Конец Сезона Ураганов

– Что же ты слышала, детка? – поинтересовалась колдунья.

– Моя мама когда-то брала уроки домоводства и поварского искусства у знаменитой феи Филиберты, а та, в свою очередь, обучалась у главного повара герцогской кухни Орвина Матто, а он всегда гордился тем, что прошел школу самой колдуньи Крейтервейс.

Гостья улыбнулась уголком рта.

– А второй раз я слышала ваше имя, госпожа, два года назад, как раз во время такого же праздника. Повар из таверны приготовил картофельный салат. Его очень хвалили и просили поделиться рецептом. И он сказал, что секрет салата в том, чтобы не класть в него измельченный чеснок, а только натереть чесноком стенки посуды, в которой его будут смешивать – так получается гораздо нежнее. И еще добавил, что это секретный рецепт самой колдуньи Крейтервейс.

– У тебя отличная память, детка, – усмехнулась гостья. – Тебе повезло – мне как раз нужна такая помощница.

Я не успела ответить. Мои родители заговорили одновременно. Мама сказала, что у меня нет таланта ни к волшебству, ни к кулинарии, а папа просто заорал, что никогда на это не согласится. Нам с Изой велели идти в свои комнаты. Я послушалась, но у меня стучало сердце, а по щекам катились слезы: подумать только – известная колдунья пожелала сделать меня своей помощницей, а родители не разрешают. Ну что меня ждет? Замуж меня никто не возьмет – ни красотой, ни домовитостью я не отличаюсь. Правда, папа обещал дать мне приданое богаче, чем Изе, – как старшей дочери, но я-то знала, что мою красивую и домовитую сестру возьмут и без приданого. А если даже кто-то захочет на мне жениться, хотя бы для того, чтобы породниться с семьей волшебника, то мне придется жить в чужом доме, подчиняться чужим правилам, угождать мужу и его семье… Таков порядок вещей. Раньше я думала об этом вскользь, но сейчас меня охватило отчаяние. Когда родители умрут, дом достанется Фабиану. Он женится, у него будут дети, а я останусь жить в своей комнате и мне все равно придется подчиняться новым правилам. Брат меня любит, но кто знает, как ко мне будет относиться его жена. В монастырь идти – нет… это скучно и дочь волшебника туда все равно не примут. А вот быть помощницей колдуньи – это, по крайней мере, интересно. Хоть я не волшебница, но я бы старалась изо всех сил и могла бы многому научиться.

Я хотела кинуться обратно, и умолять родителей отпустить меня, но тут в дверь постучали. Это был Вил, мой добрый кузен. Он сказал, что папа и колдунья Крейтервейс поссорилась в очередной раз и она ушла, хлопнув дверью и пообещав отомстить.

Я проплакала всю ночь. За завтраком папа сказал, что по молодости я не понимаю простой вещи: безразлично, как к тебе относится колдунья такого класса, как Крейтервейс. Ненавидит ли она тебя или проявляет расположение – тебе не повезло в обоих случаях. Грубо говоря, в первом случае, она попытается превратить тебя в змею или крысу, а во втором – в павлина. Если хочешь избежать неприятностей, нужно держаться от нее как можно дальше, что он сам намеревается делать и нам всем рекомендует то же самое.

Ближе к вечеру брат и кузен предложили прогуляться по набережной. Над серыми волнами пролетали гуси – наверняка, в дивные далекие края, где вечное лето. И я подумала, что хорошо бы стать птицей, парить в небесах или лететь куда вздумается, видеть с высоты города и страны… Птицы исчезли из виду. Я очнулась. Брат и кузен обсуждали вчерашний визит колдуньи Крейтервейс. Я слушала, изо всех сил стараясь скрыть интерес.

Из их разговора я поняла, что суд о принадлежности земли на окраине города состоится завтра. У мага Ирвина нет возможности выиграть это дело без важного документа, который считается утерянным – есть только свидетели, которые помнят, что такой документ существовал. Значит, земля останется во владении советника герцога – и это вроде бы на руку колдунье Крейтервейс, потому что, выиграв дело, Ирвин точно выгнал бы ее из Фейервилля – они старые враги. Вчера она явилась, чтобы удостовериться в том, что документ «не будет найден» – папа ей это когда-то обещал. Но прогулка по Фейервиллю каким-то образом изменила ее планы. Она заявила, что эта земля должна перейти в ее собственность. И потребовала, чтобы папа отдал ей этот документ, а она распорядится им по своему усмотрению. Разумеется, она была готова щедро заплатить за это – чистым золотом или колдовскими услугами. Но папа рассердился, отказался отдать ей документ и буквально выгнал ее из дома. Если раньше он не возражал, чтобы земля осталась во владении советника герцога, то сейчас решил подыграть старому Ирвину взамен на обещание, что тот никогда не продаст землю колдунье Крейтервейс. Папа сожалел, что рассердил ее, но выигрышного варианта не было – в любом случае, она была бы недовольна. Во всем виноват Ирвин, который начал эту тяжбу. Сидел бы тихо, мы об этой колдунье никогда бы не слышали – она крайне редко выходит из дому. И дом ее найти никто не может.

Еще я узнала, что папа – прямой наследник дяди Ирвина. То есть, если земля достанется Ирвину, то после его смерти она переходит во владение нашей семьи. Но папа, похоже, в этом не заинтересован.

– А интересно, – сказала я, – почему колдунья хотела купить эту землю? Что там особенного? И зачем она Ирвину? А давайте пойдем туда и посмотрим.

Брат и кузен переглянулись. Уже смеркалось и мы договорились пойти туда завтра.

В этот день я проснулась поздно и позволила себе немного понежиться в постели – будто чувствовала, что это последний день в родном доме, и даже – в этой сущности. Родителей дома не было. Брат, сестра и кузен уже ждали меня к завтраку. Я помню даже пшенную кашу на молоке с ломтиками яблок и ореховой крошкой в фарфоровом блюде с высокими краями – последний завтрак, приготовленный моей дорогой мамой. Иза узнала, куда мы идем, и напросилась с нами.

Шли мы довольно долго. Вил привел нас к окраине города. «Спорная» земля была огорожена высоким частоколом, но Вил нашел лазейку. Ничего особенного тут не было: обычные дома с черепичными крышами и ухоженными садиками, кривые улочки, колодец, мастерские. Одна из улиц привела нас к небольшому рынку. Несколько прилавков с грушами, яблоками, тыквами и другими дарами осени. Иза пожаловалась, что замерзла. Фабиан купил всем горячего яблочного сидра и по пирожку с капустой. Перекусив, мы пошли дальше и вскоре увидели полуразрушенные дома, покосившиеся заборы и заброшенные сады. Вил сорвал с груши подмороженные плоды. Мы сели на поваленное дерево у ручья и съели груши. Потом Фабиан сказал, что тут кто-то есть. Их не видно, но они есть – так подсказывает ему чутье волшебника. Он даже поводил руками по воздуху, будто искал невидимых людей. Возможно в тот момент нам следовало испугаться и вернуться. Но мы пошли дальше и увидели необыкновенно красивое и ясное озеро, обрамленное камышом, в нем, как в зеркале, отражались белоснежные облака, а на берегу гуси пощипывали травку. Мы очень удивились – как мы могли не знать, что тут есть озеро? И тут мы с Изой закричали одновременно – я оглянулась и увидела, что тропинка исчезла, а за нами колышутся высокие травы. В этот же момент мимо Изы пробежал какой-то зверек – кажется, это был обычный енот, но ее визг был куда громче моего возгласа изумления. От наших голосов покатилось эхо – оно было неестественно громким и долгим. Мы бросились было обратно, взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга в зарослях, но тут перед нами выросла обнаженная девушка, в ее длинных светлых волосах запутались гусиные перья. Мой брат и кузен густо покраснели. Вил даже прикрыл глаза ладонью – у него уже была невеста и он, видимо, решил, что созерцание нагой девы приравнивается к измене.

– Пожалуйста, потише, – попросила девушка. – Вы разбудите старуху.

Вил очнулся, снял свой плащ и предложил девушке – скрыть наготу и согреться. Она согласилась и закуталась в него. На ее лице отразилось блаженство – будто прикосновение теплой ткани к коже доставило ей огромное удовольствие. Затем она поглядела долгим взглядом на Вила – а глаза у нее были как бездонные озера – вытащила из своих длинных и спутанных волос гусиные перья и протянула Вилу со словами: «Возьми. Пригодятся».

– Простите, как отсюда выбраться? – спросил Фабиан.

Девушка опасливо оглянулась и прошептала: «Смотря куда вы хотите попасть. Если в лес, то вам туда, – она показала в сторону – там действительно синел густой лес. – Поселок – в другой стороне. А если туда, откуда вы пришли, то надо съесть то, что вы ели там в последний раз, и как можно быстрее».

Ее ответ показался нам невразумительным.

– Милая девушка, вам нужна помощь? – спросил Вил. – Только скажите и мы все сделаем.

И тут позади раздался голос: «А ну, брысь! Лети куда велено! Ишь, прохлаждается тут!» На лице девушки отразился испуг. Она прошептала Вилу: «Как тебя зовут? Я найду тебя». Его ответа я не расслышала – прямо на нас вдруг налетела стая гусей – они страшно гоготали и хлопали крыльями, мы были вынуждены отбиваться от них, прикрывая головы. И вдруг все стихло. Я открыла глаза. Не было ни гусей, ни девушки. С высоты, медленно кружась, падал теплый плащ Вила. А перед нами стояла, оперевшись на свою суковатую палку, сама колдунья Крейтервейс. Она была одета в какие-то невероятные лохмотья, но казалась выше и моложе, чем в прошлую нашу встречу. У нее были раскосые зеленые глаза, длинные брови с изломом, чуть длинноватый нос и черные, распущенные по плечам, волосы. Она расхохоталась – смех, несмотря на юный вид, был старческим и дребезжащим.

– Сами пришли! Сами! Надо же! Никто не поверит, что я вас сюда не заманила из мести, – проговорила она, отдышавшись от хохота.

– Простите, – робко заговорила Иза. – Вы не могли бы нам показать дорогу домой?

– Дороги домой нет, – сообщила колдунья. – Сами виноваты. Зачем полезли сюда? И что это вас не научили, что в незнакомых местах нельзя есть! А теперь – как знаете! В ту сторону лес, в другую – поселок – к ночи доберетесь. Попроситесь переночевать – может и пустят добрые люди. И помните, что я тут ни при чем!

Она развернулась, пошла к маленькому полуразрушенному домику и там скрылась.

Несмотря на ее слова, Иза и Вил все равно решили искать дорогу домой. Я же не представляла, как это сделать – местность изменилась до неузнаваемости. Фабиан тоже заметно помрачнел. Мы немного поплутали среди высоких трав, подошли к лесу – он был таким густым, что заходить туда не имело смысла. Направились было в сторону поселка в надежде, что кто-то подскажет дорогу, но вскоре Фабиан остановился и заявил, что все бесполезно – разумные логичные действия тут не работают. Он чувствует, что дороги домой действительно нет. Место это не враждебное, но и не дружественное – никто нам тут не поможет. Иза, услышав эти слова, заплакала, а Вил побледнел.

Солнце клонилось к закату. Мы очень устали и были голодны, но Фабиан запретил нам рвать поздние яблоки. Еще он сказал, что его волшебство здесь бессильно – он пытался было раскинуть для нас шатер, но безуспешно – нет возможности позаимствовать материал для шатра – все каналы перекрыты. Единственный выход – идти на поклон к Крейтервейс. Колдунья, конечно, ясно дала понять, что помогать нам не намерена, но ведь она же была в нашем доме, значит дорога существует, просто пока за пределами нашего понимания. Обратно к дому колдуньи я привела их без проблем.

Домик ее был таким ветхим, что, казалось, обвалится в любой момент: чердак накренился, одна стена обгорела, покосившаяся крыша заросла мхом, полуотвалившиеся ставни хлопали на ветру. Мы постучали в дверь – никакого ответа.

– Можно войти? – громко спросил Фабиан.

Тишина.

Он толкнул дверь и мы вошли в кромешную тьму. Держась за руки, мы сделали несколько шагов. Вдруг я почувствовала аромат готовящегося кушанья – такой аппетитный, что у меня заурчало в животе.

– Госпожа Крейтервейс! – позвал Фабиан. – Вы дома?

И тут послышался звон и чей-то крик. Вспыхнул свет. Мы стояли на пороге большой светлой гостиной со сверкающими полами и огромными – во всю стену – окнами. По сверкающему полу ползали две девушки в одинаковых платьях, передниках и чепчиках и юноша – на нем был поварской колпак. Они подбирали осколки разбитой посуды и вытирали пол.

– Простите, если мы вас напугали, – начал было Фабиан. – Мы стучали, но никто не открыл.

– Уходите отсюда подобру-поздорову, – сказала девушка.

– Мы бы рады. Но не знаем дороги домой. Может быть, вы подскажете, как попасть в Фейервиль?

– Это и есть Фейервилль, – ответил юноша в поварском колпаке.

– Конечно. Но утром мы были на окраине города и заблудились.

– Как выглядела эта окраина? – заинтересовался повар.

Мы стали рассказывать наперебой: про наш путь, про ограду, кривые улочки, заброшенные сады, озеро… Но тут будто ветер в ушах засвистел и сама колдунья в развевающихся черных лохмотьях с зелеными заплатами вихрем вылетела в центр залы – на ее ногах были башмаки, похожие на ореховую скорлупу – она скользила по сверкающему полу, как на коньках. Сейчас она выглядела совсем юной – не старше двадцати, но при этом кашляла и кряхтела, как древняя старуха.

– Брысь! – закричала она служанкам и повару. – Ступайте и приготовьте все для нового супа!

Те исчезли почти мгновенно – на ногах у них тоже были скользящие башмаки.

– И вы тоже – прочь отсюда! – она указала нам на дверь. – Из-за вас мой обед задержится на два часа!

– Госпожа Крейтервейс! – заговорил Фабиан, – пожалуйста, простите нас! У нас не было намерения нарушать ваш покой! Мы бы рады уйти, но не знаем дороги домой! Пожалуйста, помогите нам!

– Мне до этого дела нет. Я вас сюда не заманивала! Сами сюда влезли, сами и выкручивайтесь. Уйти сможете только в праздник – Конец сезона ураганов. И то, если повезет. Это будет ровно через год. Тут совсем неплохо, если разобраться. Пока неплохо. Вчера эта земля еще принадлежала советнику герцога, которым мне легко было управлять. А сейчас – и земля, и все, что на ней, перешли во владение вашего дяди Ирвина, старого дурака и идеалиста. Вот он пусть теперь вам и помогает! – сердито ответила она.

– Но ведь никто не знает, где мы! – заплакала Иза. – Наши родители себе наверно места не находят!

– Госпожа Крейтервейс, я должен вернуться в университет! – сказал Вил, молитвенно сложив руки. – Мой покойный отец мечтал, чтобы я получил хорошее образование. Я обручен с прекрасной девушкой! Ее зовут Лиза. Мы любили друг друга с детства. Не разлучайте нас! И я только начал работу над вторым томом монографии о легендах и мифах Фейерленда.

– И я должен продолжить свои занятия, совершенствоваться в волшебстве, – сказал Фабиан. – А здесь я бессилен.

– Вот-вот! – сказала колдунья сердито. – Теперь научишься многому – дрова рубить, крышу латать… ты парень крепкий – в поселке тебе работа найдется. А ты – сказала она Вилу, – других сказок тут насобираешь.

Иза заплакала еще громче. Она хотела подойти ближе к колдунье, но тут же поскользнулась, растянулась на сверкающем полу. Брат и кузен бросились ее поднимать, но тоже упали и ушиблись. Я с ужасом смотрела, как они пытались подняться и падали вновь. Наконец, Фабиан подполз к порогу и там смог встать. Иза и Вил последовали его примеру – тоже поползли к порогу. У Изы был разбит нос, кровь капала на платье… И тут я не выдержала.

– Госпожа Крейтервейс! – сказала я просто. – Вы говорили, что вам нужна помощница, и что я бы вам подошла. Давайте я останусь, а остальных отправьте домой. А я обещаю следить за тем, чтобы ваш обед всегда подавался вовремя.

– Вот! – вскричала колдунья. – Кто-то из вас наконец-то поинтересовался, а не нужно ли чего старой Крейтервейс. А вы все о себе да о себе. Еще и расхныкались тут… – и мне – Ты хорошо подумала? Служить колдунье непросто.

– Да! – ответила я твердо. – Я хочу быть вашей помощницей. Но сначала отправьте их домой.

– Пойдем, обговорим условия, – сказала колдунья и хлопнула в ладоши два раза. Тут же появился мальчик-слуга и протянул мне башмаки-скорлупки.

– Мими! Нет! Не делай этого! – закричали Вил и Фабиан.

А Иза так громко зарыдала, что под потолком покачнулась огромная люстра и на ней зазвенели хрустальные подвески. Но я надела скорлупки поверх туфель и последовала за колдуньей. Она привела меня в странную комнату, с первого взгляда похожую на кабинет: тут были кресла, бюро, шкаф со старинными книгами и манускриптами, но тут же стояла плита, над ней – полка с посудой, а рядом – буфет, сквозь стеклянную дверцу которого были видны склянки с сушеными травами. Там Крейтервейс сообщила, что отправить мою родню домой не так-то просто. Это потребует времени и оторвет ее важных дел. Но она готова пожертвовать и временем, и делами ради такой помощницы, как я, а уж мне придется отработать за это по полной. Затем она велела рассказать все, что случилось сегодня, не упуская ни малейшей детали. О, эта задача была по мне! Я рассказала, как проснулась позднее обычного, как не хотелось вставать, о холоде предчувствия, которое оправдалось с лихвой, о завтраке с братом, сестрой и кузеном, о пшенной каше на молоке с ломтиками яблок и ореховой крошкой, приготовленной моей дорогой мамой, о дороге к окраине города, о лазейке в ограде, дивном озере и заброшенных садах, о пирожках с капустой и сидре, купленными на рынке и подмороженных грушах, которые мы ели, сидя на поваленном дереве… Тогда колдунья спросила, знаю ли я рецепт каши с яблоками. Я удивилась – вроде, важное дело, а она отвлекается на такую ерунду, но спорить не посмела и вспомнила, как мама готовила завтрак. Оказалось, что моя память запечатлела все детали этого действа – мама часто варила кашу, а я с детства крутилась на кухне. Я перечислила пшено, молоко, горсть изюма, соль и еще дорогую заморскую специю с божественным ароматом. Я не знала ее названия и боялась, что колдунья рассердится. Яблоки мама нарезала ломтиками, сбрызгивала растопленным маслом, запекала в духовке до золотистого цвета и подавала отдельно на блюде. А орехи обычно колола и поджаривала служанка раз в две-три недели, складывала в глиняный сосуд и подавала к столу в расписанной мамой деревянной плошке. Еще колдунья спросила, что мы пили – я ответила, что мы с Изой пили черный чай, а брат и кузен – воду – они не любят горячих напитков. Затем колдунья зачем-то поинтересовалась, где были куплены продукты. Я ответила, что пшено, изюм и орехи мы обычно покупаем в бакалейной лавке возле рынка, молоко приносят с ближайшей фермы, яблоки – из нашего сада, а заморской специей с несравненным ароматом мы запасаемся в порту, когда приходят торговые корабли – последний раз это было месяц назад. Колдунья вдруг прервала меня, встала, подошла к бюро, достала оттуда несколько пузырьков и велела мне найти по запаху заморскую специю. Я нашла. Она кивнула и хлопнула три раза в ладоши. Тут же в комнату вкатились мальчик и девочка. Девочке колдунья велела принести родниковой воды – тем, кто остался в прихожей, а мне – напиток, названия которого я не знала. Затем она села за бюро, достала перо и чистый лист бумаги и стала что-то писать. Сложила листок, вручила его мальчику-слуге и велела поторопиться и принести все, что там указано. «Ваниль, привезенную флотилией Параматты, найдешь в лавке старого Лукаса. Если не даст, скажи, что для меня. Да ничего не перепутай, а то будешь лягушкой скакать до скончания веков!» – пригрозила она. Тот поклонился и укатился прочь. У меня сжалось сердце – папа ведь предупреждал, что от таких, как Крейтервейс, ничего хорошего ждать нельзя.

Девочка-служанка принесла мне напиток из маслянистых желтых ягод. Я поблагодарила и стала его пить. И тут меня сморило – веки стали тяжелыми, все поплыло перед глазами, кажется колдунья что-то спрашивала… Я впала в странное состояние. С одной стороны я была уверена, что сплю – я чувствовала, что веки мои плотно закрыты. С другой стороны я каким-то образом видела себя снаружи – свернувшейся клубочком на диване, обитом темно-красным бархатом. Возможно, это уже было частью сна. Как и то, что колдунья стала меняться на глазах. Она вдруг резко состарилась, уменьшилась, сгорбилась, ее нос вырос, заострился, а потом скрючился. Тело ее стало коротким, а руки сохранили длину – она стала похожа на настоящую ведьму, которой обычно пугают непослушных малышей. Крейтервейс разложила на столе продукты: плошку с зерном, склянку с молоком, кулечек изюма… Я видела, как она варила кашу, помешивая в котелке длинной деревянной ложкой. Однажды только спросила у меня, какой величины были яблочные ломтики – и я вроде бы ответила, не поднимая век, что, примерно такие и показала размер, сложив вместе большой и указательный пальцы. Она опять кивнула и продолжила свое занятие. Ее длинные руки так и мелькали над плитой, а большая голова покачивалась на тонкой шее. А мой сон продолжался самым невероятным образом: я парила под потолком в огромной зале, задевая хрустальную люстру, потом вылетела в окно – легкость и радость сопровождали мой полет. Я видела брата, сестру и кузена – они сидели среди высоких трав и ели кашу. Вил протянул мне яблочный ломтик – я подлетела, схватила его, съела и опять рванула ввысь. А потом травы исчезли, и мы все оказались возле ограды, через лазейку в которой проникли на «спорную» землю – я видела знакомые улицы – но почему-то сверху, вот за тем поворотом – наш дом! Иза, Вил и Фабиан побежали со всех ног к дому, а передо мной возникла колдунья Крейтервейс, молодая, как раньше. «Проводила их? Убедилась, что они дома? Теперь возвращайся! Но прежде – погляди с высоты, не растет ли где такая трава? – она показала мне серебристо-зеленые стебельки, усыпанные крошечными фиолетовыми цветочками. – Глаза у тебя зоркие, память отличная – как найдешь, где растет – запомни это место». А я и так знала, где растет такая трава – в герцогском парке возле старых дубов. И еще в прибрежной зоне… Крейтервейс довольно кивнула. Потом она разломила грубую ржаную лепешку с травами и стала подкидывать кусочки в воздух, а я ловила их, то взмывая вверх, то опускаясь ниже – ловила, ела и хохотала, кувыркаясь в воздухе.

Благодаря Вилу, моему дорогому кузену, который записал эту историю, изменив все так, чтобы ее сочли сказкой, люди до сих пор считают, что мой отец, великий волшебник Веттербок, поссорился с колдуньей Крейтервейс, и та в отместку превратила меня в гусыню. На самом деле я сама захотела работать у колдуньи. Главной причиной было то, что моя способность все запоминать, наконец, кому-то пригодилась. Я, конечно, тосковала по родительскому дому, но меня грела мысль о том, что я пожертвовала безмятежной жизнью ради спасения своих родных. И еще – мне очень нравилось летать, парить над землей. Тело легкое, крылья сильные, один взмах, другой и – земля с высоты – поля, луга, леса, города… Счастливее моментов у меня не было. Говорить с глупыми птицами, правда, было не о чем – их язык уж больно примитивен: «еда тут», «там опасно», «не подходи, заклюю», «лети за мной», «пора спать». Но зато – полет. Свобода и счастье. Я высматривала с высоты – зрение у меня обострилось – где растут нужные колдунье травы, грибы, дикие ягоды, и находила для нее лесные ульи. Она посылала туда слуг и они собирали ягоды, травы и мед.

Я не знала сколько прошло времени. Кажется, была зима… потом потеплело и у меня появилось больше работы. Все слуги и ученики работали, не покладая рук: ухаживали за садом и огородом, чистили котлы и сковородки, перебирали крупы, мыли окна и натирали полы. Но Крейтервейс редко бывала довольна – она постоянно бранила их за нерадивость. Гладкие зеркальные полы нужны были для того, чтобы непрошеные гости не смогли пройти в дом – они подскальзывались и падали со страшным грохотом, а на шум обычно выбегали слуги. Вообще, вся эта роскошь – хрустальные люстры, огромные окна, мебель с темно-красной бархатной обивкой – нужна была Крейтервейс для того, чтобы сбить непрошенного гостя с толку. Он входил в ветхий домишко, а попадал в парадный зал, разевал рот, потом падал, не сумев сделать и нескольких шагов. Кроме этого зала и ее личного кабинета-кухни, была еще одна большая кухня – там работали слуги и ученики. Спали они на чердаке. А сама колдунья спала в маленькой каморке без окон, на узкой кровати, укрываясь ветхим дырявым одеялом.

Каждый вечер она купалась в большом котле – он стоял в саду. Для ее омовения слуги собирали дождевую воду, потом кипятили в большой кастрюле сухие лепестки луговых цветов и трав и вливали в котел. Ела колдунья только то, что готовила сама. Но заготовки для блюд позволяла делать ученикам. При лунном свете они перемалывали тщательно перебранное зерно на ручной мельнице, добавляли цветочную пыльцу и родниковую воду, замешивали тесто и пекли тонкие лепешки. Еще они смешивали семь семян: мак, кунжут – черный и белый, заморский шалфей, а с ними тыквенные, подсолнечные, льняные и конопляные семечки, добавляли дикий мед, все перемешивали и подавали колдунье. Она ела это, запивая отваром плодов дикой розы. Каждый день они чистили горки овощей – лук, морковь и репу, рубили капусту и лущили фасоль. А она варила из этого густые супы, добавляя туда целые пучки зелени со своего огорода и лесные грибы. Раньше, как сказали мне слуги, колдунья доверяла готовить все от начала до конца одному ученику. Но он сбежал несколько лет назад, и она до сих пор не нашла ему замену.

Носила Крейтервейс очень старую одежду, потертую, с прорехами. Впрочем, иногда она наряжалась: слуги несли ей бархатное платье, шляпу, украшенную перьями и изящные башмачки с серебряными пряжками. Переодеваясь, она обычно кряхтела, ворчала и кляла придворный этикет. Когда она исчезала из дому надолго, слуги и ученики радовались временной свободе – катались в своих башмаках-скорлупках по зеркальному полу, пели и танцевали.

Внешность ее могла меняться в течение дня несколько раз. Когда она уходила из дому в нарядном платье, то обычно выглядела статной дамой не старше двадцати пяти. А когда колдовала на кухне, то выглядела старухой, уродливой карлицей – с огромным носом, тонкой шеей и длинными руками. Слуги говорили, что ей на самом деле не одна тысяча лет – и живет она так долго благодаря купаниям в дождевой воде, лепешкам на цветочной пыльце, кушанью из семи семян, густым супам по особому рецепту и напиткам из желтых маслянистых ягод и плодов дикой розы. Иногда она уходила из дому в своем «старческом» виде и возвращалась всегда с покупками – капустные головы, связки лука, пучки моркови, чеснока и острого перца.

Все это я могла наблюдать, когда оставалась в доме из-за непогоды – летать было не велено – и я бродила в человеческом облике по дому и саду, томясь и ожидая момента, когда снова можно будет взмыть в небо. В эти дни старуха оставляла еду специально для меня – сухие лепешки с начинкой из горьких трав и родниковую воду.

Однажды колдунья ушла и слуги пригласили меня на небольшой пир. Я ела вместе с ними неведомые кушанья – остатки со стола Крейтервейс. После обеда вместо молодых людей – им всем было от тринадцати до восемнадцати лет – я увидела зверюшек – зайцев, белок и одного енота. А стены дома будто растаяли и сквозь них проступил густой лес. Я испугалась, но слуги сказали, что это из-за еды – что ешь, то и видишь. Я им тоже сейчас кажусь бурундуком. И правда, через несколько часов они опять стали людьми, а лес – домом, вернее, морок сошел и я стала все видеть, как прежде. После этого я пировала с ними еще пару раз. Это было, конечно, озорством и непослушанием, но мне это сходило с рук.

Только двоим слугам было разрешено покидать дом колдуньи – они-то и собирали травы, грибы и ягоды, которые я находила, летая по окрестностям. Они были сироты – убегать им все равно было некуда. А девушка, которой было позволено работать на кухне, сказала мне по секрету, что она – принцесса, младшая дочь в королевской семье. Ее хотели выдать замуж за ужасного старика-герцога, трижды вдовца. И она сама упросила госпожу Крейтервейс взять ее в ученицы. Еще девушка сказала, что ее полностью устраивают честные, деловые, хоть и очень холодные отношения с колдуньей. Всю ее жизнь няньки с ней сюсюкали, подруги ею притворно восхищались, придворные ей льстили, учителя хвалили, воспитатели всячески лебезили – в результате она потеряла связь с реальностью и только здесь узнала себе истинную цену. Колдунья ни к кому не способна испытывать добрые чувства. Правда, ненависти или жалости она не испытывает тоже. Она просто делает то, что ей нужно, а люди для нее – только средство к получению желаемого. Зато все честно. Когда я попросила объяснить, что это значит, то она ответила, что госпожа Крейтервейс – как явление природы. Ты можешь вымокнуть под дождем, простудиться и умереть – дождю это безразлично. Но он польет твой сад —тот заблагоухает и все будет прекрасно, если ты успеешь спрятаться от дождя. Ее можно сравнить с деревом – оно растет само по себе. Ты можешь отдохнуть в его тени, сорвать плоды и утолить ими голод, а можешь с разбегу врезаться в него лбом в темноте и оцарапаться о кору. Но это не значит, что дерево тебя любит или терпеть не может – оно само по себе, все дело в тебе.

Остальные слуги не могли вспомнить, как попали в дом Крейтервейс, и не могли сказать, сколько провели здесь времени. Только принцессе и еще одному пареньку было доверено приготовление волшебных кушаний и снадобий. Остальные просто мыли, чистили, скобли, пололи, собирали росу и выполняли мелкие поручения.

Колдунья обозначила на карте, где можно летать – мне следовало избегать охотничьих угодий и не останавливаться в городе – меня могли подстрелить или бросить камень. Щипать траву мне разрешалось только у озера. Но я иногда нарушала ее указания – я была молода и не слишком осторожна. Сначала я искала дорогу к своему дому – хотела поглядеть на родителей, сестру и брата хоть одним глазком, но безуспешно. Это было другое пространство, другой Фейервилль. Я пожаловалась как-то принцессе, и она сказала, что есть только один день, когда снимаются все заслоны – это праздник Конец сезона ураганов. В этот день ты можешь попасть, куда захочешь, если выполнишь ряд условий, но это большая тайна.

Я частенько сворачивала с указанного колдуньей маршрута, но обычно легко находилa дорогу к ее дому и всегда возвращалась вовремя. У меня даже появились излюбленные места, о которых я никому не рассказывала. Мне нравилось бродить среди развалин старого монастыря и гулять в саду баронессы Рейвенштар – трава там была слаще. Со временем я осмелела настолько, что стала залетать в город – я гуляла в парке, слушала уличных музыкантов и плавала в пруду. Однажды меня, правда, чуть не задрал кот, в другой раз чуть не забили лебеди – они шипели и грозно хлопали крыльями, да еще противный мальчишка как-то стрельнул в меня из рогатки. Но все обходилось обычно. Поскольку мне все сходило с рук, я осмелела еще больше. Однажды я вмешалась в разговор двух влюбленных. Они прощались в парке, на скамейке. Молодой человек нанялся матросом на торговый корабль и завтра уходил в первое плавание. Он обещал заработать денег и привезти подарки. Девушка обещала его ждать и очень боялась, что его соблазнят прекрасные женщины южной страны. Я не удержалась и пожелала ему счастливого плавания и благополучного возвращения. Молодой человек страшно испугался говорящей гусыни, схватил палку и замахнулся на меня, но девушка его удержала и захотела меня погладить. Я фыркнула и улетела, съязвив на прощанье, что из него не выйдет морской волк – он трусоват. Он рассердился и бросил в меня камень, но не попал. Я покружилась над ними еще немного, и улетела, сказав девушке, что её жених – человек недобрый и ей надо хорошо подумать, прежде, чем давать ему слово. Они еще долго смотрели мне вслед с открытыми ртами.