Девочка и пёс

– Вижу, вижу, – прошептал Боб с блестящими от слез глазами. – Вижу, Господи, и слышу. Прости, ты, меня грешного, – Боб яростно ударил себя кулаком в грудь.

– Тогда восстань, брат мой Роберт, – торжественно сказала голограмма, – подымись из тлена погибели, из зловонной клоаки порочности и греха навстречу новой жизни своей. Встань и иди, Роберт, ибо всепрощающ Господь и всегда протянет руку Свою павшему, но раскаявшемуся грешнику.

Отец Боб, заливаясь слезами и продолжая шептать мольбу о прощении, встал сначала на колени, перекрестился, а затем поднялся на ноги. От недавнего опьянения словно не осталось и следа. Священник стоял на ногах твердо и незыблемо.

– Иди! – Громогласно провозгласил "ангел" и указал перстом своим куда-то на север, к выходу с Расплатной площади. – Иди, Роберт, с Господом в сердце и отвагою в душе, на помощь тем кто пал и растерян, кого одолели сомнения и слабость, кто заплутал в дебрях греха и порока, как некогда плутал и ты.

Отец Боб, отбросив за ненадобностью похабную книжонку, решительно зашагал прочь. Дойдя до ограждения он с недюжинной силой буквально отшвырнул со своей дороги деревянный щит и с горящим взором и гордо поднятой головой зашагал в указанном ему "ангелом" направлении.

Бриоды стояли растерянные и подавленные, неподвижные, не смея хоть на секунду отвести взор от сверхчеткой неестественно яркой фигуры ангела-хранителя, который глядел вслед своему удалявшемуся подопечному.

Через минуту ангел исчез. Но даже после этого никто не смел проронить ни слова. Разбойники совершенно не представляли что делать дальше. Все за исключением Ронберга. Пожилой бриод теперь отлично знал что ему делать. И его сердце билось сильнее, когда он с волнением и страхом думал о том что ему предстоит совершить. Он решил, что он теперь знает кто такой Кит. И мало того, он знает и тех кто способен с ним справиться. И еще то, что он возможно по-настоящему разбогатеет.

– Так всё-таки ангел этот пёс или демон? – Негромко спросил Эрим.

– Этот ангел-хранитель мог быть просто дьявольским наваждением, – сказал Кушаф.

Все поглядели на него словно бы с неудовольствием.

– Ты же сам, Вархо, говорил, что пес отец лжи и кого хочешь в чем хочешь убедит, – как будто оправдываясь, ответил Кушаф на взгляды товарищей.

– Это верно, – пробормотал Вархо.

– Попа-то нашего мы точно потеряли, – сказал Банагодо, но почему-то без улыбки.

– Верно, – снова произнес Вархо и после паузы добавил: – И клянусь Мертвым городом, я уж готов был и сам всё бросить и идти отсюда прочь вместе с отцом Бобом. Уж больно душевно этот хитрозадый ангел, леший его задери, говорил.

– Успеешь еще, умом тронуться никогда не поздно, – сказал Мелис. – Ты лучше ответь что нам теперь делать, ведь так и не добились чего хотели. Как узнать дьявол пёс или и правда из ангельской рати прибыл.

– Есть один верный способ, – медленно произнес Вархо. – Душу надо невинную к нему подпустить. Черти и демоны страсть как ненавидят невинных и шарахаются от них как бабы от Эрима.

Эрим не обиделся. В Гроанбурге его считали диким, бешенным и кровожадным не только на поле боя, но и в любовных утехах и потому большинство женщин сторонились его. Но сам Эрим подобное мнение о себе считал лестным.

– Где же мы тебе в Гроанбурге невинную душу найдем? – Удивился Мелис. – Это все равно что в публичном доме девственницу спрашивать.

Вархо пожал плечами.

– Дите малое взять у кого-нибудь да к псу бросить, – буднично предложил он.

Бриоды переглянулись. Несмотря на всю их душевную черствость и привычку быть хищниками, предложение вэлуоннца не слишком их вдохновило.

– А ну как пес сожрет дите? – Выразил общее сомнение Мелис.

Вархо поглядел на него словно с презрением, по крайней мере сам Мелис расценил это так. И поняв это по своему, немного стушевался и пробормотал:

– Так-то оно конечно и наплевать. Просто душа не лежит ребятенка твари этой на съедение отдавать.

– Ну ты и дурень, – сказал Вархо. – Ничего дитю не будет. Рассуди. Если пес проклятый черт, то он шарахнется прочь от души невинной, даже смотреть на неё не сможет. Ну а если он не черт, а наоборот из небесного сословия, то он и подавно малышу ничего плохого не сделает.

Мелис вроде бы убежденный этим веским доводом, спросил, оглядывая товарищей:

– У кого ж дитя брать будем?

– Может лучше Безумную Ханну к нему приведем? – Предложил Горик. – Она же вроде как юродивая, значит тоже поди невинная.

– С Ханной хлопот не оберешься, – сказал Баногодо. – Может она и невинная, но если что не по ней, то рычать, визжать, беситься и царапаться будет как самое что ни на есть исчадие ада. Вот разве что Альче за ней послать. Ханна ему нравится и она к нему ластится.

– Ничего она мне не нравится, – возмутился молодой человек. – Просто жалко её. Иногда.

– Ну вот и пожалеешь её сегодня, при всех, – улыбнулся Баногодо.

Альче покраснел, но не от смущения, а от ярости на грязные намеки. Банагодо понял это и примирительно проговорил:

– Ладно-ладно, молодой, я пошутил. Глупо пошутил, согласен. – И тут же поменял тему. – У шлюхи Гайчоры есть дочурка, года четыре ей наверно. Только она косоглазая, такая подойдет?

– Не нужно всего этого, – веско сказал Ронберг. – Я пойду к псу и буду говорить с ним.

Все моментально притихли и удивленно уставились на него.

– Ты, Старый, из ума что ли выжил?! – Воскликнул Кушаф. – Ты-то в каком месте невинный интересно?

– Точно рехнулся, – поддержал Вархо. – Мы же все в крови по самое темечко. Нас ни ангел, ни черт жалеть не станет. Боба-то он не тронул, но так тот просто пьянчуга и кобель. А тебя как пить дать в пепел обратит, так что не дури, Старый.

Ронберг усмехнулся. Ему действительно было не по себе. Но после того как он увидел ангела-хранителя, он уверился что отчасти понимает что здесь происходит.

– Да не по годам мне уже бояться, мужики, – сказал он. – А пёс, дьявол он там или нет, так или иначе кажется разумной тварью. Так что может и договоримся до чего. Но сначала я домой, подкрепиться хочу перед беседой. К ограждению никого не подпускать. Банагодо и Эрим остаются дежурить здесь, остальные, если хотите, проваливайте. И это, с площади уберите всех, вообще всех. Поставьте сколько надо бродяг по краю и пусть никого кроме бриодов не пускают. Хватит уже с нас ротозеев и диких слухов. И пусть кто-нибудь, вот ты Горик и ты Вархо, сходите к Жоре и успокойте там народ, баб в особенности. – Ронберг улыбнулся. – Ну только если конечно Жора при вас еще одну курицу не воскресит.

113.

Роскошный экипаж, в котором Мастон Лург и Элен Акари провели почти безвылазно последние несколько дней, был оставлен на каретном дворе Килбернского отделения Судебной палаты. Галкут и девочка, провожаемые любопытными взглядами гвардейской стражи, прошли через ворота отделения и растворились в улицах большого города. Судья же еще долго стоял возле своего экипажа, то и дело поправляя рукава камзола, проверяя пуговицы и одергивая плащ. Мастон Лург ощутимо нервничал. И тревожился он даже не из-за того, что приходилось расставаться с драгоценным синеглазым ребенком, а потому что он остро ощущал что находится на чужой территории. Конечно в прошлом он много раз бывал в Акануране, а в молодости провел здесь пять лет, обучаясь в Судебной академии, но теперь он явился сюда словно бы в роли некоего завоевателя. Он жаждал покорить этот город, присвоить себе часть его несметных богатств, обрести в нем власть. Но сейчас эти амбиции вдруг представились ему неимоверно дикими и нелепыми. Он слишком привык к тихой, сытой, беззаботной жизни провинциального Туила, чтобы чувствовать себя в столице своим. А ведь мало того что он здесь чужой, он еще и собирается вступить в опасную игру с самым главным хищником этого города. И верховный претор, Томас Раушер Халид, герцог Этенгорский уже и правда казался ему неким безжалостным, могучим, опасным зверем, в данный момент мирно дремлющем в своей жуткой пещере среди груд костей своих жертв. И он, Мастон Лург, глупый жалкий деревенщина собирается войти в эту пещеру, разбудить зверя и образно говоря потребовать себе часть его охотничьих угодий. Это было безумие.

Судья постарался взять себя в руки. Тем не менее мысль о том, что через несколько часов он возможно будет входить в кабинет верховного претора и говорить слова, после которых не будет пути назад, сильно изматывала его. И судья удивлялся себе: неужели он такой трус, что дрожит словно в лихорадке всего лишь перед обычным разговором? И он снова и снова повторял, что Томас Халид человек разумный и адекватный, что он сразу же поймет насколько бесценный дар предлагается ему и непременно щедро вознаградит дарителя. Это казалось естественным и логичным, но все равно было страшно. В конце концов судья с негодованием оставил свою одежду в покое и решительно направился к приземистому, тяжеловесному трехэтажному белому зданию Восьмого свода.

Первым делом он посетил Службу розыска из Отдела дознания, где инициировал мероприятия по поиску и аресту беглой особо опасной преступницы Минлу Такулада Хин. Он дал её подробнейшее описание, местный художник набросал по его указаниям её портрет и, кроме того, от имени Судебной палаты, Лург назначил вознаграждение в 20 тон за поимку преступницы или сведения, способствующие этому. Дознаватель из Службы розыска поглядел на него с легким удивлением, сумма представилась ему слишком завышенной за какую-то кирмианскую бродяжку. Тогда судья, со всем отпущенным ему красноречием, ярко живописал насколько опасна эта хитрая коварная злобная женщина, к тому же в совершенстве владеющая мечом. О том как жестоко и кровожадно она умерщвляла свои жертвы, как пытала, мучила и истязала их, как вырывала у них щипцами куски плоти, отрезала у них уши, носы, у женщин груди, у мужчин половые члены, как дробила их кости, насаживала несчастных на колья и раздирала крюками. Молодой дознаватель буквально посерел, слушая эти ужасы и испытывая громадное облегчение что сам он живет в столице вдалеке от этих диких провинций с их чудовищными нравами. На его закономерный вопрос откуда же всё это известно, если в Туиле она убила лишь одного, судья легко объяснил, что после того как этот монстр в женском обличье понял, что на этот раз ему не избежать смерти за свои злодеяния, она сама рассказала обо всем, насмехаясь над судом и свидетелями и хвастаясь своими убийствами. Однако, к сожалению, некие сообщники помогли ей бежать, удрученно сообщил Мастон Лург. И поскольку в процессе расследования выяснилось, что она собиралась посетить Акануран, то здесь её нужно ждать в первую очередь. А после поимки, так как её вина без малейших сомнений и со всей очевидностью доказана городским судом Туила, кирмианка должна быть немедленно казнена. Также Мастон Лург указал на то, что преступница весьма возможно передвигается в компании лоя-изгнанника и большого пса. О том что собака металлическая судья в последний момент решил умолчать. Чиновники и офицеры Восьмого отдела тщательно зафиксировали все показания Мастона Лурга и дали делу надлежащий ход. Однако от него не укрылось некоторое их удивление, вызванное несомненно тем что непосредственно составлением розыскного циркуляра занимается целый городской судья. Стараясь быть дружелюбным и общительным, но при этом конечно сохраняя достоинство подобающее его чину, Лург попытался развеять всё их недоумение, как бы между делом сообщив о том что в столицу прибыл на важную встречу с "шишками" из "Холодного замка", правда не уточнив какими именно, а уж с этой оказией решил и передать данные о проклятой кирмианке. "Холодным замком" в народе, и в том числе и среди самих судейских, именовали главное здание Судебной Палаты – Судебного министерства Агрона. Оно располагалось в непосредственной близости от Заль-Вера, королевского дворцового комплекса, и являло собой поистине монументальное, устремленное ввысь сооружение с башнями и шпилями, вполне соответствующее именованию замок. Его стены были отделаны плитами из минерала, называемого "аюнксом" или "ледяным камнем", который по внешнему виду отчасти напоминал лед, и потому издали здание министерства и правда казалось несколько странным, сделанным как будто из льда и потому холодным и суровым. Впрочем, иные утверждали что "холодным" его прозвали из-за людей работавших в нем, чёрствых, жестоких, безучастных, с ледяными сердцами и равнодушными глазами.

Кроме всего прочего, находясь среди судейских чиновников, Мастон Лург осторожно провентилировал вопрос о местонахождении верховного претора, в столице ли он. И еще более осторожно не известно ли о каких-либо мероприятиях с его участием на сегодняшний вечер. Выяснилось, что всё шло как обычно, герцог Этенгорский, как и положено министру правопорядка, находится в "Холодном замке", занятый естественно руководством громадного механизма Судебной Палаты. О его планах на вечер никаких официальных объявлений не было и потому скорей всего, после многотрудного рабочего дня, он отправится к себе домой. Но вот куда именно никто не знал. Либо в свою городскую резиденцию, трехэтажный роскошный особняк в окружении не менее роскошного парка, недалеко от королевского дворца Заль-Вер; либо в свое громадное загородное поместье "Белувальес", на берегу Маи, в 15 километрах от западной стены Аканурана. Так что, если господин инрэ посетит "Холодный замок" сегодня, то вполне вероятно он сможет увидеть там верховного претора.

Сердце судьи забилось сильнее, вроде бы всё складывалось так, что этим вечером он встретится с могущественным герцогом. От мысли навестить его в Холодном замке Лург сразу же отказался. Он прекрасно знал, что так просто попасть на прием к герцогу не получится, адъютанты и секретари будут долго и нудно выяснять какое такое неотложное дело к министру привело судью из Туила в столицу, а потом равнодушно и даже снисходительно объяснять провинциальному чиновнику, что для незапланированной аудиенции с герцогом требуется некая экстраординарная причина и что в любом случае сначала он должен всё изложить первому секретарю, тот перенаправит его прошение к статс-секретарю, а тот уже непосредственно на рассмотрение к самому министру, который в конце концов и решит будет ли прием и в какой день и час, если будет. Об этом конечно не могло быть и речи. Мастон Лург не собирался никому объяснять цель своей встречи с герцогом и уж тем более ему не хотелось иметь многочисленных любопытствующих свидетелей этой встречи. И потому он сразу решил, что посетит герцога либо в его столичном доме, либо в поместье "Белувальес", смотря куда тот вечером направится.

Покинув Килбернское отделение Судебной Палаты, Мастон Лург наверно почти целый час просто гулял по улицам города, который он отрекомендовал Элен одновременно и как самый страшный и как самый прекрасный город королевства. Судье было немного не по себе. Он никак не мог избавиться от волнения перед предстоящей встречей, его томило некое тревожное, пугающее и в тоже время притягательное предчувствие абсолютной перемены собственной жизни. Словно он отправлялся в непростое, в какой-то мере опасное путешествие в далекую прекрасную страну, где он собирался провести остаток своих дней. И снова и снова он думал о том стоит ли пускаться во все тяжкие и ввязываться в такую головокружительную непредсказуемую авантюру на старости лет. "Ведь мне уже скоро пятьдесят", говорил он себе и ждал что в ответ голос здравого смысла, голос собственного разума начнет яростно клеймить его старым дураком и безумцем, напоминая какой сытой, уютной и комфортной была его жизни в Туиле. Но никакого ответа не было. Казалось все его естество и разум в том числе зачарованы мечтами об этой прекрасной далекой стране. "Что пятьдесят, что двадцать, никакой разницы", с горькой усмешкой думал Лург. А может дело было в самом этом городе. Большой, гордый, сильный, безжалостный и великолепный, словно всегда немного праздничный, если ты можешь себе это позволить, он волновал и будоражил не хуже далекой прекрасной страны. Мастон Лург шагал по роскошным бульварам с аккуратными как по линейке посадками цветущих деревьев, по тротуарам, выложенных идеально ровной плиткой, по переулкам, мощенных цветной галькой, мимо каменных, действительно красивых и импозантных двух, трех и даже четырехэтажных домов, с карнизами, мансардами, колоннами, лестницами, мимо чугунных вычурных решеток оград, мимо стройных фонарей, мимо стеклянных витрин и ярких вывесок и с наслаждением ощущал как этот город по капле вливается в него. Ему навстречу шли мужчины и женщины в костюмах, нарядах и туалетах, которых в деревенском Туиле не существовало в принципе. И с каждым шагом Лург всё острее чувствовал неодолимое желание пройти по этим улицам, мимо этих людей не бедным провинциальным чиновником из глухого далекого городишки, а спокойным, уверенным в себе владельцем громадного состояния и высокого титула, успешным, независимым, по-настоящему свободным человеком, и тогда все эти бульвары и тротуары, площади и вывески будут принадлежать ему, он встанет на один уровень со всем этим заносчивым городом и сможет войти в любые его двери. И этот город будет уважать его, они признают силу друг друга. Сердце Лурга радостно билось, когда он позволял себе думать что всё это уже возможно случится завтра или послезавтра. Но он одергивал себя, он напоминал себе, что впереди еще тьма трудностей и даже опасностей. Томас Халид непростой человек, он тот кому Акануран принадлежит ни по каким-то эмоциональным ощущениям, а именно по праву власти самого сильного. В конце концов утомившись от всех этих взволнованных размышлений, судья зашел в какой-то приличный тихий ресторанчик, чтобы немного перекусить, передохнуть и успокоиться перед возможно самым главным свиданием своей жизни. "Ни много ни мало, а сегодня, как бы пафосно это ни звучало, решиться моя судьба", думал он и вновь переживал эту странную смесь страха и радости.

После трапезы он направился на Хлебную площадь, где, как он помнил по прошлой жизни, собирались многие зарабатывающие извозом люди. Почти как на Площади Навигатора, но в отличие от последней здесь все же было меньше возниц и они имели более приличные и дорогие экипажи. Свое имя площадь получила якобы из-за того что когда-то, во времена правления Масоро Дикого, который вечно со всеми враждовал, при длительной осаде Аканурана бесчисленными ордами авров, туру и лоя, на этой площади солдаты короля раздавали хлеб голодающим, доведенным до отчаяния жителям города. Но Мастон Лург считал, что все гораздо прозаичнее, просто на площади было сосредоточено много пекарен, лавочек и магазинчиков, занимающихся продажей хлебобулочных изделий. Здесь всегда витал дурманящий, особенно если ты голоден, аромат горячей выпечки. Правда теперь к этому аромату постоянно примешивалось душистое амбре производимое скопищем лошадей и их навоза. И порой здесь то и дело возникали конфликты между "хлебниками" и возницами, наверно не уступающие по накалу страстей жутким сражениям времен Масоро Дикого. Первые хотели прогнать последних, дабы площадь обрела тихий, уютный, благопристойный вид, избавившись от вони и толчеи, и добрые горожане могли бы в спокойной и комфортной обстановке, переходя из магазинчика в магазинчик, выбирать себе булочки, батоны, пирожные, торты и пр. Но возницы уходить не желали. Уж очень удобной для извоза оказалась эта просторная, мощеная ровным камнем, площадь, расположенная в южной части города, недалеко от центра и порта. Кроме того сюда сходились сразу шесть больших улиц. Впрочем, "хлебники", конечно, понимали, что вся эта сутолока, многолюдность и толчея отзывается звонкой монетой в их карманах, а навоз к тому же убирался специальными командами золотарей. И потому конфликт обычно быстро сходил на нет. Но золотари, получавшие мизерную оплату, работали не слишком прилежно, иногда не появляясь на площади целыми днями; лошади фыркали, воняли, гадили и кусали прохожих; возницы все как один были невеждами, грубиянами и хамами, они жутко бранились, были грязными и обросшими, жевали табак, отхаркивались и высмаркивались прямо с высоты своих козел; кроме того кто-то из них то и дело устраивал прямо на площади починку своего экипажа на скорую руку, громыхая и лязгая, а бродячие кузнецы в переносных кузнях подковывали лошадей и помогали в починке. Всё это вкупе снова истощало терпение "хлебников" и конфликт вспыхивал по новой.

Однако когда Мастон Лург шел вдоль стоящих в ряд разномастных карет, бричек и кэбов, никто из возниц не бранился, не схаркивал вонючий табак и не сморкался. При виде черно-красных одежд и большого рубинового перстня на указательном пальце, люди стихали и отводили глаза. Мало кто из них мог по деталям мундира и нашивкам на груди точно определить что перед ними верховный городской судья, но то что это какой-то важный чиновник из Судебной Палаты они понимали. Наконец Лург выбрал небольшую узкую карету с запряженной в нее парой довольно гладких и упитанных лошадок. Возница, вопреки сложившемуся стереотипу, был довольно опрятно одет, с небольшой аккуратно остриженной бородой, со свежим лицом и ясными глазами. Лург внимательно оглядел его, точно также как до этого экипаж и лошадей, и счел подходящим. Звали возницу Долба, имя показалось Мастону Лургу несколько чудаковатым. Он и сам не знал зачем спросил имя, то ли чтобы установить чуть более близкий контакт с человеком, рядом с котором придется провести несколько следующих часов, то ли для некоторого устрашения, мол, теперь Судебная Палата знает твое имя, сынок, помни об этом. И для большей весомости Мастон еще и назвал свою должность, чем окончательно поверг владельца экипажа в трепет. Договорились они быстро. Нельзя было сказать что Долба слишком обрадовался, когда узнал что нужно ехать к "Холодному замку", там непонятно сколько времени поджидать экипаж могущественного министра и затем следовать за ним на почтительном расстоянии, но ничего возразить он не посмел. К тому же Лург посулил ему за все труды целых две сильвиды, то есть сумму которую кучер с трудом зарабатывал за полмесяца. Не до конца еще веря своему счастью, но надеясь что целый городской судья не может обманывать в таких вещах, Долба хлестнул своих лошаденок и те, уставшие стоять на одном месте, взяли бодрую рысь, увозя Мастона Лурга на, как он считал, главную встречу его жизни.

У здания министерства они прождали два с лишним часа. Солнце уже клонилось к горизонту, погружая улицы в легкий сумрак и заливая алым пламенем крыши домов, купола храмов, башенки и шпили прекрасного Заль-Вера, когда тяжелые решетчатые ворота наконец распахнулись и на улицу выкатила неимоверно длинная и широкая карета с запряженной в неё шестеркой красивых точеных коней с темными чуть серебристыми плюмажами, с заплетенными гривами и хвостами. Дверцы экипажа состояли из двух больших створок, на одной пылал красно-золотистый знак Судебной Палаты, на другой светился сине-белый герб герцога Этенгорского. Мастон Лург очнулся от тревожных мыслей и отпрянув от окна, словно испугавшись что его заметят, с волнением следил из своей маленькой кареты с противоположной стороны улицы за проезжающим мимо громадным черным экипажем. Экипаж сопровождали шестеро всадников, два спереди и четверо сзади. Лургу стало еще больше не по себе, это были шанги из знаменитой "Летучей команды" герцога. Шангами называли авров-изгоев, которые по каким-либо причинам покинули свои кланы, что для них было практически одной из самых страшных трагедий, и живущих отшельниками или бродягами. Некоторые из них сбивались в группы и поступали на службу к тому кто мог укрыть и содержать их, предлагая взамен свое ужасающее мастерство невероятно быстрых и смертоносных воителей. Для шангов это было каким-то жалким эрзацем клана, для их господина они были самыми надежными и верными телохранителями. Но Лург, как и почти все в Агроне, слышал немало слухов о том что "Летучая команда" это не просто наймиты и даже не совсем шанги. Герцог якобы когда-то каким-то образом поспособствовал спасению целого клана авров от полного уничтожения и 20 авров из этого спасенного клана, добровольно покинули свой народ и в знак признательности поклялись верно и бескорыстно служить Томасу Халиду до конца своих дней. Впрочем, тут никто точно ничего не знал. О командире "Летучей команды", жутком Рукхо, плели, например, такие дикие сплетни, что даже если хоть малая часть их них была правдой, то получалось что он настолько кровожадное чудовище, что спасать его и весь его клан от смерти было преступлением, а не благодеянием. Но сам Лург мало верил этим страшным побасенкам, полагаясь на здравый смысл, он считал, что, видимо, герцог действительно оказал некую услугу одному из кланов и тот в благодарность вручил ему в вечное подчинение два десятка своих воинов. Но эти воины ничуть не страшнее и кровожаднее все других авров, которые опутанные сложными правилами своих кодексов и гипертрофированными представлениями о чести и справедливости, шли на конфликт и кровопролитие лишь в самом крайнем случае. Но с другой стороны если они все-таки шанги, то значит они верят что как изгои они больше не достойны следовать этим кодексам и готовы резать и убивать как им заблагорассудится. Так или иначе, но не приходилось сомневаться, что если авры поклялись служить герцогу, то они моментально и без раздумий изрубят на куски любого на кого он укажет или кто хотя бы косо посмотрит на него. И потому Лург ощутил неприятный холодок и тревогу при виде тощих, замотанных с головы до ног в бесформенные, на первый взгляд напоминающие лохмотья, черные одежды всадников. Большие словно навыкате глаза шангов непрестанно двигались, осуществляя обзор сразу на 360 градусов без малейшего поворота головы.

Когда экипаж герцога удалился, Долба взялся за вожжи и принялся разворачивать карету. Очень скоро выяснилось что Томас Халид направляется в свой городской дом, а значит Мастон Лург мог в принципе и не брать для себя экипаж, а спокойно дойти до резиденции герцога пешком. Но все же он был рад что скрыт от посторонних глаз и еще какое-то время может побыть в относительном покое и уединении. Мандраж перед встречей усиливался и он старался собраться с духом.

Долба остановил лошадей на Тихом бульваре метрах в 100 от высоких ворот в решетчатой ограде с каменным основанием. После того как экипаж герцога свернул в эти ворота, судья наверно еще с полчаса сидел внутри кареты и задумчиво глядел в окно. Когда-то он очень любил этот бульвар. Место действительно дарующее суетливым столичным жителям тишину и покой. И он мог даже вспомнить как во времена своей учебы в Судебной академии он прогуливался здесь в синем сумраке под густыми кронами деревьев с некой очаровательной барышней. Сейчас ему казалось что это происходило не то что давным-давно, а даже и совсем не с ним, что он читал об этом в каком-то романе и лишь воображал эти прогулки. И та прелестная смешливая девушка, так трепетно замирающая, как маленькая птичка, в его объятиях, когда он несмело и неумело целовал её, казалась тоже лишь порождением фантазии, сладкого вымысла о том чего никогда не было. Тогда ему думалось, что жизнь только начинается и впереди практически целая вечность. А теперь спустя почти тридцать лет, после всей этой вечности, он снова здесь и собирается совершить свой последний крутой поворот в жизни, поворот, который обещает ему такие вершины и привилегии, о которых не та смешливая барышня, ни её глупый кавалер не смели и мечтать.

Лург вышел из кареты и направился к воротам. Долбе он не сказал ни слова, с ним уже было условлено что он будет ждать его возвращения столько сколько понадобится. На востоке засияли первые самые яркие звезды и вечерняя прохлада приятно освежала лицо судьи. Он немного нервничал, не зная кого именно встретит у ворот, ему не слишком-то хотелось объясняться с кем-нибудь из "Летучей команды". Справа от массивных чугунных ворот, за узким кирпичным пролетом находилась высокая калитка из толстых складывающихся в некий растительный орнамент черных металлических прутьев. За ней начиналась дорожка, справа от которой стоял аккуратный симпатичный темно-зеленый домик. Как только судья прошел через пока еще незапертую калитку, из домика появилась рослая темная фигура и Мастон Лург с облегчением увидел что это не авр. Судье навстречу вышел молодой мужчина. Он был одет в черный сюртук, темные широкие штаны, высокие сапоги и длинные перчатки. На голове надвинутая на самые глаза сидела аккуратная круглая шляпа. Судья не опознал в нем ни судебного гвардейца, ни штатного стражника министерства. Ни вообще какого-то солдата или офицера из того или иного подразделения Палаты. Видимо это кто-то из личной домашней охраны или прислуги герцога, решил Мастон Лург. Хотя скорее охраны, подумал он, обратив внимание что у молодого мужчины на поясе меч, небольшая дубинка и плеть. Понимая что он уже вторгся на личную территорию верховного претора, судья уже заранее чувствовал себя неловко и вполне готов был к тому, что охрана дома будет не слишком-то с ним любезна. Однако молодой мужчина, напротив, оказался весьма учтив. Он сразу же увидел и оценил с кем имеет дело и очень вежливо поинтересовался:

– Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен, господин инрэ?

– Можете, – лаконично ответил Лург. Он понимал что ему нужно держать себя соответственно своему высокому рангу, который сообразительный охранник уже распознал. – Насколько я понимаю, господин верховный претор уже у себя?

– Думаю, что да, – осторожно и словно бы неуверенно ответил молодой человек, видимо оставляя на всякий случай себе пути к отступлению.

– Мне необходимо встретиться с ним.

– Вам назначено, господин инрэ? – Формальности ради спросил охранник.

– Нет. Но дело приведшее меня сюда не терпит ни малейшего отлагательства. Я думаю, вы понимаете, что лишь чрезвычайные обстоятельства могли заставить меня побеспокоить Его Светлость в столь неурочный час в его собственном доме. Потому не соблаговолите ли вы передать господину министру вот это письмо и мою просьбу о срочной аудиенции.

Письмо Лург приготовил заранее и запечатал своим личным судебным перстнем. В конверте находился маленький аккуратный листок с весьма коротким сообщением: "Я нашел человека, который вам нужен. Судья Туила, Мастон Лург"

Охранник некоторое время молчал. Несомненно молодому человеку не хотелось побеспокоить хозяина зря. Но он видел что перед ним стоит главный городской судья и, как было уже сказано, прекрасно понимал, что если кто-то и посмел тревожить герцога, то видимо он имел на это самые что ни на есть веские причины.