Тихо лежала Стаська, полумёртвой притворялась. О чём говорят пыталась подслушать.
– Вот, почему ты имя своё не называл… – едва шевеля побелевшими губами, произнесла Любомира.
– Нет у меня имени. Змей я.
– Так, значит, это ты – нечисть, которую боятся? Значит, это ты… И в озеро тоже ты завлекаешь? А говорил, не обидишь. Вреда никому не причинишь. Я поверила. Как могла – поверить тебе, отродью змеиному?!
– Не врал я, любушка! Не говорил только что змей я. Напугать боялся.
Змей шагнул было к девушке, обнять хотел – отпрянула. В глазах такой ужас увидал, что руки опустил.
– Не подходи. Не подходи ко мне, – а саму трясёт, словно это она в озере побывала.
– Всё не так! Погоди! Не я зло…
– Верила, – прошептала Любомира. – Отца-мать оставить хотела. Всё ради тебя, всё…
Слёзы потекли по щекам, несколько шагов назад сделала, развернулась круто и понеслась прочь, не разбирая дороги.
Змей Любомире вслед смотрел, пока та с глаз не скрылась. Хотел за ней броситься да не посмел. Оглянулся на лежащую Стасю, сплюнул с досады. Обернулся тварью крылатой и, подхватив девку когтями, отнёс да на дороге оставил. Не знал, что Стаська давно очнулась.
А та, только крыльев шум затих, подхватилась – как раз кто-то из деревенских мимо ехал. На беду, успел углядеть змея вдали. Как ни уговаривала Стаська молчать, мол, померещилось! Ни в какую. Ты, говорит, слова мои подтвердишь, а то не поверят.
В деревне мужик, от страха трясясь, каждому встречному рассказывал, что змея видел крылатого. Смеялись все, говорили, пьян, мол. Нет, не пьян! Рубаху на себе рвал:
– Правду говорю! Ну скажи хоть ты, – на Стасю кивал.
– Привиделось всё тебе, – отвечала девка. А сама только о змее и думает. Ой, как хорош, ой как быть с ним хочется! Аж внутри все пламенеет, неймётся совсем.
Да только у одного из охотников язык развязался. Подтвердил мужичок, что тоже змея в лесу видал. Крылатого да четырёхлапого.
Как утро занялось, пошла Стася по лесу шастать, в надежде змея повстречать.
День искала, два, семь дней подряд бродила, высматривала, – нет никого! Как сквозь землю провалился ирод проклятый. Не было сил ждать, не было мочи терпеть! Сейчас, сразу хотела получить парня Любомиркиного. Хоть и не парень он вовсе. Потому ещё желаннее.
Тем временем в озере ещё один мужик утоп.
А Любомира дома сидит, на свет белый не показывается. Почернела с тоски да с горя, с лица сошла. По ночам снова за околицу хаживать стала.
Вот Стаська и подслушала разговор ночной.
Ветром змей оборачивался, вился вокруг девицы. Прийти звал, поговорить. Тут, мол, не с руки – вдруг кто увидит, выйдет… А там – тихо и спокойно, в лесу-то, никто не помешает. Мол, объясниться надо. Говорил, что дороже Любомиры для него никого нет, ну а то, что змей он – так не виноват же, уродился таким. И тогда, давненечко, случайно у озера оказался, когда тонула Любомира, да и остался в этих местах жить. А русалки сами появились, эта нечисть ни у кого не спрашивает, заводится, где вздумается. Он же, наоборот, ярость их сдерживает – кабы не он, русалки в деревню пришли бы да съели всех заживо.
Хотела верить Любомира и не верила, да отвечала:
– Не пойду, уйди, сгинь! Не приходи больше. И место наше тайное забудь, где встречались мы, то, что от озера недалеко. Как я забыла, так и ты забудь, змеюка окаянный!
Стася змеевых слов не слыхала, потому как ни слышать, ни видеть его не могла. А вот Любомирины слова про место заповедное запомнила.
Прогоняла Любомира змея любимого, а у самой сердце на кусочки разрывалось: так бы и кинулась к нему, показаться попросила, так бы и пошла за ним, куда глаза глядят.
– Не приходи больше. Не люб ты мне!.. – выкрикнула, а в горле перехватило, слова застряли – словно ножи острые, ни сказать ничего, ни звука выдавить.
Еле прошептала:
– Не приходи.
Да только значило это: придёшь ещё раз – всё брошу да с тобой уйду.
Ушёл змей. Но на место заповедное всё равно приходил, то, что с озером рядом. Каждый день приходил, всё надеялся, что Любомира появится.
– Зме-е-ей, – как-то голос сладкий послышался. – Подойди, господин наш.
Хмурясь, подошел змей к берегу.
– Чего тебе, окаянная?
Вперед выплыла, к самому берегу подобралась русалка, видать, главная в стае. Крупнее, и волосы зеленее, и кожа белее да и покрасивее. Остальные поодаль держатся, хвостами в воде нетерпеливо поводят да глаза поднять бояться.
– Голодны мы, хозяин. Разреши мяском да душенькой попотчеваться!
– Велел не трогать. Хоть и не хозяин я вам. Не троньте, не то!..
– А они ж сами приходят, – облизнулась острым чёрным язычком русалка. – Те, кому белый свет не мил или совсем на земле делать нечего. Мы только зовём. Если слышат – приходят. Путников неудалых тоже забираем, что ж мы от свежего мясца да от душеньки откажемся?
– Твари злобные, – в сердцах плюнул змей, прямо в воду с русалкой рядышком.
Зашипела девка озёрная, оскалилась:
– Всё по человечччке сохххнешшшь!..
– Тебе ли дело? – рявкнул змей, а глаза огнем стальным сверкают, прожечь насквозь хотят. Так и кажется – задымится сейчас мокрая девица с рыбьим хвостом: огонь да вода в битве сошлись.
– Зачем тебе человеческая, возьми из нас любую – смотри, одна другой краше. Да и жить тебе с нами полегче будет. Всё для тебя сделаем. Хочешь – утопим, убьём, на кусочки разорвём. Хочешь – заживо съедим…
Руки тонкие протянула, за сапог ухватилась. Брезгливо глянул змей, ногу из цепких рук высвобождая.
– Я сказал – не трогать!.. И так уже ослушались! Из деревни никого не дам больше!
– А уж как ублажить сможем… Ни одной человечьей девке не суметь…
– Ишь, разошлась, дрянь озёрная! Вон, – в сердцах ногой оттолкнул.
– На себя посмотри, – огрызнулась русалка. – Думаешь, змеиное нутро за красотой человечьей не видать?
Совсем разозлился змей. Перекинулся, тварью крылатой обратился. Зло рычит, на русалку наступает. Глаза огнём стальным пылают.
– Не боюсь я тебя, – говорит нечисть озёрная. А у самой страх в глазах плещется. Не выдержала взгляда змеиного, развернулась круто, хвостом ударила сильно да водой змея обдала. Уплыла, товарок с собой позвала. На дно ушли, обиженные да голодные.
Стася всё думу думала, как к змею подобраться. Ничего другого не пришло в голову, как Любомирой прикинуться. Пошла к знахарке, в ноги повалилась.
– Сделай меня Любомирой хоть на день! Хоть на час, сделай!
– Что дашь взамен? – без обиняков спросила та.
– Не знаю… Что обычно дают?
– Кто что. Каждый по-разному.
– Всё отдам! – горячо отвечала.
– Так уж всё, – недобро усмехнулась травница-колдунья. – А впрочем… Стребую с тебя должок, как срок придёт.
– Согласна!
– Только крови мне своей дашь. Но помни – что кровью начато, то на крови и закончится. Согласна?
На всё согласна была Стася. На всё! Только не ведала, что такой силой знахарка обладает. Знамо дело, боялись её да стороной хату обходили, не трогали. Выпила зелье гадкое Стаська и вмиг в Любомиру обратилась.
Волосы стали гуще и тяжелой косой за спину опустились. Талия – стройнее, сарафан повис мешком. Ведьма протянула ей мутное зеркало: глянула в него девка и засмеялась. Любомира на неё смотрела, красивая, как всегда, только глаза светились иначе. Злом светились да завистью.
Змей на том же месте ждал, на тайном месте у озера. Ждал, как и каждый день до этого, нервно веточку ломая, когда показалась перед ним Стася-Любомира. Обезумел от радости, в охапку сгрёб:
– Пришла моя любушка…
Да в губы нежные поцеловал.
А Любомира сама бежала к змею ненаглядному. Не выдержало разлуки сердце девичье, безразлично, кто он – змей ли, человек, лишь бы рядом был. Лишь бы в губы целовал да руки не отпускал. Лишь бы…
Хрустнула ветка под ногой, охнула девица.
На месте, только двоим им и ведомом, обнимал да целовал змей другую.
С криком горестным кинулась прочь Любомира.
Очнулся змей, от себя оторвал морок колдовской, в глаза посмотрел – зарычал глухо, отшвырнул девку, словно змею ядовитую. За ненаглядной своей сломя голову кинулся. От горя в змея крылатого обратиться забыл. Не догнал любимую.
Стася же в себя превратилась – не выдержало колдовство силы любви настоящей.
– Отомщу, – выплюнула девка. – Пожалеешь, отродье змеиное!
Любомира к жениху примчалась, чуть в ноги ему не кинулась.
Подхватил её Василь, к груди прижал.
– Спаси меня, спаси, – зашептала. – Женись на мне.
Ничего не сказал Василь. Брови нахмурил да тулуп с гвоздя снял, Любомиру укутал – трясло бедную, как в лихорадке. Назавтра свадьбу велел поторопить.
***
Вот и всё. Теперь она мужняя жена. Как во сне всё было, ничегошеньки Любомира не помнила. Только сейчас очнулась: вот к ней муж войдёт, и станет она навсегда к нему привязана. Поплохело ей. Василь-то себе за столом свадебным ни в чём не отказывал, пил за жену молодую, ох, пил!.. Не люб ей был Василь. Не люб. Зелёные с серебром глаза мерещились.
Пришел Василь в спальню к жене своей да как был, в одежде, на постель повалился. Пьяный, по-хозяйски к себе рукой притянул и захрапел. Тихо-тихо лежала Любомира, тише озера поутру, да ночь не спала, пошевелиться боялась. Разбудить ненароком мужа опасалась. Все думы передумала, чуть глаза не выплакала слезами беззвучными. Как светать начало, высвободилась осторожно. Василь только на другой бок поворотился. Выскользнула и, как была босая, в рубашке одной, в лес понеслась.
Ошиблась она. Ошиблась!.. Единственного, кто дороже отца-матери, рода-племени, единственного потеряла. Себя нелюбимому отдала. Зачем? Что наделала-то?..
На опушке остановилась Любомира. Ещё шаг – назад не вернуться. Вдруг не люба она больше, вдруг не нужна милому своему?.. Оглянулась на деревню – всё там оставляет, всё… мать, отца… ох, и ладно!..
Сомкнулись за ней деревья высокие.
Над деревней солнышко красное встаёт, а в лесу сыро, холодно, темно. Страшно. Тихо – ни человек не вздохнёт, ни зверь не пробежит, ни птица не цвиркнет. Петухам пора проснуться – недалеко ещё убежала, слышно было бы…
Вдруг завыло что-то, заплакало. Заухало, засмеялось злобно, забормотало не по-нашенски. Жуткие тени за деревьями, страсти мерещатся!.. Ещё больше напугалась, ещё быстрее побежала Любомирушка. Вот и место заповедное, от озера недалече. Да только нет никого. Не ждут её больше.
– Я пришла. Пришла… – на землю без сил опускаясь, шептала Любомира, а голоса крикнуть не было. Кто он, человек ли, змей, тварь ли всеми проклятая – всё равно. – Я пришла… Выйди, покажись…
Как всегда, незаметно появился – словно деревья расступились. Подхватилась, к своему ненаглядному на шею бросилась, всем телом прижалась:
– Твоя, твоя, – пересохшими губами шептала, лицо поцелуями покрывала, к любимым губам неумело своими прижималась. – Поздно, но пришла… Забери меня. Куда хочешь – забери, с собой забери, насовсем забери…
От змея пахло квасом и мёдом, и дымом, и чуть-чуть сырой землицей, да ещё чем-то острым, пряным. А губы на вкус, как земляника лесная. Зарывшись руками в волосы смоляные, целовалась среди леса красна девица со змеем, а неподалеку, в Чёрном озере, плескались, шептали-перешёптывались да играли русалки.
С тех пор Любомиру не видал никто.
Мрачнее тучи ходил Василь. Пить начал. К Марьяне да Трофиму заявился, грозился хату поджечь. Думал, они дочку спрятали. Только Марьяна сама от горя почернела. Не знали они ничего.
А Стася маялась-маялась, проклиная Любомиру исчезнувшую, да решила снова за Василём приударить. Второй раз к травнице пошла. Случай улучила да поднесла парню чашу вина пьяную с зельем намешанную, что знахарка из её крови приготовила.
Не успело солнце закатиться, получила Стаська что хотела. Только не так, как мечталось.
Побил после Василь её крепко.
Но от себя не отпустил – в хату привёл, хоть и не женился. Так и жили. Поколачивал часто, переменился совсем. Недобрым стал, пил всё время. Не было счастья Стаське с Василём, да и быть не могло, коли оно на крови да на привороте замешано. Стася по мужикам ходить начала, утешения искать. Василь прознал про это да научил бабу уму-разуму, так отходил – долго отлёживалась. Полегчало – к знахарке снова побежала.
Та только посмеялась недобро.
– Предупреждала же, – говорит, – добром не кончится. Что, отворожить хочешь?
– Нет, – стиснув зубы, отвечала Стася. – Любомире отомстить. Знаю, живет она со змеем со своим, милуется!
– Не виновата она в твоих бедах, – знахарка отвечала. – А про змея ты, девка, молчала бы – мой тебе совет.
– Она одна во всём виновата, виновата, что змей мне не достался. А Василь меня со свету сживает! Жизни нету! Убить хочу змея её.
– Как знаешь. Но помнишь? Что кровью начнётся, то ею и закончится.
– Боишься никак? – усмехнулась Стася.
– Нет, не боюсь, – покачала головой старая ведьма. – Давно на этом свете живу. Мне помирать скоро. Так что дашь?
– Что хочешь бери! Крови надо? Всю забери! – горячо отвечала Стаська.
– Нет, твоей не надо. Твоя не поможет. Через шесть месяцев приходи. Там и поглядим.
Разозлилась Стася, вылетела из избы. Шесть месяцев ждать?! Да потом поняла, что ребёночка ждёт. Не от Василя только…
Ох, смертным боем лупил её мужик. Сильно уж ласковая стала баба да податливая, как мёд, сладкая. Понял, что не его дитя носит под сердцем Стаська-то. Не выдержала та, за жизнь свою испугалась да и рассказала Василю про змея-то. Не поверил поначалу, снова дуру-бабу отлупил. Потом засомневался. Вдвоём к знахарке отправились, она и показала им в зеркале зачарованном змеевы хоромы. И Любомиру, со своим ненаглядным милующуюся.
Словно бес в Василя вселился. Ночь пил, день пил, ещё ночь пил, а наутро к Стаське пришёл, говорит – знаю, мол, отомстить хочешь. И я хочу. За жизни наши неудалые. Да и змея по-любому выловить надо, нечего ему округу тиранить.
В озере-то снова баба утопилась.
Шесть месяцев пролетели как день. Тяжко было Стасе дитя носить. Отправилась она к знахарке в назначенный срок и родила ребёночка недоношенного, да помер он. А из его кости да крови лезвие ведьма для ножа сделала – заговорила, крепче стали оно стало. Стасе в руку вложила и сказала:
– Вот этим змея убьёшь. Только нож, ненавистью закаленный, шкуру его проткнёт да в самое сердце вонзится. Если силы у тебя будут.
– Будут, – отвечала Стася да смехом безумным засмеялась.
– Может, вернется ко мне Любомира, будет кому дар-ворожбу передать. А то не найти покоя мне… – пробормотала старуха, да не слышала её Стася.
Любомира, и верно, жила-не тужила со змеем своим. Была у него под землёй хата – не хата, дом – не дом, дворец – не дворец, но хоромы богатые. Любил девицу змей, на руках носил, насмотреться не мог. Любушкой своей да Любомирушкой называл, от всего ограждал. И она не могла наглядеться на милого, на родненького. Больше жизни любила. Не жалела, что деревню покинула.
Только по матери скучала да иногда отца вспоминала.
Порой улетал змей, наказывал – не ходи в деревню. Придумаем, как с ними свидеться.
Не выдержала однажды Любомира, заскучала сильно и к матери с отцом отправилась. Хоть одним глазком на родных посмотреть!
Тут-то и поймал её Василь, косу на кулак намотал, в деревню волоком поволок.
Вся деревня собралась: охота посмотреть на жену змееву! Вот кто во всех бедах виноват! Теперь только самого змея изловить да убить тварь поганую! Глядишь, и русалки перестанут деревенских донимать, к себе зазывать, успокоится озеро-то.
Да только не в русалках дело было, а в том, что Стася, как безумная, – глаза очумелые, в уголках губ пена застыла, – по хатам бегала, везде про Любомиру рассказывала – что от той все беды. Где скотина захворала или кормилец ногу сломал да недвижим лежит – всё это Любомирка со змеем со своим наколдовали!
Озверели деревенские. Разорвать на части хотели Любомиру, да заступилась за неё Стаська – не трожьте, говорит. Змей-то её проклятый сам к нам придёт, бабу свою вызволять! Чай, в лесу он хозяин, а тут мы его встретим!
Совсем Стася облик человеческий потеряла, на русалку похожа стала, зубы скалит, страшная. Как ведьма прямо.
Привязали Любомиру к дереву недалеко от хаты отца с матерью, да так и оставили. Стася верёвку принесла, сама узлы проверила, крепки ли, да ещё и в лицо пленнице плюнула.
Губы запёкшиеся с трудом разомкнув, прошептала девица:
– За что, Стасенька? Никому мы зла не делаем. Он от русалок вас бережёт, только он их и сдерживает. И тебя спас… Что же ты делаешь, за что губишь нас?..
– Спас?! – взвыла Стася. – Надругаться надо мной хотел, чести девичьей лишить, а ты – ведьма, ведьма, ведьма!..
Сказала – и сама поверила, от злости да ненависти и забыла, как дело было-то.
Плакали отец и мать, в ногах валялись, дочку отпустить просили. Как ночь пришла, освободить хотели. Там их и поймали, в хате заперли. Двери-окна заколотили, кто-то нечаянно огонь обронил – занялась хата Марьянина да Трофимова, прямо на глазах у дочери и занялась.
Нечеловечески кричала Любомира, в путах билась, как бесноватая.
– Ма-а-атушка! Ба-а-атенька!..
– Вот! Вот, смотрите! Говорила я, ведьма она! Ишь, как выкручивается! – совсем Стася умом тронулась.
А Василь посмотрел на Любомиру, на дом Трофима да Марьяны, приворотное зелье свои чары и потеряло. В голове прояснилось – что ж он делает-то?!
В хате горящей уже и вопли стихли. Ринулся Василь голыми руками поленья откидывать, завыл дико, руки обжёгши. Снова кинулся, да оттащили его мужики от пожарища.
Белым-бела стояла Любомира, пустыми и уже сухими глазами на дом пылающий смотрела.
А тут и крылья огромные захлопали.
Прилетел змей, перед Любомирой приземлился, пасть страшную оскалил.
Мужики только того и ждали, на змея пошли – не брали шкуру толстую ни заточенные колья, ни ножи, ни топоры. Ничего не брало.
Огрызался змей, рычал, пугал, да ни одного деревенского не поранил – отпихивал, отталкивал, не трогал, не увечил. Сами друг друга покалечили-поранились, гурьбой на тварь окаянную набрасываясь. От вида да крови запаха еще больше зверели.
Ни слова не проронила Любомира, к дереву привязанная, ни звука. С побоища глаз не сводила. Только слёзы текли.
Василь образумить хотел мужиков-то, да сам пострадал, сильно ему досталось. Очнулся, к бывшей невесте подполз да отвязал её, освободил несчастную. Шатаясь, двинулась Любомира прямо к змею. Позвала, руки протянула. Обернулся он, на любушку свою посмотрел.
Стася же нож заговоренный достала, да в этот момент в сердце змея и вонзила. Змей на Стаську удивленно взглянул, на рану, из которой кровь чёрная рекой хлынула. Лапы когтистые к Любомире протянул и, ей в глаза глядя, на землю осел.
Страшно закричала Любомира да замертво и упала, разорвалось сердце девичье. Прямо на мёртвого змея и рухнула, только руки скользнули по обе стороны чешуйчатого тела, обнимая в последний раз любимого.
Тут и травница-знахарка явилась, на змея с Любомирой посмотрела да на Стасю безумную:
– Не вышло у тебя, Стаська. Всё одно они вместе останутся, хоть и не здесь. А тебе прощения нет. Как и мне за ворожбу мою. Нам обеим вовек не расплатиться, ни на этом свете, ни на том.
В этот миг шум послышался – никак ещё змей летит? Нет, это озеро из берегов вышло, деревню захлестнуло. С чёрными водами и девы озёрные явились.
Дико визжали русалки, на куски разрывая всех – и кто участвовал в страшном деянии, и кто невиновен был. Вой людской до неба поднимался. Стасю схватили девицы хвостатые, за космы поволокли, зубами острыми в тело грешное вгрызались, сжирая заживо. Пламя от дома Марьяны да Трофима на другие хаты перекинулось, а когда огонь с водой сошлись, зрелище невиданное открылось – горела вода и лилось ручьём пламя. Орали русалки, кричали, волю почуяв. В вопле нечеловеческом тоска смертная слышалась – любили русалки змея-то, любили и мстили людям неразумным, которые сами заступника убили, зло на свободу выпустили.
От того, что с голоду слишком много мяса человечьего съели, большая часть русалок тут и передохла.
…Рухнули дома в потоки чёрные, водой покрылось всё.
Когда ушла вода, ничего не осталось на этом месте. Ни хат, ни тел людских, ни змея мертвого с любимой своей. Всё огонь да вода забрали.
Один Василь уцелел. То ли потому что в содеянном раскаялся, то ли по какой другой причине – неведомо. Да только выбросило его волной на пригорок. Там и очнулся.
Говорят, в соседней деревне появился мужик седой с опаленной кожей да с глазами молодыми. Руки как у старца древнего трясутся. Страшные вещи рассказывал – про змеев, которые девиц в жёны берут, про русалок, что людей заживо сжирают, косточки обгладывают.
С тех самых пор Чёрное озеро люди стороной обходят. Воды там мутные, кровью пахнут. Говорят, водятся там и русалки, да не беснуют сильно – плачут больше. Да так жалобно, что топиться хочется. В округе ни птица гнезда не вьёт, ни зверьё не селится. Только лес стеной стоит.
А в полнолуние призраки возле озера бродят, на два голоса друг друга любым да любушкой называют. Ласково так, нежно. Милуются. И ветер ниоткуда поднимается.
Говорят, ежели случилось что, вопрос какой неразрешимый или беда большая приключилась, да что делать неведомо – то путь твой на Чёрное озеро лежит. Приходи да оставайся.
Коли выйдет к тебе парень черноволосый, у которого глаза сталью да зеленью отливают, быть тебе удачливому, все беды уйдут, напасти минуют. Всё обойдется да наладится.
Коли змей страшный, четырёхлапый с крыльями серебристыми покажется – богатому быть, нужды не знать. Коли девица-красавица – счастье в любви ожидает, потомство здоровое, род продолжится, да радости прибудет. Тут-то любому вопрос и задавай.
Помогают змей да Любомира тем, кто с чистой душой на Чёрное озеро приходит. Как ведьма сказывала, не расстались они – по сей день вместе.
А уж коли Стаська безумная примерещится – значит, грешный ты, чёрная душа твоя, как вода в том озере. Радуйся, если живым уйдёшь, да зло, тобой совершенное, постарайся добрыми делами искупить. Ну, а коли ты совсем плохой человек – русалки утащат да заживо сожрут.
Так легенда сказывает.
Не верите? Отправляйтесь на Чёрное озеро. Сами узнаете.