Он стоит в комнате и смотрит на спящего сына. А я стою и наблюдаю, как он любуется ребенком. Он так счастлив. Значит, он все узнал. И о Кирилле он видимо тоже знает. Он злится? Зачем он пришел? Забрать Платошу? Нет, я ему не позволю. Марк подходит к Платону ближе, наклоняется и целует его спящего. И мне стало так приятно на душе, словно в мой бокал с молоком добавили мед. После того как он поцеловал своего сына, он отходит от него и поворачивается лицом ко мне. Он смотрит на меня, я на него. Он словно ждет, что я что-то скажу ему. Но я продолжаю молчать и ждать его слов.

– Почему? – спрашивает он меня.

– Что «почему»? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Почему ты это сделала?

– Что сделала? – я, как могу, оттягиваю разговор. Я боюсь.

– Хватит. Хватит уже уходить от ответа и строить из себя дурочку. Ты прекрасно понимаешь, о чем я тебя спрашиваю. Зачем ты врала мне?

– Потому что так будет лучше.

– Для кого?

– Для всех.

– Не надо за меня решать. И за моего сына тоже. Я имею такое же право на него, как и ты.

– Прости.

– За что ты просишь прощения?

– Прости, что соврала.

– Я уже давно тебя простил. И ты меня тоже прости.

– За что? – его вопрос вводит меня в ступор.

– Видимо есть за что, раз ты решила скрыть от меня сына. Скажи, почему ты это сделала? Даже если ты меня разлюбила, ты должна была сказать, что это мой сын.

– Дело не в тебе.

– Тогда в ком? В тебе?

– Не совсем. Прости, но я обещала, что не буду рассказывать.

– А мне ты обещала, что будешь ждать, что дождешься. Рассказывай.

– Дело в твоем отце.

– В моем отце? Это из-за того, что я богатый, а ты нет? Да, я знаю, что он против этого, но ведь это не такая уж и проблема.

– Нет, не из-за этого. Просто, твой отец был когда-то лучшим другом и партнером моего отца. И…

– То есть, это из-за моего отца у вас в семье произошло горе? Это он обманул твоего отца?

– Да.

– Ты хотела отомстить таким образом?

– Да. Я хотела отомстить и я это сделала. – пусть думает так. Теперь он точно меня возненавидит.

Он смотрит на меня таким взглядом. Он словно ищет что-то в моих глазах, какой-то ответ на свой немой вопрос. Он надеется, что я сейчас скажу ему, что я соврала, что на самом деле, я его очень люблю и хочу, чтобы он остался. Но я молчу. Я продолжаю молчать изо всех сил. Не найдя ответа, Марк проходит мимо меня, выходит из комнаты и направляется к входной двери. Я просто провожаю его взглядом. Но неожиданно он останавливается и поворачивается.

– Отомстить хотела? Разве у тебя получилось? Если мстишь, то надо делать это до конца, а не бросать на полпути. – он медленно подходит ко мне. – Если ты хотела отомстить, зачем тогда оставила ребенка? Если ты оставила ребенка, то почему не просишь денег? Почему не угрожаешь, не шантажируешь меня? – он подходит вплотную. – Почему? Разве так называют месть? Тем более никто не знал, кто я такой в этом городке. Отец никогда не афишировал меня как своего сына, по крайней мере, до недавнего времени. Ты не могла знать, кто я такой. Ты ведь узнала об этом после того как я уехал, верно? Поэтому ты перестала ждать?

Я отвожу взгляд и продолжаю молчать, не отвечать на его вопросы. Да и смысл. Он уже и так знает ответы на них.

– Раз так, почему ты оставила ребенка? Ведь о том кто я такой, объявили через несколько недель, после того как я уехал. А это значит, что ты уже должна была узнать о ребенке, может чуть раньше, может позже. Но ты знала от кого у тебя ребенок. Почему ты его оставила?

Вместо ответа я просто смотрю ему прямо в глаза.

– Потому что ты все еще меня любишь. Потому что ты хотела этого ребенка. Ты просто боялась моего отца, верно? Боялась, что он может сделать что-то плохое снова. Ведь так? – я продолжаю смотреть ему в глаза, а по моим щекам уже медленно начинают течь слезы. Я опускаю взгляд вниз. Марк воспринимает мое молчание за согласие, но ведь так и есть. Он дотрагивается до моей щеки и ласково вытирает одну слезинку за другой. – Не бойся. Он ничего не сделает. Я обещаю. Я смогу защитить тебя. Я защищу тебя и сына.

Марк обнимает меня. Что мне делать? Он так быстро все понял. Обнять его в ответ? Или лучше нет? Но мои руки сами тянутся, и вот я уже крепко сжимаю его в своих объятиях.

– Давай начнем все сначала? – слышу я его голос. – Давай?

– Марк. – наконец я прерываю свое молчание и отстраняюсь от него. – Мне кажется, у нас ничего не получится. Нам не стоит все снова начинать. Слишком много противоречий. У нас не выйдет.

– Откуда ты знаешь? Пока не попробуешь, не узнаешь. Давай просто попробуем? Потихоньку, не торопясь? Для начала можно я буду приезжать к вам каждый день и играть с Платоном?

– Хорошо.

– Что ж, тогда я пойду? А то уже поздно. Я приеду завтра. – он снова идет к двери.

– Подожди. – что я делаю? Нет, нет, молчи, ничего не говори.

– Что?

– Может чай? – я все-таки это сказала.

– С удовольствием. – он улыбается. Довольный, словно кот. Я слишком быстро сдалась.

Я ставлю чайник. Он садится за стол. Я достаю бокалы, кладу чайные пакетики. Что теперь делать? Мне немного неловко. Я так его обманула, я его предала. А он пришел. Он все равно пришел ко мне. Может быть…

– Садись. Не стой там. Я ведь не кусаюсь. – его голос прерывает мои мысли.

Я поворачиваюсь и иду к столу. Я сажусь и опускаю взгляд вниз.

– Слушай, я знаю, мой отец сильно виноват перед твоей семьей. И я осуждаю его за это. Но пожалуйста, не думай о нем. Он тебе ничего не сделает. Не бойся.

– Он приходил сегодня.

– Он приходил? И что он сказал?

– Он говорил, чтобы я сделала все, чтобы ты больше сюда не приходил. И еще говорил, чтобы я не рассказывала тебе о том, что он сделал с моим отцом.

– А раньше он приходил?

– Только один раз. Через несколько недель, после того как я узнала, что беременна.

– Ясно. Прости. – неожиданно чайник начинает свистеть. Я быстрее иду снимать его с плиты, чтобы не разбудить Платона.

– За что? – спрашиваю я, пока наливаю кипяток в бокалы. – Тебе добавить молоком? – заодно решаю спросить.

– Да. За то, что меня не было рядом.

– Я же сама тебя отталкивала. – отвечаю я, ставя бокалы на стол.

Мы тихо пьем чай. После того как чай допит, я встаю, чтобы убрать бокалы. Он кладет руку поверх моей. Я удивленно смотрю на него. Он смотрит так, что внутри начинает порхать бабочки. Но я убираю его руку и бокалы со стола.

– Тебе пора. – он кивает в ответ.

– Хорошо. Я приду завтра?

– Приходи.

– А во сколько?

– Во сколько хочешь.

– Хорошо. – он тихо подходит и целует меня в щеку. – Тогда до завтра. – говорит он и уходит.

Это было очень приятно. Так нежно, по-домашнему, романтично. Может, стоит его остановить? Может, позволить ему остаться? Но я так и не двигаюсь с места.

Марк приходит рано утром. В руках у него пакеты. А я еще даже не успела умыться и покормить Платона. Я впускаю его и быстрее бегу в ванную. Пока я чищу зубы, то слышу, как начинает плакать сын. Я выбегаю прямо со щеткой во рту в спальню. Тут же входит Марк.

– Или умывайся, я сам попробую. – говорит он и берет на руки Платона. Он начинает с ним разговаривать, успокаивать его. Затем начинает с ним играться, подбрасывать легонько на руках. Я вижу, что все в порядке и возвращаюсь в ванную. Платон перестает плакать, и я слышу, как он смеется и радуется вместе со своим отцом.

Я бегу на кухню, чтобы приготовить для Платона кашу и заодно сделать завтрак для нас с Марком. Конечно забот теперь больше, но и радости тоже это больше приносит. К тому же Марк старается помогать. Надо было ему сразу обо всем рассказать. Хотя с другой стороны, никто не знает, что было бы тогда. Может быть, у нас и не получилось бы ничего, если бы все было по-другому. Хотя у нас и сейчас еще не все получилось. Каша готова, яичница тоже, и я зову Марка с Платоном за стол. Я раскладываю все по тарелкам, а Марк уже сидит за столом с Платоном на руках. Я беру тарелку с кашей, ложечкой зачерпываю кашу и уже подношу ее Платону.

– А можно я его покормлю? – неожиданно просит Марк. Я передаю ложечку ему.

– А ты уверен, что справишься?

– Не уверен, но я хотя бы попробую.

– Ну, хорошо.

Я наблюдала за тем, как он пытается накормить Платона. Кажется, что Платоша чувствует, что Марк его отец. Он внимательно смотрит на него и совсем не капризничает. После завтрака мы идем гулять в парк. Мы весело проводим время, радуясь каждой мелочи. Затем мы возвращаемся. Марк играет с сыном, пока я готовлю нам обед и ужин. Когда еда готова, я захожу в комнату и тихонько наблюдаю за тем, как они играют. Марк даже пытается заставить Платона пойти самому, но пока что у него это плохо выходит. Они так быстро подружились. Это приятно видеть и осознавать.

После обеда мы укладываем Платона на обеденный сон, а я в это время работаю. Марк же просто сидит позади меня и наблюдает. Я чувствую его взгляд. Сначала он меня смущал и отвлекал, но спустя минут двадцать, я привыкла, и мне льстило его пристальное внимание. Затем Платон просыпается, мы ужинаем, играем все вместе и Марк уходит, после того как укладывает сына спать.

Так проходит день за днем. Марк приходит каждое утро. Мы проводим весь вместе и вечером он уходит. Я чувствую себя почти счастливой. Мы стали почти семьей. Почти. Я думала, что я так больше и не увижу Марка. Но вот он рядом. Он приходит каждый день. Он готов бросить все ради нас с Платоном, судя по тому, что говорил его отец. Да, мне было страшно сначала. Но теперь, когда я вижу его решимость и уверенность, я тоже стараюсь быть такой же. Я хочу быть с ним. Я хочу жить вместе, полноценной семьей. И теперь уже никакие угрозы мне не страшны. Я рассказываю об этом Кириллу и Кристине. Они очень рады тому, что все, наконец, разрешилось, что теперь у сына появился отец. Они поддерживают меня.

Осталась последняя дверь в моем лабиринте. Я смело вхожу внутрь. Наступает воскресенье, мой выходной. Я хочу устроить ужин и поговорить с Марком, признаться ему в своих чувствах, предложить ему жить вместе. Да, я так и сделаю. Я волнуюсь с самого утра, но стараюсь не выдавать этого.

Чтобы как следует подготовиться, я предложила Марку погулять вместе с Платоном. Я начинаю готовить, как вдруг приходит Кирилл.

– Маргарита, можешь, пожалуйста, помочь. Звонила Кристина, говорила, там что-то в кафе случилось. Срочно нужна твоя помощь.

– Что именно произошло? – я пугаюсь такой новости.

– Я не знаю, но она была очень взволнована, когда звонила. Я не знаю, справлюсь ли сам, мне нужна твоя поддержка.

– Хорошо, идем. – я оставляю нарезанные овощи на столе, снимаю фартук и иду за Кириллом.

Он торопится, идет быстро, я еле за ним поспеваю.

– А она ничего не уточняла? – еще раз я пытаюсь уточнить.

– Нет, просто быстро сказала, чтобы я быстрее приходил в кафе, и сразу положила трубку, а потом просто не отвечала, когда я пытался ей перезвонить.

Мы уже прошли мимо парка, где как раз должны гулять Платон и Марк. Надо было хоть записку дома оставить или позвонить. А ведь я даже телефон дома оставила. Но ничего, надеюсь, что с Кристиной ничего серьезного не случилось. Все будет хорошо. Визг тормозов. Боль. Темнота.

Меня вынесло из комнаты в лабиринт. Я стою возле последней двери. Справа от меня пропасть, рядом с ней дверь в сон и дверь в воспоминания о прошедших в этом месте снах. Все. Больше нет ничего. Что теперь делать? Я умерла? Меня сбила машина? А что с Кириллом? Жив ли он? Только я попала под машину или он вместе со мной? Как же так? Что мне делать? Я думала, что если посмотрю все воспоминания до конца, то смогу найти выход в мое сознание, что смогу очнуться. Неужели я и правда умерла? Я сажусь на пол от бессилия. Я не знаю, что дальше делать. Куда идти? Где искать? Что искать?

Вдруг все вокруг начинает вибрировать. Я слышу грохот. Я слышу, как вдалеке начинают рушиться стены. Что происходит? Что произойдет? Лабиринт разрушится? Мои воспоминания пропадут? Что будет? Надо бежать отсюда. Я открываю дверь в мои сны. Но за ней стена. Как? Что это? Я открываю дверь в мои воспоминания о здешних снах, но там тоже стена. Выхода нет. Мне некуда идти. Есть только пропасть. Лабиринт начинает просто ходить ходуном. По стенам пошли трещины. Что будет со мной, если я прыгну в пропасть? Я не знаю. А что будет со мной, если я останусь в разрушающемся лабиринте? Я тоже не знаю. Что выбрать? Я не знаю.

Дальняя стена разрушается, обломки падают почти к моим ногам. Надо что-то делать. Была – не была. Я разворачиваюсь и прыгаю в пропасть. Я лечу вниз. Но внизу ничего не видно кроме черноты. Куда я упаду? Упаду ли вообще? Скованность и напряжение уходят из моего тела. Что сделано, то сделано. Я расслабляюсь. Мне так спокойно и хорошо в этот момент. От падения начинает кружиться голова, тело кажется легким. Постепенно скорость падения начинает замедляться. Все медленнее и медленнее, спокойнее и спокойнее. Чернота вокруг обволакивает и убаюкивает. Мне кажется, что я начинаю дремать. Я так расслабляюсь, что даже не замечаю когда приземляюсь. Я лишь вдруг понимаю, что лежу на чем-то мягком. Тело ощущается тяжелее, чем обычно. Чувствую себя очень странно и непонятно. Двигаться не получается, словно меня крепко связали невидимыми путами. Я лежу с закрытыми глазами. Почему-то открыть глаза то ли не получается, то ли не хочется, я никак не пойму почему. Но даже сквозь веки, я понимаю, что чернота ушла. Там где я сейчас нахожусь очень светло, и все время мелькают какие-то тени, непонятные силуэты. Я чувствую, как чья-то теплая ладонь гладит мои волосы, мое лицо и задерживается чуть дольше на щеке, прежде чем куда-то исчезнуть. Где я? Что со мной происходит? До меня доносятся какие-то голоса.

– Ты ни в чем не виноват. Но все-таки лучше бы ты сразу мне обо всем рассказал. – раздается знакомый голос.

– Прости. Я действительно виноват перед вами обоими, и я это сам понимаю. Я не смог сдержать обещание, которое дал ей тогда. Я не смог ее защитить от отца. – этот голос тоже мне очень знаком.

И вдруг я понимаю, что это голоса Марка и Платона. Мое сердце начинает стучать сильнее и быстрее, что доказывает прибор рядом со мной своими короткими ускоряющимися звуками. Я открываю глаза.

***

Я стою как вкопанный и смотрю на эту фотографию. Так что это было? Неужели это все мое подсознание? Я же хотел увидеть маму, и оно послало мне ее во сне? Даже имя такое же – Маргарита. И ведь Макс тоже об этом говорил. А что если нет? Что если мама сейчас лежит где-то в больнице? Если она жива? Если она в коме? Значит, наши с ней сны переплелись? Вдруг это правда была она? Ведь когда она посмотрела в мое воспоминание о маме, она так сильно удивилась и исчезла. Наверное, она поняла, что я ее сын. Может быть, она начала смотреть все свои воспоминания? Она начала искать выход? Видимо поэтому она не появлялась в моих снах. А что если она уже очнулась? Где она может быть? Точно! Отец ведь ездил в больницу, на этаж с богатыми пациентами. Наверняка, он туда ее поместил, чтобы никто не смог ее найти. Наверное, он и сейчас туда поехал. Надо срочно туда ехать.

Я выхожу из кабинета отца и начинаю спускаться по лестнице, когда мой взгляд падает на мои ноги и одежду. У меня ведь ноги грязные, от того что я выбегал на улицу за машиной, да и одет я в пижаму. Надо быстро привести себя в порядок, переодеться и тогда уже ехать на встречу с мамой. Я быстро иду в свою комнату. Через пятнадцать минут я вновь спускаюсь по лестнице, но в этот раз я выгляжу порядочно. Вызвать такси или поехать на велосипеде? Лучше на велосипеде, хочется немного проветриться и успокоиться. В такси я буду слишком занят волнением.

Я сажусь на велосипед и еду. Неужели осталось совсем чуть-чуть до встречи с моей мамой? Даже не верится. Интересно она очнулась? Или еще нет? Что мне сделать, чтобы она очнулась. Ведь она не просто так мне снилась все это время. Будет ли там отец? Если он уже уедет, меня вряд ли туда впустят. Но я думаю, что он так часто уезжал именно из-за мамы. А я даже решил, что он завел себе молодую девушку. Вот я дурак. Ведь он наверняка все это время ездил к маме, сидел возле нее. Он ведь расскажет мне все? Он же не станет больше ничего скрывать от меня? Хотя я и так уже почти все знаю, только без подробностей. Я волнуюсь, но я очень счастлив.

Наконец я доезжаю до больницы, ставлю велосипед и быстрее бегу к лифту. Захожу внутрь нажимаю на нужный этаж и жду, когда доеду, и двери лифта откроются. Я выхожу из лифта и останавливаюсь посреди коридора. Я ведь не знаю номер палаты. Да и медсестра, которая стоит за стойкой смотрит на меня с удивлением. Ну а что мне еще делать? Я иду прямо к медсестре.

– Здравствуйте, могу я вам чем-либо помочь? – вежливо он обращается ко мне.

– Здравствуйте. – и что же мне сказать? – Да, пожалуй, можете. – она смотрит на меня ожидая моей следующей реплики. – Видите ли, моя мама лежит в вашей больнице на этом этаже, но я не знаю в какой палате. Ее зовут Маргарита. – а ведь папа мог записать ее под другим именем. – Она лежит где-то на это этаже. Мой отец должен быть сейчас в ее палате. В общем, вы можете мне сказать, в какой палате она лежит?

– Простите, но я не могу разглашать такую информацию.

– Но вы же поняли, о ком я говорю?

– Простите, я не понимаю о чем вы.

– Все вы понимаете. Сходите, спросите моего отца. Я уверен, что он не будет против.

– Извините, но вам лучше уйти.

– Пожалуйста, спросите его. – но тут сзади меня хватают двое охранников и тащат за собой к выходу. – Пожалуйста, прошу вас, сходите и спросите у него, он не будет против. – я пытаюсь убедить медсестру.

– Уведите его, пока он не побеспокоил наших пациентов. – медсестра совсем меня не слушает.

Что же мне теперь делать? Охранники ведут меня к лифту. Двери лифта открываются, и они пытаются меня затолкнуть внутрь, но я стараюсь сопротивляться. Хотя против двоих у меня плохо получается.

– Пропустите его. – вдруг раздается голос моего отца.

Медсестра удивленно смотрит на него, затем дает знак охранникам, чтобы они меня отпустили. Охранники перестают держать меня, и я быстро отхожу от лифта к отцу.

– Пойдем. – просто говорит он мне и идет в один из коридоров. Я быстро следую за ним. Он заходит в седьмую палату. Я останавливаюсь на пороге. Сердце бешено бьется. Я очень сильно волнуюсь. Глубокий вдох, выдох, вхожу.

Комната очень большая и светлая, почти не похожа на палату, если бы не больничные приборы возле кровати. На стенах висят картины, на полу ковер. Диван, два кресла, стол, полка с книгами. Кровать. Возле кровати стоит стул, две тумбочки и приборы. Еще один стул стоит возле окна. Отец подходи к окну, берет стул и ставит его рядом с другим возле кровати. Он садится на один из стульев и показывает мне, чтобы я тоже сел рядом. Я подхожу к кровати и вижу ее. Она почти не изменилась. Я думал, она будет старше.

Ее волосы еще не тронула седина, в отличие от моего отца. У нее почти нет морщин на лице. Она лежит на кровати, такая спокойная и умиротворенная. Если бы не трубки, которые ее обвивают, я бы решил, что она просто спит. Я сажусь рядом с отцом и рассматриваю, так же как и он, маму.

– Она очень красивая. – первым тишину нарушаю я.

– Да.

– Она почти не изменилась.

– Ты видел фотографию? – удивленно спрашивает он.

– Да.

– Врачи сказала, что если она очнется, то сразу бы начнет быстро стареть. Надо будет поддержать ее.

– Ясно.

Наступило молчание. И только звук прибора, показывающего биение маминого сердца, нарушал тишину в палате. Я решил дать отцу время, чтобы подготовиться, чтобы самому решиться рассказать. Он, наверное, даже не знает с чего лучше начать. Пусть пока подумает. Я беру мамину ладонь в свои руки. Она теплая. Я так рад узнать, что она меня не бросала, что он любила меня. Но очень больно от того, что она все это время лежит в бессознательном состоянии.

– В тот день она отправила нас с тобой погулять в парке. Она пыталась не выдать свое волнение, но я сразу понял, что она хотела устроить для нас ужин, чтобы сообщить мне приятную новость. Я уверен, она хотела согласиться жить вместе. Но все пошло совсем не так, как она планировала. – я просто молчу, слушаю, не перебивая. Я ловлю каждое слова отца, ведь он впервые решил мне все рассказать честно, я надеюсь. – Тебе надоело гулять, и мы решили вернуться. Я нес тебя на руках, ты так быстро ко мне привык, хотя раньше меня никогда не видел. Мы только вышли из парка, шли к дороге, чтобы ее перейти, как вдруг я увидел ее. Маргарита шла с Кириллом, они куда-то торопились. Я хотел позвать их и спросить в чем дело, как вдруг их сбила машина. Прямо на наших глазах, ты тоже это видел, но вряд ли помнишь, ты ведь был еще маленьким. Я подбежал ближе, прижал тебя к себе, чтобы ты не видел остального. Начала скапливаться толпа людей, ты начал плакать, я пытался тебя успокоить. Кирилл и Маргарита лежали на асфальте. Кирилл был в сознании, у него сразу было видно, что сильно повредилась нога, он был ближе к машине, весь в крови. А вот Маргарита лежала ближе к тротуару, она совсем не шевелилась, крови почти не было. Она видимо сильно ударилась о бордюр, когда падала. Ее сразу увезли в больницу. Я договорился, чтобы ее забрали сюда, надеялся, что здесь ей смогут помочь, вылечат ее. Но она словно не хочет выходить из комы. Врачи говорят, что шансов нет. Но я все равно продолжаю верить. – отец замолчал.

– А почему ты не сказал Кириллу, ее другу, где она? – я решаю все-таки попытаться продолжить разговор.

– Я был зол на них. Ведь оказалось, что это жена Кирилла попросила его прийти, там что-то срочное случилось у нее. А он попросил Маргариту пойти вместе с ним, не знаю почему. Ведь если бы он не пришел за ней, никто бы не попал в аварию. К тому же он пытаясь спасти, оттолкнул ее, из-за чего она очень сильно ударилась головой. Я винил его в этом. Я был просто в ярости. Я пытался свалить всю вину на него, хотя он же не хотел сделать ничего плохого. И вообще это же не он был за рулем машины. Потом я злился на своего отца. Я узнал, что он нанял того водителя, чтобы сбить ее. Они создали проблемы в кафе жены Кирилла, чтобы она позвонила ему, надеясь, что он попросит Маргариту о помощи. И у них все вышло.

– Поэтому у тебя были такие натянутые отношения с дедушкой?

– Да. Потом я злился на себя, потому что не смог предотвратить этого.

– Но почему ты не хотел мне рассказывать о ней все это время?

– Я надеялся.

– Надеялся?

– Да. Я думал, что она скоро поправится и не хотел тебе говорить, что мама болеет, поэтому сначала говорил, что мама скоро приедет. Но потом ей не становилось лучше, а ты все продолжал задавать вопросы. Не знаю зачем, но видимо твои вопросы слишком сильно меня ранили, поэтому я запретил тебе спрашивать о маме.

– А потом? Почему не рассказал потом?

– Я боялся.

– Чего?

– Что если ты узнаешь, то будешь винить меня в том, что она в таком состоянии. Да и я не хотел, чтобы ты видел ее такой. Я все равно надеялся и продолжаю надеяться даже сейчас, что он скоро очнется. Я думал, что будет лучше рассказать обо всем, когда она очнется. Но ей не становилось лучше, у нее начали случаться приступы. В последнее время приступы участились, врачи не обещают ничего хорошего. Они говорят, что надо быть готовым к худшему исходу.

– Почему ты думал, что я буду винить тебя в этом?

– Потому что я виноват. Это моя вина, и мне не следует перекладывать ее на других. Она ведь верила мне. – отец протягивает руку к маме и начинает гладить ее волосы, лицо. Затем он положил ладонь на ее щеку, рассматривая каждую ее черточку. Хотя он, наверное, и так изучил ее лицо наизусть за это время, затем он убирает руку.

– Ты ни в чем не виноват. Но все-таки лучше бы ты сразу мне обо всем рассказал. – я пытаюсь успокоить его и показать, что я его совсем не виню в произошедшей аварии.

– Прости. Я действительно виноват перед вами обоими, и я это сам понимаю. Я не смог сдержать обещание, которое дал ей тогда. Я не смог ее защитить от отца. – отец выглядит настолько подавленным. А ведь ему приходилось все время жить с этим бременем одному. Он никому не рассказывал, держал все в себе. Он столько страдал и страдает до сих пор.

Вдруг звук маминого сердцебиения на приборе начинает ускоряться. Мы с отцом одновременно поднимаем взгляд сначала на экран, затем на маму. Отец сильно напуган. Может, это новый приступ? Неужели все так плохо. Мы встаем с места, я беру мамину руку в свои, а отец нажимает на какую-то кнопку, наверное, чтобы вызвать доктора. Затем мы смотрим на нее, чтобы удостовериться в чем-то, хотя сами не знаем в чем, ведь мы не знаем, что надо делать. И я вдруг понимаю, что мамины глаза открыты. Она часто моргает и щурится, наверное, из-за непривычки от света. Затем она начинает водить глазами в разные стороны, пока не встречается взглядом со мной. По ее вискам вниз на подушку текут слезы. Она меня узнала. Я улыбаюсь ей.

Мама пытается что-то сказать, но у нее не получается, ее голос не слушается. Я глажу ее по руке, пытаюсь успокоить, чтобы она не волновалась.

– Все хорошо. – говорю я ей. Она успокаивается.

Тут дверь резко открывается и внутрь спешит врач с медсестрой.

– Что случилось? – спрашивает он, когда видит, что в палате спокойнее, чем он ожидал. Я даже не смотрю в его сторону, отец тоже не может оторвать взгляд от мамы.

– Она очнулась. – отвечает отец.

– Что? – переспрашивает врач. Он видимо совсем нам не верит. Он подходит к маме и начинает ее осматривать.

Врачи начинает задавать ей вопросы, но она не может ответить. Он ее успокаивает, говорит ей моргать определенное количество раз в зависимости от ответа. Он продолжает задавать вопросы, мама моргает, отвечая на них, и неотрывно смотрит то на меня, то на папу. Она словно понимает и не понимает одновременно, что с ней происходит. Но она меня узнала. Как она могла меня узнать? Ведь она меня не видела? Или все-таки во сне это была действительно она? Поэтому она смогла меня узнать? Или я просто так похож на отца, что она сразу все поняла? Но ведь она в таком состоянии, только вышла из комы, вряд ли она меня бы узнала. Она смотрит на папу и тоже улыбается ему. Она его тоже помнит. Это хороший знак. Неужели это действительно с нами происходит? Мама, правда, вышла из комы именно в тот день, когда я пришел к ней? Когда я, наконец, ее нашел? Поэтому она мне снилась? Неужели это все правда? Я чувствую себя невероятно счастливым. Я с трудом верю во все происходящее в данный момент, наверное, также как и отец. Обычно такое случается только в фильмах, но вот я стою и созерцаю это чудо.