– Вот, смотрите, я тут кое-что прикинула, – Наташа вытряхивает из сумочки пухлый блокнот и принимается перелистывать его страницы, подтверждая свои предыдущие тезисы цифрами. Она увлечена. Глаза её горят, щёки раскраснелись без всяких румян, речь утратила жеманность; так выглядит только человек, которому по-настоящему нравится его дело, настолько нравится, что он даже говорит о нём со страстью.
За обсуждением перепланировки помещения, нюансов оформления уголка потребителя и зоны отдыха, способов продвижения страниц салона в социальных сетях, обменом контактами грузчиков, сантехников, типографий и мастерских наружной рекламы, следующие два часа пролетают незаметно. К реальности кафе мы возвращаемся только когда Вовка, потянув Алинку за рукав, сообщает, что его новый приятель не выдержал обилия впечатлений и уснул, уютно свернувшись клубочком в углу домика-лабиринта.
Приходится собираться.
***
Уже у подъезда, прощаясь с подругой и её сыном, благодарю их за прогулку.
– Было здорово, – говорю я, ни на секунду не покривив душой.
– Это точно! – неожиданно поддерживает Вовка, – Надо ещё как-нибудь повторить!
Мы с Алинкой недоверчиво поворачиваемся к нему с немым вопросом на лицах, но пацан в ответ только плечами пожимает.
– Гулять классно, – невозмутимо сообщает он, – Но только когда компания хорошая. Иначе не интересно.
И я второй раз за этот день не могу с ним не согласиться.
Недостатки
Десять лет назад, когда наши Серёжкой отношения только начинались, я наивно удивлялась: «Неужели у него нет недостатков?»
В смысле, таких, которые реально влияют на качество совместной жизни.
Когда я уже напряглась и, собралась было, поискать у своего избранника крылья, мы оказались вместе на рыбалке с ночёвкой. Тут я и выяснила, почему этот ангел оказался вдруг среди нас, смертных…
В ту ночь, на берегу озера не спал никто.
Никто кроме Серёжи.
Он, отработавший накануне ночную смену за рулём, вырубился на свежем воздухе довольно быстро, после заката. Вскоре, окрестности огласил басовитый раскатистый храп. Даже не так. ХРАП.
Проходящая мимо парочка, подозрительно покосившись на машину, из которой раздавались Серёгины рулады, осторожно поинтересовалась что за зверь там прячется и надёжно ли заперты двери.
Через пару часов на звук пришёл сторож. Убедился, что никакой лодки у нас нет, тем более с мотором. Повзлыхал. Ушёл.
Ещё через пару часов умаявшиеся рыбаки, которые пытались всё это время уснуть, игнорируя децибелы, признали, что их попытки потерпели фиаско и начали, тихо матерясь, выползать из своих автомобилей и палаток, по-новой разматывать снасти.
Я сидела на берегу, смотрела на отражённые в чёрной воде звёзды и ждала, когда из глубин озера всплывёт водяной, дабы взмолиться о пощаде. Ну, или оглушенная рыба.
Я почти уверена, что бородавчатая лысина местного Ихтиандра уже показалась над водой в тот момент, когда громовые раскаты вдруг смолкли.
Над озером как раз задрожала предрассветная дымка.
Серый выполз из машины, потянулся с видом отлично выспавшегося человека и, оглядевшись, спросил:
– А вы все что, всю ночь ловили?
Ответом ему были хмурые взгляды не сомкнувшихся за ночь глаз.
– Ну вот, а говорили, здесь ночью клёва нет, – огорчился Серёжа, – Получается, я всё проспал.
– А его и нет, – улыбнулась в ответ я.
Настроение у меня было, в отличие от других, прекрасное, несмотря на бессонную ночь.
К тому моменту я поняла, что мало найти недостатки, надо к тому же понять, готов ли ты с ними мириться.
А ещё поняла, что привыкну.
День рождения
Кто бы мог подумать, что приборов для измерения давления на прилавках окажется такое разнообразие!
Когда Нелька попросила меня заскочить на секундочку в аптеку, взглянуть сколько стоит сейчас тонометр, я и не предполагала, что производители означенных приборов обновляют модели с такой же периодичностью, как компания «Apple». Теперь фотографирую по очереди продукцию неугомонных конструкторов, стараясь захватить в кадр ценники, и отправляю подруге. Зачем он ей понадобился, ума не приложу! Может бабушке решила купить?
В аптеке прохладно и пахнет свежестью. Девушка-провизор искоса поглядывает на меня сквозь стекло, но ничего не говорит – должно быть привыкла уже к странностям покупателей. У неё вообще контингент специфический…
Закончив фотосессию, выхожу из полумрака и прохлады в яркий солнечный день. В разогретом воздухе уже вовсю ощущается лето, хоть по календарю до него ещё целых две недели. Смахиваю с лица вездесущий тополиный пух и не спеша спускаюсь к набережной, где в нашем любимом кафе уже ждут меня девчонки.
Алина и Нелька трудятся на благо финансовых ресурсов родных фирм, по счастливому стечению обстоятельств, арендующих офисы в зданиях, расположенных по соседству. Так что, девочки имеют отличную возможность посплетничать в обеденный перерыв. Я в нашей компании единственный свободный художник, но оказываясь поблизости от центра города в середине дня, с удовольствием присоединяюсь к подругам за обедом.
***
– Представляете! – возмущается Нелька, яростно тыча ложечкой подтаявший пломбир, – Статья на самом читаемом женском портале и вдруг такое!
Мы с Алиной сочувственно вздыхаем, не отрываясь от кофе. Не то чтобы пить сильно хочется, просто Нельку сейчас лучше не прерывать. Она в запальчивости, как скорый поезд на разгоне.
– "Как прилично одеваться женщинам после 30-ти", – цитирует Нелька, закатывая глаза.
– Что хоть советуют? – осведомляется Алина, похрустывая салатным листом.
Копчиком чую, спрашивает не просто так – она у нас девушка практичная, вдруг да обнаружится крупица смысла в сотне бессмысленных советов?
– Ну, коротко смысл данного опуса сводится к тому, что после тридцатника надо потихоньку начинать готовиться к погосту и выбросить все стильные вещи, заменив их «элегантными» и «классическими».
У нашей Нельки талант, она может резюмировать в четыре строчки даже «Войну и мир»
– Понятно, – киваю я, – Выбрось кеды, свободные джинсы и все юбки-платья выше колен. Из макияжа позволительны только стрелки и красная помада, что до тридцати было ни в коем случае нельзя.
– Именно! Вот интересно где, в каком нафталином пропахшем справочнике, автор статьи почерпнул информацию?! – кипятится Нелька, – Ведь есть сотни женщин, которые, блин, действительно последуют этим идиотским советам! Интересно, у них в редакции в курсе, что на дворе двадцать первый век?
– Мне кажется, ты заморачиваешься, – скептически поднимает бровь Алина, – какое тебе дело до тех, кто последует глупым советам в журналах? Ты же так не делаешь, значит, порядок.
Нелька как-то странно сопит, размешивая ложечкой остывший кофе.
– Чего тебя вообще на этот сайт понесло? Ты ж такой фигнёй сроду не интересовалась, – Я всё же задаю мучающий меня весь обед вопрос.
– У меня день рождения через три дня, – подозрительно блестя глазами, шепчет Нелька, – Тридцать лет исполнится…
– Всё, отбегала старушка, – хлопает её по плечу Алина.
Шмыгнув носом, Нелька отмахивается и тяжело вздыхает. Мне её становится жаль, уж больно расстроенной она выглядит.
– Ты, кстати, фотографии получила? – я решаю перевести разговор в русло побезопаснее, – Их там с десяток разновидностей.
Нелька кивает и, снова горестно вздохнув, отправляет в рот ложечку пломбира.
– Кого "их"? – интересуется Алинка.
– Тонометров этих, – поясняю я.
Алина округлившимися глазами взирает поочередно, то на меня, то на Нельку.
– Зачем он вам?
Молча пожимаю плечами.
Нелька усиленно делает вид, будто занята остатками пломбира на дне креманки. Наконец, когда под нашими с Алинкой взглядами её макушка почти начинает дымиться, подруга поднимает голову и, глядя на нас кристально-честными голубыми глазами, выдаёт.
– Ну а что? Я прочитала на одном сайте, там профессор медицины, между прочим, не какой-нибудь литературный негр пишет! Так вот, он утверждает, что стареть человеческий организм начинает уже после двадцати пяти лет, а после тридцати изменения начинают проявляться явственно. Первые ласточки – это метеочувствительность и скачки давления. Он там и советы разные даёт… – голос Нельки звучит с каждым словом всё тише.
Нехорошо смеяться над чужими тараканами, но удержаться нам с Алинкой не удаётся. Ржём так, что из-за соседних столиков начинают оглядываться.
– Ну вот, – ввздыхает Нелька, – подруги называется! Я, между прочим, вам тут душу наизнанку выворачиваю, а вы ржёте, как кони.
– Не обижайся, – вытирает слёзы Алина, – конечно, это всё очень серьезно, раз профессор написал! Слушай, а давай мы тебе на день рождения полное обследование подарим? Хочешь?
Ответить Нельке не даёт внезапно возникший у нашего столика официант, с букетом белых роз наперевес. Он с профессиональной улыбкой оглядывает нашу компанию и аккуратно сгружает цветы на столик.
– От молодого человека за пятым столиком, – заговорщицким тоном шепчет официант Нельке, водружая рядом с букетом кремовое пирожное.
Мы трое синхронно поворачиваемся к месту, где, по словам официанта, сидит даритель роз.
– Да, мать, рано ты на покой собралась, – тянет Алина, легонько пиная под столом совершенно зависшую Нельку.
За указанным столиком, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба, допивает фруктовый смузи гора мышц, обтянутая белоснежной же футболкой. Горе, на первый взгляд, не больше двадцати.
– Симпатичный, – возвращаясь в исходное положение, замечаю я, – Только вот беда, за близкое знакомство с ним и под суд можно ненароком угодить.
Алинка давится смехом, но делает мне знак молчать.
– А знаете что, девочки, – тихо произносит раскрасневшаяся Нелька, осторожно поглаживая нежные лепестки,– Подарите мне лучше, абонемент в SPA. Ну, или духи… Я тут присмотрела одни, «Passion», называются.
Лекарь
Говорят, если кошка ложится на ваше больное место – она вас лечит.
Не знаю, кто и когда это придумал, чем этот некто руководствовался и пробовал ли такое лечение сам.
Матильда всё время пытается улечься мне куда-нибудь, на поверхности, для лежания не предназначенные. Не знала, что у меня столько больных мест.
Серый говорит, чтобы я её не гнала. Она меня лечит. Особенно когда мигрени.
Она забирается под одеяло, где я прячусь от света и звуков внешнего мира, залезает мне на голову, забивая шерстью дыхательные пути и выпуская когти, когда соскальзывает. На больное место бывает не просто попасть. Но она упорная.
Я начинаю ругаться и сбрасывать с себя этот комок шерстяной нежности. Накрываюсь одеялом с головой и наглухо блокирую подходы. Нежность в ответ кусает меня за пятки, они в результате манёвра остаются открытыми.
Я втягиваю ноги под одеяло, как черепашка. Однако Мотю это не дезориентирует. Она просто взбирается сверху на получившийся бугор и садится туда, где находится моя голова, прямо поверх одеяла, для надёжности фиксируя положение тела когтями.
Серёга верит в экстрасенсорику. Он убеждает меня потерпеть и не дёргаться, пока Матильда проводит процедуры. Говорит, уж на что древние египтяне были умные ребята и те поклонялись кошкам.
Я верю в физику. И бубню из-под своего одеяла, что ежедневная уборка лотка вполне засчитывается, как обряд поклонения. А ещё, мы, видимо, не правильно дали этой кошке имя. Нужно было назвать её Пластырем или Подорожником.
На худой конец, Нимесилом.
Когда дышать окончательно становится нечем, приходится снять оборону.
Матильда забирается ко мне под одеяло, укладывается на груди и прижимает лапу к моему лицу, где-то в области третьего глаза. Она мурлычет мне на ухо.
Я незаметно засыпаю.
Проснувшись через пару часов, обнаруживаю, что мой Подорожник давно убежал по своим делам. Серый в кресле пьёт чай и что-то смотрит на Ютубе про древний Египет.
Голова не болит.
Думаю, надо попробовать прикладывать кошку к кошельку.
Яблочный пирог
– Я просто не выдержал, – вздохнул Вадик, обнимая ладонями красную кружку в легкомысленный горошек.
Я молча положила на его тарелку ещё один кусок яблочного пирога.
– Вкусно, – блаженно зажмурился он, – Сто лет не ел домашнего.
Сто не сто, а полгода старый друг на моей кухне не появлялся. Я искренне радовалась этому факту, потому как, появление на пороге грустного Вадика с пакетом провизии всегда означало одно – мой друг расстался с очередной девушкой.
Вадик хорош собой, умён, обладает отличными манерами и неплохо зарабатывает, но в личной жизни ему катастрофически не везёт. Нет, девушки не обходят его вниманием, скорее наоборот. Только вот, к третьему-пятому свиданию с очередной красоткой, обычно выясняется, что им совершенно не по пути. Непременно всплывают различной степени тяжести «непреодолимые разногласия».