– Неправда!
– Я то же самое сказала: Вовка не мог! А он мне ответил: не он, она. Людмила Пинчук.
– Он врёт!
– Тогда он даже не подозревал о вашем существовании. А проверить ты легко можешь. Ему сказали, и от тебя не скроют.
Вовка рухнул на диван:
– Зачем?
– А ты не хочешь спросить, почему я просила тебя Людмиле не говорить? Вова, ты всю жизнь считаешь: «любишь меня, люби и мою собаку». Не получается так. Ну, раздражаю я её! Как ты заметил, я не захожу к вам с тех пор, как она, увидев меня, отключила дверной звонок.
– С чего ты взяла, что она?
– Я шла к вам и помахала рукой ей и Милке, которая курила на балконе. Они ушли сразу. Не видеть меня они не могли. Ну, я нашла себе компанию, и время мы провели весело. Но, сам понимаешь, ещё раз прийти в этот дом я не захочу.
– Почему ты мне не сказала?
– А зачем? Ссорить мужа и жену? Лучше отвыкать нам от дружбы постепенно. Я вовсе не обвиняю её в неприязни. Может, сама обидела её первой ненароком. Но Мишу я ей не прощу. Ведь тогда после возвращения родственники решили его в дурку сдать. Какая бы я плохая ни была, ваших детей я бы не продала. Вот так. Захотел правду – услышал.
Вовка ушёл не попрощавшись.
– Бедный Вова, – сказала мама. – Ты бы с ним как-нибудь помягче.
– Мама, ты в своём репертуаре, – вздохнула Лара. – Бедный Вова. А Лара богатая. Она всё вынесет.
Глава двенадцатая, в которой Нина Васильевна надела очки и разглядела всё
Первый рабочий день.
– Хорошо год начинается, – сказала Нина Васильевна. – У тебя свежий ухажёр!
Лара зашипела, Нина Васильевна засмеялась:
– Да шучу я, шучу! Знаю я, что на этой теме ты давно жирный крест поставила! Ты и с соседом своим задружила, потому что он никакого мужского интереса к тебе не проявлял. Как, кстати, вы теперь с ним будете?
– А никак. Ну, столкнёмся на лестнице, кивнём друг другу. Мальчики, конечно… но я сказала, что мы поспорили по принципиальному вопросу и разошлись навсегда.
– Ага, шубу он не носит. А этот, ну, друг его?
– А по нему шандарахнули со всей дури. Мою тему закрыли как не было, но копаются в его делах будь здоров. Я так понимаю, поставлена задача найти кучу упущений и перевести в Тмутаракань.
– Ладно, делом занялись! Кажется, у нас премия намечается.
Благодаря премии удалось вовремя внести очередную выплату. А вообще жить стало тяжелее. Весьма чувствительной статьёй расходов стали лекарства. Но, кажется, что-то стало доходить до сына после того, как Лару однажды прихватило у матери. Приступ начался внезапно, когда она возилась на кухне, и ни с какими волнениями связан не был. Удушье, боль, аритмия. Кинулась к ней испуганная мать, но Лара выдохнула: «Скорую… Витю уводи…» Мать всхлипнула и побежала в зал:
– Витя, ну сколько можно просить! Иди в подвал, картошки набери!
Что-то ворчал Витя, мать бормотала: «Ничего без меня… вместе пойдём». Слава перенёс её в комнату. Медики приехали быстро, станция «Скорой помощи» ведь рядом. Сделали укол, пять минут посидели, предложили стационар, сделали ещё один укол. Уехали. Проваливаясь в сон, Лара пробормотала: «Вика, сходи за ними». Минут через двадцать проснулась и засобиралась домой.
– Ты с ума сошла!
– Ладно, заночую… отвыкла я рано вставать…
Утром, собираясь на учёбу, сын спросил:
– Ты меня что, никогда не простишь? Обиделась навсегда?
– Нет обиды, сынок. Просто отпустила. Ты взрослый, всё сам за себя решил. В твоём возрасте я тоже решила, что взрослая, и не дам глупой маме решать за меня. Она отступила, и я совершала те же ошибки, что и ты.
– А что же вы обе дядю Витю не отпускаете? Сама при смерти, а из последних сил: «Витю уводи!»
– Как говорят в народе «Помирать собирайся, а пашенку паши». Он больной человек, он один не может. Его нельзя волновать. Если бы я умерла, Витя бы, конечно, сорвался. И маме бы пришлось… да что там говорить! Но обошлось, и Витя в порядке.
– А какие ошибки я сделал? Ну, как и ты? Что тебе бабушка сказала, когда ты её не послушала?
– Она сказала, что Николаю нужна бесплатная домработница и нянька. А я решила, что это любовь.
– А что ты о Марине поняла и мне не сказала?
– Что Марине нужна квартира. Ты ведь наверняка не сказал, что у квартиры три собственника?
– Не помню. Но она ведь не ушла от меня, когда Лопахины вернулись!
– Отступать было уже некуда. Помнишь, она меня и убийцей, и похитительницей обзывала? Это ведь от прежнего её сожителя, от Саши-охранника.
– Он её брат двоюродный!
– Ага, по Адаму. Когда она ему надоела, он ей на тебя показал: молодой, перспективный, с матерью вдвоём в трёхкомнатной квартире живут. Мать рохля, нажать – так съедет. Вот она меня и выживала.
– А почему ты мне сразу об этом не сказала?
– Потому что сразу я этого не знала. Но догадывалась. А точно узнала, когда его при всём народе в сплетнях уличила. Тогда он всё мне выложил. Но ты бы меня тогда слушать не стал. А уж когда к отцу обратился…
– Я как заколдованный был! Ведь знал, что ему не нужен, но всё равно полез! И поплатился за это. Мама, прости!
– А любовь?
– Это как у тебя было. Узнал об измене – и завяли помидоры.
– Точно?
– Видел её вчера. Знаешь, что подумал? Вика права, на жабу она похожа.
– И что?
– Пошёл и купил им с бабушкой зефир в шоколаде. Знаешь, такой в пакете и в фантиках. Ой, отдать забыл! Я сейчас!
В начале февраля как-то Ира Медникова заскочила в бухгалтерию в величайшем раздражении:
– Нашу телезвезду не видели? Ну, Баринова? Он сегодня с утра при параде, в костюме-тройке. На ток-шоу в прямом эфире выступает. По борьбе с преступностью.
– Вроде, это твоя тема, – удивилась Нина Васильевна. – И не любитель он в глаза лезть. Почему Баринов?
– Гендерный подход, – успокаиваясь, ответила Ира. – Телеведущий мужик, прокурор баба, от УВД пресс-секретарь тоже баба, начальник отдела культуры – баба, комитет по делам молодёжи – опять баба! Сказали, чтобы от прессы непременно мужик был. В старые времена Витецкого бы послали. А теперь что? Наш новенький – папин сын, и больше ничего. Выбор небогат: или вечно пьяный Костик, или шеф. Так не знаете, где он? Там Дунины вещички из полиции вернули.
– А что за вещички?
– Ну, что в рабочем столе могло быть? Рабочие материалы: черновики, справки, пара безделушек. Вроде молодая девка была, а писала от руки. По идее сразу на помойку надо нести. Но требуется благословение начальства.
– От руки? Не выбрасывай, Ира. У Мишки от матери практически ничего не осталось. Он маленький, скоро её забудет. Пусть взрослым хоть почерк её увидит, её работы. Я заберу.
Ира заморгала, повернулась и у двери вдруг всхлипнула. Нина Васильевна удивилась:
– Ир, ты что?
– Вот, Лариса Александровна сказала, что останется от Дуни… а если меня сейчас кто-нибудь в окно выкинет, что останется? Кот в квартире и тексты в компьютере. Ребёнка, что ли, завести?
– Ирка, вернись, сядь. Ребёнок – не собачка, чтобы его заводить. Меня особенно бесит, когда говорят «для себя». Дуня разве для себя ребёнка заводила? Она на счастье и семью была настроена. Но не получилось. Вот Лара ребёнка растила одна. Но у неё мама, братья были. В случае чего не пропал бы. А что значит для тебя ребёнок без мужика? У тебя ведь из близких один кот. Мужика ищи, да ещё с большой семьёй, чтобы тылы были. А то вон Лара два месяца отца Мишкиного искала и чудом нашла.
– Не чудом нашла, а чудом не нашла. Я вчера знаете кого с царицей Тамарой увидела? Ингу Киприди! Оказывается, они со времён учёбы общения не прерывали. Я бабке говорю: как можно такое простить? Ребёнок беспризорничал, а эта сука помалкивала! А она с апломбом: в ней говорила ревность! Ну, я не выдержала и сказала: вы литератор, вот вам литературный пример ревности – Медея. Поставьте себя на место свекрови Медеи, бабушки её детей.
Костик притащил из «Молодёжки» две коробки из-под ксероксной бумаги с Дуниными вещами. Лара не пошла на обед, а села их разбирать. После обеда заглянул Баринов, кивнул на коробки: ну что? Лара протянула ему папку:
– Почитайте!
– Лара, потом! Ты же знаешь, куда мне идти!
– Читайте, читайте, это по теме прямого эфира. Просто удивительно: у Дуни в голове был жуткий кавардак, а в бумагах полный порядок.
Баринов присел к столу, полистал, вернулся к началу и углубился в чтение. Четверть часа он шелестел бумагами, потом снял очки и спросил:
– Как фамилия этого капитана, что бумаги изымал? На «Т»?
– Тимофеев, да.
– Мало того, что преступника крышевал… да что там крышевал, на жертв наводил! Он ещё и халатность продемонстрировал. Улики на себя в руках держал и не подумал их проглядеть и изъять. И жертву он узнал, но не сказал, и его коллеги ещё два месяца были в неведении! Действительно, в прямой эфир просится! Эх, Дуня, Дуня, трепло ты гороховое! Ни мы, ни полиция производственной версии не рассматривали. А ведь могли её за какой-нибудь из этих материалов убить. Понятно, зачем убиенный к нам шёл. Но какого специалиста я потерял! А статья! Это же бомба! Только, к сожалению, теперь уже не разорвётся.
– Тут ещё одна папочка. Тоже материал с динамитом. Об одном отставном офицере. Потом посмотрите.
– Пусть пока у вас всё полежит.
Но бомба разорвалась. У Лары телевизор сломался, поэтому она задержалась на работе и села смотреть передачу. Без интереса, но из корпоративной солидарности. Подумав, решила отсканировать все Дунины материалы. Кто знает, как отнесутся к этому архиву Хованские! А на цифровом носителе она может их сохранить для Мишки. Совала по листочку в сканер, одним глазом поглядывая на экран телевизора.
Ведущий ей сразу не понравился. Можно ведь было как-то фильтровать вопросы! А он с самого начала чересчур накалил обстановку, давая слишком много времени зрителям и не прерывая их в том случае, если они выходили за рамки. Силовики отбивались, ведущий сиял, Баринов подрёмывал. За что и поплатился. Пресс-секретарь накинулась на СМИ, что гоняются за сенсациями, рекламируют злачные места (намёк на материал «Молодёжки» о ночных клубах), формируют негативный облик полиции в глазах молодёжи. Баринов подачу отбил. Старый лис постарался отвечать обстоятельно и благожелательно, стремясь разрядить обстановку. А эта дама, коллега в некотором роде, решила, что он беззубый и можно на него все стрелки перевести и усилила напор. Задавала вопросы, прерывала ответы, язвила и высмеивала. Да ещё на возраст намекнула. Ну, теперь держись! И Баринов врезал. После очередного вопроса о сказал: «Это вопрос риторический или вы позволите на него ответить? А то вы всё стрекочете, а меня совсем не слышно. Тут, мне кажется, и ведущему надо бы вмешаться». Ведущий опомнился и слово ему дал. А Баринов сказал, что имидж формирует не пресса, а сами силовики своей работой. И вот какой имидж сложился в глазах самой прессы на примере работы полиции по двум преступлениям, совершённым в здании дома печати. «Одно из них раскрыто!», – вмешалась дама. Правильно, подтвердил Баринов. Но только брата убитой проверили не сразу, а когда наша сотрудница на него указала. А зачем второй убитый проник в здание, вы не знаете до сих пор. А мои сотрудники выяснили! «Вот, сама пресса скрывает улики от полиции!» Эти улики были изъяты из редакции и пролежали в полиции четыре месяца. А сегодня их вернули в редакцию. И наши сотрудники, в отличие от полиции, документы просмотрели. И нашли там статью о преступной деятельности второго убитого, подельником которого был полицейский, изымавший эти материалы. То есть этот офицер полиции показал себя халатным сотрудником и недальновидным нарушителем закона. Тут ведущему на наушник подали начальственное «Ай-я-яй», и он снова дал слово телезрителям. Естественно, телезрители просили подробностей. В общем, телепередача закончилась на пять минут раньше, и зрителям предложили зарисовку «Зимний город».
Телефон. Витецкий:
– Лариса Александровна, никогда не поверю, что вы не в курсе. Не поделитесь информацией?
– Только с разрешения Баринова. Если он даст отмашку, я скину вам всё, что он попросит. Я сейчас в издательстве.
– Блин! Убегайте оттуда, этот ваш полицейский наверняка уже бежит за порочащими его материалами! Вообще нет, он же в другое крыло полезет, в редакцию «Губернской молодёжи». А вы не можете оттуда материалы забрать?
– Ключа нет, – ответила Лара, благоразумно скрыв, что материалы у неё.
– Ну, не думаю, что правила поменялись. Дуня хранила запасной ключ от кабинета за батареей. Уверен, он и сейчас там.
Лара была готова поверить в любую грядущую пакость, поэтому полетела в кладовку уборщицы и быстро набрала там старых папок и бумаг, выброшенных накануне из кабинетов во время генеральной уборки. Прихватила там же несколько пакетов для мусора. Вернувшись, стала освобождать коробки, складывая Дунины бумаги в пакеты, а пакеты в шкаф. Отрывалась лишь для того, чтобы подать на принтер очередной отсканированный документ. Скрепила степлером горячие ещё листы и, перемешав со старыми бумагами, уложила в коробки. Побежала в редакционное крыло.
С ключом от коридора проблем не было, оба крыла открывались одним. Свет в коридоре включать не стала, добежала до окна и посветила телефоном. Есть ключ! Открыла кабинет, поставила коробки в угол, выскочила, закрыла и, не возвращая ключ на место, понеслась назад. Села дух перевести. И тут же подскочила от звонка. А если бы он зазвонил, когда она была в редакционном коридоре? Точно бы сердце прихватило!
Звонил Баринов, говорил странное:
– Деточка, я думаю, ты не права, отказывая своему другу в такой мелочи…
– Что?!
– Я тебе как отец говорю, что ничего не надо от него скрывать.
– Поняла, вы не один?
– Естественно.
– Придут сейчас документы изымать?
– Думаю, до завтра это подождёт.
– Я сканы ему пошлю.
– Вот и умница!
Ну, конспиратор!
Утром они с Бариновым подошли к издательству одновременно. Лара спросила:
– Ну что, отец, когда друзей ждать?
– Ой, боюсь, что скоро! Я сразу к тебе. Что ты ещё советовала почитать?
– Мне всё равно к вам в крыло надо. Я принесу!
Лара с двумя папками вошла в двери левого крыла и увидела, что у кабинета Иры собралось несколько человек. Они по очереди безуспешно совали ключ в скважину. Лара спросила, в чём дело, посочувствовала, приостановилась у окна, незаметно сунула ключ за батарею и понесла папки Баринову. На обратном пути заглянула к Ире, поинтересовалась, как дела, заодно скосив глаза в угол. Он был пуст. Значит, замок заело, а коробки исчезли.
Подумала и вернулась. Рассказала Баринову всё. Тот пригорюнился:
– Вот любишь ты острые положения!
– А зачем мне тупые положения? И потом, вы сами разрешили Витецкого проинформировать. У вас же духа не хватит самому всё это опубликовать, да и не позволят!
– Достало всё! Эта фифа вчерашняя… ишь ты, в плохой работе полиции пресса виновата! Вот пусть теперь отмываются! Лар, а ты не находишь странным, что до сих пор никто не пришёл и не позвонил?
Тут как прорвало. Сначала уборщица постучала, нельзя ли кабинет для уборки освободить. Заодно поделилась сенсацией: в типографию полицию вызвали! Сразу не заметили, а потом обнаружили, что в угловом окне стекло выставлено. По следам видно, что кто-то влезал, а потом аккуратно поставил его на место, не укрепляя. Вроде ничего не пропало.
Переглянулись. Баринов сказал:
– Я, пожалуй, слетаю по адресу этого офицера… ну, по которому Дунин динамит. Если ничего не изменилось, в следующий номер поставлю с предисловием.
И смылся.
А Лара вернулась к себе и увидела, что вся бухгалтерия собралась у компьютера Нины Васильевны.
Оказалось, Витецкий по старой дружбе попросил администраторшу кафе пустить его на постой в свободный этим вечером банкетный зал. Он просчитал: похититель решит, что охрана не обратит на него внимания, пока кафе работает и по двору снуют люди, и проникнет за коробками через служебную дверь из кухни во двор, а затем попытается открыть дверь типографии. Почти угадал. И очень удачно заснял его; особенно удался крупный план при возвращении в кафе, где он с коробками.
Был опубликован и фельетон Дуни о мошенничестве с квартирами одиноких женщин, которым занимался её бывший муж, упоминался там некий капитан Т., снабжавший Игоря Лопухина сведениями о владелицах квартир. И проиллюстрирован сканами документов, добытых Дуней, и фотографиями капитана Т., сделанными во дворе издательства.
– Лара, он где эти коробки взял, в нашей бухгалтерии?
– Да нет, – ответила Лара. – Я их макулатурой загрузила и в коридор выставила. А Дунины бумаги с собой забрала.
Женщины рассмеялись:
– Вот он начитался за ночь! Будет что в старости детям рассказать!
Вечером зашёл в гости Андрей Хованский. Один зашёл, без сына. Пояснил: «Я с работы». Присел, долго мялся. Потом сказал:
– Я телевизор редко смотрю. Ну, на работе рассказывали… я потом в записи посмотрел. И эту статью прочитал о её муже, и что её бумаги похитили… получается, её за журналистское расследование убили? Лена… она что, действительно хорошим специалистом была?
– Я бухгалтер, не мне судить. Главный редактор её очень ценил. Да, Андрей, эти бумаги, вокруг которых столько шума, я их забрала. Пусть что-то Мише на память от матери останется. Не сейчас, а когда он вырастет. Там архив вырезок её статей и черновики последних работ. И пожалуйста, останавливай мать, когда она по её поводу язвит. Не такой уж он маленький, и всё отлично понимает. Она у тебя доцент и всё такое, но в человеческих взаимоотношениях так и не доросла. И не возбухай, всё равно доскажу! Мишка деда сразу почти полюбил, с тобой после поездки в Санкт-Петербург тоже вроде сроднился…
– Это тётя Галя, она нас как-то сумела сроднить.
– Да, он бабу Галю часто вспоминает, хоть и виделись три дня. И, наверное, ведь сразу к ней как к родной, да? У детей, пока опыта мало, он интуицией подкрепляется. Ты видишь, что Миша из всех из вас с бабушкой напряжённее всего? Потому что у неё к нему всякие требования и претензии, а у вас просто любовь! Я не про репетитора говорю и не про лечение, это всё надо. Но я вас сразу предупредила: мальчик небольших способностей, профессором не станет. А ей надо, чтобы всё сразу! А что не так – сразу материна кровь!
– Да понял я! Поговорю с ней и останавливать буду. Я вот что хотел спросить… давай в театр сходим! Антреприза приезжает, говорят, очень интересный спектакль.
Лара охнула:
– Андрюша, ты что, меня типа клеишь?
– А что?
– Тебе сколько годочков-то? Лет 35?
– 37. И что?
– Я старая тётка сорока двух лет. У меня дочь, сын, внучка, мать, брат, племянница. У них у всех проблемы. Я забита ими по самую маковку. В моём сердце нет места для кого-то ещё. И вообще, тебе другая женщина нужна…
– Вот-вот, включай мамашу! Ты такая взрослая, что лучше меня знаешь, кто мне нужен!
– Не обижайся, дослушай. Мы с тобой в чём-то похожи, потому что получили похожее воспитание. В семье доминировала мама, которая лучше знает, что тебе нужно. В нас вбито чувство долга перед семьёй. И ты сейчас не подругу себе выбираешь, а мачеху для сына. Не надо, Андрей! Ты один раз послушал своё сердце, а не разум, воспитанный мамой. Если бы вы с Дуней поженились, скорее всего, у вас бы ничего не вышло. А могло бы и получиться! Может, ты при своей заорганизованности немножко отмяк рядом с её безалаберностью и легкомыслием! Вот представь: возвращаешься ты после тяжёлых трудов, спотыкаешься о Дунины сапоги, видишь полный таз нестиранных пелёнок, пустые кастрюли на кухне, спящего малыша и Дуню в соцсетях. Плюнул и ушёл? Затеял скандал? А может, сказал: давай-ка ты займись ужином, а я пока приберусь да бельё в машину закину?
– Да, так бы и было. И, конечно, я бы обозлился.
– Но не весь же день она в сетях шарилась. Кормила, мыла. Может, малыш орал весь день и только заснул? А она окунулась в виртуальное общение, чтобы отвлечься и прийти в себя? А как бы ты отреагировал, если бы она сказала: «Да фиг с этим ужином и этим порядком! Давай пиццу закажем и пойдём с коляской пройдёмся»?
– Да она так бы и сказала!
– И тут одно из двух: либо мама права и расставание неизбежно, либо, может, стоит забыть мамины порядки и принять не свои и не её, а общие? По возможности поддерживать порядок, а иногда забить на него и залечь на диване? Неужели никогда не хочется?
– Отповедь дошла. До свидания!
– Ты жену ищи, а не маму. Если она хороший человек, то и сына твоего полюбит. И даже лучше, если она будет немножко легкомысленная. Хоть смеяться научишься! И Мишке такая скорее понравится!
Несколько дней в редакции «Молодёжки» сидел полицейский и изучал Дунины материалы. Подсадили его в кабинет к Лиде и Вере и поручили Лиде, хотя Вера работала давно и Дунины работы знала лучше. Как-то зашла Лида, пожаловалась. Нина Васильевна ей сказала:
– Босс вредничает. Но не на тебя, а на полицию. Делай что поручено и не возникай.
И ещё месяц прошёл. Похоже, дело застопорилось окончательно, судя по тому, что всех вызывали по новой, уточняя по прежним показаниям какие-то мелочи. Лара уже сходила, Нину Васильевну ещё не вызывали. Сидели как-то, обсчитывая новую зарплату. Нина Васильевна, оторвавшись от дел, пожурила Лару за то, что та взялась в своём подъезде полы мыть: тяжело и дёшево.
– А что делать? Без подработки я не проживу. Да и скучно вечерами.
Тут и до Нины Васильевны добрались. Позвонили, попросили без формальностей зайти. Она обещала, проворчав в сторону Лары:
– Зайдите без формальностей для чистой формальности.
И с удовольствием упорхнула. А Лара только вздохнула, перетаскивая бумаги с её стола на свой: теперь главбух не вернётся, пока по всем бутикам Московского проспекта не пройдет.
А Нина Васильевна ответила на какие-то совсем формальные вопросы полицейского и попросила:
– Вы хоть покажите мне ту съёмку, ну, где Дуню убивают. Неужели нельзя убийцу разглядеть?
– Да уж глядели ваши.
– Кто глядел? Главред, специалист по юбкам? Женщина, знаете, по одежде хозяйку всегда установить может.
– Смотрели и женщины. Ладно, пойдёмте.
Чувствовалось, что и полицейскому надоело это бессмысленное ворошение бумаг. Он отвел её кабинет, где сутулились у мониторов два молодых человека.
Один из них лениво вывел на экран очень неважного качества видео. Она надела очки и сказала:
– Ещё раз, пожалуйста.
– А что вы хотели? Вид с четырнадцатого этажа на второй через пустырь и улицу.
– Давайте ещё раз… а теперь ещё раз замедленно… и ещё раз замедленно… стоп! Назад чуть-чуть. Что это?
– Ну, отблеск какой-то.
– Да? А если ещё чуть-чуть вперёд? Это тоже отблеск?
– Это что-то из-под юбки торчит… неглиже какое-нибудь, – сказал разочарованно заинтересовавшийся было полицейский. – Мы это уже видели.
– Неглиже? Ещё скажите комбинэ, – сказала Нина Васильевна свысока. – Вы из какого века, молодой человек? Комбинации уже моё поколение не носило, а это женщина явно молодая. Давайте ещё раз в замедленном темпе от начала до конца.
Где-то на середине ролика она всхлипнула. Полицейский заворчал:
– Говорил же я вам, нечего тут смотреть! Убийство знакомой – это вам не шоу!
А Нина Васильевна тихо заплакала. И, сморкаясь, простонала:
– Я так надеялась, что это не наша!
– Вы что, узнали убийцу?
– Да конечно! Вы посмотрите по своим протоколам, кто был с перевязанным коленом! Повязка была сильно ниже юбки, но в ракурсе сверху почти не видна!
– С телевидения! Инга Киприди! Точно, она ведь говорила, что на больничном! И колено у неё было в гипсе, кажется! За что же она её, неужели за статьи?
– Да чисто бабье. Дуня у Инги двенадцать лет назад жениха отбила. Не достался он никому, а злоба осталась. Несколько лет в одной сфере работали, пересекались, но не общались. А год назад Инга с коммерческого канала к нам перешла. Не здоровались. Но Дуня уж очень языкастая была. Писала о бывшем муже – не сдержалась, трепанула ему, вот он после её смерти кинулся эту писанину искать. Брату что-то про наследство сказала… а может, сказала, что завещание на кого-то написала… к примеру, на мужа. Вот и убийство. И Ингу наверняка поддразнила чем-то. А эта… тварь! Молодую женщину… что бы та ни сказала… ей даже тридцати не было! Мишку сиротой оставила!
Она зашла в кабинет, едва переставляя ноги, будто разом постарела на десять лет. К тому времени Ингу уже увели. Лара поняла сразу:
– Так это вы на Ингу навели? Это точно она?
– Куда уж точнее. У убийцы колено перевязано. Ты не говори про меня никому, ладно?
– Понимаю.
– Ну, всё. Делом займёмся! Да, Лара, у нас на третьем этаже уборщица уходит. Если хочешь – оформляйся. Конечно, лестницы мыть проще – не кабинеты с мебелью. Но погано!
– Спасибо, Нина Васильевна. Мне бы три с половиной года продержаться. А потом буду отдыхать.
– Ну да. Если в сердце ещё один осьминог не заплывёт.