За рулем оказывается Алексей, он кивает мне добродушно. Я киваю в ответ. Сажусь на заднее сидение, рядом с Жанной. Смотрю на неё неотрывно. Странное чувство. Очень странное.
– Это… вы его обманули? Что он её убил? Да? Это была иллюзия? – пытаюсь уточнить я.
– Ну как тебе сказать, – протягивает Жанна. – И снимает капюшон. Её кудри все в спекшийся крови.
– Меня сейчас вырвет, – честно говорю я. Она прячет волосы.
– В этом мире есть те, кого нельзя убить привычным способом. Тело прекращает работу, сердце даже останавливается, но потом все возвращается снова. Они не стареют, не могут быть убиты. Жанна одна из них, – объясняет мне Берт и добавляет. – Я тоже. Зверь, похож на нас, но другой. Он был иначе создан, и умер как человек. Зверь – ходячий труп, а мы, скорее просто долго топчемся на земле.
Кажется, мне надоело истерить и не верить.
Бессмертные и бессмертные, ладно. Это многое объясняет. Принимаю информацию… спокойно.
– Вы пережили такое, то есть… позволили убить вас, зная, что воскреснете? – спрашиваю я у Жанны.
– Угу. Неприятно, но другие не вернуться, а я вернусь. Но повторять фокус не хочу. Кстати, с тебя бабки на парикмахера, – заявляет вдруг Жанна и стучит по креслу Берта. – У меня была химическая завивка, теперь это фиг отмоешь.
– Подстригись просто, – отвечает он. – Сразу отрастут.
– Да, щас! – фыркает она и смотрит на меня. Взгляд её проходится по моему телу. – А ты худее чем он. Он не толстый, но такой, подкачанный, симпатичный. Тебе б тоже не помешало, был бы сексуальнее.
Я молчу.
– Тебе понравился упырь что ли? – слышу Берта. – Вот же извращенка!
– Сам такой, – огрызнулась она. – Не, ну, слушай, у тебя, когда—то было с упырихой? Это же опыт, интересно.
– Мне хватает, того, что ты пьешь мою кровь.
– Да иди ты!
Они о чем—то еще говорят, и эта болтовня жутко меня усыпляет.
***
Я приношу Ей ткани, одежду. Кидаю перед ней.
– Так будет теплее. Здесь холодно.
Я не чувствую холода, но знаю, что люди его ощущают. Да и погода не летняя, а она в одном шелковом платье для сна, в котором я Её забрал. Сидит, на полу и дрожит. Толь от холода, толь от страха.
Взглядом прохожусь по её бедрам, белые, маленькие. Хочется прикоснутся, почувствовать бархат кожи, к ним, но сдерживаюсь. Она же такая пугливая. Еще сильнее дрожать будет. Как бы ни померла от страха. Люди очень хрупкие.
– На, – говорю я и протягиваю ей одежду. Она берет её своими маленькими ручками, и меня обжигает теплом её пальцев. Она резко дергается, и я понимаю, её обжигает моим холодом.
– Это не согреет. «Это просто платье», —говорит она и её зубы громко стучат друг об друга.
Встает, смотрит на меня боязно и надевает красное платье поверх своего белого.
– Что тебя согреет? – спрашиваю я.
– Чай, куртка, обогреватель, – говорит она и как—то странно смеется. Шутит? Не понимаю. – А самое важное: отсутствие вот этого, вот… – говорит она и кивает куда—то. Я оборачиваюсь. Там лежит моя старая еда, ей даже луны полной нет.
Съел по приезду в город эту женщину, что бродила рядом. Старая, невкусная. А убрать некому, вот и лежит с разорванной грудью. Над ней летают мухи.
– Ты боишься мертвецов? – спрашиваю я, удивляясь. – Она не опасная.
– Да! – очень звонко отвечает мне и кивает. – Да. Да. Я действительно боюсь мертвецов, ведь именно этого мне и надо бояться сейчас.
Какие они… непонятные. Легче их есть, говорить с ними невозможно. Они никогда не отвечают прямо!
Вдруг, приходит мысль.
—У нее сверху что—то одето, оно теплое, оно с мехом животного, вот видишь, – показываю я на еду. – Я это сниму с неё сейчас, и отдам тебе. Будет теплее. Она в этом ходила, когда было совсем холодно.
– Нет, нет не надо! Не надо, пожалуйста, – взмолилась она.
– Так тебе холодно, – удивляюсь я.
– Нет, мне тепло, – говорит она.
Точно странная. Но как же приятно от Неё пахнет. Решаю сменить разговор, он выходит у нас странный.
– Я пойду поесть, и принесу еду тебе. Твоя еда другая, я понимаю. Я зайду в то место, где вы берете еду и заберу её тебе. Поняла?
– Не надо есть! – кричит она.
Да что ж такое!
– Почему? – спрашиваю я.
– Не ешь ник… ничего. Ничего и никого не ешь. Пожалуйста.
Так просит. Ну, можно и потерпеть.
– Я могу без еды много дней. Был голоден, когда тебя искал, нужны были силы. А сейчас, хорошо, я не голодный. Я принесу еду тебе, а сам есть не буду. Это тебя успокоит?
– Да, – кивает очень быстро. Даже кажется, что сейчас шею сломает. – А как ты соберешь еду?
– Пойду и заберу, – отвечаю я. Странный вопрос.
– Ты купи… деньгами. Пойди и купи, как человек. «Ты ведь человек?» —спрашивает она.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Я не думаю, вы слабее, и мрете быстро. Я живу дольше любого из вас, – отвечаю я и она серьезно кивает.
– Зачем мне покупать, если я могу забрать? – спрашиваю.
– Если ты ограбишь магазин, на тебя могут напасть охранники.
– Я их не буду есть, я не ем мужчин, – отвечаю я.
– Не убивай, никого. Даже если не будешь есть, и, если хочешь есть. Не убивай, – произносит она тихо.
Как же она много просит. Не ходи, не ешь, не убивай. Капризный зверёк.
– А как мне достать еду?
Она неожиданно кидает на мою еду, от которой воротила нос.
– Сумка. Может там деньги?
Да, когда я её хватал она была с этой штукой, поднимаю её отдаю Ей. Она осторожно, с явной брезгливостью и страхом берет. Раскрывает каким—то только ей понятным способом. Вытаскивает оттуда маленький предмет.
– Вот, кошелек. Там есть деньги, или карточки. Надо проверить. И на это можно купить что—то. Не убивать, не грабить. Купить.
Выдыхаю, раскрываю кошелек, да, лежит пару бумажек.
– Еще, здесь есть расческа, ты можешь… ну. Выглядеть более… человечески, – произносит она, делая частые паузы. Держит в руке розовую штуку с рукояткой и приближается ко мне.
По моему взгляду что—то понимает. Подходит ко мне осторожно и касается этой штукой моей головы. Волосы.
– Очень спутаны… Тебя так никуда не пустят. Я помогу, но пообещай никого не тронуть.
– Хорошо.
Она просит меня присесть и садиться за мной. Я чувствую дрожь её рук, неровное дыхание мне в затылок. Она что—то делает с моими волосами. Придерживая их у корней, проводит розовой штукой по ним. Я послушно терплю.
Я же молча просто вдыхаю её аромат и понимаю, что больше сейчас мне ничего не нужно.
– Почему ты так похож с Сашей? – вдруг спрашивает она. – Ты его брат? Родственник? Кто вы друг другу?
Мужчина, с которым она меня спутала. Мужчина, которого я видел рядом с попом и который увез её.
– Я не знаю, кто это, – отвечаю я. И продолжаю наслаждаться её близостью.
Она говорит, что все готово. Я встаю и касаюсь свои волос. Чувствую их иначе, будто бы легче.
Я киваю ей и собираюсь уходить, и вижу оставленную еду на полу, оборачиваюсь на Неё и по Её взгляду все понимаю.
– Она тебя все—таки пугает, – говорю я, – Ты меня не обманывай, я все пойму. Я решаю выкинуть еду на улицу, может её все—таки, кто—то и заберёт.