Остаюсь с тобой. Лайза

Ни я, ни другие работники не возобновили свои действия: я просто проследил за остальными и по их примеру наблюдал за происходящим. Уже после ухода комиссии застройщика мне объяснили, что в их присутствии не принято чересчур шуметь, чтобы не мешать «производственным переговорам и аналитике», и нужно быть в полной готовности дать ответ или пояснение, если это потребуется. Поскольку их визиты длились, как правило, недолго, такие перерывы в работе не сказывались на сроках выполнения и не расхолаживали трудовую дисциплину. В считанные минуты вокруг нас собрались многие отделочники, работавшие на первом этаже. Я внутренне слился с общей атмосферой, состоящей из смеси тяжёлого дыхания, перешёптываний, запахов, исходивших не только от обработанных элементов и поверхностей, но и от нас самих, когда почувствовал внезапно возникшее напряжение, которое прокатилось вокруг меня. Все как будто разом замерли, перестали шаркать ногами, бубнить. Я перевёл взгляд от окна и окинул им окружающее пространство, чтобы понять, чем вызвано такое неявное, но не ускользнувшее от меня оцепенение. Первое, что я увидел, «наткнувшись» на широкоплечую фигуру в сером костюме – как из-за неё осторожно показалась хрупкая девушка в чёрном платье, которое облегало её до колен (а может это была блузка, тесно заправленная в юбку). Рукава были длинными, а руки невероятно худыми – выглядели они тоньше, чем можно было себе представить у кого-либо. Она появилась так неожиданно, потому что сделала это, словно прокралась, плавно вышагивая из-за спины своего «предшественника». Она так выделялась среди всех и всего окружающего, что от неё невозможно было оторваться: вперив свой взгляд в её спадающие почти до локтей чёрные волосы, я, как загипнотизированный, медленно скользил вниз вдоль гладких прядей, провёл волнообразные линии от талии по бедрам к миниатюрным коленям, натянувшим на себе полупрозрачные чёрные колготки. Последнее, что я увидел перед своим «пробуждением», это то, как она мягким, но решительным движением ноги попыталась стряхнуть строительную пыль с острого носа своей чёрной туфельки, напоминавшей сувенирную модель. Повторив, она, видимо, осознала, что эта пыль повсюду и от неё нет средства, в нерешительности задержала ногу невысоко и поставила её рядом с другой, «приземлившись» в толстый слой всё той же приставучей пыли. Этот «манёвр» напомнил мне поведение кошки (в тот момент в моём воображении возникла именно чёрная мохнатая ловкачка вроде пантеры), стряхивающей со своих лап излишнюю жидкость, когда неосторожно или вынужденно пройдётся по луже. Я даже как будто реально ощутил на своей коже мокрые брызги и тут же, моргнув, поднял глаза; в руках девушки я заметил чёрную пластиковую папку, из которой выглядывала металлическая кнопка шариковой ручки, и плоский мобильный телефон всё того-же непроглядно-чёрного цвета. Оба предмета она крепко прижимала к себе, обхватив обеими руками, и выглядела так, словно вся съёжилась или пыталась оградиться от чего-то. При этом она не излучала стеснения или растерянности, что доказал её взгляд, который я не мог не заметить, так как он прошёлся и по мне: показавшийся сначала всего лишь сконцентрированным, уже через секунду он сквозил надменностью. Именно таким я ощутил его, когда он, почти миновав меня поверх головы, так же бегло охватил всех остальных. В нём ясно читалось: каждый из нас занимал её внимание не больше, чем тот пыльный осадок, который она только что готова была пренебрежительно стряхнуть со своей обуви. От этого мне стало настолько не по себе, что я быстро отвёл глаза и принялся разглядывать своих коллег. Как выяснилось (к моему сожалению), не все отошли от «гипноза» быстрее меня и ещё какое-то время искоса наблюдали за молчаливым появлением черноволосой красотки, хотя и делали вид, что бездумно пялятся себе под ноги или ждут указаний руководства. Да, я назвал бы её красивой! Вы бы согласились со мной, когда увидели бы её лицо, с мелкими, симметричными и тонкими чертами лица, такими, что… Что даже Андрюха изменился в поведении при её появлении, но быстро вернулся к своему «рабочему» состоянию, так что это выглядело скорее проявлением любезности, чем мужской симпатии. Её черты и фигура, обрамлённая строгой одеждой, выглядели точёными, но было во всей этой «утончённости» что-то такое, что поначалу привлекло моё внимание, но вмиг улетучилось. Я просто недоумевал, откуда у молоденькой миловидной девушки поразительно отталкивающая манера появляться на людях!

– Дуглас, ты, вероятно, решил сегодня провести осмотр без моего участия? Я надеялась, что как архитектор компании имею больше прав и полномочий… – Её голос раздался среди грубых мужских покашливаний и доносившегося долбящего звука строительных машин как щебет экзотической птицы или журчание ручейка из детской мультипликационной сказки – настолько он оказался нежным и приятным. Тем более её английский звучал так безупречно, что меня слегка покоробило от чувства зависти и стало досадно, почему человек, который не посчитал нужным первым делом поздороваться с окружающими, внешне проявлял себя ну просто совершенным созданием. Да какие там окружающие? Для неё мы были рядовыми подчинённым. В тот момент я был уверен, что в другом окружении она вела себя более учтиво. Но вот что ещё поразило меня: в её фразе не было и намёка на обидчивость, отчего она не производила впечатление капризной девчонки; наоборот, её слова и то, с какой интонацией она их сказала, были полны обоснованного упрёка взрослой женщины.

По тому, кто ответил, стало понятно, к кому она обратилась.

– Лайза, уже все в курсе, как тебе нравится входная группа, – произнёс высокий мужчина, обернувшись к девушке вполоборота. Серый пиджак натянулся на его торсе и, распахнувшись ещё сильнее, продемонстрировал мощную грудную клетку, от чего мне показалось, что он точно мало похож на живого человека, а скорее на конструкцию, смонтированную из крупных элементов. Дуглас переключил внимание с Андрея на свою коллегу, при этом его взгляд стал мягче: – Я решил, что пока ты не сделаешь фото со всех ракурсов, не успокоишься. Поэтому, прости, я сосредоточился на сугубо своих полномочиях, предоставив тебе полное право заниматься своими. – На прямых губах Дугласа мелькнула улыбка.

Лайза ответила ему наигранным укором во взгляде и постучала покрытым бежевым лаком ногтем по задней крышке телефона, очевидно, показывая тем самым, что необходимые фотографии уже хранятся там.

Мне показалось, или мы только что стали свидетелями какой-то я бы сказал интимной, почти семейной сцены? Их манера общения подсказывала, что Дугласа и Лайзу связывают какие-то особые отношения (кроме профессиональных). Мои подозрения подкрепило и поведение ребят, когда они в ходе этого разговора неловко опустили глаза, а некоторые исподлобья многозначительно переглядывались между собой.

Спустя несколько секунд все опять почти хором (и я вдогонку) поздоровались теперь уже с Лайзой (архитектора нам не представили, из чего можно было сделать вывод, что среди присутствующих только я видел её впервые). Она ответила лёгким наклоном головы (даже не буду писать «изящным») и приветливой улыбкой (а вот её я назову притворной!!!) После этого разговор приобрёл сугубо деловой тон. Как раз подошёл старший прораб, который почти неотлучно находился с нами каждый день, сейчас же где-то отстал от проверяющих, и уже он, а не Андрей, общался со всеми сотрудниками компании, при этом женский голос звучал чаще, а шариковая ручка, зажатая в казавшейся невесомой женской, быстро курсировала по бумагам, скреплённым в раскрытой чёрной папке. Суть разговора сводилась к обсуждению той площадки, на которой в последние дни работал я в составе группы отделочников, поэтому остальные рабочие стали постепенно возвращаться к своим занятиям. Часть собравшихся осталась, но я искренне надеялся, что это никак не было связано с присутствием привлекательной девушки, а объяснялось служебным интересом. Да какое мне было до этого дело? Я вновь сосредоточился только на том, чтобы поскорее закончить работу и распланировать свой завтрашний маршрут.

И всё же стоять совсем безучастно или демонстративно включить миксер и окунуть его в ёмкость для приготовления раствора я не мог, поэтому нацепил на своё лицо выражение полной погруженности в тему разговора и переводил взгляд ровно на то, что обсуждалось в данный момент. Интерес Дугласа, а даже больше Лайзы, привлекли упаковки керамической плитки, которые завезли на объект несколько дней назад, и за время перерывов для отдыха я успел выучить её характеристики – даже на работе я использовал любую возможность, чтобы довести своё знание иностранного языка до совершенства, к тому же почерпнутая информация могла пригодиться мне при выполнении трудовых задач. Сейчас к обтянутым картоном стопкам было приковано всё внимание руководства: оказывается, к укладке должны были приступить сразу по получении материала, и Лайза неотступно спрашивала, почему работы до сих пор не начаты.

Она обвела взглядом пол у себя под ногами и вокруг:

– Я не наблюдаю даже приготовлений. Когда можно будет увидеть хотя бы начальный результат?

Вопрос её был задан прежде всего прорабу, но я заметил, как напряглись Андрей и остальные рабочие.

Глухой мужской голос стал объяснять что-то про вынужденные сдвиги сроков в связи с задействованием рабочих на наружных работах, которые не терпели отлагательств, но такой ответ явно не устроил Лайзу. Дуглас сохранял молчание и сосредоточенно наблюдал за попытками своего архитектора привести ход отделочных работ в соответствие с намеченным планом; сопровождающие его мужчины выглядели менее озабоченными, но тоже не сводили глаз с разыгравшейся сцены выяснений и оправданий. А я решил кое-что уточнить:

– Извините, вы собираетесь использовать эту плитку для пола?

Секунда, и рассерженное, но не ставшее от этого менее красивым лицо повернулось ко мне, а отливающие чёрным лоском волосы, качнувшись, соскользнули с одного плеча.

– Это стало очевидным только сейчас?

Голос Лайзы прозвучал не грубо, но резко, как будто она не собиралась тратить время на беседу со мной. Плотно сжатые тонкие губы и голубые глаза, похожие на две ледышки со стальными гранями, добавили её образу озлобленности.

– Простите, но это настенная плитка, – она явно не ожидала продолжения с моей стороны, а я не унимался, поскольку не мог оставить без внимания такую явную ошибку в проектировании, которая сулила только осложнения и приостановку дальнейших работ.

– Это для меня не тайна. И что с того? – нетерпение так и говорило в каждой её фразе. Было заметно, что она хочет побыстрее отвязаться от меня и получить наконец-таки внятные объяснения от того, кто мог их дать.

– Её не стоит использовать для укладки на пол.

– В этот проект вложено несколько месяцев моей кропотливой работы, моей и целого отдела профессионалов. Может, я буду решать, что здесь можно, а что нельзя?!

– Не то чтобы нельзя. Но это будет…

Тут я уловил на себе пронизывающий взгляд Андрюхи, в котором отчётливо читалось: «Заканчивай!» Смотрел он исподлобья, но очень доходчиво.

Уже не только все вокруг, но и Лайза ждала развязки моей инициативы.

– Она не такая прочная, как напольная. Там износостойкость никакая. Вы сами убедитесь, когда мы только начнём укладывать.

– По-твоему, ты разбираешься в технических параметрах и требованиях лучше, чем квалифицированный архитектор? Или нас тут на площадке двое? – нисколько не колебавшись, продолжала стоять на своём Лайза.

Андрей смотрел на меня уже в упор и, кажется, вот-вот собирался прошипеть: «Заткнись!!!» И всё же я не привык отступать там, где был абсолютно уверен не столько в своей правоте, а в том, что принесу пользу общему делу.

– Это приведёт по крайней мере к убыткам. Эта плитка заказного, не потокового производства, своего рода эксклюзив, и продаётся в строительных магазинах, скорее всего, по дорогой цене.

В ответ Лайза посмотрела на меня как на стремившегося казаться взрослым и насмешившего её этим ребёнка. С ноткой снисхождения в голосе она осадила меня:

– Какие познания! Интересно, когда ты научился разбираться в дорогих эксклюзивных ценах строительных магазинов? Пока замешивал раствор? – глаза она скосила на миксер, прислонённый к ведру у моих ног, и тут же отвела их в сторону.

От этих слов, признаюсь, я потерялся. Серьёзно. Не вспылил, хотя ситуация того заслуживала, а именно потерял связь с собственными мыслями и даже телом. Раньше мне с преподавателями-то в университете не доводилось вступать в ожесточённые споры, а тут…

Я замер и раздумывал над тем, что сказать и стоит ли вообще говорить. Андрюха уже, наверное, подыскивал вокруг себя что-нибудь потяжелее, чем можно было бы «вырубить» меня и прекратить тем самым зарождавшийся конфликт, и тут я произнёс первое, что пришло в голову:

– Пока читал информацию на упаковках и в сопроводительной документации. До начала работы я привык всесторонне изучать материал, с которым придётся иметь дело.

Такой простой и сжатый ответ, как мне казалось, мог погасить все разногласия, пусть каждый и остался бы при своём мнении, однако он вызвал вспышку негодования в её глазах. Позади меня кто-то выдохнул со свистом. Может, я и перестарался со своим «миротворчеством», но честно, не хотел задеть самолюбие, и уж тем более самообладание Лайзы.

Дуглас встрепенулся в порыве что-то сказать, но Лайза молниеносно опередила его и обратилась ко мне, а вместе с тем и ко всем присутствующим:

– Каждый лист этого проекта, каждый чертёж и каждая цифра были выполнены или проверены мной лично. Я чётко вижу, каким здесь всё должно быть. И будет! Именно эта плитка – эти формат и цвет – как нельзя лучше вписывается в общую концепцию объекта. Я сама выбрала её из сотни каталогов. Именно эту позицию я отстаивала у целого штата проектировщиков. Поэтому эта плитка будет лежать здесь, на этом полу, и это окончательное решение.

Лайза повела плечами, как будто пыталась вернуть себе невозмутимо-достойный вид. Казалось, ей было некомфортно от того, что она позволила своим внутренним переживаниям выплеснуться перед таким скоплением людей. После её высказывания мне стало понятным, почему реакция на моё первоначальное замечание была такой неистовой: похоже, ей не раз уже приходилось выслушивать возражения относительно приглянувшегося ей варианта напольного покрытия, и невероятных усилий стоило добиться его одобрения со стороны всех заинтересованных и ответственных за проект коллег. А тут ещё благодаря мне столько подчинённых узнало о её баталиях. Всеобщее молчание доказало, что и на этот раз она защитила свой профессиональный выбор. Я тоже не стал лезть со своими уже не нужными извинениями, тем более настало время обеда, и по умолчанию делегация застройщика во главе с Дугласом направилась к выходу. Рабочие побрели к служебным помещениям, что намеревался сделать и я.

На полпути меня нагнал Андрей и, очевидно, сдерживая внутри себя всё, что ему хотелось выговорить, ограничился коротким внушением вполголоса:

– Тебе что, больше всех надо? Куда ты лезешь? Сказали красить – крась, сказали поднеси – подай, клеить – значит, клеить, укладывать газон – значит, газон, мусор собирать… Короче, ты понял? Кто тебя просил здесь что-то решать или кому-то указывать?

– Ты же сам понимаешь, что это неправильно. Плитка эта не выдержит нагрузки.

В разговоре с Андрюхой я был не такой распалённый и решительный, как с архитектором, поскольку немного поразмыслил над своим выпадом и начал задумываться, насколько это было оправдано моей должностью и не вызвал ли я теперь к себе ненависть всего коллектива, ведь неизвестно, насколько злопамятна Лайза (если она вообще в следующий раз вспомнит моё лицо).

– Ты себя самым умным считаешь? Думаешь, без твоего бесценного опыта и знаний тут и кисточку никто в руки не берёт? – Андрей быстро огляделся вокруг – возле нас никого не было – и продолжил: – Каждый должен заниматься своим делом. Нам поставили задачи – вот и выполняй. Думать, принимать решения, просчитывать риски и без нас есть кому. А ты умудрился во вторую же неделю работы с начальством поцапаться. И с кем? С женой главного!

– Да я не ругался с ней. И ничего не доказывал. Я просто… Лайза – жена Дугласа? – до меня начали доходить слова Андрюхи. Так вот оно откуда – ощущение «особых отношений»!

– Короче, не начинай снова выводить меня из себя… Просто уясни, что я сказал. Когда захочешь что-то спросить или высказаться, обратись лучше ко мне: я тебя и выслушаю спокойно и напоминать о твоём месте не буду.

Не стоило ему говорить последних слов, потому что они напрочь выбили из меня все сомнения в правильности моего поступка и попытки оправдать излишне самоуверенную упёртость Лайзы. Что, как ни желание показать каждому из нас своё превосходство, приводит эту холёную особу в наш пыльно-пропахший мирок по несколько раз в месяц? У неё, наверное, даже биологические часы настроены таким образом, чтобы не отставать от графика её побуждений показать себя и пронаблюдать, как на неё смотрят другие… снизу вверх.

Андрюха не остыл, конечно, просто время на обед было не безграничным, и он двинулся дальше, а когда заметил, что я пошёл в другую сторону, крикнул:

– Ты есть идёшь?

– Сейчас, только рубашку переодену.

К полудню начало припекать и с длинным рукавом становилось жарко, поэтому я пошёл за сменной футболкой. Это было моей отличительной чертой и вызывало насмешки: я всегда брал с собой дополнительную майку или рубашку, лишнюю пару носков на всякий случай – если похолодает, испачкаюсь или ещё что-то, да банально наткнусь на что-нибудь в спешке и порву одежду. Знал же, где работаю. В бытовках, которые стояли по периметру здания, было довольно комфортно: они были рассчитаны на несколько человек, в них имелся душ, шкафчики. Здесь можно было помыться, переодеться, просто передохнуть. Моя сумка – не та, с которой я приехал, а поменьше, типа рюкзака – еле помещалась в отведённый мне отсек общего стеллажа в нашей подсобке. Пока шёл к ней, стягивая запыленные перчатки с рук, в оконном проёме заметил, как Дуглас и его коллеги осматривают залитую бетоном дорожку. Лайзы с ними не было. Я даже подумал, что после произошедшего она раньше остальных ушла в автомобиль, а может и вовсе уехала.

Я начисто вымыл руки и, поставив свою сумку на пол, сел возле неё на корточки и расстегнул, чтобы вытащить футболку. Рубашка уже кое-где прилипла к коже, и мне не терпелось снять её. На дверной скрип я сначала не обратил внимания, поскольку в подсобке хранились не только мои вещи, только удивился, кто это у нас такой робкий – обычно парни вваливались внутрь, с размаху открывая дверь настежь. Я повернул голову налево, но яркий луч, пробившийся в окно, ослепил меня ненадолго, и помешал сразу увидеть вошедшего. Отклонившись вбок, я так и окаменел в неудобной позе: на пороге, придерживая за собой дверь, чтобы та не хлопнула, стояла Лайза. В её руках я уже не увидел папки, только телефон, но она была всё так же внешне скована, как там, на площадке, хоть здесь было чище, я был один и как уже успел убедиться, не представлял собой сколько-нибудь стоящего для неё противника.

Она бегло осмотрела комнату, а я продолжал наблюдать за ней, даже не раскачиваясь на согнутых ногах.

Лайза замерла, смерила меня спокойным взглядом, а затем спросила:

– Можно без официального знакомства?

– Вы уже обошлись без него, – я отодвинул от себя сумку, выпрямился в полный рост и повернулся лицом к двери. Мне казалось бестактным продолжать копаться в вещах вместо того, чтобы уделить внимание Лайзе: раз уж она решилась поговорить наедине, значит, разговор того стоил.

– Как тебя зовут?

– Матвей.

– М… Мэ… – она напрягла мышцы лица, посмотрела вопросительно, но так и не сумев произнести моё имя, сразу же оставила эту затею. – Я не люблю, когда люди составляют обо мне ошибочное мнение.

– Вам разве не всё равно, какое у нас складывается мнение? – Мы были одни, и я уже не старался щадить её самолюбие, но всё же переходить на откровенную грубость себе бы не позволил.

– У нас? Кого ты имеешь в виду?

– Всех, кто работает на объекте. Вообще всех ваших подчинённых.

– На самом деле у меня не так много подчинённых… – Она сделала шаг вперёд и поставила свои стройные ноги ровно одна к другой; прямые носы её туфель устремились на грязные и стоптанные моих кроссовок. – Я произвожу впечатление человека, которому безразлично то, что думают о нём окружающие?

Она повела беседу таким уравновешенным и лишённым заносчивости перед собеседником тоном, что я оторопел и стал казаться самому себе спесивым хамом, который предвзято относится к людям.

– Извините, возможно, мне сегодня просто показалось…

– Возможно, тебе сегодня действительно многое показалось. Например, что ты можешь вмешиваться в чужую работу, в чужие планы. Только ты не учёл тот факт, что люди, которых ты, так сказать, хотел поправить в моём лице (я не берусь предположить, что ты хотел кого-то оскорбить), прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей, прошли подготовку в лучших учебных заведениях не только страны, но и мира.

– Простите, что перебиваю, но вы хотите сейчас уколоть меня уровнем моих знаний? Моего образования? Или что? Я не понимаю.

– К тебе лично у меня никаких… претензий нет. Я тебя впервые вижу.

– Тогда кого вы сравниваете? Остальных рабочих? С собой? Это что… Для чего это?

Она широко раскрыла глаза, взмахнув россыпью длинных ресниц:

– Не считаешь ли ты, что я прихожу сюда самоутверждаться?

Я молчал, а в это время капля пота заскользила по моей спине, и я слегка наклонил шею вперёд, чтобы рубашка натянулась и избавила меня от этого щекочущего дискомфорта. Без сомнения, мой жест она приняла за утвердительный ответ и выдохнула:

– Немыслимо!..

Я поспешил внести ясность, хотя не считал её предположение таким уж ошибочным:

– Если вы думаете, что я…

Правая рука, до этого спокойно свисавшая вдоль её тела, вдруг сжала ладонь в кулак (он был такой маленький, как кукольный), а затем разжала его в напряжённые вытянутые пальцы.

– Ты хочешь сказать, что сегодня там, – она махнула рукой назад, в сторону выхода, – я не выполняла свои обязанности по контролю за подготовкой объекта к сдаче и не отстаивала свою точку зрения, а вела себя профессионально безграмотно – просто… ставила тебя… всех вас… на место?

В ней с той же силой разгорелся азарт, с которым она доказывала мне свою правоту ещё минут пятнадцать назад. Во взгляде появилось уже не просто высокомерие, а властность. Вот оно что! Ей непременно нужно было добиться от меня признания своей ограниченности и того, что я непозволительно «зарвался». Это же надо: пересилила себя, пришла сюда вслед за мной. И для чего? Ей всего лишь надо было, чтобы последнее слово осталось за ней! Не только там, «на публике», а и между нами! Она, наверное, ещё извинений от меня ждёт?

Всё! Я решил не идти дальше на обострение отношений (не хватало ещё работу потерять, а воспитывать кого-то – не моё дело), но и прогибаться не собирался. Я отвернулся, всем видом показывая, что она оторвала меня от дела, дёрнул сумку за ремешок, поднял её с пола и поставил на полку стеллажа; мне было трудно скрывать накатившее волнение, и я принялся искать футболку, переворачивая обеими руками ворох своей одежды.

Я на расстоянии ощутил, как её «хлестнуло» моим напускным игнорированием её «призывов» к продолжению разговора – она даже дышать стала «вслух», но я продолжал упорно делать вид, что занят.

– Хорошо. Вернёмся к этому… спору о плитке. Давай с тобой действительно поспорим…

– Я не собираюсь спорить. Я вообще не хочу вмешиваться в чужие дела. Я только занимаюсь своими. – В подтверждение слов я стал ещё интенсивнее перебирать вещи в сумке.

– Я серьёзно. Для меня это не просто глупая перепалка, о которой я завтра забуду, особенно если эта плитка действительно через неделю пойдёт трещинами или изотрётся.

Я прервался, выдохнул, но снова стал искать свою футболку, которая попалась мне в руки уже не единожды.

– Мне не безразлична судьба проекта. Это здание должно стать своего рода моей визитной карточкой… – Она замолчала. Наверное, соображала, стоит ли погружать меня в свои грандиозные архитекторские устремления. – Я предлагаю тебе пари. Об этом никто не будет знать, только мы с тобой. Но если… Если я проиграю, при всех признаю свою ошибку.

Я уже не так отчаянно терзал свою сумку и её содержимое:

– Я не хочу с вами спорить. Между нами рабочие отношения, а это…

– Что не помешало тебе перечить мне у всех на глазах!

Я опустил голову и покачал, не решаясь посмотреть на неё.

– Что? Не готов так же бороться за своё мнение, как я? Я даже предлагаю тебе самому определить цену спора.

Это был уже не вызов! Это был удар… Удар вне правил!

Я отшвырнул от себя сумку, упёрся руками в стеллаж и повернул голову к Лайзе:

– Цену спора? Это – на что будем спорить?

– Да… – её голос вдруг задрожал, от нетерпения или от того, что на самом деле боялась моего согласия – я не понял.

И тут запал её азарта переметнулся ко мне. Наверное, лучше бы в это время позади меня возник Андрюха или даже Дуглас, но никакого препятствия рядом не оказалось, и я выпалил:

– Если вы проиграете, я вас поцелую!

Как это пришло мне в голову? А как такое могло не прийти? Я представил себе, как должно быть она пожалеет о своём смелом и уверенном предложении, когда поймёт, на что сама себя обрекала: какой-то там парнишка в пропитанном цементом и растворителем комбезе покусился на её недоступность и величие, а если проигрыш, так ещё придётся терпеть его… Я победоносно ухмыльнулся своему выпаду и представил, как она сейчас будет выкручиваться, наверное, обругает меня, призовёт к здравому смыслу, а в конце обидится и та-а-ак хлопнет дверью! Нет, всё-таки придержит (в мыслях я уже глумливо хохотал в голос). Такой урок ей стоило преподать! Нет, я не гордился собой и тем, что мне выпала такая честь, но ликовал от справедливости сложившейся ситуации.

– Что? – Лайза осторожно обернулась к двери, вероятно, желая убедиться, что та закрыта и меня никто не слышал.

Она буравила меня взглядом, полным сомнений. Уверен – изо всех сил надеялась, что я так неудачно подшутил.

– Что? – повторила Лайза как будто не своим голосом. – Ты настаиваешь? Но это не должно касаться…

– Вы сами предложили мне выбрать. И вы ещё можете отказаться.

Пребывая в не меньшем смятении, чем она, я оторвал затёкшие руки от стеллажа и, скрестив их на груди, ждал, когда она уже свернёт разговор и прекратит эту пытку. Поверьте, учитывая моё положение – и территориальное, и служебное – мне было совсем не легко участвовать во всём этом.

Но её реакция меня просто «убила». Она расслабилась, от чего её рука спокойно выпрямилась вдоль тела, и равнодушно глядя мне в глаза, произнесла:

– Я согласна.

У меня чуть не вырвалось избитое в данной ситуации: «Что?», но я смолчал и просто смотрел на неё. Поверить в то, что услышал, было трудно, но, похоже, самонадеянность в этой девушке не признавала границ – даже её личных. На что она рассчитывала? Вывернуться в последний момент и избавить себя от последствий спора?

– Что могу выбрать я? – она закатила глаза и поджала губы, но в этом не было и капли кокетства – сплошная тираническая изобретательность.

Поймав на себе мой вопросительный взгляд, Лайза пояснила:

– Раз я предложила тебе выбирать выигрыш для себя самого, то будет справедливым и мне предоставить такое же право.

Теперь в её голосе прозвучало отчаяние с примесью горечи, и я понял, что в долгу она не останется.

– Я вижу, ты очень дорожишь своим положением в обществе, и очень ценишь мнение своих коллег. – Нет, не насмехающаяся, а вполне серьёзная девушка смотрела на меня. Даже ровные разлетающиеся брови её сейчас сдвинулись к переносице и образовали извилистый узор из кожных складок и чёрных волосков. – Я знаю, что вы наводите порядок на площадке по очереди, столовую убираете, подсобные помещения. Ну, не буду перечислять всех мест, где вы наводите чистоту…

Я уже и так понял, к чему она клонит.

– Мы сами распределяем между собой, кто и что убирает. Поверьте, никому не доставляет радости эта часть работы, но её нужно выполнять.

– Я знаю, – из-под её ресниц мне подмигнуло само коварство. – Так вот: если я окажусь права…

– Вы допускаете, что можете быть не правы? – я уже не стеснялся поддевать мою экзекуторшу.

– Нет! – Она сделала паузу. – Дослушай. В общем, в случае если… – Она выразительно посмотрела мне в глаза и наконец договорила: – Неделю будешь выполнять всю самую грязную работу.

Я не удержал вздоха, который вырвался сам собой, как будто я уже проиграл и был поставлен перед фактом исполнения неприятной обязанности.

– Сам вызовешься.

– И как я объясню им свой альтруизм?

– Это уже твои трудности, – безразлично бросила она, глянув в сторону. А потом добавила прямо в глаза: – Заодно посмотрим, как ты ценишь своих коллег и уважаешь их.

Да, последнее слово должно было остаться за ней! И это слово она каждый раз подбирала тщательно!

Когда Лайза повернулась, чтобы уйти, я с присущей человеку, вступающему в деловые отношения, обстоятельностью уточнил:

– Как вы будете проверять, выполняю ли я условия спора? Будете неделю приходить сюда?

Она обернулась через плечо и лукаво улыбнулась:

– Уже готовишься к поражению?

Невозможно было на её улыбку не ответить тем же, только моя получилась застенчивой, и я спрятал её, опустив голову, и уставился на свою обувь. Поразительно, как человек способен вызвать неприязнь к себе умением подавлять чужое «я» и тут же обезоружить тем же.

– Может, по-твоему, я не очень хорошо понимаю особенности отделочных материалов, но вот в людях я точно разбираюсь неплохо. Тебя проверять не придётся.

Она ещё раз окинула небрежным взглядом комнату – всё так же через плечо – и вышла, не попрощавшись.

***

Понедельник на рабочей площадке выдался чрезвычайно беспокойным. Этого следовало ожидать: ещё в предыдущую субботу рабочие начали-таки укладывать плитку, выбранную Лайзой, и уже на следующий день появились первые признаки, указывающие на опрометчивость этого решения: любые перемещения по поверхности плитки оставляли на ней потёртости и царапины, к тому же она оказалась настолько гладкой, что категорически не подходила для использования на площадях с высокой проходимостью. Справедливости ради стоит отметить: на полиграфических фото плитка не выглядела такой уж глянцевой, а при изучении образцов мелкого формата это, возможно, показалось не таким критичным или было вовсе упущено из виду.