Оzеро

– Любовь Николаевна! – послышался сзади мальчишеский голос. – А что, вы в Москву уезжаете? Мы слышали, как этот дяденька говорил, что вы с ним в Москву поедете!

Любовь Николаевна оглянулась, сердито сказала мальчишке:

– Я вот уши кому-то пообрываю, чтобы не подслушивали! Ты с какого отряда? С третьего, по-моему? Сейчас я к вам приду, проведу беседу!

Мальчишка, впервые увидев Любовь Николаевну такой разгневанной, посерьёзнел и быстро сиганул в кусты.

В комнате её уже ждали все члены администрации лагеря. Люба, войдя в комнату, вспыхнула и, не глядя ни на кого, прошла, села на кровать, отвернулась. К ней подсела Наталья, тихо сказала:

– Ну, что вы, Любовь Николаевна? Да, не переживайте вы так! Мы же понимаем…

– Любовь Николаевна, – сказала директор, – не надо корить себя. Никто ничего плохого о вас не думает, вы держались замечательно, и спасибо вам за всё. Теперь мы дальше можем работать спокойно.

Люба молчала.

– Люба, да брось ты париться! – сказал Сергей Ильич. – Да тебе гордиться надо! Не какой-нибудь мужичонка, сам депутат Государственной Думы твои…, извиняюсь…, перси в руках держал! А ты?!

Люба встала с кровати и, подойдя к нему, шутливо замахнувшись, сказала:

– Как дам сейчас! Будут тебе – перси… – Затем, чуть успокоившись, сказала: – Спасибо тебе, Серёга, спас ты меня! А то, точно, увёз бы меня и поминай, как звали…

– Ну, вот! Это по-нашему! Зинаида Павловна, давайте по стопочке коньяка за успешно проведённое мероприятие примем? Стресс-то снять надо?

– Никаких стопочек, – ответила директор. – Не забывайте – мы работаем с детьми. И так лишнего позволили себе.

– Ну, может, тогда после отбоя? – попросил Сергей Ильич.

– Правда, Зинаида Павловна, – поддержала его Любовь Николаевна. – я такого натерпелась, меня до сих пор трясёт всю.

Директор посмотрела на неё, кивнув головой, произнесла:

– Ладно. Только смотрите у меня – после отбоя, после двенадцати, – поправилась она. – И здесь, при мне, понятно?

– Вот это я понимаю, настоящий руководитель, с пониманием, – бросил «леща» Сергей Ильич.

– Ох, и льстец… – улыбнулась Зинаида Павловна. – Иди-ка, льстец, пройдись по лагерю, посмотри обстановку, пусть девочки отдохнут немного, в себя придут.

– Слушаюсь! – подскочил со стула Сергей Ильич и вышел на улицу.

– Ну, что я говорила! – вдруг воскликнула Наталья, видя, что Любовь Николаевна, наконец-то, успокоилась. – Говорила я, что он на тебя глаз положит? То-то! Слушайте меня, старые перечницы! – засмеялась она.

Зинаида Павловна улыбнулась, сказала:

– А что ж ты-то, молодая и красивая, осталась не у дел? Нет, Наталья Васильевна, ничего-то ты ещё в жизни не смыслишь! Смеёшься ты, конечно, заразительно, но вот женственности тебе ещё ой как не хватает.

– Пойду, пройдусь немного, – сказала Люба и вышла на улицу.

Голова шумела от пережитого, мысли путались. Она ушла в дальний, поросший высоким березняком, конец лагеря, где можно было немного побыть одной. Люба шла по затенённой дорожке, по пробившейся всюду сквозь старый асфальт траве, и думала.

«Нет, что и говорить, приятно, когда такие люди обращают на тебя внимание. Никуда я, конечно, не поеду, ни на день шахтёра, ни, тем более, в Москву, но побыть любовницей депутата – это было бы очень даже интересно. Хотя… Бред пьяного мужика, тут и думать нечего. Но… А если позвонит, может, и вправду закрутить с ним? Что я, в конце концов, теряю? Я свободная женщина, кто мне что может указывать? Субботин, что ли? Так я ему всё сказала, как есть. Захочет быть со мной, пусть терпит и ждёт. А не захочет, его право. Привязался со своей любовью как банный лист. Лучше бы уж женатым был, всё меньше проблем. – Она дошла до ограды, села на лавку у дорожки. Где-то вдалеке слышались ребячьи голоса, играла музыка, а здесь было прохладно и тихо. – То ли глухой он, то ли и вправду так влюблён, что ничего слышать не хочет? Говорю же, что не нужны мне серъёзные отношения, ну зачем усложнять себе жизнь? Ладно бы был видным мужчиной, что-то представлял из себя… А так… Приедет, позвонит, так и скажу ему: если не успокоится со своими чувствами, пусть вообще забудет про меня. А я одна ещё никогда не оставалась. Есть мужчины и посолиднее, и поспокойнее».

Она, наконец, встала, довольно потянулась и, как человек, принявший важное решение, бодрым шагом направилась в лагерь. Шум в голове так и не утих.

Глава 6

Замыкая круговой маршрут своего путешествия, от Телецкого озера до дома Субботин доехал за пять дней. В последнюю ночь он снова ночевал на берегу неширокой речки, той же, на которой спал и в первую ночь, только значительно выше по течению.

Ночью наступил август. Когда Егор вылез утром из палатки, то сразу же ощутил, что воздух стал иным, с трудно объяснимым, но очень выразительным, каким-то особенным запахом приближающейся осени. Он всегда замечал эту перемену времён года именно первого августа. Никакой перемены, наверное, и не происходило, но в его голове, точно – была. Это, как встреча Нового года: с наступлением первого января ведь никакой перемены в природе не происходит, но в ощущении окружающего мира для людей почему-то всё меняется, будто открыли новую страницу жизни. Так и здесь. И хотя впереди был ещё целый летний месяц, но участившиеся с наступлением августа утренние туманы, плотные – не прорубишься – говорили, что осень не за горами.

Субботин любил это ощущение. Может потому, что любил саму осень: и волнительный, наполняющий душу светлой печалью, запах её, и краски её, шелест опавшей листвы, окончание летней суеты, наступившую умиротворённость, отсутствие комаров и мошки… Но, до этого было ещё не меньше месяца…

Туман в то утро стоял такой густой, что невозможно было сориентироваться, где что расположено, лишь шум машин, проезжавших по трассе, помогал определить, где дорога. Даже велосипед, стоявший буквально в трёх метрах от палатки, был едва различим.

Время было около восьми утра. Егор, поёживаясь, всё же разделся и спустился к речке, ногой потрогал воду. Вода казалась теплее парного молока. Он быстро скинул с себя одежду и, пока не все комары успели накинуться на него – нырнул. Стало хорошо. Туман, плавая над головой ватными кусками, придавал происходящему какую-то таинственность, загадочность. Течение было едва ощутимым и Егор минут пять поплавал, побултыхался, наслаждаясь и прогоняя сон.

Через час – полтора где-то, доев последнюю кашу и остатки сухарей, он стал потихоньку собираться. Солнце быстро сглатывало остатки тумана, проявились, как на фотографии, прибрежные кусты; вот и дорога стала видной, и вскоре туман рассеялся, исчез до ночи.

Егор упаковал свой скарб на багажник, посмотрелся в зеркало: в отражении на него смотрело загорелое, будто прокопченое, исчерченное вдоль и поперёк морщинами, поросшее яркой, видимой проседью, щетиной лицо старого человека. «Ого! – подумал Субботин. – Лет семьдесят дал бы! «Да, ребятишечки, – передразнил он себя, – когда я был ишшо молодым, ох и шустёр же я был, о-ёй! Куды вам-то до меня, вы-то совсем обмельчали… О-хо-хо, девку-то, и то поди, обуздать не смогёте по-людски, а не то, шо километры-то педалить на лисопеде». Однако, Георгий Петрович! Не товарный вид у вас, ох – не товарный! Видела б тебя сейчас Любовь Николаевна, не дай бог» – усмехнулся он и тронулся с места. Почувствовав что-то неладное, Егор посмотрел на колёса: оба колеса были спущены.

– Твою дивизию! – вслух выругался он. – Друг мой, что ж ты подвёл-то меня так? В последний-то день? – спросил он у велосипеда, но велосипед, сдувшись, молчал.

Субботин достал велоаптечку, ключи, занялся ремонтом. Переднее колесо он заклеил, а на заднее поставил новую запасную камеру. Едва тронувшись в путь, он снова обнаружил, что заднее колесо опять спустило.

Выматерившись от-души и пропотев насквозь – солнце уже палило нещадно, Субботин наложил заплатку на старую камеру, а новую, оказавшуюся бракованной, выбросил со злостью в речку, костеря, на чём свет стоит, китайских тружеников. Закончив, с горем пополам, ремонт колёс, он опять спустился к речке, и, раздевшись донага, плюхнулся в воду.

Наконец, ополоснувшись и охладив свой пыл, он собрался, потрогал колёса – держали – и, довольный, повёл велосипед на трассу, внимательно поглядывая на тропу – проколол где-то здесь.

До города оставалось чуть меньше тридцати километров, когда Егор понял, что сил не остаётся совсем. Ноги с большим трудом давили на педали; каждый, даже небольшой подъём в гору, давался всё с большим усилием. Хотелось есть, но в рюкзаке, кроме воды и бутылки молока, купленной в попутной деревне, не было ничего.

Он снова остановился, допил молоко и подумал: «Эх, попалась бы мне ещё раз девушка с пирогами… Я бы не стал ждать, когда она придёт в палатку…». Он снова сел и медленно покатил дальше. Не проехав и километра, Егор действительно увидел впереди девушку, стоявшую на обочине. Подъехав к ней, он остановился. Девушке на вид было лет двадцать. Невысокая, одета в блузку и короткую светлую юбку, одна рука, чуть ниже локтя, была забинтована.

– Привет! – как можно доброжелательнее поздоровался Егор. – Попутку ждёшь? А то, садись, подвезу, – улыбнулся он.

Девушка внимательно осмотрела туриста, ответила:

– Привет. Да, жду уже целый час, наверное.

– Далеко едешь? – спросил Субботин.

– В Новосибирск, – ответила девушка, всё ещё разглядывая Егора.

– О! Не близко… Я вот тоже умотался, сил уже нет, – сказал он, слезая с велосипеда. – Пойдём, отдохнём, что ли? – сходу предложил он. – Глядишь, потом и уедешь сразу.

Она кивнула головой и ответила:

– Пошли.

Егор воспрянул духом и они спустились с трассы к берёзовому колку. Он с готовностью быстро достал спальный мешок, постелил на траву, предложил:

– Садись. Хочешь пить?

– А есть? – спросила она, осторожно присаживаясь на спальник. – Очень хочу.

Субботин достал бутылку с водой, открыл, подал девушке. Пока она пила, он успел разглядеть, что она была довольно привлекательна, с хорошей грудью и заметной талией. Бёдра её, выглядывавшие из-под юбки, были загорелые, гладкокожие и до того соблазнительные, что не прикоснуться к ним уже не было никакой возможности. Егор решил, что надо действовать без промедления. Он сел рядом, спросил, понизив голос:

– А что у тебя с рукой?

Девушка, оторвавшись, наконец, от бутылки, ответила:

– На турбазе была, представляешь, а там пожар случился: придурок один зажигалкой шторы поджёг – пошутить захотелось… Вот и обожглась немного.

– Дай-ка, посмотрю, – с участившимся сердцебиением, спросил он, чувствуя, что рот его наполнился густой слюной и он начинает терять и голос, и рассудок.

Взяв её забинтованную руку, он другой рукой обнял её и, притянув к себе, поцеловал в губы. Девушка не сопротивлялась. Егор, не отрываясь от её солёных, как ему показалось, губ, торопливо положил её на спальник и другой рукой стал гладить её бёдра, поднимаясь выше и выше. Нежно, ласково пожимая и поглаживая их, он провёл ладонью по её гладким трусикам, коснулся бугорка и, чуть спустившись рукой вниз, просунул пальцы под узенькую полоску ткани…

Муравьи с рядом расположенной муравьиной кучи, будто ошалев от непрошенных соседей, всем скопищем двинулись по спальнику и дальше, путаясь в волосатых ногах одного человека и беспрепятственно бегая по ногам другого. Комары набросились на обнажённые тела, не опасаясь, что их ждёт гибель – было понятно, что этим двум существам, оголённым до неприличия, было вовсе не до них. И даже когда тела затряслись в непонятных для насекомых конвульсиях, никто из них не торопился покидать такое пиршество – не часто такое счастье выпадает им в их придорожном лесочке…

– Ох и комары злющие! – весело говорил Егор, одеваясь. – Всю пятую точку искусали. Ты как, в порядке? – спросил он.

Девушка, без тени смущения, тоже оделась, с улыбкой сказала:

– Ну ты зверь… У меня такого ни разу ещё не было.

– Тебе понравилось? – спросил с притворным безразличием Егор, упаковывая спальник.

– Это было нечто, – с восхищением ответила она.

Егор, довольный и оживший, сказал:

– Это точно. Ты мне тоже очень понравилась, я будто век не видел женщину. Жаль, что времени у нас мало… Хотя… В этом и есть изюминка, так ведь? – спросил он, почёсывая ягодицы.

– Наверно, – с долей сожаления ответила она. – Что, идёмте? – вдруг перейдя на «вы», предложила она.

– Да, пойдём, пожалуй, – согласился Егор. – Мне ещё крутить да крутить до дома.

Они вышли на дорогу и Егор, пожелав её счастливого пути, сел на велосипед и, чувствуя необыкновенный прилив сил, весело покатил дальше. «Вот это подарок! – с удовлетворением думал он, нажимая на педали. – Даже имя, правда, не спросил! – усмехнулся он. – Люба, убить меня надо, да? Убей… Но пойми меня правильно, – с настроением рассуждал он, – если бы ты меня ждала дома. А так? Я приеду домой, и что? Кто меня, кроме котяры моего, ждёт там? Никто, так ведь? А когда мы с тобой встретимся? Неизвестно… А до дома надо ещё доехать, Люб. А на чём, на каком топливе? А теперь – я в порядке, тридцатник – легко!»

Егора обогнал «КамАЗ» и он увидел, как из окна кабины ему машет рукой его нежданное спасение – девушка. Он с улыбкой помахал ей в ответ и помчался вслед им.

Дома, как ни странно, был полный порядок и идеальная чистота. На столе лежала записка: «Егор, как приедешь, сразу позвони! В холодильнике пельмени и всё остальное, мы тебе взяли, а то, пока ты придёшь в себя, с голоду опухнешь! Ждём звонка! Галя».

Егор, отогнав прилипшего к ногам кота, открыл холодильник: действительно, проблем с едой не было – батон ещё мягкого хлеба, яйца, пельмени, овощи, колбаса и минералка – всё, что нужно человеку. В дверке стояла бутылка пива и бутылка водки. «Какие вы молодцы!» – с благодарностью подумал о друзьях Егор, и достал пиво и колбасу с помидоркой. Порезав продукты крупными кусками, он быстро достал телефон, включил на зарядку, затем сел за стол и, открыв бутылку пива, стал жадно глотать холодную, божественно вкусную хмельную жидкость, заедая ароматной колбасой и невыразимо душистым помидором.

– Ну что, котяра рыжая, рассказывай, как ты тут без меня хозяйничал? – спросил он кота, сидевшего у печки. Кот, поняв, что спрашивают его, подошёл и запрыгнул Егору на колени. – Бурька, иди-ка ты на место, дай отдышаться, – сказал, прожёвывая колбасу, Егор и столкнул кота на пол.

Чуть «заморив червячка», он встал и стал раздеваться, чувствуя, как по телу пошла волна усталости и умиротворения. Он всё же заставил себя пойти и затопить баню. Затем, не в силах смотреть на себя в зеркало, стал бриться. Звонить Любе и друзьям он не торопился: надо было привести себя в порядок, а одновременно – привести и мысли в порядок, хоть относительный. Возвращение в эту жизнь, полную проблем, забот, печалей, одиночества и ожиданий – всё это как-то сразу комом легло на душу, и переключиться на эту жизнь – требовалось время. Все предметы, окружавшие его, – и дом, и кот, – всё казалось ему каким-то лишним, каким-то неестественным, ненужным и выдуманным. Мысли его всё ещё находились там – в лесу, на озере, в дороге.

После бани Егор ожил. Настроение не сказать, что было отличным, но терпеть было можно. Он взял телефон, прошёл в комнату и, упав на кресло, стал звонить. Телефон Григория был вне зоны доступа. «Наверное в поездке» – подумал Егор и позвонил Галине.

– Галка, привет, моя хорошая!

– Егор! Ну, слава богу! А мы испереживались все, мало ли что могло случиться! Ты как, давно приехал?

– Да нет, Галь, пару часов назад! – радостно отвечал Егор. – Только с бани пришёл. Галка, спасибо вам за продукты! За пиво – особенно!

– Ну что ты, Егор! Это Гриша надоумил взять, говорит, мужик обезвоженный приедет! – засмеялась она.

– Точно угадал! Где он, Галь, на работе?

– Ну да, утром должен приехать.

– Так приезжайте завтра, посидим, расскажу-покажу, где был, что видел! Приезжайте, Галь!

– Обязательно приедем, к вечеру ближе, – ответила Галя. – Баню натопишь?

– Да в чём проблема? Конечно, натоплю! Часам к пяти приезжайте, всё будет намази!

– Ладно, договорились. А, может, на речку куда выедем, на шашлыки? – вдруг предложила она. – Или тебе природа надоела за две недели?

– Да как же она может надоесть, моя ты красота? – восторженно спросил Егор. – Давайте выедем! Короче, Галь, завтра созвонимся и всё обсудим!

– Хорошо, Егор. Отдыхай, давай, набирайся сил, – сказала она. – А то все жиры по дороге растерял небось? Кстати, – после короткой паузы спросила она, – а ты не уедешь в свой М-ск? А то сорвёшься сходу, не успеешь прийти в себя. Я-то тебя знаю!

– Это вряд ли, Галь. Люба же в лагере сейчас, ей не до меня, – с некоторым сожалением ответил он. – Ну, всё, пока!

– Пока, Егор, – ответила Галина и разговор прервался.

Он посидел несколько минут, подумал: как начать разговор с Любой, что она скажет ему? А вдруг она уже и не ждёт его? Ему хотелось как можно быстрее позвонить ей, но и тревога, и страх услышать плохие новости сдерживали его. Время было около одиннадцати часов, за окном было совсем темно. Он встал, включил в комнате свет, походил, разминаясь, и, не садясь, нажал кнопку вызова. Прошло несколько секунд и в трубке послышался знакомый, слегка уставший голос Любы:

– Алё-ё… Егор, приве-ет. Давно приехал?

– Привет, моя роднушечка! – воскликнул он, плотнее прижав трубку к уху.

– Ночнушечка… – послышалось в трубке.

– Что? – не понял Егор.

– Ночнушечка, говорю! – ответила Люба. – Ты меня называешь, как старый дед.

Егор было осёкся, но быстро пришёл в себя.

– Да ладно тебе, Любаш! Видела бы ты меня сейчас, я точно на старого деда похож, – попытался пошутить он.

– Ага? – спросила она безразличным, ничего не выражавшим голосом. – Ну и что, как съездил? Всё в порядке?

– Да как тебе сказать? – несколько сникнув, ответил Егор. Он был обескуражен её обыденным тоном, таким, будто они не разговаривали всего несколько часов. – Нормально съездил. Как у тебя дела, Люба? Знаешь, я уже не могу терпеть, можно, я приеду, хоть на полчаса? Мы полтора месяца не виделись, Люб! Я уже чумею без тебя.

– Егор, я тебе говорила, что мы вряд ли сможем увидеться летом. Так что терпи, ещё месяц остался, – ответила Люба спокойно. – Ты сейчас приведи в порядок свои воспоминания, запиши, что ли куда-нибудь. Займись чем-нибудь…

Егор не выдержал, прервал её:

– Люб, ну неужели даже часа нельзя выкроить? Я же не прошу день или ночь? Хоть взгляну на тебя, хоть вдохну один раз, и мне хватит! Думаешь, легко мне без женщины столько времени?

Люба, усмехнувшись, ответила:

– А я разве тебя заставляю терпеть? Егор, я ничего не имею против того, чтобы у тебя были женщины. – Егор, ошалев, слушал и молчал. – Я же не говорю тебе, чтобы ты начинал новые отношения, но зачем же мучить себя? Я тебе разрешаю…

– Даже так? – наконец вымолвил Егор, почувствовав, как задрожали его пальцы. – Люба, но мне известно, что когда разрешают такие вещи кому-то, на самом деле – они разрешают это себе. Разве не так?

– Егор, мне сейчас не до этого, – ответила Люба, не меняя тон. – Но я тебе говорила, что если мне захочется прыгнуть к кому-нибудь в постель, я прыгну. Я же не обманываю тебя… Извини, мне надо бежать, проверять отряды, отбой уже был. Давай созвонимся завтра, хорошо? – Егор молчал. – Я рада, что ты вернулся, отдыхай, а я побежала. Целую! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – вяло ответил Егор и бросил телефон на диван.

«Однако… – нервно подумал он, присев на диван. – Что-то с ней произошло за это время… Да, что тут непонятного? Недаром она говорила: «Неизвестно, что получится – неизвестно что получится…» Да всё известно: там такие люди каждый день крутятся, начальники, да главы… А кто я для неё? Так, романтик с большой дороги. Воспитатель… На фига я ей нужен, такой? Те большие и рядом. Не зря она мне всё напоминала, какие начальники у неё в любовниках ходили. Что же она, снизойдёт до рядового воспитателя, который за тридевять земель? Да нет конечно, и ежу понятно… Прыгнуть в постель… Молодец ты, Любовь Николаевна, прямолинейная ты моя. – Он встал, прошёл в кухню, достал бутылку водки, но, подумав, снова поставил её в холодильник. – Да-а-а, хорошие слова для встречи ты нашла, просто замечательные. Ну а я-то? Ну, какого беса влюбился в неё, ну?! Ведь она открытым текстом говорит, что я пустое место для неё, что ещё-то надо тебе? Изменить её решил? Спасти от дурного образа жизни? Ха-ха, Субботин. Спаси себя и хватит с тебя! – Он встал с дивана, стал нервно прохаживаться по комнате. – Как ты не поймёшь, Жорка, – это ты живёшь чувствами, это тебе нужна любовь, верность…, – рассуждал он, забыв о сегодняшнем происшествии. – А она живёт инстинктами: захотелось – прыгнула, не хочется – пошли все вон, я сама себе… Неужели ты не видишь – не способна она на любовь, не способна!.. Ай, ну и ладно, пойду спать. Хватит на сегодня эмоций и приключений» – сказал он про себя и, выключив в комнате свет, пошёл в спальню.

Спал Егор в эту ночь крепко. Ему снились пьяные мужики с Усть-Куюта, девушка на «КАМАЗе», и ещё много-много разного люду. Он спал и не слышал, как в полночь пропиликал телефон, оповещая о пришедшем сообщении. Впервые за полмесяца ему не мешали спать ни комары, ни натруженные за день перегона ноги, ни шум дождя, тарабанившего по палатке, ни ночной холод у реки…

Проснулся он, когда солнце вовсю светило в большое, в полстены, окно спальни. Он сладко потянулся, наслаждаясь тем, что не надо вскакивать, готовить кашу, паковать вещи, снова садиться на велосипед и до вечера крутить педали. Минут десять он повалялся, поглаживая ногой кота, лежавшего, как всегда, у ног хозяина. Взглянув на часы, Егор воскликнул:

– Ого! Однако же! Разоспался ты, Субботин, не на шутку! А ну, вставай, тебя ждут великие дела!

Он поднялся, радуясь отличной погоде и свободе от дорожных проблем. Часы показывали половину одиннадцатого дня. Егор спустился вниз, в кухню и, первым делом, взял телефон. Дисплей показывал два неотвеченных вызова: один от Григория, второй от Любы. Он с волнением прочёл Любино сообщение: «Егор, не сердись на меня. Я так устала за эти два сезона, ты бы знал – как. Я постараюсь в ближайшие дни выкроить время для нашей встречи. Завтра заканчивается второй сезон и я еду в деревню, а потом, может, через неделю, мы встретимся. Спокойной ночи тебе… Целую…»

– Ну, что ж! – громко сказал он вслух. – Жизнь продолжается! Та-ак… что же сегодня сотворит этот гений? – спросил он себя и, положив телефон, пошёл умываться.

Глава 7

Поговорить с Любой Субботину не удалось: она звонила утром, перед подъёмом, но к обеду времени на разговоры у неё не было: они лишь договорились созвониться вечером, перед отбоем. Однако Субботин, вспомнив, что собирались с Кузнецовыми на пикник, написал Любе сообщение, на которое получил ответ: «Вот и молодец! Развлекайся, не думай обо мне, у меня всё в порядке! Будешь дома – напиши. Целую…»

«Ох уж мне эти виртуальные поцелуи, – думал Егор, снова собирая рюкзак. – Ничего, Любовь Николаевна, полтора месяца прожили, а месяц переживём! Ну тогда уж держись, узнаешь, чем отличается поцелуй в буквах от поцелуя в натуре!»

Как и договаривались, к трём часам Егор подъехал к дому Кузнецовых. Позвонив в дверь, он услышал голос Галины:

– Открыто, заходи, Егор!

Егор улыбнулся и вошёл в квартиру. В прихожей горел свет, а из комнаты слышалась негромкая музыка. Егор скинул мокасины и, заглянув в кухню, прошёл в комнату.

– Не понял! – воскликнул он. – А почему меня никто не встречает?!.. Здравствуйте…, – запнулся он, увидев в комнате незнакомую молодую женщину, сидевшую в кресле у телевизора. – А где хозяева? – спросил он громко, давая понять, что он здесь не гость.

– Здравствуйте, – ответила она, вставая. – Галя в ванной, а Гриша в магазин убежал, сейчас придёт. Да вы садитесь, что ж вы встали в дверях? – предложила она, чуть улыбнувшись.

Егор, пока она говорила, успеть разглядеть её сильно вьющиеся тёмно-русые волосы, голубые глаза, тонкую талию и женственные округлые бёдра, какие его всегда приводили в восторг. Лицо её, с чуть крупноватым носом, было довольно милым и добрым. Он смело подошёл к ней и протянул руку:

– Георгий. Но можно попроще – Егор.

Она протянула ему свою маленькую ладонь и ответила:

– Аля.

Он слегка удивлённо посмотрел на неё, не выпуская её прохладной руки, спросил:

– Аля, это как? Альбина, Алла?

– Аля, это Алевтина, – пояснила она, не пытаясь освободиться.

Егор отпустил её руку, сел на диван и, закинув ногу на ногу, снова спросил:

– Случайно – не Михайловна?

– Почему Михайловна? – теперь удивилась она, снова присев на кресло и чуть убавив звук телевизора.

– Да у нас с Гришкой училка была, математичка, Алевтина Михайловна звали. Отличная девчонка, должен сказать, – разговорился Егор, чувствуя, что в гостье кроется какой-то подвох. Он уже догадывался, но ещё не был уверен до конца. – Хотите, случай один расскажу про неё?

– Ну, расскажите, – согласилась Аля, откровенно разглядывая Егора.

– Так вот. Есть у нас ещё один друг, Ванька. Вы, кстати, не знаете его? Высокий такой.

– Нет, на фото, по-моему, видела, – ответила Аля.

– Ну вот, – продолжал Егор. – Как-то на математике Ванька что-то не так сделал. А учились мы в восьмом классе, – пояснил он. – Не помню уже – что, но Алевтину Михайловну это вывело из себя настолько, что она шлёпнула Ваньку по лицу, то ли ладонью, то ли чем, да – не важно. Важно, что у Ваньки аж кровь из носу потекла. А нос у него всегда был слабым. И псих он был, да, собственно, и остался таким – это надо видеть. И как он увидел кровь, подскочил с места и ка-а-ак даст ей кулаком в лоб! Она, бедняжка, чуть через парту не кувыркнулась!

– Ничего себе! – воскликнула удивлённо Аля. – И что потом, не выгнали его со школы?

– Кого, Ваньку-то? Да ты что, Аля, – перейдя на «ты», сказал Егор. – Мы ж в деревне учились, кто кого куда там выгонит? Нет, конечно…

– Ну что, познакомились уже? – раздался голос Галины, вошедшей в комнату. – Привет, Егор! С приездом тебя! – Она подсела к нему и, обняв, поцеловала. – До сих пор ещё костром пахнешь. А исхудал-то, господи?! Одни глаза остались! – смеясь, воскликнула она.

– Да ладно тебе, Галка, – заулыбался Егор, блаженно вдыхая запах женского шампуня. – Думаешь, пока толстый сохнет, худой сдохнет? Нет уж, это не мой вариант! Были бы кости, мясо нарастёт! Куда Григорий-то ускакал? Заехали бы по-пути в магазин, если надо что.

– Да удочка ему понадобилась, порыбачить захотел. Да мясо на шашлыки купит, магазин тут же рядышком, – ответила Галина, излучая такое тепло, что Егор наконец-то расслабился и ощутил прежнюю свободу. – Может, чайку или кофе пока?

В прихожей послышался шум: пришёл Григорий.

– Мать, принимай провизию! – зазвучал его громкий голос. – Жорка не приехал ещё?

Егор встал с дивана, вышел в прихожую.

– А ты что, машину мою уже не узнаёшь?! Здорово, кореш! – обнял он друга.

– А где она? Я что-то не заметил, – ответил серьёзно Григорий, пожимая другу руку.

Егор заволновался, побледнел и кинулся обуваться.

– Как не заметил, она у подъезда стояла…, – тревожно сказал он. Обувшись, Субботин стрелой вылетел из квартиры.

– Гриш, ты что, серъёзно, что ли? – испуганно спросила Галина.

– Да успокойся, – улыбнулся Григорий, – шутю я!

– Как треснула бы сейчас по башке! – замахнулась на него Галина. – Шутит он.

Григорий быстро заглянул в комнату, затараторил:

– Алька, ну как, познакомились? Понравился мужик? Смотри, мы своё дело сделали, теперь тебе карты в руки, поняла?

В квартиру вошёл Егор с улыбкой во весь рот.

– Вот бродяга, а! Ну, ладно, корефан, я тоже тебя подловлю! – сказал он. – Ну что, скоро поедем-то? А то точно угонят, пока стоим.

– Ладно, Жорка, не бери в голову, – сказал Григорий. – Да мы, собственно, готовы, да, мать?

– Загружайте сумки, вон, на кухне, а я сейчас соберусь, – ответила Галина.

– На моей же поедем? – спросил Егор. – Что нам троим две машины гнать? А то я соскучился уже по рулю.

– Что значит – троим? – шутливо возмутилась Галина. – Аля тоже с нами поедет!

– Да? – будто удивился Егор. – Ну…, я не знаю… Ну и вчетвером уедем, какая разница.

– Ты гитару взял? – спросил Григорий, вынося из кухни две больших сумки. – Как съездил – не спрашиваю, вижу, что на откорм тебя надо ставить.

– Ага, ночь корми, к утру зарежь, – пошутил Егор. – А как ты думаешь? Конечно взял, – ответил он, вдруг ощутив внутреннее беспокойство и непонимание себя: то ли он доволен, что предстоит новое знакомство с пусть и приятной женщиной, – то ли он не хочет этого знакомства, не хочет начинать эту игру.

Субботин знал себя достаточно хорошо и понимал, что если у него завяжутся новые отношения, то вскоре о них станет известно Любе – он не сможет умолчать – и он встанет перед выбором: Люба или эта женщина. Вести двойную жизнь он мог, но только тогда, когда ни к одной из сторон он не испытывал глубоких чувств. Но сейчас всё было как раз наоборот: Люба, что бы она ни говорила ему, стала для него той женщиной, для которой и ради которой Субботин готов был пожертвовать всем и отказаться от всего и всех. И когда они уже ехали за городом и он, как можно непринуждённее, трепался о своих походных приключениях, в голове у него стоял один и тот же вопрос: нужно ему это, или нет?

– И что, так и не пришла? – хохотал Григорий, сидя радом с Егором. – Ну, ты лопух, Жорка! Пирожков он захотел!..

Галина треснула ему подзатыльник:

– Ты бы своего не упустил, да? Кобелина ещё та!

– Не знаю, Галчонок, упустил – нет ли, но за тыщу вёрст за пирожками на велике точно бы не поехал! – не унимался он. – Жорка, в следующий раз поедешь, мать тебе лепёшек напечёт…, чтобы не маялся дорогой! А то… ещё… какая-нибудь пообещает и… не… накормит!.. – закатывался со смеху Григорий. – Ни пирожками…, ни… баранками… с дырочкой!.. Ха-ха-ха…

Егор тоже расплылся в улыбке и только успевал вытирать слёзы, готовые пролиться от смеха. Алевтина улыбалась, но молчала. Егор изредка посматривал на неё в зеркало и постоянно натыкался на её заинтересованный, как ему показалось, взгляд.

Вскоре они свернули с трассы на просёлочную дорогу и, проехав около двух километров по ямам и рытвинам, выехали на невысокий берег реки. Полян на берегу было много, как и отдыхающих, но им удалось найти хорошее ровное место, где лишь метрах в ста от них стояли несколько машин со скутером на прицепе.

– Вот здесь и заночуем, – весело сказал Григорий. – А что, место отличное! Давай, турист, командуй! Ты спец по этим делам, а мы люди подневольные. С чего начнём-то?

Егор несколько сдержанно ответил:

– Со ста грамм, конечно. Сбросить, как говорится, усталость с души и тела.