не ждал, но даже по прошествии шестидесяти пяти лет мир не переставал его удивлять. Поэтому, если Евгений и впрямь оказался ожившим героем книги или путешественником во времени, это не имело для старого врача никакого значения. Евгений был человеком в беде, ему нужно было адаптироваться к новой жизни и новой реальности. Ему нужна была помощь. И Николай Степанович решил взяться за таинственного юношу. И очень скоро это принесло свои плоды.

*

– Николай Степанович, я сдал, сдал экзамены! Меня приняли! – Базаров совсем запыхался и тяжело дышал. Он стоял посреди морга счастливый, готовый обнимать и живых, и мёртвых.

– Вот видишь. А паники-то развёл. Я ж те говорю, вот с нуля учись. Наши кого угодно выучат. Даже если ты и впрямь из 19-ого века. Шучу.

Евгений был зачислен в медицинский университет им. И. П. Павлова на бюджет, и учёба очень быстро отвлекла его от поисков смысла жизни и тайны своего происхождения. Уже через полгода Евгений начал чувствовать себя обычным человеком. Учился, подрабатывал, помогал по дому Николаю Степановичу, стал слушать невыносимый дэт-метал, полюбил спорт.

В день, когда он закрыл последний экзамен своей первой сессии, он собирался с однокурсниками отметить это событие.

Базаров шёл по улице и весь светился от счастья. Он свернул во дворы и пошёл вдоль канала. Ощущение, что за ним следят, возникло внезапно. Евгений ускорил шаг, несколько раз обернулся, но так никого и не увидел. Только на одном из перекрёстков он заприметил небольшую собаку странной породы: пушистую, с пятнышками, с большими ушами и очень умными глазами.

Он прошёл мимо.

Собака двинулась за ним. Практически по следам, переваливаясь на своих коротеньких лапках.

– Кыш, – неуверенно сказал ей Базаров.

Собака не отставала.

– Отстань, блоховоз, – уже твёрже повторил парень. – Еды нет.

Собака села напротив него и внимательно посмотрела ему в глаза, словно хотела сказать о чём-то очень важном или как будто пыталась в нём кого-то узнать. Евгений топнул на собаку и замахнулся, и та, наконец, сбежала. Базаров вздохнул с облегчением. Животных он не очень-то любил.

*

…Год сменялся годом. В Питере порой и не замечаешь этого. Ничего не осталось от того потерянного юноши, которым был Евгений шесть лет назад. Жизнь его стала нормальной. Такой, как у всех. Смены, операции, прогулки с друзьями, встречи с женщинами, которые его только отвлекали, ещё больше работы, покупка машины, помощь по дому своему названому отцу. И два дня, когда всё изменилось…

*

Смена в тот день не задалась. Вечером Женя сидел на кухне и курил, несмотря на то, что уже два года как завязал с табаком. Сегодня он не смог спасти женщину, которая была матерью двоих детей, и всё закончилось дракой с её мужем прямо в коридоре больницы. Муж обвинил Евгения в некомпетентности. Отличное решение после четырнадцати часов операции с пациентом, которого практически невозможно было спасти, но Базаров взялся.

– Почему вы решили бросить работу? – обратился Женя к Николаю Степановичу.

Тот сделал Жене приглашающий жест, налил водки и залпом выпил.

– Тебе снятся сны? – вместо ответа спросил старый врач.

– А как же. Конечно, – кивнул Базаров.

– Знаешь, когда я работал хирургом, мне часто снился один кошмар. Будто бреду я по пустыне и чувствую преотврательную вонь. И я иду, а она усиливается. И вдруг вижу холм, и вот я иду, иду к нему и вдруг вижу, над ним вороны кружат. И мелкие мёртвые деревца вокруг холма. Я приближаюсь, а холм и не холм вовсе! А вырезанные мной человеческие желчные пузыри. Вот все-все, которые я за долгие годы практики вырезал. И я смотрю на эту груду, будто в картине «Апофеоз войны», только с желчными пузырями.

Базаров поморщился.

– Не смог я так больше. Просто не смог. Устал.

– Понимаю.

– Как смена прошла?

– Да ничего серьёзного. Одному алкашу ногу отпилил, а в остальном спокойно.

Николай Степанович закурил.

– Врёшь.

– Семью лишил матери, – горько усмехнулся Базаров.

– Колэктомия?

– Угу. Был похожий случай?

– Не раз.

Они выпили.

– Не искал?

– Что именно?

– Да корни свои. Как тебя сюда занесло-то. Раз уж о семье заговорили…

Евгений закатил глаза. Вопрос застал его врасплох.

– В последнее время думаю, что это последствия какой-либо черепно-мозговой травмы. Например, я перед травмой читал этого вашего Тургенева, и потому последнее, что помню – всю жизнь Базарова. И назвался так, потому что именно это запомнил.

– А если нет?

– Николай Степанович, полно вам, бросьте! Вот напишу я сейчас рассказ, допустим. И что, на другом конце страны оживёт кто-то, кого я придумал?

– А что, если так?

– Степаныч, и так паршиво, зачем ты вообще эту тему поднял?!

– Да, просто, Женя… Загубишь ты свою жизнь с хирургией. А может быть, тебе другая судьба предначертана?..

– Если я и впрямь из другого мира, то там, вроде как, я умер. Так себе вариант. 

– Но корни свои знать нужно.

– Да что вы заладили?! Степаныч, я знаю, ты переживаешь, что мы разошлись с Верой, но я не хочу семьи. И чудес не хочу. Покоя хочу.