Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Я тоже хочу научиться воевать, – сказал Роберт. – И хочу научиться владеть мечом как Эль Сид. Скажите, командор, в искусстве фехтования вы достигли больших высот?

Граф усмехнулся.

– Ваше Высочество, мне не легко об этом судить, но думаю сам факт того, что я стою перед вами живой и здоровый, говорит уже о многом.

– А если бы в поединке сошлись вы и, скажем, лейтенант Ольмерик, кто бы победил?

Повисла обескураживающая тишина.

Командор посмотрел на протиктора, который стоял не слишком далеко от беседующих и конечно же слышал вопрос принца.

– Вы желаете, Ваше Высочество, чтобы мы выяснили это на деле? – Медленно произнес Шон Денсалье, не сводя глаз с Ольмерика.

А затем почему-то посмотрел на Марию-Анну.

– Конечно же Его Высочество этого не желает! – Взволновано сказала Луиза. – Ведь правда, Ваше Высочество? – Она пристально посмотрела на ребенка.

Роберт пожал плечами.

– Нет, не желаю.

– Может этого желаете вы, Ваше Величество? – Проговорил Шон, глядя королеве в глаза.

– Граф, прекратите! – Сердито воскликнула Луиза, вся уже пунцовая от волнения. – Здесь никто этого не желает. Не хватало ещё чтобы вы тут устраивали побоище как все эти кровожадные римляне и греки.

Мария-Анна холодно посмотрела на свою Первую фрейлину и та тут же сникла. Мария-Анна посмотрела на Шона. Ей нестерпимо захотелось сказать, что конечно она уверена в том, что победит Ольмерик. Но она понимала, что это будет ребяческая выходка и уж точно не в присутствии секретаря и кардинала.

– Нет, граф, я тоже этого не желаю, – сдержанно ответила она. – Кто бы из вас не победил, проигравшей всё равно останусь я.

74.

Весь день граф Ливантийский пытался встретиться с королевой наедине. Но Мария-Анна была всё время занята, по крайней мере для него, и командору приходилось довольствоваться либо равнодушным ликом лейтенанта Ольмерика, либо протокольно-вежливым обращением Королевского секретаря маркиза Ринье.

Но видимо Мария-Анна понимала, что встречи не избежать и командору уже в вечернюю пору было велено ждать в липовой аллее у западного крыла дворца.

В темную прохладную аллею Мария-Анна вошла одна, приказав протикторам ждать её у лестницы одного из боковых входов во дворец. Увидев возле скульптуры Дианы-Охотницы томящегося в ожидании командора, она направилась к нему. Увидев предмет всех своих чаяний, Шон бросился ей навстречу.

Быстро подойдя к королеве почти вплотную, он спросил:

– Ты не рада меня видеть, Мари?

Мария-Анна сделала шаг в сторону и даже отвернулась.

– Прошу вас, граф, – сухо произнесла она, – не будьте так фамильярны со мной. Держите себя комильфо [фр. comme il faut – как должно, как подобает, как надлежит].

– Еще совсем недавно вы были совершенно не против того, чтобы я не слишком-то соблюдал манеры, – с улыбкой проговорил командор.

Мария-Анна, поглядев на него без особой приветливости, сказала:

– То был минутный порыв, не более. Он ничего не значит.

– По-моему он длился гораздо больше чем минута, – самодовольно усмехнувшись, сказал Шон.

Мария-Анна вздохнула.

– Как мужчина вы выше всяких похвал, граф. Вы это хотели услышать?

– Не только это.

– Что же еще?

– Мари, ты же понимаешь, что теперь всё не может быть как раньше.

– Что это значит?

Он сделал шаг вперед и еще один, и замер менее чем в футе перед королевой. Протянул руку и провел пальцами по женской шее.

– Мари, неужели ты не понимаешь, что со мной происходит, когда ты рядом?! – С трепетом произнес он. – У меня внутри всё горит от любви к тебе.

Он стремительно обнял её за талию, притянул к себе, другая его рука легла на её затылок и он принялся целовать её лицо. Но Мария-Анна принялась упираться ему в грудь и уклонятся от его поцелуев. Шон, не обращая на это внимание, еще сильнее прижал её к себе. Силы были абсолютно не равны, железные руки командора легко сминали хрупкое женское тело. Но Мария-Анна, задыхаясь от натуги, всё же как-то взбрыкнула, резко дернулась, крутанула головой, заехав графу по носу и затем чуть освободившись еще и звонко припечатала ему пощечину. Шон выпустил женщину и та, отскочив назад, со сбитой прической и помятым платьем, сердито прошипела:

– Уймитесь, граф!! Я вам не Луиза Бонарте! Милая и доверчивая девочка! Ей рассказывайте, как вы сгораете от любви! Может она и поверит.

Шон Денсалье усмехнулся и потер заалевшую щеку.

– И всё-таки я вынужден повторить: теперь всё не может быть как раньше, Мари.

Королева поправила платье, пригладила волосы и с раздражением сказала:

– Я кажется просила вас перестать быть фамильярным со мной, граф. Не называйте меня по имени. И потрудитесь наконец объяснить: почему всё не может быть как раньше.

– Потому что теперь я знаю кто такой Гуго Либер, – очень четко и значительно проговорил Шон.

Мария-Анна уставилась на него с удивлением.

– Вы всё ещё носитесь с этой глупой басней?!

– Перестань, Мари. Здесь никого нет кроме нас, к чему это комедия?

Мария-Анна, вроде бы совершенно успокоившись, задумчиво поглядела на него, затем отошла с дороги к деревьям и прикоснулась пальцами к гладкому кожистому темно-зеленому листку липы. "Как же легко быть листком", подумалось ей, "колышешься себе на ветру и никаких забот".

Она повернулась к наблюдавшему за ней мужчине и устало произнесла:

– Я не понимаю о чем вы говорите, граф.

– Я говорю о вашем супруге, Джоне Вальринге, нашем законном короле, которого вы десять с лишним лет продержали в подземельях Сент-Горта.

– Какой вздор! Почему я вообще всё это должна выслушивать?

– Наверно потому что это правда.

– Это не более правда, чем та нелепая бессмыслица, о которой когда-то кричал Филипп дю Тьерон, о том что я якобы отравила Джона чтобы захватить трон. Впрочем должна признаться, что вы перещеголяли герцога, ваши домыслы гораздо более абсурдны и нелепы чем его.

Шон Денсалье усмехнулся и спокойно произнес:

– Если всё это, как ты говоришь, нелепые абсурдные домыслы, то почему же тогда ты позволила мне раздеть тебя, уложить на кровать и делать с тобой всё что мне вздумается.

– Причем здесь это? – Равнодушно спросила Мария-Анна.

– То есть это просто совпадение, что ты отдалась мне сразу же после того как я рассказал тебе что знаю кто такой Гуго Либер?

Мария-Анна пристально глядела на него, ничего не отвечая.

– И ты совсем не встревожилась, когда я сказал тебе, что вокруг дворца мои солдаты, которые если понадобятся освободят короля?

– Я отказываюсь вас понимать, граф. Конечно же я не встревожилась, я не допускаю и мысли что вы можете направить своих солдат против меня. А касаемо того что произошло между нами, то вы ведь признались что любите меня и я, до глубины души взволнованная вашим признанием, поддалась чувствам и позволила вам увлечь меня в ваши объятия. Но как я уже говорила ранее это был просто порыв. И теперь он прошел.

– Как же так? – Усмехнулся он. – Вы же только что сказали что не верите в мою любовь к вам и что мне со своей любовью лучше обратиться к милой и доверчивой графине Бонарте.

– Не верю. Но каждая женщина готова обманываться, когда дело касается любви. И я не исключение. Тем более когда в любви тебе признается такой мужчина как вы, граф. В ту ночь вы добились своего. Но этого больше не повторится.

Шон со странным выражением на лице долго разглядывал стоявшую перед ним женщину.

– Что ж, Мари, если ты не хочешь слушать меня, или слышать, то тогда я найду тех, кто захочет. Посмотрим, что скажут маршалы, адмиралы, канцлер, министры, пэры, высшая знать, когда узнают, что их король не умер одиннадцать лет назад, а был насильно заключен в жуткую тюрьму на Бычьем острове. Посмотрим, что скажут августейшие братья и сестры короля Джона по всей Европе, когда узнают, что он жив и что трон отнят у него коварством и обманом. Посмотрим, что скажут в Ватикане, когда Его Святейшество узнает о том немыслимом злодеянии что было совершенно над одним из его детей.

Мария-Анна побледнела. Сумерки в этой темной аллее постепенно сгущались, но Шон еще легко увидел эту яростную бледность на лице своей собеседницы.

– Вы угрожаете мне, граф? – Её начало слегка трясти.

– Нет, Мари. Я пытаюсь достучаться до тебя.

– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня.

– Я хочу, чтобы ты стала моей.

– Чтобы я ещё раз ублажила тебя? – Уточнила она.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Чтобы ты стала моей навсегда.

– О чем ты говоришь? – Удивилась она.

– Сделай меня своим супругом.

Мария-Анна окаменела. Но затем усмехнулась.

– Ты хочешь, чтобы я сделала тебя королем? – Насмешливо проговорила она.

– У тебя нет выбора. Ты уничтожила одного короля и теперь тебе придется создать другого.

Мария-Анна тяжело вздохнула.

– Я устала тебе повторять. Весь этот твой бред не имеет смысла. Король Джон Вальринг, мой супруг, умер одиннадцать лет назад. Его отпели в церкви в Бревуа и он был упокоен в Сен-Керке. Тому есть сотни свидетелей. И если вскрыть его усыпальницу, то ты увидишь его тело. А все эти твои фантазии про какие-то там песни и шрамы это чистой воды либо безумие, либо подлость. Господи, да если бы Гуго Либер был Джоном его узнали бы десятки людей. Хотя бы тот же Жан Левандор, смотритель охотничьего дома в Зовущем логе. А главное: какой бы для меня в этом был смысл – прятать Джона в Сент-Горте? Зачем бы я это делала. Если ты, как и этот старый осел дю Тьерон, считаешь меня злодейкой, то разве не проще мне было просто убить Джона?

Она выразительно посмотрела на него.

И он признавал её правоту. Он уже и сам нисколько не верил в свою нелепую идею, но цеплялся за неё, видя в ней свой сказочный шанс. И решил идти до конца.

Шон пожал плечами.

– Откуда мне знать, какой для тебя в этом был смысл. Возможно ты побоялась убить его, пролить священную кровь Вальрингов, кто знает. Это сейчас не важно. Но если он вернется и кто-то поддержит его, если кто-то поверит ему, всем этим шрамам и песням, которые ты называешь безумием, что тогда будет с тобой? Что скажут северные бароны, что скажет герцог Лионский, что скажут владетели Галии и Руана? И самый главный вопрос: что скажет весь твой народ, когда узнает что их законный король жив, а его трон был отобран молодой коварной графиней из Саноры?

– А что он может вернуться? – Насмешливо спросила она.

Шон усмехнулся.

– В ту ночь во Дворце То ты испугалась что я освобожу его. Ведь я знал, что он во дворце. А сейчас ты так уверена в себе, потому что его больше нет здесь. Этот монах-доминиканец растворился в толпе и уже наверно плывет в свой Новый Свет. Ведь так ты думаешь?

– А ты как думаешь?

– А я думаю, что ты ошибаешься, Мария-Анна Вальринг урожденная де Савойе, – торжествующе сказал он. – Ты совершила большую ошибку отпустив его. Мои люди проследили за ним и схватили его на западе от Реймса. Теперь твой король у меня, Мари. И тебе нужно хорошо подумать, как тебе поступить правильно.

Мария-Анна долго смотрела ему в глаза, ощущая как отчаянье и ледяной страх сдавливают ей сердце.

– Гуго Либер у вас, граф? – Спокойно, с легким недоумением спросила она.

– У меня.

– И что же он вам сказал? Что он король Джон?

Шон растерялся.

– Н-нет. Вернее я не спрашивал его об этом.

– Почему?

– А зачем мне его об этом спрашивать, если я и так это знаю.

Мария-Анна покачала головой.

– Ясно. И что вы намерены делать дальше?

– Вопрос в том, что вы намерены делать дальше, – Шон насмешливо улыбнулся и со значением произнес: – Ваше Величество.

– Нет, граф, вопрос именно в том, что будете делать вы, если я не стану делать ничего. – Она смотрела на него убийственно холодным взглядом. Но при этом как будто совершенно спокойным.

– Я отвезу его в Ватикан. Предоставлю Его Святейшеству все доказательства и посмотрим, что он решит.

– Но если королем станет Гуго Либер, то вы вряд ли что-то от этого выиграете, граф. – Чуть помолчав, она насмешливо добавила: – Или вы надеетесь, что он сделает вас своей королевой?

Шон Денсалье нахмурился.

– А я и не собираюсь ничего выигрывать. Мне будет достаточно того что я восстановлю справедливость.

– Вот как. Что ж, это делаем вам честь. Но что если Гуго Либер откажется признавать себя королем Джоном перед Папой, что тогда?

– Почему бы он стал это делать? Он ненавидит вас и сделает всё чтобы вас уничтожить.

– Это он вам так сказал?

– Да! – Твердо ответил Шон.

Мария-Анна приблизилась к нему.

– Скажите, граф, почему вы всё это делаете со мной. Разве я не была к вам добра, разе не я сделала вас Верховным командором вопреки мнению всех остальных? И вот как вы меня благодарите?

Шон пожал плечами.

– Это здесь ни при чем. И на самом деле я пытаюсь помочь тебе, Мари. Ты всё-таки просто женщина и тебе нужен мужчина. А этой стране нужен король. И мне кажется я достоин быть и первым и вторым. Ты так не считаешь?

– Но у этой страны уже есть король. Это мой сын. Что ты намерен сделать с ним, если окажешься на троне?

Вопрос застал командора врасплох.

– Ничего. Я ничего не сделаю Роберту, клянусь Богом. И в своё время он станет королём.

Мария-Анна удовлетворенно покачала головой.

– Я очень на это надеюсь, – тихо сказала она. Затем обхватила ладонями плечи и жалобно произнесла: – Стало так холодно. Вы позволите мне, Шон, вернуться во дворец? Или вы желаете чтобы я прямо сегодня вечером объявила вас своим будущим мужем и нашим будущим королём?

Шон снова растерялся.

– Нет, я вовсе на этом не настаиваю. Конечно нужно время чтобы всё подготовить. И я даю вам его.

– Это очень благородно с вашей стороны. Прощайте, граф.

Мария-Анна отвернулась и быстро зашагала по аллее прочь.

Шон смотрел ей вслед, как она растворяется в сумерках темной аллеи и не мог понять, что он чувствует, то ли торжество, то ли какую-то неясную тревогу.

75.

Мария-Анна сидела в своём кабинете и рассеянно читала "Всеобщую историю Индий" в сочинении Лопеса де Гомара. Она давно уже полагала что она и её министры уделают недостаточно много внимания этой части мира, а, следовательно, её страна теряет стратегические преимущества в первую очередь перед Испанией и Англией. Но она никак не могла сосредоточиться на чтении, её мысли постоянно возвращались к разговору с графом Ливантийским.

Дверь открылась и в комнату тихо вошёл лейтенант Ольмерик.

Мария-Анна взглянула на него почти с радостью, ибо ей хотелось, чтобы её отвлекли и от мыслей и от книги.

– Моя госпожа, вернулись Линдорд, Хатгэр и остальные.

Сердце королевы взволнованно забилось.

– Они не нашли ведьму, – сказал Ольмерик. – Её дом был пустой. Они поискали в лесу рядом с домом и вокруг озера, но никого не нашли.

"Глупая была затея", с досадою подумала Мария-Анна, "если эта Риша хоть на десятую часть такая могущественная ведьма как о ней говорят, то конечно она как-нибудь узнала о том что её ищут и ушла прочь".

Ольмерик, словно услышав его мысли, раздумчиво заметил:

– Пустая затея ловить колдунью в её собственном лесу. Там каждая птица, зверь и дерево за неё. Мы ещё только в лес вошли, а она поди уже всё знала о нас. Линдорд сказал, что они там видели здоровенного жирного кота, черного как уголь. Возле ведьминого дома ошивался. Хотели его изловить, но только сделали шаг к нему, тот словно сквозь землю провалился. Так что ушли ни с чем.

– А кота-то зачем ловить? – Спросила королева.

Ольмерик пожал плечами.

– Кто знает, мож то и была ведьма. Они хотели железом и солью его проверить. Всякий оборотень, если его до крови рассечь железом, на котором соль, теряет свои чары и принимает свой истинный облик.

– Ясно, – сдержанно ответила Мария-Анна. – Ступайте, лейтенант.

76.

Луиза Бонарте ожидала принца в его комнате. Они договорились после обеда покататься на лошадях, до берега реки и обратно. Девушка стояла перед картиной "Над вечным покоем" и задумчиво рассматривала её. Услышав шаги за приоткрытой дверью, она повернулась и направилась к выходу, но вдруг замерла, услышав голос королевы.

– Ольмерик, вы верите в вещие сны? – Спросила Мария-Анна.

– Как можно в них не верить, моя госпожа? Через них боги говорят с нами. Все колдуны севера видят их.

Луиза сделала ещё пару шагов к двери, намереваясь обнаружить себя.

– Я видела прескверный сон, лейтенант, о моём Верховном командоре и это очень беспокоит меня.

Девушка остановилась и, поглядев на дверь, немного поколебавшись, решила не идти к ней.

Королева приблизилась к командиру протикторов, как-то очень пронзительно и значительно заглядывая ему глаза.

Ольмерик чуть прокашлялся и спросил:

– Что же с ним случилось в этом вашем сне, моя госпожа?

Мария-Анна, словно бы в смятении чувств, обхватила себя руками.

– Его убили, лейтенант. Зарезали. Это было ужасно. Мы как будто бы были на какой-то войне и между нами вышла серьезная размолвка. Уже идет сражение, моя армия проигрывает и я обвиняю его в предательстве. Уже не помню почему, но во сне я была уверена, что он предатель, что он предал меня, понимаете, лейтенант? Я говорю ему это, а он в ответ смеется надо мной, держит себя насмешливо и фамильярно, говорит обо мне какие-то гадости, угрожает мне. Я выхожу из себя и отсылаю его прочь. Он уходит. А позже мне сообщают что он убит. Какие-то наемники или бродяги, подстерегли его когда он ехал к армии и зарезали его длинными ножами. Меня приводят к нему, он лежит на земле весь окровавленный и только пустые глаза смотрят в небо. У меня чуть сердце не разорвалось от горя. – Произнося всё это, Мария-Анна пристально и холодно смотрела в глаза своего протиктора. Настолько пристально, что не оставалось сомнений: она призывает слушать его не то что она говорит, а то что она НЕ говорит.

– Вы очень дорожите им, моя госпожа? – Медленно проговорил Ольмерик.

– Да, лейтенант. И даже во сне, когда я знала, что он предал меня, я прекрасно понимала, как он мне дорог. – А её серые глаза глядели на протиктора холодно и бесстрастно.

И затем, словно в порыве чувств, она схватила ладонь Ольмерика и взволнованно сказала:

– Скажите, лейтенант, ведь вполне может быть, что это просто кошмар, а вовсе никакой не вещий сон?

– Конечно, кошмар. Обычный кошмар от жаркой погоды и духоты. Вещий сон штука редкая. Не волнуйтесь, моя госпожа.

Мария-Анна отпустила его руку.

– И вы уверены, что никто не зарежет моего командора? Какие-нибудь неизвестные бродяги?

– Конечно же нет. Верховный командор отличный воин и с любыми бродягами он расправится в два счета.

– И не найдется никого, кто мог бы это сделать? – С какой-то туманной интонацией спросила Мария-Анна.

– Думаю, нет, моя госпожа. Уверен ваш командор в безопасности.

– Что ж, благодарю вас, лейтенант, вы успокоили меня. – Мария-Анна вздохнула. – Только вот никак не могу выкинуть из головы что он предал меня. Даже если это случилось только во вне, все равно это очень неприятно. – Она слабо улыбнулась Ольмерику.

– Это пройдет, моя госпожа, – спокойно сказал он. – Всё на свете проходит. Боги не терпят постоянства ни в чем.

Луиза услышала тяжелую поступь протиктора. Он вышел в коридор и в общей комнате, связывающей покои принца и покои королевы Мария-Анна осталась одна. Луиза тихо-тихо отошла к подоконнику где лежала раскрытая книга, оставленная Робертом и сделал вид что читает. Если Мария-Анна сейчас войдет сюда, девушка сделает видимость того что просто зачиталась и ничего не слышала. Но через минуту легкие шаги королевы удалились. Видимо она ушла к себе.

"Какой странный сон", подумала девушка. Она верила в вещие сны гораздо больше Ольмерика, но была твердо уверенна что их нельзя трактовать буквально и прямолинейно. Она посчитала что сон королевы говорит о том что она и командор могут поссорится. Это немного встревожило Луизу, но впрочем не сильно. Она не сомневалась что если Шон чем-то и расстроит королеву, та всё ему простит как будущему мужу её любимицы. И девушка улыбнулась и даже слегка покраснела от этих приятных мыслей.

77.

В кабинет королевы вошел Антуан де Сорбон, маркиз Ринье.

Мария-Анна оторвала взгляд от бумаг и устало поглядела на него.

– Что еще? – Спросила она.

– Ваше Величество, вас просит об аудиенции Филипп дю Тьерон. – Королевский секретарь позволил себе чуть улыбнуться. – Если конечно слово "просит" может быть применимо к герцогу.

Мария-Анна нахмурилась. Она понимала что рано ил поздно эта встреча должна была состояться. После того как она так легкомысленно назначила старого герцога министром по морским делам, тот пребывал в некотором ошеломлении, не зная как это расценивать: то ли как изощренное унижение, его Великого ловчего, Королевского канцлера назначили каким-то мелким министром; то ли всё-таки как некоторую преференцию и попытку королевы к примирению. Мария-Анна честно говоря и сама до конца не знала как это расценивать, но её забавляло то что она поставила ненавистного дю Тьерона в тупик. По крайней мере по началу. Но кардинал Равалле уже настолько замучил её своими настойчивыми просьбами переменить своё решение, что она уже и не радовалась своей как ей казалось остроумной выходке. Впрочем, она с самого начала предполагала использовать герцога как разменную карту и видимо время пришло. Просто конкретно сейчас она чувствовала себя уставшей и прекрасно понимала, что встреча с таким неприятным субъектом как Филипп дю Тьерон вряд ли будет способствовать поднятию настроения. Но она взяла себя в руки и решительно сказала:

– Зовите.

– Кстати, Ваше Величество, хотел обратить ваше внимание на забавное совпадение. Помните, как вы просили меня назвать некоего человека по довольно скудным приметам? Хромой, старый и так далее.

– Конечно, помню, маркиз. Вам что-то пришло в голову?

Королевский секретарь улыбнулся.

– Не то чтобы пришло, Ваше Величество. Скорее приехало. Сегодня, когда я встречал герцога Майеннского и он выходил из своей кареты, я обратил внимание на его родовой герб на дверце экипажа. И там знаете ли золотая рысь на фоне алых полей. Ну и если добавить к этому хромоту герцога и его внушительный возраст, он вполне бы подошел под ваши приметы. Не правда ли, забавно, Ваше Величество? Вот только конечно руки мертвеца и перстня с птицей не хватает. – Но увидев окаменевшее, ставшее чуть ли не серым лицо королевы, маркиз перестал улыбаться.

Мария-Анна сидела как оглушенная. Сердце её стучало как набат, а в голове непрестанно звучало: "Филипп дю Тьерон", "Филипп дю Тьерон", "Филипп дю Тьерон"! А её пылающий от гнева разум молниеносно выдал ей подсказку и о руке мертвеца. Как же она могла забыть?! Рука мертвеца с птичьем перстнем. Мятежники, которых её армия разбила на полях Галиахона, именовали себя "Легион орла" и носили на правой руке перстни со стилизованным изображением птицы. И тех из них, кто не пал в битве, она без малейших колебаний приказала казнить. Всех до единого. Их сжигали, вешали, разрывали лошадьми. Но перед этим каждому отсекали правую руку и бросали в общую кучу. Но причем здесь Филипп дю Тьерон? Его не было среди мятежников. И её возбужденный разум тут же снова выдал ей подсказку: сын герцога. Прекрасный молодой человек, единственный наследник древнего рода, гордость и надежда своего отца, погибший из-за какого-то трагического происшествия на охоте. Неудачно упал с лошади или даже сорвался в обрыв вместе с лошадью или налетел на острую ветвь или что-то еще. А может всё-таки какая-то жестокая дуэль, как говорили многие. Она сейчас не могла вспомнить точно, но была уверена, что ей передавали как сильно страдает убитый горем отец. И в какой-то миг она даже жалела вздорного герцога. Ну а что если его сын не погиб на охоте или дуэли?

– Сын герцога Майеннского, что с ним произошло? – замороженным голосом спросила Мария-Анна.

– Погиб, Ваше Величество, – чуть удивленно ответил маркиз Ринье. – Около двух лет назад. Кажется какой-то трагический случай на охоте.

Мария-Анна поглядела на него потемневшим взором.

– А если не на охоте?

– Не понимаю, Ваше Величество. – Антуан де Сорбон преданно глядел на королеву, показывая всем своим видом, что желает услужить ей, но не знает как.

Мария-Анна молчала, нервно потирая пальцами левой руки друг о друга.

Не дождавшись пояснений, маркиз уточнил:

– Прикажете пригласить герцога?

– Нет! – почти крикнула Мария-Анна.

Вскочила с кресла и отошла к окну. Её буквально трясло от ярости. "Мизер, червяк, шваль, тварь!!", думала она, почти задыхаясь. Ей нестерпимо остро хотелось все-таки позвать герцога, а затем приказать протикторам рубить его мечами прямо здесь, в её кабинете. Но рубить так чтобы он умер не сразу, далеко не сразу. Она столь люто ненавидела его сейчас, что её сознание заволакивало пеленой и она с трудом различала хоть что-то вокруг себя. "Каков негодяй!", с яростью думала она ,"Подлый, жестокий, злобный мерзавец!" И её сердце разрывалось от сострадания к своему сыну, которого это злобное старое чудовище почти два месяца безжалостно поило жутким зельем.

Она резко повернулась к секретарю. Тот видя что королева совершенно не в себе, глядел на неё с тревогой.

– Гоните герцога прочь! – Приказала она, едва справляясь с голосом. – Не хочу его видеть! Но…, – она пристально, почти угрожающе посмотрела на маркиза, – но не смейте ему ничего говорить обо мне. Скажите, что я сейчас занята и приму его в другой день. Ничего больше.

– Конечно, Ваше Величество.

– После озаботьтесь тем чтобы узнать всё что можно о его сыне и о том как именно он погиб. Постарайтесь выяснить чем он занимался последние месяцы перед своей гибелью. С кем встречался, какие идеи высказывал, что думал о монаршей власти, интересовался ли политикой.

– Слушаюсь, Ваше Величество. – Теперь маркиз выглядел очень серьезным и сосредоточенным.

Королева тяжело вздохнула.

– И вызовите ко мне графа Согье. Пусть прибудет немедленно. Ступайте.

Маркиз поклонился и вышел. А Мария-Анна застыла на месте, глядя куда-то в пустоту.

78.

Верховный командор Шон Денсалье, граф Ливантийский прохаживался по паркету в главной гостиной зале своего не слишком роскошного загородного дома. Граф беспрестанно раздумывал о королеве и о своей стратегии поведения с ней. Стоит ли ему прикладывать усилия в надежде влюбить её в себя как в мужчину? Возможно ли это? Граф нахмурился. Какой глупый вопрос. Он не ведал поражений на этих фронтах и королева, как и всякая женщина, конечно же увлечена им. И значит это возможно. Однако всё же весьма сомнительно что она влюбится в него настолько до беспамятства что исполнит любое его желание. Она просто уже не в том возрасте, с досадой сказал себе Шон. И самое большее чего он добьется это беспрепятственный проход в её спальню. Что конечно весьма приятно и лестно, но всё же не достаточно, совершенно не достаточно. И он снова принялся мучительно размышлять о том правильно ли он поступил, объявив ей что Гуго Либер у него. Поверила ли она ему? А если поверила, то ведь всё равно, рано или поздно она потребует встречи с ним. "Проклятье, и почему я и в самом деле не изловил этого бродягу в Реймсе?", с раздражением подумал граф. Но всё произошло слишком быстро, а он и понятия не имел что это будет за церемония и какая роль во всем этом отведена Гуго Либеру. Откуда ему было знать, что королева отпустит его на все четыре стороны.

В залу неслышно вошел мажордом и Шон с неудовольствием поглядел на него.

– Ваше Сиятельство, к вам посетитель, – объявил он. – Он скрыт под плащом и не пожелал назвать своего имени, велел только сообщить что явился по личному делу.

Шон чуть помедлил, ощутив слабое прикосновение чего-то сумрачного и тревожного.

– Проси, – сказал он

В помещение вошел высокий широкоплечий человек в длинном темном плаще с капюшоном на голове. И еще прежде чем он откинул капюшон, граф узнал своего гостя. И тревога превратилась в уверенность.

Ольмерик отбросил с головы капюшон и спокойно посмотрел на хозяина дома.

Граф недоверчиво усмехнулся. Он решил, что он всё понял. И очень знакомое предчувствие опасности легким зябким ветерком прошлось по его душе. А затем пришло такое же знакомое ощущение отчаянного азарта перед боем. Он почувствовал себя также, как и в тот момент, когда он стоял на верхнем уровне осадной башни и готовился прыгнуть на стену Азанкура. Безумную смесь смертельного страха, гордость своего превосходства над ним, а заодно и как будто всем миром и упоительную готовность совершить что-то немыслимое. Как там говорил какой-то полководец: "Если ты не испытывал восторга битвы, ты прожил жизнь зря. Даже ласки самой прекрасной женщины на свете ничто в сравнении с этим".

– Вы что-то имеете мне сказать, лейтенант? – Спокойно спросил он.

Командир протикторов сделал несколько шагов, приблизившись к графу, и остановился. Внимательно и оценивающе огляделся по сторонам и затем посмотрел командору в глаза.

– Я пришёл чтобы убить тебя, – сказал Ольмерик.

И хотя Шон ожидал чего-то подобного, всё же такая прямолинейность несколько озадачила его.

– Для гостя ты не слишком-то вежлив, – усмехнулся он.

Ольмерик ещё раз осмотрелся по сторонам.

– Мы можем сделать это здесь, – сказал он, – или выйти туда, – он указал рукой на окна, за которыми был небольшой парк и сад. – Я буду драться двумя мечами. – Он распахнул плащ, показывая графу рукояти клинков. – Сходи и возьми оружие какое тебе по нраву.

Шон снова усмехнулся. Его позабавила то как буднично и бесстрастно говорил протиктор.

– Но может быть ты всё же объяснишь почему ты хочешь меня убить.

– Разве это имеет значение? – С некоторым как будто даже удивлением спросил Ольмерик.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Без всяких эмоций, немного задумчиво, может чуть-чуть с любопытством.

– Она приказала тебе убить меня, – сказал Шон и трудно было понять спрашивает он или утверждает. – Твоя прекрасная госпожа.

– Сейчас это касается только меня и тебя. Возьми оружие и начнём.

Но Шон не двигался с места, пристально глядя на Ольмерика. Командор испытывал тягостное ощущение разочарования и горькой обиды. Он всё-таки верил, что она что-то испытывает к нему, что он ей не безразличен. Он кончено предполагал, что она откажется сделать его своим супругом и возложить ему на голову корону, хотя где-то в самых глубинах своей души позволял себе надеяться, что она и сама этого хочет, что её тянет быть с ним. Но он никак не ожидал что она вот так вот без всяких колебаний, попыток договориться, сомнений и терзаний равнодушно отмахнется от него, вычеркнет из своего мира, выбросит как мусор. Да и сам способ, которым она решила избавиться от него казался ему донельзя унизительным. Она не стала ничего изобретать, идти на какие-то ухищрения, а просто отправила своего охранника чтобы тот зарубил его мечом и дело с концом. Словно он не Верховный командор королевства, не граф Ливантийский, не кавалер Ордена Звезды, не славный герой Азанкура, а обычный безродный холоп, коих пруд пруди и одним меньше одним больше ничего не меняет. Он припомнил как Ольмерик быстро и легко, почти небрежно расправился с начальником Сент-Горта. Словно мимоходом воткнул ему в шею меч и все пошли дальше.