Мой любимый герцог

– Но как же нам заполучить ключ? – спросила Аннабель.

Катриона подняла на нее глаза.

– У моего отца.

Как член совета колледжа Сент-Джонс профессор Кэмпбелл имел в распоряжении множество ключей.

Аннабель почувствовала, как ее губы расползаются в улыбке. А Хэтти сейчас напоминала кошку, готовую совершить набег на клетку с канарейками.

– Боже помоги, – сказала Катриона. – Только бы наши усилия не пропали даром.

Солнце уже село, когда Аннабель поднялась по скрипучей лестнице в свою комнатку в Леди-Маргарет-Холл. В ее группе было всего восемь других студенток, одна из которых, а именно Хэтти, жила в «Рэндольфе», поэтому все остальные легко помещались в скромном кирпичном доме на окраине города. Обстановка здесь совсем не походила на роскошные интерьеры отеля. Тем не менее теплое чувство переполнило Аннабель, когда она ступила на порог своей комнаты. Тусклый свет газовой лампы отбрасывал золотистый отблеск на узкую кровать у левой стены, справа стоял шкаф, а прямо перед окном – шаткий письменный стол. Ее стол. Где она могла погрузиться в мифы Древней Греции и разбирать тексты на латыни. Ее кровать. Где Аннабель могла спать одна, где ее не пинала детская нога, где с нее не стягивала одеяло одна из дочерей Гилберта. Стоило лишь прикрепить на дверь снаружи записку с просьбой не беспокоить, и ее не тревожили.

Аннабель крепко обняла себя за плечи. Все же это настоящий подарок судьбы – собственная комната. И, конечно, Аннабель не упустит свой шанс, будет самой прилежной и внимательной студенткой.

Но тут же у нее вырвался тяжелый вздох. Ведь ей предстоит помочь суфражисткам проникнуть в дом самого могущественного герцога в Англии.

Глава 5

Ноябрь

Прибыв в Клермонт, Себастьян обнаружил письмо из Оксфорда. Прочитав его, он гневно уставился на Перегрина.

– Ты больше не посещаешь занятия!

– Да, сэр.

– Не оплатил обучение в этом семестре.

Перегрин нервно провел рукой по волосам, однако они так и остались безнадежно растрепанными.

– Не оплатил.

Значит, его попытка научить разгильдяя брата управлять собственными финансами не увенчалась успехом. Напрасно он открыл счет на его имя.

– И не далее как сегодня утром Уэзерли вынужден был забраться на только что покрытую позолотой водосточную трубу в Сент-Джонсе, потому что ты гнался за ним с мечом.

– С рапирой, – пробормотал Перегрин, – а Уэзерли сам виноват.

Себастьян бросил письмо на стол, который уже был заставлен аккуратными стопками бумаг, срочных и важных. Когда со всем этим разбираться? Перегрин не глуп и давно уже не маленький мальчик. Казалось бы, нелепые поступки, присущие безмозглым юнцам, должны остаться в прошлом, однако вот уже год младший брат вел себя как глупый мальчишка, создавая проблемы, не поддающиеся никакой логике.

– Ты был пьян?

Перегрин заерзал на стуле.

– Нет. Один виски, ну, может, два.

Если брат признался в двух виски, количество выпитого можно смело удваивать. Причем пил уже с утра. Что ж, как говорится, яблоко от яблоньки…

– Я разочарован. – Тон Монтгомери был ледяным.

Краска залила нос и скулы Перегрина, придав ему совсем мальчишеский вид. Однако ему почти девятнадцать, он вполне взрослый мужчина. В его годы Себастьян уже стал герцогом. И ему казалось, что он никогда не был столь юным, как Перегрин.

Его взгляд скользнул поверх головы брата, к стене. Шесть картин с видами семейных владений висели справа от двери, одна, изображающая фамильный замок Монтгомери, все еще слева. Шестнадцать лет назад он приказал повесить все картины с левой стороны. Они были призваны ежедневно напоминать ему о тех поместьях, которые его отец потерял, продал или привел в запустение за время своего короткого герцогства. Конечно, наследие семьи уничтожалось десятилетиями и большую часть родовых владений пустил на ветер еще его дед. Но у отца был выбор: остановить финансовый крах, нависший над фамильными угодьями, или сдаться. Отец решил сдаться, при этом действуя так, как свойственно всем Монтгомери, – жестко и весьма результативно. Тем тяжелее дался Себастьяну процесс возвращения фамильных земель – он представлял собой нескончаемую череду уговоров, увещеваний, нижайших просьб об одолжениях и пожертвованиях, а также попрания традиций. И в чем-то Себастьян понимал свою мать, переехавшую во Францию, ее стремление отдалиться от сына, который стал таким, каков он сейчас, – герцогом с помыслами торгаша. Готовым на все, лишь бы вернуть замок. Не то чтобы он чувствовал какую-то особую привязанность к этому месту. Замок был мрачным и неуютным, продувался насквозь сквозняками, с ужасным водопроводом. Его возвращение в собственность семьи не сулило ничего, кроме лишних расходов. Но Себастьян считал своим долгом вернуть фамильное владение в семью. В марте картина с замком Монтгомери наконец-то окажется по правую сторону от двери. Как же некстати его младший преемник вздумал вести себя, как какой-то деревенский олух!

Герцог сурово посмотрел на Перегрина.

– Полагаю, плата за обучение потрачена на пьянки с друзьями?

– Да, сэр. – Он помолчал. – А еще… я несколько раз играл в карты.

В лице Себастьяна угадывался едва сдерживаемый гнев.

– А как насчет женщин?

Лицо Перегрина покрылось пятнами.

– Вы не вправе ожидать от меня столь откровенных признаний, – пробормотал он.

В глубине души Себастьян был согласен с ним: личная жизнь брата его не касалась. Но мало ли какая авантюристка, изо всех сил стремящаяся в высшее общество, могла взять в оборот богатого, глупого молодого лорда.

– Знаешь, как обычно бывает? – сказал он. – Если ты связался с какой-нибудь девицей без роду без племени, будь уверен, она тебя обчистит.

– Никого у меня нет, – сказал Перегрин, и по его раздраженному тону стало совершенно ясно, что кто-то есть.

Себастьян тут же подумал, что надо бы поручить своему человеку прочесать полусвет, отыскать эту мадам и убедить ее перенести свои алчные устремления на другого болвана.

Он постучал пальцем по письму.

– Компенсацию за водосточную трубу я вычту из твоих карманных денег.

– Понятно.

– Во Францию со мной не поедешь, останешься здесь и будешь учиться.

Секундное замешательство, за которым последовал угрюмый кивок.

– А на время новогоднего праздника уедешь в Пендерин.

Брат побледнел.

– Но…

Одного взгляда герцога было достаточно, чтобы Перегрин смирился с отъездом, но на шее у него напряглись жилы. Он, как ни странно, очень любил домашние празднества и фейерверки. Ему нравилось, когда вокруг все бурлило, настроение у него сразу же поднималось, и, конечно, он страшно обрадовался, узнав, что в замке снова устроят новогодние торжества. В поместье в Уэльсе, куда его отправляли, никогда не бывало ничего подобного.

– Пусть меня лучше высекут, только разрешите остаться. Пожалуйста, – попросил Перегрин.

Себастьян нахмурился.

– Высечь? В твоем-то возрасте? Не пойдет. Кроме того, тебе нужно хорошенько подумать о своем идиотском поведении, а на это требуется гораздо больше времени, чем несколько минут порки.

Перегрин опустил взгляд в пол, но Себастьян успел заметить, как вспыхнули глаза брата. Не знай он его лучше, принял бы вспышку за ненависть. Герцог почувствовал себя задетым за живое.

Шестнадцать лет он воспитывал Перегрина и, должно быть, где-то что-то упустил, потому что брат рос совсем не таким, каким ему следовало быть. Или…

Что, если его истинная натура проявляется все ярче и Перегрин просто становится самим собой? Никчемным человеком вроде их отца.

Пока я жив, этому не бывать.

Перегрин все еще сидел, склонив голову. Его уши пылали.

– Теперь можешь идти, – сказал Себастьян. – И до конца семестра не показывайся здесь.

Перегрин Деверо оказался совсем не таким, как ожидала Аннабель. Русоволосый, с искрящимися карими глазами, он выглядел совсем мальчишкой, открытым и дружелюбным… даже симпатичным. Совсем не таким, как его брат.

Аннабель, Хэтти и Катриона встретили его в Сент-Джонсе. Молодой человек стоял, прислонившись к одной из колонн, держа наполовину выкуренную сигарету, которую при их приближении вежливо погасил.

Он смотрел на их маленькую группу с легким смущением.

– Дамы, возможно, я слишком рано радуюсь, – сказал он, – но с этим ключом мы сможем заткнуть за пояс все питейные общества Оксфорда. Потому я с содроганием думаю, какую же цену вы запросите. Что хотите взамен? Золотое руно? Голову на блюде? Мою душу?

Он произнес свою тираду легко и бойко, несколько наигранным тоном. Точно так же разговаривали молодые лорды на званых обедах у хозяина поместья, которые Аннабель в прежние времена посещала вместе с отцом. Так разговаривают мужчины, которым нравятся и свои шутки, и звук собственного голоса. И все же за видимой непринужденностью в интонациях лорда Деверо Аннабель уловила скрытую настороженность. А ведь этот юноша далеко не дурак.

Она бросила на него взгляд, который, как надеялась, был застенчивым.

– Ваша душа в безопасности, лорд Деверо. Все, о чем мы просим, – приглашение на предстоящую домашнюю вечеринку в Клермонте.

Он озадаченно моргнул.

– Домашнюю вечеринку, – повторил он. – Обычную домашнюю вечеринку?

– Да.

«А что, бывают и необычные?» – подумала она.

– Ну почему, зачем вам понадобилась именно вечеринка, а не что-то другое? – Он выглядел по-настоящему озадаченным.

К счастью, Аннабель хорошо подготовилась к разговору. Она печально вздохнула.

– Взгляните на нас. – Она указала на свое старое пальто. – Все мы – синие чулки. Нас считают безнадежно старомодными, а вы как раз входите в число законодателей моды всего Оксфордшира.

И разве она лгала? Что касается ее самой, модная одежда ей не по карману, Катриона совершенно не интересовалась нарядами, а у Хэтти… ну, у Хэтти были собственные представления о прекрасном. Сегодня она украсила свою шляпку плюмажем из бирюзовых перьев гигантских размеров, благодаря которым при каждом порыве ветра маленький головной убор чуть не уносило с головы.

Именно на покачивающемся пере и остановился сейчас взгляд лорда Деверо.

– И в самом деле, – сказал он. – Понимаю.

Его собственный наряд говорил о богатстве и хорошем вкусе: щегольски сдвинутый цилиндр, серое пальто прекрасного покроя и элегантно наброшенный на шею шарф, черные оксфордские туфли без единого пятнышка. Все это Перегрин носил с тщательно продуманной небрежностью, стремясь показать, что до моды ему нет никакого дела.

Он снова перевел взгляд на Аннабель.

– Значит, вы хотите приобщиться к моде, попав в модное общество.

– Да, милорд.

Он кивнул.

– Весьма разумно.

Он все еще колебался.

Аннабель вытащила из кармана пальто тяжелый старинный ключ и эффектно покрутила им вокруг пальца раз, другой, поддразнивая Перегрина Деверо. От напускной небрежности у юного лорда не осталось и следа. Он не отрывал хищного взгляда от ключа, будто его тезка^[2].

– В самом деле, – медленно произнес он, – за неделю до Рождества у нас действительно состоится домашняя вечеринка. Только для близких друзей, без особых церемоний, дюжина джентльменов, не больше. И герцога не будет дома. – Юноша виновато пожал плечами.

Напряжение, о котором Аннабель и не подозревала, вдруг исчезло. Если герцога не будет, осуществление их безрассудной затеи значительно облегчится.

– Его светлость уедет? – повторила она.

Перегрин по-прежнему не сводил взгляда с ключа.

– Да. Во Францию, навестить мать.

Аннабель повернулась к Хэтти и Катрионе, делая вид, что размышляет.

– Что скажете? Подойдет нам такая вечеринка?

– Думаю, да, – пискнула Хэтти.

Катриона поспешно кивнула.

Обе они раскраснелись, заметно нервничая. Оставалось надеяться, что лорд Деверо объяснит их странное поведение чрезмерной возбудимостью синих чулок.

– В таком случае мы согласны выполнить свою часть сделки, – сказала Аннабель, протягивая ключ лорду. – У вас два часа, чтобы сделать дубликат.

– Постойте! – воскликнула Хэтти, перехватив руку Аннабель. – Дайте слово джентльмена, – потребовала она от лорда Деверо.

Кривая усмешка тронула его губы. Юноша приложил правый кулак к сердцу и изобразил поклон.

– Клянусь честью, мисс Гринфилд. Клермонтский дворец ждет вас.

Глава 6

Декабрь

Едва экипаж отъехал от вокзала Мальборо, Аннабель поняла, что ошибалась, – переводить Фукидида в таком грохоте было невозможно. Она опустила книгу.

– Поехали! – радостно воскликнула Хэтти, усевшись на скамейку напротив.

Аннабель поморщилась. Ее мутило. Сидевшая рядом с ней Катриона спокойно продолжала читать, несмотря на тряску, и сопровождающая Хэтти двоюродная бабушка, казалось, тоже не страдала, уже похрапывая с открытым ртом в углу напротив.

– Ты какая-то бледная, даже позеленела немного. – От острого глаза художницы Хэтти не укрылась дурнота Аннабель. – Может, не стоит читать в такой тряске?

– Мне нужно написать эссе.

– Ну ты же сейчас на отдыхе, – мягко сказала Хэтти.

Аннабель серьезно посмотрела на нее.

– Я не собиралась отдыхать, у меня просто не было другого выхода.

Она все еще не могла смириться с тем, что направляется на вечеринку в дом герцога. Насколько же наивно было с ее стороны полагать, что от нее требуется лишь получить приглашение для подруг. Люси была непреклонна и настояла, чтобы Аннабель тоже присутствовала на вечеринке – три троянских коня в тылу врага лучше, чем два. И Аннабель пришлось отправиться в логово льва, ведь Люси была кошельком, из которого ей платили стипендию. Чтобы избежать поездки, она привела множество вполне разумных доводов, самым сильным из которых было отсутствие нарядов. И теперь ее сундук, плотно набитый прогулочными и вечерними платьями леди Мейбл прошлых сезонов, постукивал о крышу кареты. Сама Люси осталась в стороне – она слыла известной радикалкой, а герцог не выносил радикализма.

Герцог в отъезде.

Даже если бы он и остался дома, вряд ли узнал бы ее. Случайное общение с простолюдинкой наверняка уже стерлось из его памяти как нечто малозначительное. Или все же это чтение Фукидида навеяло на нее тоску? Ей вспомнился последний визит в дом знатного человека, который закончился катастрофой…

Аннабель отодвинула занавеску и вгляделась в проплывающий за окном пейзаж. С утреннего неба, затянутого облаками, на холмы и широкие хребты Уилтшира густо сыпались снежинки.

– Еще долго? – спросила она.

– Меньше часа, – ответила Хэтти. – Правда, если снег не прекратится, мы можем застрять.

Как бы не занесло и дороги в Кенте. «Возвращайся в Чорливуд двадцать второго декабря», – написал Гилберт. Еще неделя, и она будет мыть полы, печь пироги, складывать дрова, и все это с беспокойным ребенком, привязанным к спине. К счастью, три месяца университетской жизни не превратили ее в белоручку. Да и жена Гилберта, как бы к ней ни относиться, очень нуждалась в любой помощи.

– Чем она тебя заинтересовала? – Хэтти смотрела на «Историю Пелопоннесской войны», лежащую на коленях у Аннабель.

В трясущейся карете буквы на обложке прыгали перед глазами.

– По правде говоря, у меня не было выбора. Отец научил меня древнегреческому, как только я научился читать, а история войн в Мессении была его страстным увлечением.

– Он выпускник Оксфорда?

– Нет, он учился в Дареме. Он был третьим сыном в семье, поэтому стал священником. По большей части самоучка.

– Если бы женщинам возможность учиться дали раньше, – сказала Хэтти, – сейчас было бы меньше книг о резне и больше о любви, о чем-нибудь романтичном.

– В этих книгах достаточно романтики. Возьми, к примеру, Елену Троянскую – чтобы вернуть ее, Менелай спустил на воду тысячу кораблей.

Хэтти поджала губы.

– Лично я всегда считала, что тысяча кораблей – перебор. А Менелай с Парисом дрались из-за Елены, как собаки из-за кости, причем ее желания никого не интересовали. И даже ее одержимость Парисом вызвана отравленной стрелой – что ж тут романтичного?

– Страсть, – ответила Аннабель, – ведь стрелы Эроса наполнены страстью.

– О, страсть опасна, как самый страшный яд, – сказала Хэтти, – и то и другое сводит людей с ума.

Она была права. Древние греки считали страсть формой безумия, отравляющей кровь, и в наши дни из-за нее все так же происходят тайные побеги, незаконные дуэли и трагические романы. Даже донельзя здравомыслящая дочь викария может пойти по кривой дорожке, поддавшись страсти…

– А вот Платон действительно был романтиком, – продолжала Хэтти. – Недаром он говорил, что наша душа была разделена надвое еще до рождения и что мы проводим всю свою жизнь в поисках своей второй половинки, чтобы найти ее и стать одним целым?

– Да, он и правда так считал.

Вообще-то он не считал эту идею серьезной, и его пьеса о родственных душах была сатирической. Аннабель не стала сообщать об этом подруге, потому что в глазах Хэтти появился мечтательный блеск, погасить который у нее не хватило духу.

– Я так жду встречи со своей потерянной половинкой, – вздохнула Хэтти. – Катриона, а как выглядит твоя вторая половинка? Катриона!

Катриона оторвалась от книги, медленно моргая, словно испуганная сова.

– Половинка?

– Ну да. Твоя вторая половинка, – подсказала Хэтти. – Мужчина, который станет для тебя идеальным мужем.

Катриона задумчиво вздохнула.

– Ну… даже не знаю.

– Женщина должна знать, какого мужчину она мечтает встретить!

– Думаю, он должен заниматься наукой, – сказала Катриона, – тогда он позволит и мне заниматься исследованиями.

– А, понятно, – кивнула Хэтти. – То есть он должен быть прогрессивным джентльменом.

– Конечно. Ну а твоя половинка? – быстро спросила Катриона.

– Молодой, – сказала Хэтти. – Он должен быть молодым, разумеется, титулованным и обязательно светловолосым. Знаете, такие роскошные волосы, темно-золотые, как древнеримские монеты.

– Такой своеобразный цвет довольно редко встречается, – заметила Катриона.

– Зато очень подойдет для моих картин. Тогда он сможет мне позировать, – объяснила свои пристрастия Хэтти. – Ведь какой-нибудь старообразный сэр Галахад здесь не годится. Разве рыцари в сияющих доспехах могут быть старыми и некрасивыми?

Аннабель чуть не рассмеялась. О рыцарях и принцах очень любили поговорить молоденькие девушки из ее родной деревни. Однако для Хэтти рыцари и принцы были не просто сказочными существами. Они приезжали обедать к ее родителям в их дом в Сент-Джеймсе. И если кто-то из них женится на Хэтти, он будет защищать ее, выполнять все ее прихоти, потому что иначе ему придется держать ответ перед Джулианом Гринфилдом.

Будь она Хэтти, которая выросла в любви и довольстве, в распоряжении которой была целая армия слуг, Аннабель тоже мечтала бы о замужестве и рассуждала о второй половинке. В теперешнем же положении брак для нее означал нескончаемую работу по дому, в дополнение к которой прибавилась бы еще одна обязанность – мужчина получал право пользоваться ее телом для своего удовольствия. Что может быть хуже – делить постель с мужчиной, который безразличен или способен втоптать сердце женщины в грязь?

– Аннабель, – не преминула сказать Хэтти. – Ну а теперь ты расскажи нам о своей второй половинке.

– Она, наверное, где-то далеко и сильно занята. Так что я рассчитываю только на себя.

Аннабель уклонилась от неодобрительного взгляда Хэтти, снова отвернувшись к окну. Мимо проплывала деревня. Вдоль улицы выстроились каменные коттеджи медового цвета, напоминающие пряничные домики с покрытыми снегом крышами и торчащими трубами. Несколько жирных свиней тяжело переваливались по тротуару. Было видно, что герцог печется о своих арендаторах.

Боже, что это?!

– Это и есть Клермонт? – Аннабель коснулась пальцем холодного оконного стекла.

Хэтти подалась вперед.

– Ну да. Какой прекрасный дом!

«Дом» и «прекрасный» – эти слова не могли в полной мере описать строение, которое показалось вдалеке. Клермонт вырастал перед ними, как волшебный утес, огромный и величественный. Раскинувшись на пологом склоне, украшенный изящными барельефами, он смотрел сверху на многие мили вперед, будто правитель на троне. Он был пугающе великолепен.

Мощеный двор был настолько огромен, что, казалось, с такого расстояния до дома цоканье копыт не доносится. Но у подножия серой известняковой лестницы парадного входа их уже поджидала одинокая фигура. Перегрин Деверо. Глаза у него были осоловелые, галстук помят, но на ногах он держался твердо, помогая им выйти из кареты.

– Я от души рад видеть вас у себя в гостях, дамы, – сказал он, беря под руку залившуюся румянцем Катриону и тетушку Гринфилд, чтобы проводить их наверх по лестнице. – Джентльмены с нетерпением ждали вашего приезда.

Войдя внутрь трехэтажного дома, гостьи очутились в холле с высоким куполообразным стеклянным потолком. Балюстрады верхних этажей украшали статуи. Пол был выложен черно-белыми мраморными плитами и напоминал гигантскую шахматную доску. В самый раз для человека, который считается главным стратегом королевы.

Аннабель глубоко вздохнула и выпрямилась. Все идет по плану. Она справится, как-нибудь переживет этот уик-энд. За столом в ножах и вилках она не запутается, как и перед кем делать реверанс, знает назубок. Аннабель хорошо говорила по-французски, на латыни и греческом, пела, играла на фортепиано, могла поддержать беседу на исторические темы, причем и о Востоке, и о Западе. Спасибо за это увлеченному древней историей отцу и прабабушке по материнской линии. С галльской решимостью ее миниатюрная grand-mère прививала галантные французские манеры всем своим потомкам вплоть до семейства викария. Поэтому в Кенте Аннабель слыла чудачкой, чересчур образованной, как сказала она Хэтти. Кто же знал, что здесь, во дворце герцога, все эти познания пригодятся и, быть может, помогут избежать промахов?

Лорд Деверо подвел их к группе слуг у подножия парадной лестницы.

– Еще немного, и все дороги завалит снегом, – сказал он, – поэтому предлагаю часок покататься на лошадях по саду.

Катриона и Хэтти были в восторге, они-то умели ездить верхом. Опыт Аннабель ограничивался ездой на старой рабочей лошади, что было явно недостаточно, когда речь шла о катании на чистокровных лошадях в седле.

– Я, пожалуй, не поеду, – сказала она. – Поработаю над переводом.

– Как вам будет угодно, – любезно ответил Перегрин. – Жанна проводит вас в вашу комнату. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь спрашивать. Все, что попросите, вам тотчас же принесут, любое желание исполнят.

– О, тогда я буду осторожна в своих желаниях, – пообещала Аннабель.

На лице Перегрина появилась знакомая усмешка.

– Деверо-о-о!

Пьяный рев эхом разнесся по коридору, и улыбка тут же исчезла с лица Перегрина.

– Прошу прощения, мисс, леди. Похоже, джентльмены обнаружили запасы бренди…

Кровать с пологом в ее комнате была до неприличия роскошной: слишком большая, с толстыми, как мох, изумрудно-зелеными бархатными портьерами, с кучей ярких разноцветных шелковых подушек. Аннабель сразу захотелось растянуться на мягком чистом матрасе.

Из окна комнаты на втором этаже виднелся внутренний двор, посреди которого стоял неработающий фонтан в окружении безупречно подстриженных тисовых деревьев. Огромный заснеженный парк, который Перегрин назвал садом, уходил вдаль.

– Что-нибудь еще, мисс?

Служанка по имени Жанна застыла в ожидании приказаний, чинно сложив перед собой руки.

Казалось, здешнее великолепие ударило Аннабель в голову. Разве обязательно работать над переводом здесь, в спальне, когда в доме еще двести комнат?

Она потянулась за томиком Фукидида и блокнотом.

– Не могли бы вы показать мне, где библиотека?

– Конечно, мисс. Какая именно?

Так их несколько?!

– Ну, самая лучшая.

Жанна кивнула, как будто просьба была вполне обычная.

– Следуйте за мной, мисс.

Лучшая библиотека укрылась за арочной дубовой дверью, которая встретила их недовольным скрипом. Из широкого витражного окна напротив двери падали разноцветные, будто прошедшие сквозь призму лучи. По обе стороны окна тянулись ряды темных деревянных полок. Дорожка из восточного ковра вела к потрескивающему камину возле одного из окон, у огня стояло кресло с подлокотниками, готовое принять Аннабель в свои объятия.

Аннабель неуверенно шагнула через порог. Когда она оглядела комнату, ее охватило странное чувство узнавания. Именно так она и представляла идеальную библиотеку. И сейчас ей казалось, будто кто-то прочитал ее мысли и облек их в камень и дерево с предельной точностью.

– Как вам нравится потолок, мисс?

Аннабель взглянула вверх. На сводчатом темно-синем потолке мерцали неяркие звезды безлунной ночи.

– Как красиво…

И правда… Она разглядывала искусно выписанную картину настоящего неба, по всей видимости, зимнего.

– Звезды из настоящего золота, – произнесла Жанна с гордостью. – Если вам что-нибудь понадобится, просто позвоните, мисс.

Дверь за ней тихо закрылась.

Какая тишина… Если задержать дыхание, то можно услышать, как плывут пылинки в воздухе.

Аннабель медленно пошла к камину, проводя пальцами по кожаным корешкам, гладкому круглобокому глобусу, отполированным полкам из эбенового дерева. Так вот каковы на ощупь атрибуты богатства и комфорта.

Кресло у камина было огромным, мужским. Мягкая низенькая скамеечка стояла так, чтобы длинные ноги можно было вытянуть поближе к решетке, а маленький столик удобно расположился под рукой. В воздухе витал слабый запах табачного дыма.

Аннабель колебалась. Не будет ли чересчур дерзко – взять и усесться в кресло хозяина?

Но ведь хозяин в отъезде.

Аннабель с наслаждением опустилась на широкое сиденье.

Через минуту она откроет книгу. Как давно она не присаживалась просто так, без дела!

Приятное тепло от огня согревало кожу. Сквозь полузакрытые веки она любовалась причудливыми витражами – сказочные птицы порхали среди диковинных цветов. За окном беззвучно, не переставая кружились снежинки. Мягко потрескивали дрова в камине…

Аннабель вздрогнула и проснулась. Она ощутила чье-то присутствие, совсем близкое и… пугающее. Ее глаза распахнулись, а сердце гулко забилось. Прямо над ней возвышался мужчина. Ее взгляд уперся ему в грудь. В висках застучало, когда она заставила себя поднять глаза и взглянуть ему в лицо. Черный шелковый галстук с идеальным узлом. Жесткий белый воротничок. Твердый подбородок. Аннабель уже поняла, кто это. Внутри у нее все сжалось, когда она наконец встретилась взглядом с холодными глазами герцога Монтгомери.