Предательство близких
Сразу после спешного бегства из посёлка Люба поехала к детям. Катя вообще не пришла к Татьяне Николаевне, где они обычно встречались, сказав, что ей уходить неудобно, она у подружки на дне рождения. Посидели с сыном у доброй старухи, как всегда, попили чая с пирогами. Спасибо, не разрешила сыну проводить, темнело уже. У автостанции встретили её двое подростков, придавили к фонарному столбу и сказала: «Ещё раз в нашем городе появишься – по кусочкам себя собирать будешь».
Теперь Люба жила в служебной квартире фирмы. Так Стас решил. Когда рассказала ему о происшествии, он взволновался: «Ты уверена, что это не наши дела?» Люба отмахнулась: «Нет, это свекровь пугает. Убьют вряд ли, а искалечить могут. Было уже». Стас сказал, что впредь Любу будут сопровождать, но стоит выдержать в карантине ещё недельку, пока они не утрясут все финансовые и имущественные дела. И ей с её засвеченным именем не стоит подвергать опасности близких. Люба согласилась, но потребовала, чтобы к Новому году её освободили.
А перед праздниками она наконец-то рассказала детям о своём замужестве. Приехала она в Утятин в день школьного бала старшеклассников. Катя дёргалась в ожидании своего триумфа на этом балу и всё порывалась сбегать за платьем, которое ей бабушка купила, и показать матери и Татьяне Николаевне. Зашёл разговор о квартире неподалёку, которую Татьяна Николаевна посоветовала снять. Люба махнула рукой:
– Отказали!
– Да как же так?
– А то не ясно… я ещё удивляюсь, что на вас до сих пор не наехали…
Катя сразу сообразила:
– Это бабушка не даёт тебе квартиру снять? Мам, ну, сними подальше, хоть вон в комбинатовских домах за рекой!
– Не даст она мне тут жизни. Вы что, не заметили, что я теперь на машине с охранниками езжу?
– На тебя напали?!
– Встретили, предупредили. Так что лучше бы нам в областном центре поселиться. Если я двухкомнатную квартиру сниму, уедете со мной?
Дети переглянулись. Потом Денис сказал:
– А как же папа? Он совсем один останется.
– Ну, не один. С ним тётя Ира. А ещё бабушка его вниманием не обделит.
– Но нас у него не будет!
– Ясно. Вас у меня уже нет. Мне не приезжать больше?
– Мама, зачем ты так, – возмутилась Катя. – Сними квартиру, и мы будем видеться!
– Понимаешь, Катя, я, наверное, второго перелома челюсти не перенесу…
– Это запрещённый приём!
– Запрещённый, но его применяют. Даже против женщин.
– Но ты же с охраной!
– Это охрана фирмы, в которой я работаю. Здесь я так устроиться не смогу. Даже вообще никак не смогу.
Дети угнулись молча. Понятно, в борьбе за них Люба потерпела поражение.
– Всё, я поеду, что людей задерживать. Если захотите поговорить, звоните.
Люба вышла в прихожую и стала обуваться. Татьяна Николаевна побежала за ней:
– Любочка, детка, не отчаивайся! Они маленькие, их Сонька убедила, что самое главное – деньги.
– Да нет, тётя Таня. Деньги-то и у меня теперь есть.
– Откуда, Люба? Я всё не решалась спросить, откуда? Тебя на большой машине возят с охраной, за тебя адвокат известный приехал хлопотать и дама ещё из областной администрации. Кем ты работаешь? Может, ты почку продала?
Денис взвыл: «Мама!» и кинулся к ней. Люба раздражённо сказала:
– Не выдумывайте! Во-первых, не так уж почки дорого стоит, а во-вторых, мои почки вообще ничего не стоят после облучения и химии.
– Но откуда, Люба? Кем ты работаешь?
– Офис-менеджером я работаю, по-старому это завхоз.
– А деньги тогда откуда?
– Как говорили в известном мультике, чтобы получить деньги, надо продать что-нибудь ненужное. Вот я и продала.
– Люба, не лги! Мне ли не знать, что у тебя ничего не было, когда ты уезжала! Что ты продала?
– Себя. Вижу, что напрасно.
– Ты что… работаешь проституткой?!
– Господи, что за бред! Мне тридцать три года. В таком возрасте поздно начинать карьеру как её там? С пониженной социальной ответственностью! Я вышла замуж за богатого человека.
– Ой, Любочка, слава богу! Вы расписались или так, по-граждански?
– Тётя Таня, сожительство не даёт права на деньги партнёра! Конечно, мы расписались, и я даже фамилию сменила. Но, оказывается, зря! Дети жалеют оставить папу одного. А меня не жалеют. И нафиг я продала себя?
– Но ты вышла замуж, значит, не одна, – сердито сказала Катя.
– Ну, папа твой тоже женился. И даже не один раз. Вот уж он тем более не один! Ладно, не буду вас больше мучить. Звоните, приезжайте в гости. Всегда вам буду рада. В Утятин я решила не возвращаться. Тётя Таня, спасибо вам, что принимали нас.
– Мама!
– Что, Катя?
– Ты что, не будешь к нам приезжать?
– Я приезжаю. Только много ли мы видимся? У тебя кружок, лыжная прогулка, вечеринка у подружки… вот сейчас ты спешишь на школьный праздник. Ты уже давно оторвалась от меня. Ещё до того, как разрушилась наша семья.
– Люба, ну-ка, вернись, – включила строгость, как бывало в Любином детстве, тётя Таня. Сорок лет педагогического стажа сказываются. – Да не разувайся ты, не до того. Садитесь все и расскажите наконец, чего вы хотите. Ну! Денис, начинай!
– А чего?
– Рассказывай, как ты хочешь, чтобы вы жили! Вот вас четверо. Вынесем за скобки бабушку с дедушкой, тётю Иру и маминого мужа. Тебе тринадцать скоро, ты разумный человек, скажи, как было бы лучше всего вам жить! Перечисляй: папа там-то, мама там-то, ты, Катя… начали!
– Я хочу… я хочу, чтобы все жили вместе, как раньше!
– Ты этого хочешь? А это может случиться?
– Может! Я слышал, бабушка сказала: «И чего тебе с Любкой не жилось? Стерва эта хромоногая лучше, что ли?»
– Так, бабушку за скобки вынести никак. Ладно, мнение Дениса выяснили: надо папе с мамой вместе жить, раз бабушка разрешает. Теперь ты, Катя. Говори, как вам было бы лучше. Только ты у нас постарше, поэтому постарайся собственное мнение выражать, а не бабушкино. И можешь два варианта предложить. Мол, если не так, то эдак. Ну, начали!
Катя молчала, мрачно задумавшись. Потом сказала:
– Ну, если по чесноку, то я как Денис. Лучше всего нам жилось бы вместе.
– Так, теперь Люба. Чего бы ты хотела?
– Чего бы я хотела? А давайте сначала я расскажу, чего бы я не хотела! Тётя Таня, я когда-нибудь рассказывала вам о том, как я живу? Да, рассказывала: «Всё хорошо у меня, тётя Таня, всё слава богу! Квартира хорошая, в доме достаток, муж зарабатывает, дети растут». Это я не вас, это я себя убеждала, что всё хорошо! Свекровь шестнадцать лет по темечку долбила, что я дура, нищета, в приличную семью попала и должна каждый день бога за это благодарить. Работа? Куда тебе, бестолковой, ты же ничего не умеешь! В институт заочно? Семью бросать? Будет с тебя, дуры, и техникума! Через пару лет и Сергей поверил, что я дура, а он подарок. И дети в полной уверенности выросли, что папа у них большого ума, а мама недалёкая, только и годна на то, что убирать за всеми. Потому что о папе мама плохого слова никогда не сказала, а папа о маме сроду доброго слова не сказал!
– Неправда!
– Ну-ка, повтори, Катя, эти добрые слова, которые папа обо мне говорил… молчишь? Так нечего сказать! Вот и выходит, что я действительно дура! И дурой я больше быть не хочу! Конечно, сама виновата. Не надо было терпеть, надо было уходить к маме, пока она ещё жива была. Но мама болела, я не хотела её огорчать. «Всё хорошо, мамочка!» Представь себе, Катя, что через год какая-нибудь чужая мама, допустим, Максима Семёнова, скажет тебе: «Это что за бардак в моём доме? Кроссовки Максика грязные валяются!» И ты с виноватой улыбочкой кинешься их мыть. Ишь, фыркнула, уж ты такой дурой не будешь, ты и свои-то не моешь! А если бабушка решит, что ей этот брак выгоден? А он выгоден, у нас в городе богаче Григория Максимовича только Царёв. Но у Царёва сына нет, только дочь. Институт? Зачем девчонке институт? Главное – это замуж удачно выйти. Ты в Москву уехать хочешь? А вот не факт, что бабушка разрешит! Опять фыркаешь? Да, запретить она не может, просто денег не даст! Ах, мы гордые, обойдёмся! Мы на папу надеемся? А у папы ломаного гроша за душой нет! Никогда не говорила плохого о папе, но придётся сказать. Папа на руки очень небольшие денежки получает. Что там в справке в суде было написано – это для того, чтобы мне вас не отдали. Ну, и чтобы папа на старости пенсию получал. А так папа из рук бабушки денежки получает, и каждый раз с поучениями. И чтоб он потом эти деньги жене-дуре отдал! Ну, разве что самую малость. Ещё часть денег бабушка мне выдавала. Очень небольшие денежки. На хозяйство. С кривляньями: эта дура даже семью содержать не может! Так что питались мы на мою зарплату. И одежду я вам почти не покупала. Не на что потому что. Зато бабушка добрая, она вам всё покупала. А мама не умеет одеваться, на ней вещи не смотрятся. Да потому что нет у неё ничего, нечему смотреться! Ну так вот, о Москве. Папа свои расходы ради тебя ущемлять не будет. Да и бабушка проконтролирует, если он слабину даст, она вентиль перекроет. Подрабатывать будешь? Ага, куда там наши провинциальные девушки идут? В официантки! Вес подноса 7-10 килограмм. Не один поднос, Катя, несколько десятков за смену. В двух руках удержать можно. А в одной? Второй ты тарелки на стол выставляешь. Чтобы ни толкнуть, ни расплескать, а? Усложним задачу. Ты склоняешься над столом с подносом, а клиент щиплет тебя за попу. Ну, или шлёпает как вариант. А у нас клиент всегда прав! Нет, такой хоккей нам не нужен! Идём торговать на рынок по выходным. Ну, это ты в Утятине наблюдала неоднократно. Зима, а мы такие гламурные: тулуп, валенки, штаны с начёсом, хриплый голос, сопли до пояса. И общий достархан на газетке за прилавками для сугреву. Лепота? Ещё уборщицей можно. В сериалах это очень красиво смотрится. В форменном халате со шваброй и ведром вся такая красивая. И босс на ведро налетает: ах! И назначает её дизайнером, главбухом или переводчицей с японского. А в натуре мыть надо не только кабинеты и коридоры, а ещё и туалеты. Унитазы не смытые, писсуары вонючие. Ты дома хоть раз туалет мыла? А в офисе кто плюнул, кто сморкнулся, кто презерватив мимо урны бросил. Ещё можно в костюме жирафа флаеры раздавать. Да, забыла сказать, во всех этих вакансиях шлепок по попе – это так, прелюдия. А отказ от всего, что далее клиент захочет – это нарушение правил: чего эта дура кочевряжится? Отсюда ещё один вариант наклёвывается: в содержанки! Но не факт, что найдётся тот, кто согласен столько платить. В общем, бабушку слушать придётся. Ты чего ревёшь? Может, бабушка за этот год жениха тебе не найдёт. Может, сама тебя в Москву отправит, это же престижно: внучка студентка, мы для неё денег не жалеем! Я тебя не унижаю, я тебя предупреждаю. Жизнь – она разная. Для меня она такой стороной обернулась. Вот приехала я из больницы после операции, мне только что страшный диагноз огласили, а дома меня ждёт дверь с новыми замками. Ты знала об этом?
– Но дедушке оставили новые ключи!
– Поясняю для особо сообразительных: две недели не прошло, как женщине разрезали живот, подвинули кишки, вырезали некоторые органы малого таза и снова зашили. Ей больше двух килограммов поднимать нельзя, наклоняться нельзя. Всех забирали мужья, дети, родители. Я на всю больницу одна была такая, которая взяла вещички, с трудом втиснулась в городской автобус и поехала на автовокзал. Там села на утятинский автобус и доехала до нашего автовокзала. Дошла до нашего дома, благо что недалеко. И там встречают меня новые замки. Идти к дедушке в Кожевники?
– Можно было позвонить!
– Да какая же я мать, что ни разу детям не позвонила, да? Или мне кто-то отвечал?
– Нам бабушка не разрешила-а, – заплакал Денис.
– Думаешь, дедушке она разрешила? В общем, мне не следовало ждать ничего хорошего от тех, кто считался моей семьёй. Но это не значит, что все такие. Чужая по крови женщина, малознакомая даже, встретила меня в онкологии и поселила у себя. Были ещё люди, совсем посторонние, но они мне помогали и сочувствовали. Я работала дворником, потом домработницей. Я чистила снег, я убиралась, готовила еду. Работы было больше, чем в нашей семье. Но эта работа была мне приятней, чем домашняя.
– Почему?
– Потому что её ценили. Не только деньги платили, но хвалили, благодарили. Я сделала только одну ошибку: согласилась выйти замуж, не спросив вас прежде, а нужны ли вам мои жертвы. Если бы спросила, не пришлось бы терпеть новые унижения. Просто махала бы тряпкой дальше. Всё, дети.
Люба уже вышла за порог, но вдруг остановилась:
– Катя, не подумай, что я не хочу, чтобы ты училась в Москве. Это была моя мечта – учиться. Я не хочу, чтобы ты рано вышла замуж и стала поломойкой, как я. Я буду помогать. Если буду жива.
Как хорошо, что у неё квартира была теперь! Плакать она давно разучилась. Вот приехала с этого свидания, сбросила всё в прихожей и рухнула на диван, уткнувшись лицом в подушку. И поскуливала как брошенный щенок. А если бы у тёти Клавы? Пришлось бы строить оптимистическую гримасу и врать чуткой старухе, что всё у неё нормально, разве что суставы побаливают на погоду.
Характер она выдержала и первой не позвонила. Тридцать первого позвонил Денис и как-то испуганно поздравил с наступающим. Люба отвечала ласково, но сдержано. Чувствуется, что инициатором разговора была Катя. Она взяла у брата трубку и тоже поздравила. И таким же тоном Люба ответила дочери. Спросила ещё, где они встречают Новый год. Оказывается, Сергей и Ира идут в гости к знакомым. Ну и дела! А как же обязательный приём дорогих гостей – родителей мужа? Любе обрыдли эти ночные посиделки, когда готовилась куча яств, которые подвергались лёгкой критике со стороны свекрови. А она бы вообще ничего не готовила, лучше бы спать легла. В последние годы стало чуть легче, когда дети подросли и стали встречать Новый год с ними. По крайней мере, было на кого переключиться. А самой приятной была встреча два года назад. Свекровь затемпературила и потребовала, чтобы Люба с утра готовила у неё, а вечером приехали бы все остальные. «Не знаю, не знаю, – демонстративно хлюпнула носом Люба. – У меня, похоже, грипп начинается, всю меня ломает». Прозвучало самое любимое слово свекрови «глупости», в ответ на что Люба сказала: «Конечно, мы с вами люди здоровые, но, интересно, как наши разные вирусы будут брататься в наших организмах, и кто победит?» И Софья Семёновна поспешно отозвала своё приглашение, попеняв Любе, что она не подумала о здоровье детей. Сергей ушёл к родителям, но, вспоминая, как поспешно он кинулся собираться, теперь Люба понимала, что не к родителям он отправился. А какой душевный получился тогда праздник!
На этот раз незабываемый Новый год устроила им Татьяна Николаевна. Она позвонила через пятнадцать минут после детей и спросила, какие у неё планы на эту ночь. А планов никаких не было, потому что тётя Клава уехала к той самой двоюродной сестре Нине, которая не так давно гостила у неё. Сестра кроме Нового года праздновала ещё развод и новоселье. Жаль, что не удалось познакомиться, чувствуется, язва ещё та. Так вот, Татьяна Николаевна пригласила Любу к себе: «Посидим вдвоём, а потом дети прибегут, когда старшие в гости уйдут. К бабушке идти дети отказались, сказали, что спать пораньше лягут». И Люба полетела в Утятин.
Пока готовили, пока накрывали на стол, телефон разрывался от звонков. Поздравляли новые знакомые, но больше, конечно, старые. Сама Люба позвонила только тёте Клаве и Люсе. И Люся предложила ей вернуться завтра с ними, они детей в областной театр кукол на утренник везут. Так она и ответила Стасу, когда он набросился на неё из-за того, что без охраны уехала: нечего парням праздник портить! А когда пришли дети, причём Денис был заспанный и туго соображал, они все вместе посмеялись над ним, что он «для конспирации» демонстративно улёгся спать ещё до ухода взрослых, а потом Катя с трудом его разбудила. Эта пара часов, проведённых с детьми, стали самым счастливым временем в уходящем году. Может быть, в следующем всё наладится?
Утром Люся попросила выйти к дороге, потому что во дворе снег был неважно расчищен. А когда Люба вышла, то оказалась перед группой людей, вывалившейся из-за угла. Они кричат ей издали: «Снегурочка!» Люба в некотором замешательстве оглядела себя: светло-серая «свадебная» шуба, белая шапочка. Может, и правда прикид для дедморозовской внучки. Но, приблизившись, они вопят уже: «Любочка!», а один из них подхватывает её на руки:
– Знаешь о чём я мечтал десять лет школы? Вот так взять на руки тебя и нести по жизни!
– Давно бы тебе напиться, чтобы решиться, – сказал Витя.
Одноклассники. Коля со «скорой», Витя из полиции и Саша, Иркина школьная безответная любовь. Он сразу после выпуска уехал, и они почти семнадцать лет не виделись. Вот он и держал её на руках.
– Отпусти, Сашка, – засмеялась она. – Поздно пить боржоми со Снегурочкой, которой уже тридцать четвёртый год!
Опомнившись, выскочила из стоящей рядом машины и бросилась к ним Люся:
– Мальчики! Какая приятная встреча!
Коля с Витей перемигнулись, сплели руки и подхватили пухленькую одноклассницу:
– У нас Сашка, богатырь, а мы слабенькие!
Люся ухватилась за их шеи и завизжала:
– Поставьте на место, придурки! Уроните! Вы же пили всю ночь!
Вылез из машины Люсин муж:
– Эй, холостяки, не трогайте замужних женщин, а то оторву кое-что!
– О, девчонки! Счастливого Нового года! А давайте с нами, бросайте этого ревнивца!
Смеясь, Люба оглянулась и столкнулась взглядами с Кузнецовыми. Своей бывшей семьёй. Они, значит, всё это время стояли рядом. Ира глядела растерянно, с какой-то полуулыбкой. Она даже сделала шаг к Любе. Нет, хватит с неё предательств! Перевела взгляд. Софья Семёновна захлёбывалась воздухом. И у Сергея в глазах смятение, не ожидал встречи. Он без шапки. Волосы ещё больше поредели на затылке за несколько недель, что они не виделись. И что в нём баб прельщает? Мамкин бизнес, наверное.
Судя по всему, они детей ждут, чтобы куда-то вместе поехать. Ей не надо их дожидаться, дети могут себя чем-то выдать, а ведь договорились встречу скрывать.
– Поехали, поехали!
Муж Люси помог женщинам забраться в машину. Тем временем ребята строили в окно рожи Люсиным малышам. Дети хохотали.
Но, когда, разворачиваясь, они снова проехали мимо машины Кузнецовых, в которую те загружались, и только Ирина стояла в отдалении, растерянно глядя вслед парням, идущим, толкаясь, по тротуару, до неё дошло: она же из их класса! Она не от Любы реакции ждала, а от остальных!
Погоня и поиск
Январь прошёл, уже февраль был на исходе, а Игорь всё ещё не был в разводе, и Любу с её «правом подписи» по-прежнему задействовали. Игорь в бизнесе был совсем не похож на Игоря в частной жизни. Коротко: «Надо!» А потом и вовсе: «Не хочешь трепать честное имя Толи – будем использовать твоё!» Уже на её имя, а не её виртуального мужа, по случаю приобрели обветшалую четырёхэтажную стекляшку в центре города – дом быта советских времён. И на это заём оформили. Уже она договор на реконструкцию здания подписала. Нет, это не уголовщина, когда перед государством ответственность несёшь. Оно посадит, но много не даст, учитывая диагноз и наличие несовершеннолетних детей. А в случае банкротства отвечать придётся перед партнёрами типа Большакова. При мысли о нём Люба чувствовала озноб. Если в разговоре с посторонней дурой они не стеснялись применять тычки, броски и удушения, то при денежных потерях будут четвертовать и на дыбе растягивать. На что она, идиотка, подписалась? Детей не вернула, а себя над бездной подвесила!
– Что ты на меня глядишь, как солдат на вошь?
Это Стас за ней заехал на работу. Люба теперь в самом деле работает. В том самом здании, которое якобы купила. И которое теперь якобы реконструируется. А на самом деле там отделали несколько комнат и часть коридора на первом этаже, расширили запасной выход со двора и ввели в здание огромную трубу, обёрнутую чем-то типа фольги. Вроде как отопление. И перевели туда Толины «Рога и копыта». Теперь её должность очень востребована. Лампочки перегорают, обои отклеиваются, унитазы засоряются, канцтовары заканчиваются. А когда она выдаст бухгалтерии скрепки для степлера, подержит стремянку, пока электрик, ворча, что не лампы надо менять, а проводку, висит на потолке, зашипит на пьяного сантехника и заставит-таки его сделать так, чтобы кран не капал, Люба набрасывает куртку и выходит в заброшенную часть здания. И бродит по тамошним закоулкам, переходя с этажа на этаж. Эта бессмысленная ходьба немного уменьшает напряжение, в котором она пребывает второй месяц. Когда она появляется здесь, недовольно бурчит сторож, отрываясь от телевизора, но громко возмущаться не решается.
– А чего мне, радоваться тебе? – отвечает она Стасу. – Опять заём какой-нибудь будем оформлять?
– Нет, там перечисление процентов, коммуналка и ещё какие-то… забыл я эти умные слова. Да какая разница! Ты скажи лучше, ты что по зданию мотаешься каждый день?
– Этот бирюк пожаловался? Убежище я ищу. Место, куда убегать буду, когда кредиторы за горло возьмут.
– Ты что, боишься? Не надо, Люба. Игорь никогда не навесит на нас свои долги. Я ведь в этих делах тоже замешан. Я типа купил у него всю строительную технику. Он порядочный человек!
– Верю. А если порядочный человек завтра подцепит холеру и скоропостижно помрёт на горшке?
– На этот счёт у него составлено завещание. Все свои долги он там обозначил. Это он должен бояться, как бы мы не убили его, надеясь на наследство.
– Стас, ты же юрист! Зачем тебе эти сомнительные сделки?
– Ну, юрист я так себе. Во-первых, в узкой сфере, во-вторых, недолго, я в девяностых под сокращение попал, тогда армия… ну, сама знаешь. В-третьих, я вообще и в училище-то больше спортом занимался. Так что после увольнения переучиваться даже не пытался. Ну, и под Ильёй Большим походил, так что немного замарался.
– Ты у этого бандита служил?
– Ну, бандитом он не был, просто сволочь… то есть был, говорят, в девяностые. Но я у него в банке работал значительно позже, там всё было законно. Главбуха возил. Ну, охрана, сопровождение. Спасибо, Игорь подобрал, когда босса грохнули…
– Значит, одного подопечного ты не уберёг?
– Я не в личной охране был!
– А Игорь, значит, тоже с ним близко знался?
– Ты не думай, что у него бизнес на бандитских деньгах, у него отец СУ-2 ещё в восьмидесятых возглавил. Там ваучеры потом и всё такое. Сын уже на готовое пришёл. Но Большой его финансировал, это было. А потом они разругались, и вовремя. Игорь совсем немного потерял, когда у босса лицензию отозвали. Его даже подозревали… ты не бери в голову, тогда многих подозревали! А у него алиби.
– Ладно, что про старое! Когда он разведётся?
– Всё, сегодня он уезжает. А то и вправду убьют. Написал доверенность, разводиться от его имени будет адвокат.
В офисе Темникова Стаса настиг звонок по поводу пожарной проверки. «Да поезжай, даже не сомневайся, – сказал ему Игорь. – Я сейчас здесь закончу – и сразу в Москву. Вещи в машине, машина во дворе».
Люба все подписи поставила. Пока всё перепроверяли, тоже на звонок ответила. Катя плакала и просила приехать. Что-то темнила, винила себя. Призналась только, что в чём-то виновата. Что Денис поссорился с отцом и ушёл из дома. Что она его ищет, что уже обзвонила всех знакомых мальчишек. А Денис телефон дома оставил.
Люба сказала, что выезжает немедленно. Расспрашивать не стала, понимая, что толку не добьётся, всё надо выяснять глаза в глаза. Стала звонить Стасу, он вне зоны. Игорь сказал, что Стас наверняка угощает проверяющих, поэтому не отвечает:
– У меня есть в запасе несколько часов, поехали!
Люба ещё раза два ответила на истеричные звонки дочери, нарочито спокойным тоном сообщая ей, что она в дороге. Потом обратила внимание, что Игорь нервно вертит головой:
– Что-то неисправно?
– Нет. На первой людной остановке я приторможу, и ты быстро выскочишь.
Они уже проехали границу Утятинского района. Сворот на Колушино. На остановке ни души. Игорь зашипел от злости. Люба оглянулась, поняла, что он заметил преследователей, и спросила:
– Машина за нами?
– Две. Надеюсь, на следующей остановке удастся тебя высадить.
– Знаешь, дальше, где вы собирались завод строить… ты был там?
– Ну?
– Там песок берут, а зимой снег в этот котлован свозят с городских улиц. Если объехать слева, там остался кусок старой дороги и мостик.
– Знаю.
– Под ним можно проехать, только сразу нужно вправо подать, а то по прямой там пруд. Опасно, у него отвесные берега, это старый котлован.
– Понял. Ты пристёгнута?
Несколько резких поворотов, короткое затемнение, когда, слегка притормозив, автомобиль въехал под мост – и снова свет, и резкий поворот, и снова они мчатся по не прикатанной дороге, на которой уже припорошен начинающимся снегом одинокий автомобильный след.
– Неужели ушли?
И тут же резкий глухой звук, и лязг железа о железо. И тишина.
– Это то, что я подумала?
– Скорее, столкновение. Один резко затормозил, другой поддал сзади. Куда дальше?
– Вниз. Сейчас будет мост через реку, хутор с четырьмя усадьбами, а дальше большое село и выезд на шоссе. Оттуда уже Утятин видно.
– Откуда ты эти закоулки знаешь?
– На хуторе друг бывшего мужа построился, мы там в прошлом году на дне рождения были. Опаздывали, с утра в Уремовск за покупками ездили, и Сергей на обратном пути здесь проезжал… Да, Катя, мы уже подъезжаем. А отец что-нибудь предпринимает?.. Поняла тебя. Возьми ключ от гаража и проверь, всё ли на месте. Не мог Дениска с пустыми руками уйти.
Когда они подъехали к раскрытым воротам гаража, зарёванная Катя бросилась к матери:
– Мама, лыж Денискиных нет! Я уже папе позвонила, он поехал на лыжероллерную трассу!
– Так, а мы тогда на стадион.
Конечно, на стадионе никого не оказалось. А мело уже сильно.
– Катя, давай без вранья. Ты что-то сказала, что-то такое, отчего он на отца обозлился? Признавайся, мне нужно знать, насколько он обижен!
Уже почти стемнело. Дочь с рыданием призналась, что всё из-за неё. Обедали у бабушки, заговорили о планах, Катя заикнулась об учёбе в Москве, и желательно в МГИМО. Бабушка сказала, что там взятки преподавателям миллионные, что Денис будет поступать в престижный вуз, а Кате достаточно отучиться в областном центре и удачно выйти замуж. И Катя ей ответила, что мама предупреждала её об этом и обещала помочь.
– Ты что, не поняла, что бабушка любит всё делать наоборот? Сказала бы, что мечтаешь выйти замуж за хулигана Кожевникова и родить ему тройняшек, и она бы завопила, что надо учиться!
– Да знаю я. Ну, вышла из себя, не сдержалась. Ну, и спросила с подковыркой: может, они с папой его старого друга дядю Вову наймут, чтобы он мне челюсть сломал? Мам, они так испугались, что всё стало ясно!
– Подожди, а откуда ты знаешь?
– Я ваш с Людмилой Павловной разговор подслушала…
– Это плохо. Денис нас не простит.
– Тебя-то за что?
– За то, что поддерживала вашу веру в героического папу.
– Но ты же сама недавно узнала!
– Но ты-то ему этого не сказала!
Звонок.
– Да, Витя. Я здесь. Мы на стадионе, лыжников тут нет. Нет, он не знает моего адреса. Да, конечно. Пока, – и дочери. – Папа всё-таки в полицию заявил. И сразу на меня. Спасибо, там мой одноклассник трудится. Это он звонил.
Съездили ещё к Святому источнику на Надеину поляну, потом на противоположную окраину города, за часовню, где овраги. Там обычно собираются те, кто с горки кататься предпочитает. Но сегодня уже было пусто.
– Игорь, тебе, наверное, пора уезжать.
– Мама, что ты? Метель начинается, как же мы искать будем?
– Ладно, девочки, – перебил их Игорь. – Как я понимаю, Денис разочаровался в отце. Адреса мамы не знает, к друзьям не пошёл. Есть у вас какое-нибудь место, не связанное с папой Дениса?
– Да, конечно, дача, – выдохнула Люба. – Поехали!
По дороге она объяснила, что эта дача её деда, на которой они раньше картошку сажали, пока старшие Кузнецовы дом не построили. А уже лет десять там всё заброшено, но иногда Люба с детьми устраивала на участке пикник. Выехали за город, нормально доехали до сворота на дачный кооператив. Там, конечно, никто не чистил.
– Можно проехать?
– Нужно.
Проехали. Ехали практически по целине. К счастью, между деревьями, которыми плотно заросли брошенные дачи, намело не так уж много.
– Мама, дверь открыта!
Люба с Катей бросились к маленькому деревянному домику, который старый хозяин называл «берлогой». Дверь его была неплотно прикрыта, даже издали это было видно. У входа валялись лыжи. Игорь с трудом развернул машину и пошёл следом. Проходя, заметил, что одна лыжа сломана пополам. Денис лежал на старой тахте, накрывшись всем тряпьём, что только нашлось в домике, и спал. Мать с сестрой трясли его, но он только стонал, не открывая глаз. А потом вдруг завопил и открыл глаза. Они расспрашивали его, но он в ответ только: «Нога!» Игорь отодвинул Катю, особенно активно трясущую Дениса, мягко сказал: «Люба, отойди», и взялся ногу мальчика:
– Видите? Стопа как подушка, как бы не перелом. Ботинок придётся разрезать. Ищите ножик.
– Может, до больницы? – спросила Люба.
– Нельзя. Холодно, а нога сдавлена.
Ножа не нашлось. Катя притащила ножовку, зубом которой Игорь надрезал шнурки и рывком под вскрик мальчика снял ботинок: «Надо!»
Чтобы не мешала, Катю он отослал, сунув ей ключи:
– В аптечке должен быть эластичный бинт.
Люба бережно грела ногу сына руками:
– Кажется, не отморозил…
Зафиксировав стопу и завязав сверху свой шарф, Игорь взял Дениса на руки:
– Давайте вперёд, дверь откройте, готовьте место.
Пока Игорь устраивал Дениса на заднее сиденье, Люба сказала:
– Катя, домик закрой.
– Я бы его сожгла!
– Лучше наш дом сожги, – сердито сказал Денис.
– Дети, если бы люди каждый раз сжигали место, где теряли иллюзии, вся земля полыхала бы, – вздохнула Люба. – А дедова дача – моя единственная недвижимость.
– Давно надо было служебную квартиру на тебя переписать, – повинился Игорь.
– Не имеет смысла. На мне столько кредитов!
Поехали. Игорь что-то пробурчал.
– Что?
– Колесо.
Тут Люся позвонила.
– Люсенька, мы его нашли. Нога, что-то с ней… да, надо в больницу. Но у нас колесо пробило. Старая дача, да, ты знаешь. Игорь! Не терзай машину, Люсин муж сейчас нас выручит.
Минут через пятнадцать за деревьями блеснул свет фар.
Пока Игорь с мужем Люси переносил Дениса в его автомобиль, двое крепких парней уже взяли у него ключи, вытащили из багажника и бросили на снег запаску и приступили к замене.
– Ты, наверное, уже опоздал? – виновато спросила Люба.
– А что такое?
– У него в семь утра самолёт из Шереметьева…
– Ребята, во двор ко мне машину поставите. Игорь, бери вещи с собой, я тебя с вояками отправлю.
Как дальше всё удачно сложилось! И не перелом это вовсе, а растяжение! И пока в больнице сделали снимок, за ними приехала Люся со своими малышами («Ну как же, мы же все переживаем!»), и водитель помог Денису добраться до машины, и вернувшийся Люсин муж сказал, что Игоря взяли на военный вертолёт до Новогорска, а там есть ночной авиарейс в Москву. И у Дениса загорелись глаза: