Головорезы

Командир бросился вверх по лестнице. Остальные за ним. На втором этаже было три комнаты, видимо, бывшие спальни. Одна пустовала, заваленная мусором. В другой на полу были разложены спальные мешки, между ними стоял низкий столик с остатками еды и полупустой бутылкой самогона. Третья комната – угловая, с двумя большими окнами. Одно наполовину заложено кирпичами и мешками с песком. Там же установлен пулемет, огневая точка. На полу, раскинув руки, валялся труп. Левая часть его лица вдавлена внутрь черепа. Единственный уцелевший глаз удивленно уставился в провисший дощатый потолок. Кувалда выглянул в окно. БТР медленно двигался вдоль центральной улицы. Его пулеметы не умолкали, обстреливали верхние этажи соседних коттеджей. За ним по пятам ехала «Мясорубка», ее бойницы вспыхивали огоньками выстрелов. За машинами крались пехотинцы. Оглядывались по сторонам и стреляли. Иногда от них отделялась группа бойцов, забегала во дворы, пробиралась в дома.

Абрам подошел к другому окну, которое выходило на боковую улицу. Он попытался что-то сказать. Заикался и от волнения выдавливал из себя только отдельные звуки.

– Зд… здесь… ещ…

Затем замолк, поднял автомат и начал стрелять. Кувалда и остальные подбежали к нему. Соседний коттедж отделяла узкая асфальтовая дорога. Из дома выбегали ополченцы, метали гранаты в следующий двор. Стреляли и кричали. По боковой улице двигался отряд гвардейцев, не меньше десяти человек. Стремительно перебегали от забора к забору. Хотели ударить с тыла. Те ополченцы, которые ушли вперед, не могли их видеть. Впереди бежал боец в черной кожаной куртке, нес на плече тонкую трубу гранатомета РПГ, ствол которого угрожающе распух оливково-зеленой гранатой, похожей на толстый продолговатый плод. Сейчас он доберется до открытого участка за заборами, где ему откроется незащищенный тыл «Мясорубки».

– Здесь еще, – смог, наконец, выговорить Абрам. На удивление быстро и четко.

Он стрелял. Обнаруженные гвардейцы ответили, рассеялись по дороге. Чирик подхватил с соседнего окна трофейный пулемет, лента которого свешивалась почти до пола.

– Подвинься, дружище! – крикнул он Абраму.

Упер сошки в подоконник. Пулемет начал плеваться короткими очередями, несколько гвардейцев остались лежать на земле. Гранатометчик как будто споткнулся на ходу, растянулся на земле и остался лежать. Остальные, отстреливаясь, отступили за угол соседнего здания. Стрельба там оживилась с новой силой. Видимо, их встретили ополченцы.

– Все, – скомандовал Кувалда, – Дом чист. Идем дальше!

Перед отходом они быстро обшарили все мертвые тела в доме. Автоматные рожки, гранаты, кто-то нашел два полных цинка с патронами. Калибр пять-сорок пять, больше тысячи штук в каждом.

– Оставь пока здесь, – сказал Кувалда, – на обратному пути заберем…

Чирик достал откуда-то еще две пулеметные ленты и обмотал вокруг себя. На первом этаже их встретили два ходока, только что убитые гвардейцы уже успели ожить. Один, тот что висел на перилах, сейчас медленно поднимался по лестнице. Злобно сопел, глядя на живых людей. С подбородка капала кровавая слюна. Ему выстрелили в голову, тело со стуком скатилось с лестницы. Другой, изуродованный взрывом гранаты, сейчас сидел на полу, тупо озираясь по сторонам. Боец по прозвищу Муха пинком повалил его на бок, а потом двумя ногами прыгнул ему на голову. Череп ожившего смялся с противным хрустом, на пол брызнула каша из крови и раздавленных мозгов. Муха поскользнулся в ней, коротко выругался, но удержался на ногах. Возле входа сложили все то, что сейчас нельзя забрать с собой. Цинки с патронами, автоматы без магазинов, кое-что из еды. Голодные бойцы запихивали в рот куски хлеба и самодельной колбасы, жевали на бегу, быстро работая челюстями. Кувалда не ел, работала старая боевая привычка. На полный желудок некоторые ранения могут стать смертельными. Он видел много прострелянных и вспоротых животов, из которых вываливались скользкие горячие кишки, сытые хозяева которых недавно с удовольствием поели.

– Двигаемся дальше! За мной!

Перебегая боковую улицу, осмотрели трупы гвардейцев. Никто не шевелился. Пока. Патроны, магазины, гранаты. Кто-то из бойцов поднял на плечо оброненный гранатомет. Соседний двор был пуст, из окон дома рвались клубы черного дыма. Стены его были изрешечены выстрелами, кое-где зияли сквозными дырами. Группа двигалась у заборов и оград вдоль центральной улицы. Уже виден борт «Мясорубки». Броневик продолжал стрелять, медленно двигаясь за головной машиной. На лужайке следующего двора на животе лежал труп гвардейца, уткнувшись лицом в пожелтевшую траву газона. По его спине с дырками от пуль на бушлате расплылось большое темное пятно. С мертвеца сняли обувь, закоченевшие бледные ступни были обмотаны потрепанными портянками. Группа Кувалды пробежала мимо, в гущу боя впереди. Никто не видел, как труп на лужайке зашевелился, приподнялся на руках и посмотрел вслед бегущим.

Гвардия отступала. В коттеджном поселке за ними остался только один дом. Его защитники держали круговую оборону. Ополченцы окружили его, спрятавшись за оградами, в обочинах и канавах. Не переставая, они расстреливали двухэтажное строение. С дороги их поддерживали бронетранспортер и «Мясорубка». Ухнул рядом гранатомет. Снаряд пробил стену возле окна второго этажа и разорвался где-то внутри. Почти сразу загорелась крыша. Из пустых оконных проемов валил дым, виднелись всполохи пламени. Наружу вылетела грязная, некогда белая тряпка. Повисла, привязанная к косяку каким-то шнурком. Она трепыхалась на холодном сыром ветру. Кувалда жестами приказал бойцам поблизости прекратить огонь. Стрельба стихла.

– Хорош! – послышался изнутри осипший перепуганный голос, – Мужики, хватит! Мы сдаемся!

Будто в подтверждение этих слов из окна вылетел автомат и упал на траву возле дома.

– Остальные тоже! – крикнул Кувалда, – Стволы наружу!

Еще несколько автоматов упали на землю. Будущие боевые трофеи.

– Еще есть?

– Нет! Только мы! Больше никого! Парни, мы безоружны, честно! Здесь жмуров полно! Они сейчас вставать начнут!

– Выходите! – Кувалда поднял автомат, прицелился в зияющий чернотой дверной проем, – Только без дураков! Если что, стреляем! Второй раз предупреждать не буду!

Из дверей показался первый сдающийся гвардеец. С ног до головы перепачканный кровью, грязью и сажей. За ним шли еще двое.

– Руки! – закричал Кувалда, – Чтоб я видел!

Те подчинились – подняли над головами дрожащие ладони. Они вышли на лужайку перед домом. Под дулами десятка автоматов они выглядели униженными и жалкими. Дрожали и затравленно оглядывались по сторонам.

– На колени!

Пленные опустились на землю, по-прежнему держа руки вверх. К ним подбежали бойцы, обыскали, уложили на траву. Лицом вниз, руки за голову. В горящем доме Кувалда заметил движение. На пороге появился человек, шатаясь, медленно побрел к людям. Почерневшая кожа вздувалась страшными ожогами, на голове кучерявились сожженные угольки волос. Одежда на нем тлела и дымилась. Он скалил зубы и продолжал идти вперед. К ходоку сбоку подкрался ополченец и с размаху всадил ему нож в макушку. Мертвец сделал еще шаг и неуклюже рухнул в траву. Больше из горящего здания никто на выходил. Внутрь дома с грохотом провалилась крыша, подняв тучу искр, как стая перепуганных светлячков. В глубине дома что-то взорвалось.

Пленникам связали руки и усадили около забора спиной к спине. Те покорно выполняли все приказы победителей. Выглядели бледными и подавленными. Кувалда оставил с ними одного бойца. Диму, которого все звали Митьком. Парню еще не было восемнадцати.

– Стереги их, братан. Если что, стреляй, не думай. Понял?

Митек неуверенно кивнул.

Уцелевшие гвардейцы, отстреливаясь, отступали к Экимани. Отряд снова собрался вместе. Кувалда быстро осмотрел своих. Потерь нет, только трое легкораненых. Это хорошо, сработал эффект неожиданности и общий никудышный уровень противника. Их застали врасплох, тем более, что многие, как часовые на блокпосту, были просто пьяные. Кувалда приказал перевязать раненных и оставить их здесь, с пленными. В нынешней ситуации любая царапина без должной медицинской помощи могла быть серьезной угрозой. В городе были люди, способные вырвать больной зуб или наложить шину на перелом, но даже банальный несколько лет назад аппендицит теперь стал смертным приговором. Кроме того, в захваченных домах наверняка осталось много двухсотых, которые скоро станут ходоками. Нужно оставить здесь несколько людей для прикрытия тыла. Процесс оживления трупа всегда проходил по-разному. Иногда покойник вставал за секунду, иногда это занимало несколько часов. Однажды Кувалда видел, как убитый лежал больше суток, прежде чем снова подняться. Это было в Витебске, когда гражданские бунты переросли в вооруженные столкновения.

Отряд снова построился в боевой порядок. Впереди двигались БТР с «Мясорубкой». За техникой в две шеренги шли пехотинцы, прикрывая друг друга и осматривая местность по обе стороны дороги. Дождь усиливался. Черная шапка Кувалды напиталась холодной влагой, неприятно липла к потной голове. Видимость на сотню метров ухудшала серая пелена дождя. Слева от командира шел, опустив голову, Абрам. До самого носа натянул черный капюшон, то ли замерз, то ли грустил, то ли думал о чем-то. Кувалда толкнул друга в плечо. Тот вздрогнул, будто проснувшись.

– Не спи!

– Я н… Я нн… Я не…

Не дав закончить фразу, Кувалда сдернул ему с головы капюшон. По плечам рассыпались длинные грязные волосы.

– Обзор лучше, – пояснил он.

Абрам стал смотреть в сторону, где сейчас располагался заброшенный автодром. От старой надписи на ограде «Мы готовим водителей всех категорий» осталось только несколько криво висящих букв. Площадка заросла бурьяном и маленькими тонкими деревцами. Первоначальное назначение выдавали только горки, где ученики автошкол когда-то сдавали нормативы по вождению.

– Ходоки! – раздался крик кого-то из бойцов, – Справа!

Бойцы среагировали мгновенно, подняли оружие. Среди деревьев, справа от дороги, где виднелись крыши пустых частных домов, Кувалда увидел с десяток бредущих фигур, которые направлялись к людям. Метров тридцать. В сторону ходоков развернулась башня БТРа, пулемет дал несколько залпов. Крупнокалиберные пули накрыли мертвецов шквалом огня, в щепки разворотили кусты и хлипкие деревья. Большая часть ходоков осталась лежать на земле, еще трое или четверо продолжали идти. Верхняя часть туловища одного из них был разорвана вдоль, от шеи до живота. Куски плоти и развороченные кости свешивались в разные стороны, голова болталась на лоскуте прогнивших мышц. Наконец, она оторвалась от туловища и упала в траву к ногам мертвеца. Тело сделало еще несколько неуверенных шагов и рухнуло на землю. Остальные продолжали идти. Сухая посеревшая кожа, сквозь которую проглядывались кости, оскаленные зубы, руки со скрюченными пальцами, драные лохмотья вместо одежды. Один из ходоков нес в руках кусок доски с торчащими длинными ржавыми гвоздями. В стычках они могли использовать против людей оружие, которое способны были найти в заброшенных домах. Колонна не остановилась, на ходу перестреляла оставшихся мертвецов. Кувалда поймал в прицел голову ближайшего к себе, кажется, женщины, судя по длинным спутанным волосам и остаткам одежды, которые можно было принять за обрывки платья. Нажал на спусковой крючок, автомат только сухо щелкнул. Покойников в несколько выстрелов уложили другие бойцы.

– Дурак, – шепотом отругал самого себя Кувалда, перезаряжаясь, – Ветеран называется…

К рожку автомата был изолентой примотан другой, с полным запасом патронов. Стоило только перевернуть и вставить в защелку. Очень удобно и быстро в горячке боя. Еще два таких магазинных скрутка лежали у Кувалды в карманах разгрузки. По шестьдесят патронов каждый.

4

Впереди, в самой деревне слышались выстрелы. Частые автоматные очереди и разрывы гранат. Там кипел бой, яростный и ожесточенный, судя по всему. Раздавались приглушенные крики и ругань людей. Но по нападавшим ополченцам никто не стрелял. Окраина деревни, куда без боя вошла колонна, казалась пустой.

– Внимание! – крикнул Кувалда, – Не спим! Смотрим по сторонам!

Справа от дороги виднелся бывший магазин стройматериалов, его склады и подсобные помещения. Между зданий мелькнуло движение, но дождь не давал увидеть, что именно там происходило. На площадке перед магазином, где когда-то выставлялись на продажу штабеля кирпичей и бетонных блоков, появился человек в камуфляжной форме и без оружия. Напрягая зрение, Кувалда рассмотрел на его рукаве нашивку с белым рыцарем на красном фоне, знак ФНС. Гвардеец. С секунду он просто стоял без движения, глядя на колонну, будто думал, что делать. Потом резко сорвался с места и бегом бросился к ополченцам. На ходу он выкрикивал что-то нечленораздельное, хрипел и рычал. Лицо его было залито кровью, виднелись только белки широко раскрытых глаз и оскаленные зубы. На подбородок изо рта стекала кровавая пена. Сразу несколько ополченцев открыли огонь. Грудь бегущего взорвалась кровавыми брызгами, пули раскроили череп. Его с силой швырнуло назад, спиной на бетонные плиты площадки.

Когда ходок кусал живого человека, заражение происходило быстро. Укушенный не более чем за минуту терял разум и превращался в быстрого бешенного зверя, наиболее опасного для окружающих. Со временем его мышцы атрофировались, тело начинало гнить, а сам он превращался в обычного медлительного ходока. Но оставаясь быстрым и подвижным, даже в одиночку он представлял серьезную угрозу. Таких называли бегунами.

– Экономим патроны! – раздавал команды Кувалда, – Что дурные не палим! Прицельно, короткими очередями!

Колонна продолжала движение. Пехотинцы брели по обе стороны дороги.

Наверняка, по окрестностям шло большое стадо ходоков, которое привлек шум боя в коттеджном поселке, и мертвецы атаковали силы гвардейцев с тыла. С одной стороны, это было на руку самообороне, но после уничтожения гвардейцев им придется воевать еще и с мертвецами, силы которых сейчас невозможно было определить. Но если судить по грохоту и стрельбе впереди, то бой там кипел ожесточенный, а значит, стадо, скорее всего, было большим. Или даже очень большим.

Дорога впереди сужалась и уходила за небольшой поворот. С двух сторон ее обступали деревенские дома. Кувалда прикидывал, что делать дальше. Если пустить вперед технику, она станет отличной мишенью для врага с гранатометами и противотанковыми гранатами. Командир не раз уже был свидетелем, как грозные боевые машины в условиях плотной застройки становились бесполезными и медлительными. Подбитые проворными и юркими пехотинцами, превращались в горящие гробы для своих экипажей. Если же вперед пойдет пехота, есть большой шанс быть окруженными толпой мертвецов.

На удачу решение нашлось само. На дорогу выползла толпа ходоков, штук пятьдесят, не меньше. Увидев колонну, они двинулись ей навстречу. Из деревенских дворов к ним присоединялись все новые гниющие и разлагающиеся солдаты. Значит, вооруженных гвардейцев в окрестных домах нет, а если есть, то они заняты боем с мертвецами. Отряд быстро перегруппировался, вперед двинулась «Мясорубка», как стальной механический еж ощетинилась шипами и стволами оружия. БТР следовал за ней, время от времени посылая светящиеся трассеры в соседние дворы. Невидимый бой гремел уже далеко впереди. Уцелевшие гвардейцы либо держали оборону на окраине деревни, либо отступили к бывшей Полоцкой больнице.

«Мясорубка» из всех стволов палила в обе стороны дороги. Из специальных боковых отверстий под крышей автобуса густо валил дым от пороховых газов. Во время стрельбы нутро броневика превращалось в зловонную дымовую завесу, экипаж там носил респираторы и очки для защиты глаз.

Ходоки все пребывали и пребывали. Их было уже несколько сотен впереди. Идущие за техникой бойцы напряженно всматривались во дворы, кое-кто одиночно стрелял или швырял гранаты за заборы. То ли для верности, то ли там действительно кто-то был. Ходоки обступили «Мясорубку» со всех сторон. Стрельба из броневика поутихла, свелась к отдельным очередям из нескольких бойниц. Из других высунулись самодельные орудия ближнего боя. Приваренные к металлическим штырям ножи, заостренные как копья лопаты, длинные штыри заточенной арматуры, металлические и деревянные колья, тяжелые ломы. Для экономии патронов, вблизи «Мясорубка» работала холодным оружием. Ее экипаж был настоящими мясниками, умелыми руками они сокращали численность гниющих противников, пробивали им головы, калечили, лишали подвижности. Над самым днищем броневика были проделаны узкие длинные отверстия, сквозь которые бойцы с бензопилами подрезали ходокам ноги. Инструмент ревел, разрывая мертвую плоть, цепи со скрежетом застревали в костях. Ходоки сопели и шипели, вскрикивали и бормотали что-то себе под нос. Барабанили костлявыми руками по бортам «Мясорубки», словно хотели достучаться до сидящих там людей. И каждую секунду умирали снова, падали на землю и друг на друга с пробитыми черепами и вывороченными мозгами. Время от времени из одной или другой бойницы показывался хобот самодельного огнемета, плевался пламенем в лица врагов. Охваченные огнем мертвецы протяжно выли, как будто даже испуганно, в тесной давке поджигая своих ближайших сородичей. Лохмотья на них вспыхивали почти мгновенно. Влажный, пропитанный сыростью и дождем воздух, наполнился вонью горящего гнилого мяса. Запахом смерти и болезни.

Следующий за «Мясорубкой» БТР почти в упор расстреливал наседающих мертвецов, на ошметки разрывая их хлипкие тела. Давил их тяжелыми колесами. Идущим сзади пехотинцам оставалось только добивать одиночных и раненных ходоков. Некоторые даже не открывали огонь, обходились холодным оружием. В ход шли ножи, штыки, молотки, легкие топорики и обрезки труб. У каждого ополченца было свое оружие ближнего боя. Патронов и боеприпасов у самообороны было достаточно много, все то, что удалось добыть, грабя бывшие армейские склады и забирая оружие у пленных и убитых врагов. Но сегодня и так уже было израсходовано огромное их количество, а впереди ждут тяжелые бои с основными силами ФНС. Так что попусту расстреливать боезапас было глупо. Если была возможность уложить ходока без выстрела, ей пользовались. А патроны опытный солдат всегда оставлял про запас, на потом. Тем более, что это самое «потом» не предвещало ничего хорошего, а боеприпасы по закону подлости имели неприятное свойство заканчиваться в самый неподходящий момент.

Вдоль обочин уже возвышались целые груды изувеченных бездыханных тел. Некоторые были еще живы, тянули к людям костлявые пальцы, словно прося помощи. Их добивали мимоходом, будто невзначай, привычными отработанными движениями. Из груды тел выползла на грязный асфальт верхняя часть чьего-то туловища. Ходок, одетый в остатки клетчатой рубашки, был передавлен по поясу колесом БТРа. На посеревшей коже остался след черного протектора. Мертвец схватил одного их бойцов за голень кирзового сапога, потянул на себя, открыл щербатый рот с гнилыми зубами, пытаясь укусить. Боец удержал равновесие, без труда освободил ногу и ей же с размаху ударил нападавшего в лицо. Громко хрустнула кость, тонкая щека порвалась, брызнула черная слизь. Нижняя челюсть повисла на куске мышц. После второго удара носок сапога проломил лицевую кость и застрял внутри черепа. Мертвец затих.

Под ногами влажно чавкали внутренности и ошметки гнилой плоти. От густого смрада стало тяжело дышать. Кого-то вырвало. Кувалду за ногу схватила отрезанная по локоть рука, синие пальцы вцепились в штанину. Он наклонился и оторвал от себя холодную конечность, отбросил в сторону. Мертвые мертвая кисть дергалась, как в припадке.

Поток ходоков начал редеть, но стрельба впереди не стихала. Значит основная часть стада все еще там, атакует живых. Из-под днища БТРа, между его колес показался растерзанный мертвецами труп гвардейца. С него почти полностью содрали мясо, на белеющих костях виднелись следы зубов и висели окровавленные остатки одежды. Тело лежало на спине, все еще сжимая в руках бесполезный автомат. Лицо его было обглодано до костей, обнажив жуткую ухмылку, как насмешку над живыми еще людьми. На обочине лицом вниз валялся еще один, был виден вырванный из спины позвоночник. Третьему мертвому гвардейцу ходоки разорвали живот, достав оттуда внутренности, и видимо просто не успели съесть остальное. Его нетронутое удивленное лицо было подставлено под низкое серое небо, под капли холодного дождя.

Скорее всего, здесь погиб небольшой отряд, отрезанный от своих толпой мертвецов. Будто в подтверждение этой мысли из соседнего двора, рыча и расталкивая медленных сородичей, выскочил разъяренный бегун. Бросился к «Мясорубке» и повис на одном из ее шипов, пронзенный насквозь. Появившийся из бойницы заостренный арматурный штырь вонзился ему в глазницу. Бегун дернулся и затих, обмяк на шипе, как марионетка без кукловода. Его ноги безжизненно волочились по залитому кровью асфальту. Еще один бегун тоже хотел атаковать самодельный броневик, но зацепился шеей за висящий на его шипах моток колючей проволоки, которая петлей обвилась вокруг него. Бегун споткнулся и упал, «Мясорубка» потащила его за собой. Шипы проволоки все глубже впивались в шею, мертвец рычал и плевался кровью.

Из деревенских дворов выскакивали все новые бегуны. Укушенные ходоками люди, успевшие от них убежать, не были разорваны на куски, как остальные, но превратились в быстрых зверей. Бешеных и опасных. Один с рыком бросился на Кувалду, тот уложил его на спину ударом ноги в грудь и добил выстрелом в лоб.

Сзади раздались крики. Бегун сбил с ног бойца в разноцветной мастерке, повалил на землю, злобно сопя и щелкая зубами. Подоспевшие товарищи спасли парня, сунули бегуну в рот подвернувшуюся палку, за ноги оттащили в сторону и прикончили, всадив в затылок нож.

Из открытой калитки двора высунулось дуло автомата, дало короткую очередь. Идущий впереди ополченец выронил оружие, согнулся пополам, словно у него заболел живот, тут же свалился на землю. Чудом уцелевшие в бойне гвардейцы укрылись в доме и сейчас, одурев от ужаса, начали почти в упор обстреливать колонну. Самооборона открыла ответный огонь, во двор полетели гранаты, разрываясь на лужайке и под стенами деревенского дома. Стрельба оттуда затихла. Кувалда бросился вперед, за ним Тема и еще несколько бойцов. Из выбитого окна вылетела граната, звонко ударилась об растрескавшуюся гранитную дорожку, вновь подпрыгнула на полметра. Артем схватил её и перекинул через забор. Та с грохотом разорвалась в соседнем дворе.

Кувалда прижался спиной к стене. Отдышался за секунду, осторожно заглянул внутрь дома через окно. В полутьме мелькнуло движение. Он, не целясь, дал несколько коротких очередей. К нему подбежал боец, лицо его по самый нос было замотано грязным зеленым шарфом, над которым внимательно смотрели за происходящим карие глаза. В руке он сжимал прозрачную бутылку с булькающей внутри мутной жидкостью. В горлышко ее был воткнут длинный тряпичный фитиль, охваченный ярким пламенем. Воин забросил пылающий снаряд в окно и показал командиру большой палец, мол, все отлично. Тот, соглашаясь, кивнул. Бутылка с горючим разбилась, ее содержимое ярко вспыхнуло, осветив внутренности дома. Из дверей выскочил перепуганный гвардеец и, не разбирая дороги, бросился прочь от дома. Его уложили двумя выстрелами в спину. Кувалда жестом руки приказал бойцам двигаться дальше с колонной. Артем, проходя мимо убитого, выстрелил тому в затылок.

Территорию вокруг начинающего гореть дома отделял от соседнего участка высокий забор помятого, изъеденного ржавчиной профлиста. В центре ограждения зияла огромная дыра, сквозь которую мог спокойно пройти взрослый человек. Из соседнего двора слышался шум. Кто-то методично бил чем-то тяжелым в уцелевшую ограду. Металлический лист гулко стонал от ударов, дрожал и ходил ходуном. Кувалда рысью перебежал лужайку и осторожно заглянул в дыру. Возле забора, лицом к ограждению, стоял бегун в камуфляжной форме с гвардейскими нашивками. Сумасшедший, злобно сопя и пуская слюни, со всей силы бился лбом о забор. Кувалда быстро поднял автомат и прицелился. Бегун заметил его, оскалил зубы и шагнул к человеку. Тот сделал один выстрел. Пуля вошла укушенному в самый центр лба и вырвала из затылка кусок кости, запачкав профлист ограждения кровью и мозгами. Командир вернулся к остальным. На ходу он осмотрел убитого на дороге ополченца. Коля Крупко, ему было за тридцать, хороший парень, местный житель и бывший инженер завода «Нафтан». Кто-то из своих уже позаботился о нем, разбил голову молотком. Из милосердия, чтобы мертвец больше никогда не поднялся и ему не пришлось нападать на живых, а потом умирать снова. Кувалда достал из куртки убитого полный автоматный рожок и сунул себе в карман разгрузки.

Волна ходоков на деревенской дороге почти иссякла. Единичные особи пытались нападать на колонну, но их сразу уничтожали. «Мясорубка», почти не стреляя, быстро двигалась вперед. С ее заостренных шипов, с колючек проволоки, капала густая темная кровь. На них висели куски плоти и обрывки одежды. На одном висела насаженная через глазницу человеческая голова. Звуки боя на окраине деревни теперь слышались гораздо ближе. Все реже оттуда доносились выстрелы, все отчетливей были громкие стоны и вытье ходоков. Люди там проигрывали. Мертвецы впереди теперь потеряли всякий интерес к движущейся колонне. Куда больше их привлекала развернувшаяся поблизости бойня. Там пахло кровью и свежей, еще живой едой. Они шли туда. На пятки им наступали ополченцы. Иногда ходоки оглядывались назад и как будто даже удивленно таращились на вооруженных людей. Их прогнившие мозги только в самый последний момент соображали, кто сейчас перед ними. Когда было уже поздно, их настигали пули, ножи, топоры и молотки людей. Они даже не сопротивлялись, когда техника давила их колесами. Один из покойников тащил за рукоятку длинный тяжелый колун, острие которого волочилось по земле. Мертвец оглянулся, безмолвно открыл рот, увидев людей, и ловко занес топор над головой. Чирик, который все еще нес в руках трофейный пулемет, выстрелил ему в лицо. Череп мертвеца взорвался темными брызгами. Безголовое тело с секунду еще стояло на месте с занесенным топором. Затем опустило руки и завалилось на бок.

Отряд вышел на окраину Экимани, где деревня заканчивалась. Дорога делала крутой спуск в низ, а впереди виднелось заброшенное здание бывшей Полоцкой больницы. В стороне от дороги, слева, расположился заросший высокой травой сад, в котором росли старые яблони. Деревья стояли маленькие и скрюченные, уже сбросив листву. Их голые ветки были похожи на костлявые пальцы мертвецов. Среди яблонь копошилась огромная движущаяся волна. Стадо ходоков, намного большее, чем то, что было в самой деревне. Среди него можно было рассмотреть живых людей, маленький отряд гвардейцев, не больше дюжины. Солдаты стояли спиной к спине и со всех стволов отстреливались от наседающих ходоков, которых все прибывало. Они шли из Полоцка, с противоположной стороны дороги, от реки, за которой были видны белые башни Софийского собора.

Отряд перестроился в новый боевой порядок. Техника осталась на дороге, прикрывая пехотинцев от окружения. «Мясорубка» и БТР палили во все стороны, трассирующие пули разрывали сырой осенний воздух. Бойцы выстроились полукругом в стороне. Каждый имел свой сектор обстрела, никто никому не мешал, действовал быстро и слаженно. Отряд работал молча, словно одно целое, как десятки раз до этого. Кувалде даже не пришлось отдавать приказы. Каждый сам нашел свое место. Чирик, звеня пулеметными лентами, установил оружие на сошки возле обочины, лег рядом и теперь посылал короткие очереди вдоль дороги. Абрам и Тема плечом к плечу расстреливали ходоков в саду. Кувалда даже почти не целился, просто стрелял в толпу мертвецов, которые падали с вывороченными мозгами, больше не поднимаясь. Бойцы без остановки метали гранаты, словно соревнуясь друг с другом в дальности бросков. Взрывы расшвыривали тела во все стороны, отрывая конечности, калеча и убивая. Многие ходоки, даже лишившись рук или ног, будучи насквозь прошитыми десятком осколков, все равно силились добраться до людей. Скрученные пальцы тянулись к живым горячим телам, рты жадно открывались, пуская слюни, пустые стеклянные глаза сердито смотрели перед собой.

Будто поняв тактику людей, мертвецы начали избегать дороги, где они становились отличными мишенями. Теперь они брели по низу, где трасса уходила под гору и поднимались по холму с противоположной стороны, присоединялись к тем своим сородичам, что атаковали от реки гвардейцев в саду. «Мясорубка» медленно двинулась вперед, БТР последовал за ней. Пехотинцы, ни на секунду не прекращая стрельбу, шли параллельно дороге. Ощетинившийся шипами броневик направился к спуску и вскоре скрылся из виду. Через миг оттуда с новой силой донеслась стрельба. «Мясорубка» показалась снова. Она пятилась задним ходом стреляя и плюясь огнем из бойниц. На передние шипы были насажены несколько тел, они слабо шевелились и тянули руки к людям. Ходоки обступили автобус. Забойщики внутри снова принялись за работу, кололи, били, резали и кромсали. Большая толпа мертвецов обошла «Мясорубку» и направилась к ополченцам. Оружейная башня БТРа не справлялась с нахлынувшим потоком врагов. Дула спаренных пулеметов метались взад-вперед, но мишеней было слишком много.

Кувалда расстрелял очередной магазин и достал гранату. Последнюю. Выдернул чеку и забросил начиненный осколками «подарок» далеко вперед. Разрыва он даже не услышал, грохот десятков автоматов вокруг заглушил собой все звуки. Чтобы хоть как-то прикрыть собой бойцов, БТР начал ездить по дороге туда-сюда, не переставая стрелять. Он давил и сбивал ходоков. Перемалывал их кости, размазывал по асфальту плоть и внутренности. Пехотинцы под натиском мертвецов стали пятиться от дороги вглубь сада, в обороне появились бреши. На лицах у некоторых читался ужас, у единиц – паника и страх. Плохо, подумал Кувалда, очень-очень плохо.

– Куда?! – заорал он, – стоять на месте. Ни шагу назад! Плечом к плечу! Кто побежит, пристрелю на месте! Ясно? Не слышу!

– Так точно, – раздался неуверенный и нестройный ответ нескольких голосов.

– Вы что, не ели?! – раззадоривая бойцов, издевался над ними Кувалда, – Еще раз! Не слышу!

– Так точно! – уже громче и веселей.

– Новополоцкие парни!

– Круче всех!

– Новополоцкие парни!

– Круче всех!

– Новополоцкие парни!

– Круче всех!!!