Россия. 1812 год. За веру и Отечество!

Посланный вдогонку русским маршал Ней столкнулся с ними у деревни Гедеоново. Создалась серьезная угроза окружения пехотного корпуса генерала К.Ф.Багговута и русского арьергарда генерала Ф.К.Корфа, отставших от основных сил армии Барклая. Воспрепятствовать этому был направлен принц Евгений Вюртембергский. Удачно расположив свои войска, он отбил атаки Нея, дождался прохода Корфа и стал отходить мимо Валутиной Горы по Московской дороге в направлении к деревне Лубино.

Между деревень Топоровщино и Латышино на Московской дороге с Неем неожиданно для себя встретился отряд генерала П.А.Тучкова 3-го в составе бригады генерала И.Л.Шаховского (20 и 21 егерские полки по два батальона в каждом), конноартиллерийской роты, а также Ревельского пехотного и Елисаветградского гусарского полков. Увидев, чем грозит русской армии наступление Нея, генерал самостоятельно изменил предписанный ему маршрут движения на восток, повернул свой отряд и стеной встал перед французами и, по сути, спас войска, которые выводил от Смоленска его брат – командир 3 пехотного корпуса Тучков 1-ый, заслонив их с правого, южного фланга. Отряд Тучкова 3-го занял берег речки Строгань, разобрал через нее мост, на дороге поставил батарею и пехоту и успешно присекал все попытки французов сбить его с этой позиции. Позднее, по его просьбе, братом- Тучковым 1-м, ему в поддержку были направлены 2 гренадерских полка, а затем, по приказу Барклая, пришла дивизия Коновницына.

Узнав от перебежчиков о движении южнее Московской дороги на деревню Лубино многочисленной кавалерии Мюрата, Барклай направил туда 1 кавалерийский корпус, который временно, вместо заболевшего генерала Ф.П.Уварова, возглавил генерал В.В.Орлов-Денисов. Корпус был оставлен в резерве перед Лубино, а дополнительно приданные Орлову-Денисову 4 гусарских и 5 казачьих полков заняли позицию за лесом, имея позади себя непроходимое болото, тем самым исключая саму возможность отступления. Для того, чтобы кавалеристы сами увидели, что хода назад нет, Орлов-Денисов от каждого эскадрона выслал, якобы, для осмотра путей к отступлению по нескольку человек. Люди убедились – отход невозможен, надо стоять допоследнего.

Полки были построены в 4 линии, так, чтобы каждая линия попеременно меняясь отбивала атаки кавалерии Мюрата, не давая ей после выхода из леса построиться для атаки. Но сначала из леса на поляне появились два французских пехотных полка и сходу пошли в атаку. Французы почему-то возомнили, что им по плечу справиться с кавалерией, за что и были наказаны. Казаки и гусары первой линии врубились в их ряды, остановили, а затем погнали. Оба полка были наголову разгромлены. Настал черед французской кавалерии, но и ее все атаки были отбиты. К Орлову-Денисову подошли два пехотных полка, к 4-х орудийной батареи были добавлены еще 12 орудий. Атаки подошедшей вестфальской пехотной дивизии из корпуса Жюно были успешно отражены огнем пехоты и артиллерией. Бой на левом фланге русской армии завершился.

Уже шесть часов русские отбивали ожесточенные атаки неприятеля. Поздним вечером Ней предпринял последнюю атаку в центре. Направленная к нему для усиления маршалом Даву пехотная дивизия Гюдена атаковала отряд Тучкова 3-го. Внезапно замолчала русская артиллерия – кончились боеприпасы. французы перешли речку Строгань и были готовы прорвать центр русской позиции, но в этот момент их атаковал Екатеринославский гренадерский полк, который лично повел Тучков 3-ий. Гренадеры остановили французов и штыками скоро проводили их за речку. В бою Гюден был смертельно ранен ядром, а его пехота отброшена. Уже в самом конце боя, когда французы, привели себя в порядок и с новым командиром генералом Жераром вновь ринулись в атаку, пользуясь своим численным преимуществом, стали теснить русских гренадер. Павел Алексеевич Тучков, потеряв лошадь, находясь в первых рядах своих солдат и увлекшись, получив при отходе штыковую рану, затем несколько сабельных ударов от французского офицера, добивавшего его, был взят в плен. Француз в темноте, наконец, разглядел генеральский мундир. Представленный Наполеону, раненый Тучков выслушал длинную речь императора, который оправдывал свое нападение на Россию и предложил генералу написать письмо царю о своем желании заключить мир. Уже в этот момент Наполеон чувствовал, что война не принесет ему желаемого результата и перевозимые в обозе два его скульптурным изображения (смешными и жалкими иногда бывают даже великие люди) предназначенные для установки в Москве, если он ее займет, вряд ли надолго там станут предметом поклонения.

Тучков, естественно, писать Александру Первому отказался, но написал о предложении Наполеона своему брату. Ответа не последовало, хотя содержание письма и было доложено российскому императору.

Сражение у Лубино окончилось для французов безрезультатно: понеся большие потери (почти 9.000 человек), они не смогли отрезать от главных сил и уничтожить арьергард русской армии, были везде отбиты. По-существу, французы потерпели поражение. Русская 1-я Западная армия с честью вышла из трудного положения, не дала себя окружить, опередив французов, вышла на Московскую дорогу. Потеряв в полтора раза меньше людей, она отступила в полном порядке и лишь по приказу своего Главнокомандующего, убежденного, что час для генерального сражения еще не настал.

Прибывший на следующий день на поле сражения, Наполеон был поражен большими потерями своих войск и отсутствием результата. Только одна 3-я пехотная дивизия Гюдена потеряла в бою 2.300 человек. Тягостное впечатление от неудачи Наполеон попытался скрасит массовым награждением солдат и офицеров, участвовавших в сражении. Свое крайнее неудовольствие разозленный император выразил генералу Жюно, не поддержавшему вовремя в сражении Нея и Мюрата. Еще раз он убедился в стойкости и мужестве русских войск. Вновь возникло сомнение в правильности своего решения о начале войны против России и целесообразности дальнейшего наступления.

Отбивая непрерывные атаки авангарда французов, Первая русская армия у деревни Соловьево по четырем понтонным мостам, наведенным местными крестьянами и матросами Гвардейского морского экипажа, переправилась на левый берег Днепра и направилась к Дорогобужу, где ее уже ждал Багратион и где Барклай решил дать Наполеону генеральное сражение. Соловьевские мужики укрепили мосты через быструю в этих местах реку припрятанными еще со времен русско-литовских войн якорями и они выдержали переправу не только армии, но и многочисленных беженцев. Когда на правом берегу почти не осталось войск, мосты были разобраны. Кавалеристы арьергарда перешли Днепр по бродам.

Вражеские атаки стойко сдерживали казаки атамана Всевеликого Войска Донского М. И. Платова и регулярные части под командованием генерала Г.В.Розена. Попытки французов сходу захватить мосты провалились из-за контратак русской кавалерии и огня орудий донской конной артиллерии, расставленной по левому берегу реки.

_______

9 августа егерский полк капитана Данилова получил приказ занять кустарник за переправой и своим огнем не дать французам навести мост через Днепр. Отстреливаясь он наседавших вольтижеров, перешли вброд реку последние сотни казаков и рассыпались в кустарнике вдоль берега. Спешившись, они присоединились к егерям и активно начали перестрелку с французскими стрелками.

Рота егерей Данилова разместилась в кустарнике и за ивами, которыми зарос берег. Лишь небольшая песчаная полоса отделяла их от воды. На противоположном берегу мелькали французские гусары и конные егеря, перестреливавшиеся с русскими и время от времени пытавшиеся перебраться через реку. Делали они это не очень охотно и явно ожидали подкреплений. Данилов приказал своим егерям попусту не стрелять и беречь патроны. Бить только по его приказу или если неприятель приблизится на верный выстрел. Сзади в двух сотнях метров артиллеристы изредка посылали одно-два ядра по группам французских кавалеристов.

Вечером егерей отвели в резерв к деревне Михалевка. Было приказано быть готовыми в любой момент отразить атаку врага, которого могли навести на бивак за собой казаки, если не удержат неприятеля.

Ночь прошла спокойно, только у реки изредка слышались отдельные ружейные выстрелы.

Утром 10 августа четыре егерских полка расположились рядом с Михалевкой и в лесу рядом с ней. Перед лесом у дороги протекал довольно глубокий ручей, мост через который защищали два орудия. За егерями на высотах встали еще 22 орудия и кавалерия. Рота Данилова заняла деревенские дома и огороды. Цепочка из нескольких прудов отделяли деревню от леса.

Капитан осмотрел позиции русских войск, которые были перед ним как на ладони. С удовлетворением отметил, что его полк, другие егерские полки, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы заняли удобные позиции и французам будет очень непросто их атаковать. Вот, только по-прежнему, слишком уж много этих французов, немцев, поляков, итальянцев. Враги нападали с Запада и раньше – немецкие псы-рыцари, поляки с литовцами, шведы с непобедимым до этого королем Карлом XII, но вот так, чтобы всем скопом, такого не бывало. Вся Европа ополчилась на Россию. И воюют незваные пришельцы отважно, умело, дерзко, жестоко. Особенно усердствуют французы и поляки. Хорошие бойцы, да чего-то все-таки им не достает. Не выходит у них побить русских! Вот и сегодня ничего не выйдет у Бонапарта. Егеря Данилова устали, но их движения ловкие и спорые, лица сосредоточены и серьезны, нет ни тени страха или нерешительности. Каждый рядовой в любой момент может заменить унтера, а любой унтер -офицер может повести за собой и взвод, и роту. Они давно узнали себе цену и без приказа не отступят.

Все нарастающие звуки пушечной и ружейной пальбы говорили о том, что французам наконец удалось перейти Днепр и потеснить казаков.

После полудня в клубах пыли показалась французская кавалерия, преследующая казаков. Донцы особенно не торопились показывать свои тылы, уворачивались от длинных палашей и метко отстреливались. Кирасиры, не привыкшие к такому маневренному бою, в правильном строю безуспешно пытались достать казаков и от их пуль сами один за другим валились на землю.

Показались французские гусары и сразу атаковали казаков. Их не остановил огонь двух пушек донской конной артиллерии. Началась рубка. Завязался серьезный кавалерийский бой. Избегавшие до этого таких схваток казаки на этот раз сражались как настоящая регулярная кавалерия – бились до конца, серьезно. Много полегло казаков, но и не меньше гусар. Не выдержав такого яростного отпора, гусары повернули назад. Вслед им понеслась картечь двух казачьих пушек.

На дорогу стали выходить густые толпы французских вольтижеров, которые, быстро растекаясь по фронту, открыли частый огонь по казакам. Те попытались отстреливаться, но град пуль заставил их отойти в лес, а затем за Михалевку и встать в резерв.

Как только вольтижеры подошли ближе к лесу и стали переправляться через ручей, в дело вступили егеря первого батальона полка Данилова.. Их огонь был таким неожиданным и смертоносным, что через несколько минут французы, оставляя убитых на берегах ручья, ринулись назад. Было хорошо видно, как яркие зелено-желтые султаны на их киверах, подпрыгивая над невысоким прибрежным кустарником, быстро удалялись прочь.

Данилов видел, как поле за этим кустарником заполняется французской кавалерией и пехотой. Вот на пригорок артиллеристы втащили полтора десятка пушек и вражеские ядра обрушились на лес, в котором засели егеря. Редкий лес слабо защищал от обстрела, но егеря, постоянно меняя позиции, держались и огнем отбивали вылазки французской пехоты. Русские гаубицы, расставленные за лесом, прямо через головы пехотинцев вели артиллерийскую дуэль с батареями неприятеля, которые были видны как на ладони.

Бой шел уже два часа. Французы постепенно вытесняли егерей из леса. Генерал Розен приказал отойти назад под прикрытие 34-го егерского полка. Этот полк пропустил через свои порядки отступающих и достойно встретил вражеских пехотинцев. Те, неожидавшие встречи с новым противником, попытались штыковой атакой отбросить русских, но огонь егерей был настолько сильным, что французы, не добежав до их позиций, сначала остановились, потом попятились назад и скрылись в только что отвоеванном ими лесу. Теперь уже русская артиллерия стала поливать картечью и ядрами еще более поредевший лес и мечущихся в нем низкорослых, но в несоразмерно высоких киверах, французских стрелков.

Но к ним постоянно подходили подкрепления и лес почти полностью был занят вражеской пехотой. Сил для ее сдерживания уже не оставалось. В этот момент Розен приказал подкрепить 34 полк свежим батальоном егерей и совместно штыками отбросить французов.

Данилов поднял роту :

– Ребята, пойдем выручать соседей. Бегом!

Через сотню метров рота встретила свой отступающий из леса батальон и уже все вместе егеря, сломав строй, толпой бросилась к опушке, где вовсю шел страшный штыковой бой. Данилов скорее почувствовал, чем увидел, как сзади споткнулся, хватаясь за окровавленную ногу, его денщик Ефрем. Промелькнуло в голове:" Говорил же старику, чтобы был в обозе. Суворовец…».

Увлекая за собой отходящих егерей, батальон врезался в гущу свалки. Понимали, что надо бить стремительно и как можно сильнее.

Данилов едва успел отбить штык французского гренадера, которого тут же свалил ударом приклада кто-то из егерей, как перед лицом мелькнул чужой клинок. Уклонившись, капитан не глядя отмахнулся шпагой и почувствовал, как она наткнулась на живую плоть. Под ноги, схватившись за голову, рухнул французский офицер. На его груди мелькнул крест ордена Почетного легиона. Данилов нагнулся и увидел открытые глаза француза. Слабой рукой он протянул Данилову свою шпагу…

Егеря бились остервенело. Французы не уступали, нашла коса на камень. Одним не хотелось уступать уже, казалось бы, такую близкую победу, другим, видевшим, как в первых рядах шли их командиры и сам полковник, не резон было отдавать эту самую победу равному по мужеству неприятелю.

В итоге все решил залп трех русских орудий, накрывших спешащих на подмогу к своим французских гренадеров. Картечь провизжала над головами дерущихся и ударила точно в середину колоны. Французы побежали. Егеря гнали их штыками и прикладами до леса. Четыре десятка пленных, в том числе, и французского майора, взятого Даниловым, казаки отконвоировали в штаб егерской бригады. Оба батальона 1-го егерского полка весь день были в деле и потеряли более двухсот солдат и офицеров, но настроение у людей было приподнятое – в очередной раз они дали отпор врагу.

Сражение завершилось только ближе к полуночи. Атаки французов были везде успешно отражены. Их дивизии остановились. Задача арьергарда была выполнена- армия получила такую необходимую после непрерывных боев передышку и почти двое суток оставалась на месте между селом Усвятье и Дорогобужем. Штабные офицеры разъезжали по окрестностям и искали подходящую позицию для генерального сражения.

Казаки Платова, проходя мимо Соловьево и Михалевки и посадив на своих лошадей раненых и отставших, вывезли их с поля боя и помогли им избежать плена. Донские полки постоянно имели стычки и перестрелки с преследовавшим их авангардом наполеоновской армии под командованием неаполитанского короля Мюрата. Его легкая кавалерия из дивизии генерала Брюйера- прусские гусары, польские уланы, французские конные егеря, состязалась с казаками в удали и воинском мастерстве. Брюйер был хорошо знаком с русской армией еще с 1799 года по проигранному французами великому Суворову сражению при Нови в северной Италии и по кровопролитной битве при Прейсиш-Эйлау в 1807 году. В эту компанию под Островно его дивизия сильно потрепала увлекшийся Ингерманландский драгунский полк. Он уже неплохо знал сильные и слабые стороные русских, но ничего не мог сделать с их казаками. Казаки в эту войну уже громили целые полки и даже дивизии (сражения у Мира и Романово) французской кавалерии, сами же не потерпели ни одного поражения, оставаясь надежной завесой для своей армии. Вот и сейчас, они появляются то тут, то там, не ввязываясь в большой бой, связывают бесполезной перестрелкой и не дают его дивизии подойти к главным силам русских. Эта игра в кошки – мышки уже осточертела. Когда же, наконец, русские остановятся и император даст им генеральное сражение?

КУТУЗОВ.

С первых же недель войны тучи над головой Барклая -де – Толли все более и более сгущались. Генерал Багратион, Честолюбивый и действительно превосходный, военноначальник, которого выделял сам Наполеон, конечно, был обижен решением императора Александра поручить общее руководство русскими войсками незаметному и уступающему ему в генеральском звании Барклаю-де-Толли. Он понимал, что силы русских и французов несопоставимы и победить захватчиков сейчас шансов почти не было, но обида жгла и толкала на несправедливые заявления в адрес главнокомандующего. Их несправедливость после Бородина признал сам выдающийся генерал в обращении к Барклаю. Но сейчас, Багратион буквально исходил ненавистью. Досталось от него и царю. «По-моему, видно Государю угодно, чтобы вся Россия была занята неприятелем. Думаю, что русский и природный царь должен быть наступательный, а не оборонительный – мне так кажется "– пишет он московскому губернатору Ростопчину, после того как узнал от Барклая, что отступление санкционировано Александром.

На Барклая клеветали флигель-адьютанты императора шляхтичи Потоцкий, Любомирский, Браницкий, брат царя-великий князь Константин и его окружение. Даже начальник штаба армии Барклая генерал Ермолов, прекрасно понимая критическое положение наших войск, интриговал за его спиной и вливал в поток несправедливых обвинений свою порцию критики. При этом у каждого был свой резон. Багратион считал вправе занять место Барклая, шляхтичи не были бы таковыми, если бы не гадили России, Константин слишком доверял своему окружению, а Ермолов, умный и храбрый генерал, горячий патриот своей Родины (» Никогда неразлучно со мной чувство, что Я – Россиянин» говорил генерал), в силу характера и при остроте своего языка язвил всегда.

Царь, понимая, что его военный министр с учетом подавляющего численного превосходства наполеоновской армии действует разумно, все-таки в душе надеялся на чудо. Очень хотелось верить, что его храбрая армия совершит невозможное – остановившись и дав генеральное сражение, остановит французов и погонит их на запад. Но чуда не происходило, а Наполеон уже занял Смоленск – ворота к Москве.

Уступая мнению своего окружения о смене командующего и учитывая недовольство армии и населения действиями Барклая, Александр 8 августа 1812 года по представлению специально созванного Чрезвычайного комитета в составе шести высоких сановников государства утвердил в должности главнокомандующего армией генерала от инфантерии князя М.И.Голенищева-Кутузова. Члены комитета отмечали, что «недеятельность в военных операциях» происходит от отсутствия единоначалия в действующей армии, сочли неправильным фактическое подчинение Барклаю старшего его по званию Багратиона и соединение должности военного министра и Главнокомандующего. Кандидатуры генералов Бенигсена, Палена, Багратиона и Тормасова Чрезвычайным комитетом были отвергнуты и император с этим согласился. В письме к своей сестре Великой княгине Екатерине Павловне от 8 августа он несколько лукаво жалуется на нерешительность Барклая, досадует на ссору военного министра и Багратиона, на опасно возрастающее негодование общества положением в армии. Позднее в другом письме ей же царь свое решение перед войной о назначении Барклая фактическим Главнокомандующим оправдывает его заслугами в предыдущих войнах с французами и шведами, тем более, что второй претендент – Багратион, «понятия не имеет о стратегии». Самому же Михаилу Богдановичу в ноябре 1812 года государь объяснил свое решение о его отставке недовольством оставлением Смоленска.

В обществе, в войсках назначение Кутузова было воспринято с восторгом. Важно, что Кутузов был русским, его хорошо знали в армии по участию в войнах против Турции под руководством Румянцева и Суворова. Удачно действовал Кутузов в Польше. Горький осадок от поражения русской армии, которой командовал Кутузов при Аустерлице, сглаживался его победой над турками на Дунае и заключенным выгодным миром с ними за несколько месяцев до вторжения Наполеона.

Как часто бывает, приход нового человека вселял надежду. Многоопытный, мудрый Кутузов мог остановить французов. Помнили, как он в 1805 году в тяжелейшем положении, уступая французам в численности войск, отходя к Аустерлицу, не только сохранил свою армию, но и успешно громил их части при Кремсе.

Неоднозначно назначение Кутузова было воспринято генералитетом русской армии. Барклай был обижен, но благородно воздержался от оценок и поклялся, что и впредь будет все делать для победы русского оружия. Позднее, правда, после Бородинского сражения, во многом незаслуженно стал критиковать Кутузова за его распоряжения во время битвы. Его оценка стала основанием для появления версии о поражении русской армии при Бородине. Багратион, целивший на пост главнокомандующего, был взбешен и в послании к московскому губернатору Ростопчину дал злобную и уничижительную характеристику Кутузову. Генерал Раевский в письме к жене намекал, что смена командующего может ухудшить положение армии. Генералов Милорадовича и Дохтурова смущал в Михаиле Илларионовиче талант ловкого царедворца. Что касается чинов, генералы вообще народ очень ревнивый. Поэтому не будем их судить слишком строго. Все они были героями и внесли огромный вклад в разгром наполеоновских полчищ, но за победу в войне 1812 года почетнейший титул – «Спаситель Отечества», по праву получил именно М. И. Кутузов.

Утром 11 августа, отстояв на коленях молебен в Казанском соборе, Кутузов выехал в армию. Весь путь он изучает карту, отдает распоряжения и твердит:" Господи! Донеси меня здорового до места моего назначения, сохрани армию до того времени в целости! Об одном молю, благоволи мне застать Смоленск еще в наших руках, и врагу России тогда не бывать в первопрестольном граде ея!»

По дороге он встречает Бенигсена, направлявшегося в Петербург с жалобой на Барклая и тайной надеждой на свое назначение на должность Главнокомандующего, упрашивает его вернуться и возглавить Главный штаб. Служить под началом, по убеждению Бенигсена, как минимум равного себе Кутузова не очень приятно и с этого момента отношения между двумя генералами постепенно начинают портиться.

Узнав о сдаче Смоленска, Кутузов воскликнул:" Ключ от Москвы утерян!»

В субботу, 17 августа, прибыв в Царево-Займище, где Барклай решил дать генеральное сражение, Кутузов принял от него командование армией. Осмотрев вместе с ним выбранную для сражения позицию, выслушав доклады генералов, поняв, что войск все еще недостаточно, а позиция негодна, новый главнокомандующий отдал приказ об отступлении на восток навстречу к пополнениям, которые вел к армии генерал Милорадович.

Этот приказ войсками был воспринят спокойно. Армия верила Кутузову – он был свой. Каждый день вступая в ожесточенные схватки с противником, солдаты и офицеры видели насколько еще силен Наполеон и многочисленны его силы. Но уныние от отступления пропало и все больше в людей вселялась убежденность в грядущей победе над врагом.

________

Три потока французских войск сдерживали арьергарды: на севере – генерала Крейца, в центре – генерала Коновницына, на юге- генерала Сиверса. 1-я армия отступала по Новой Смоленской дороге, Вторая – по Старой Смоленской дороге.

Два егерских полка арьергарда, в том числе и полк капитана Данилова, получили приказ выдвинуться вперед за город и занять оборону в лесу перед Гжатском и удерживать неприятеля до тех пор, пока по мосту через реку Гжать, протекавшей по городу, не пройдет весь арьергард генерала Коновницына. Рота Данилова вначале расположилась как раз у этого самого моста. Егеря срубили несколько толстых берез, чтобы после прохода своих войск перегородить деревьями дорогу и въезд на мост. Помогали солдаты из пионерной роты, которые должны были переправиться последними и зажечь мост. Потом полк вышел из города и занял позиции у дороги в лесу.

Прошла артиллерия, пехота, гусары. Проехал сам Коновницын со своим небольшим штабом. Лицо его было спокойно. Из-под шляпы выглядывал неизменный ночной колпак. Спросил у егерей:

– Удержите француза, ребята?

Солдаты загалдели:

– Не впервой, Ваше высокоблагородие. Понимаем. Подсыпим ему угольков, чтобы покрутился как черт на сковородке!

– Надо потерпеть. Вот вам и казаки с драгунами помогут- показав своей потухшей трубкой на строящуюся справа конницу и проезжая дальше, сказал генерал. Отец пятерых детей, нежно любящий свою супругу Анну Ивановну, беззаветно храбрый, и в то же время разумный и распорядительный в бою, Петр Петрович никогда не уступал поле сражения врагу, не будь на это приказа.

Уже через четверть часа перед полком показались французы. Они сразу на небольшом пригорке развернули батарею и выпустили несколько картечных залпов по лесу, в котором засели егеря. Затем большими группами в лес втянулись их стрелки, а на дороге появилась французская кавалерия.

Вольтижеры быстро наводнили лес и он посинел от их мундиров. Казалось, за каждым деревом и кустом, за каждой кочкой засел француз. Невысокие, смуглые стрелки, очень ловко и быстро перезаряжая свои ружья, постоянно меняя позиции, обрушили град пуль на егерей. Две из них сбоку прошили ранец Данилова. Французы стали обходить роту. Их штыками отогнали соседи. Огневой бой прерывался короткими рукопашными схватками. Стволы ружей и нарезных штуцеров егерей раскалились от частых выстрелов и их огонь стал не столь метким. Французов же становилось все больше и больше. Егеря начали откатываться назад. Чтобы не оказаться в окружении, Данилов распорядился отходить к предместью, где полк начал занимать новую позицию. Отстреливаясь, рота бегом покинула лес. Пробежав две сотни метров, егеря залегли у реки. Отдышавшись, кто лежа, кто с колена, кто стоя солдаты на выбор начали отстреливать выходящих из леса французов. Те отвечали, правда, без особого успеха и готовились сходу захватить мост. В этот момент по ним и ударили казаки и московские драгуны, которые были спрятаны до поры, до времени за домами у моста. Французы побежали. Кавалеристы преследовать их не стали, тем более, что на их фланг стали выезжать не менее двух бригад французских гусар, драгун и конных егерей. Ускоряя свое движение, они вышли к реке и старались отрезать от нее казаков и драгун. Закипел неравный кавалерийский бой. Удалось отбиться, но пришлось вброд уходить на другой берег Гжати. Город уже стал затягиваться дымом, кое-где над крышами домов показались языки пламени. Лишь главную улицу, по которой уходили войска, пожары пока не затронули.

Данилов увидел на мосту командира полка, о чем-то говорившим с пионерным офицером. Потом полковник замахал рукой, показывая, что надо переходить мост, а рядом стоявшие с ним барабанщики ударили «сбор». Вестовой галопом поскакал вдоль позиции полка оповещая об отходе. Полк по мосту быстро стал переходить реку и втягиваться в горящий город.

Егеря выволокли на дорогу березы и свалили их перед мостом. Французская кавалерия пошла было в атаку, но наткнулась на препятствие, замешкалась и под огнем егерей откатилась назад. Вперед побежали пехотинцы, стали разбирать завал. В это же время пионеры под прикрытием егерей залили мост горючей жидкостью, забросали мешками с паклей и щепками и зажгли. Французы вели по ним шквальный огонь, но никто из героев не был убит. Лишь их командир – молоденький поручик, уходивший последним получил пулю в плечо.

Французские кавалеристы вброд стали переходить Гжать и вслед за егерями вошли в центр города. Оставив пушки и повозки на своем берегу, неприятельская пехота через полуразрушенный и продолжавший гореть мост стала пробираться через Гжатск. Почерневшие от дыма егеря, цепляясь за каждый дом и переулок, отстреливаясь от наседавших врагов вышли из города. Там, у деревни Лескино, их ждала смена – пехотный, Сибирский драгунский и два казачьих полка с артиллерией.

На этот отряд вывел свою часть арьергарда дважды до этого избежавший окружения генерал барон К.А.Крейц. Преследовавшие его 13 эскадронов баварской кавалерии у Лескино попали в мешок, были разгромлены и отброшены.

Поздним вечером, объезжавший расположившихся на ночевку егерей полковник, поздравил Данилова с представлением к награждению за участие в боях к ордену Св. Владимира 4 степени.

Бои у Гжатска задержали французов и позволили русской армии немного отдохнуть и привести себя в порядок, а Кутузову – осмотреться, оценить реальное положение дел в войсках.

18—19 августа в Гжатск генерал М.А.Милорадович привел 15 с лишим тысяч рекрутов, которые были распределены по полкам. Численность армии возросла до 113.000 человек и она стала готовиться к битве. Но, осмотрев ранее избранную Барклаем позицию для генерального сражения у Гжатска, Кутузов и ее счел невыгодной. Последовал новый приказ об отходе.

_______

21 августа армия подошла к Колоцкому мужскому монастырю. Заложенный в 1413 году на земле Можайского княжества, он много повидал на своем четырехсотлетнем веку. Проходили мимо, осаждали, рушили его стены татары, литовцы, поляки, свои русские князья во времена междоусобиц, но он стоял, расширялся заботами монахов и окрестных крестьян. Теперь пришло время повидать новых пришельцев.

Армия прошла мимо обители. Солдаты и офицеры задерживали шаг, с восхищением разглядывали ее разноцветные, блестевшие на солнце купала, стены, крестились, некоторые про себя просили у Господа удачи в ратном деле, спасения от ран и смерти, другие обещали скоро вернуться.

Гренадер Казанцев вспомнил, как отец и мать водили его с братьями и сестрами в храм в соседнем селе, когда-то принадлежавшим фавориту Петра Великого – Александру Даниловичу Меньшикову. Перед глазами встали заросшая по берегам ивами тихая речка Абица (современная Битца) под горой, табун пасущихся на заливном лугу лошадей из расположенных у села царских конюшен, желтые поля ржи и овса в округе, подмосковные дали с синеющими на горизонте лесами. На холме над рекой возвышаются старинная церковь Святителя Николая с колокольней под голубыми куполами. Вспомнилось, как причащал его строгий, но с добрыми глазами батюшка, а в окна храма пробивались снопы солнечного света и высвечивали потемневшие от времени, в золотых и серебряных окладах лики святых. Потом он, вернувшись в свое Жуково, сидя на бревнышках под раскидистым, пламенеющим гроздьями кустом бузины со своими босоногими дружками, рассказывал им, как батюшка читал молитву, потчевал его сладким виноградным вином и просфорой, а где-то наверху красивыми голосами пели невидимые певчие… Казанцев даже плечами передернул от этих сказочных воспоминаний. Вытер кулаком увлажнившиеся глаза и тайком осмотрелся – не видел ли кто его слабины. Сейчас не до этого. До Москвы осталось совсем немного. Надо быть строже и сильнее, нельзя давать спуску ни себе, ни французам, которые поганят родную землю.