Корректор. Книга первая. Ничьи котята

Капитан дернулся. Не подчиниться командным ноткам в голосе паренька казалось невозможным, но он все же устоял.

– Меньше периода назад, во время побега из Института, она убила двенадцать охранников, – хрипло сказал он. – Она убивает не задумываясь, понимаешь? Она прикончит и тебя, как только ты перестанешь ее защищать…

– Капитан Саматта, охранников она убила из самозащиты. Я обладаю исчерпывающими доказательствами данного факта, включая видеозаписи с камер внутренней системы безопасности. Любой беспристрастный суд со мной согласится. Или ты полагаешь массированный обстрел из автоматического оружия ласковым приглашением на пикник?

– Уже потом она убила двоих…

– Здоровых мужиков, которые пытались ее изнасиловать.

Выглядывающая из-за него девочка резко вздохнула и изумленно приоткрыла рот, глядя на своего спутника.

– Кроме того, капитан Саматта, независимая психиатрическая экспертиза в моем лице полагает, что обвинения в неспровоцированной жестокости и психических отклонениях у так называемых девиантов не имеют под собой никакой почвы. По результатам двухнедельного изучения я констатирую, что Карина и Яна не представляют опасности для окружающих, по крайней мере, пока явно не спровоцированы на агрессивные действия.

– Да кто ты такой, парень? – изумленно спросил капитан. – Ты говоришь как записной адвокат! Сколько тебе лет?

– Мне достаточно лет для того, чтобы считаться совершеннолетним и официально владеть собственностью. Отель, на территории которого вы находитесь, принадлежит мне… – позади Карины тихо охнула посторонняя девушка. – …так что я в очередной раз требую приказать бойцам отойти за пределы территории. Ты сам должен положить оружие на землю и ожидать прибытия полиции. Сколько еще раз я должен повторить, чтобы до тебя дошло?

– Я… – Мысли капитана лихорадочно метались. Почему он не приказал открыть огонь сразу? Или, может, хорошо, что не приказал? – Ты сам сказал – пока она не спровоцирована. А если кто-то спровоцирует? Она ведь снова начнет убивать…

– Как официальный приемный отец я несу полную ответственность за поведение своих подопечных. Я гарантирую, что такого не случится.

Отец? Приемный отец? Что он несет?

– Короче говоря, капитан, если у тебя есть какие-то вопросы, решай их через официальные каналы, а не размахивай здесь оружием. Я тебя в последний раз спрашиваю – подчиняешься или нет?

Вдалеке завыли сирены. Капитан выругался про себя. Все, хана. Теперь любое действие только ухудшит ситуацию. Он не может выполнить задачу и не может отступить.

– Итак, капитан?..

– Что здесь происходит, капитан?!

От раздавшегося сзади разъяренного женского голоса капитан едва не подпрыгнул на месте. М-мать… Как сюда попала эта стерва? Она могла видеть фургоны, выруливавшие с территории, если только оказалась в Институте в такой ранний час. Но как узнала, куда они направились? Он развернулся и оказался нос к носу с невысокой женщиной во все еще наброшенном поверх короткого цветастого платья белом халате.

– Капитан Саматта из службы охраны, я полагаю? – голос женщины, казалось, мог на лету кипятить дождь. – У тебя тридцать секунд на то, чтобы объяснить свое присутствие здесь! Время пошло.

– Я не отчитываюсь перед тобой, госпожа заместитель директора, – Саматта не дослужился бы до капитана, не умея мгновенно ориентироваться в ситуации. – Я подотчетен только своему начальству, к которому не относишься ни ты, ни даже сам директор Института. Если у тебя есть какие-то претензии, можешь обратиться…

– Если у меня появятся какие-то претензии к тебе лично, – женщина выделила обращение нажимом, – ты вылетишь со службы уже завтра утром. А возможно, я обеспечу тебе еще и трибунал военного округа. Я в ярости, капитан, и лучше не зли меня еще сильнее. Я снова спрашиваю – что ты здесь делаешь?

Капитан заколебался. Стерва каким-то образом ухитрилась пробиться на специально под нее созданную должность замдиректора, будучи заклятым врагом самого директора. Значит, она и в самом деле обладает огромными связями. Следовательно, угроза о немедленном увольнении из армии и в самом деле могла исполниться. Он мысленно вздохнул. Начальство из штаба округа и так наверняка поимеет его без вазелина и по самые гланды за срыв операции. Добавлять себе неприятностей и в самом деле незачем.

– Госпожа заместитель директора, – отрапортовал он, глядя перед собой пустыми глазами, – сегодня ночью я получил от начальника службы безопасности Института майора Кайна данные оперативной разведки, касающиеся местонахождения двух чрезвычайно опасных девиантов. На основании переданных мне материалов я спланировал и провел… провожу операцию по их захвату, по возможности избегая жертв среди мирного населения.

– И сколько уже погибло в результате твоих мирных усилий, капитан? – язвительно поинтересовалась стерва. – Десять человек? Двадцать? Я слышала взрывы, даже когда ехала в такси.

– Спасибо за беспокойство, госпожа, но жертв пока что удалось избежать, – прорезался парень. Саматта бросил назад быстрый взгляд. Тот стоял, одной рукой полуобнимая за плечи девку-мясорубку, и на его лице плавала ехидная полуулыбка. Похоже, он наслаждался ситуацией. – Капитан уже почти согласился, что его люди погорячились. Сейчас он сложит оружие и прикажет отряду эвакуироваться, после чего мы поговорим спокойно. Верно, капитан?

Стерва оторвала бешеный взгляд от капитана и взглянула на парочку посреди двора. Ярость ушла из ее глаз. Она обогнула капитана и сделала несколько шагов навстречу парню. Против воли указательный палец капитана напрягся на спусковой скобе. Сейчас девиант порвет ее в клочья, и он, Саматта Касарий, наконец-то сможет блистательно завершить свою карьеру убийством двух девиантов и троих ни в чем не повинных людей…

– Господин, я приношу самые униженные извинения по поводу данного инцидента, – сухо произнесла заместитель директора. – Я заверяю, что руководство Института человека не осведомили о творящемся безобразии, оно ни за что не санкционировало бы операцию. Мы проведем внутреннее расследование и строго накажем виновных. Карина, девочка моя, – ее голос дрогнул, – я так виновата перед тобой – и перед Яной, и перед остальными…

– Рад видеть тебя в добром здравии, Эхира. Я вижу, ты мало изменилась за последнюю тысячу лет…. или сколько там я тебя знаю?

Стерва в белом халате осеклась на полуслове. Ее плечи напряглись. Капитан не мог видеть ее лица, но на сердце стало еще паскуднее. Что-то еще случится? Они что, знакомы?

– Ты знаешь меня, мальчик? – негромко сквозь стиснутые зубы спросила замдиректора у Дзинтона. – Мы встречались раньше?

– А как же! – широко улыбнулся тот. – Я всегда интересовался друзьями Майи и не раз жалел, что не наткнулся на них первым. Я прекрасно тебя знаю, пусть даже ты меня не видела. Ты могла слышать обо мне как о Корректоре.

– Джао… – выдохнула стерва. – Демиург Джао! Теперь я понимаю, почему никто не мог обнаружить беглянок…

– У меня много имен, Эхира, – качнул головой паренек. – И сейчас меня зовут Дзинтон Мураций. Прости, но здесь не время и не место для разговора. Ответь мне только на один вопрос, координатор – что ты намерена делать с Институтом?

– Какой я координатор! У меня одной не хватает сил и влияния, – горько откликнулась Эхира. – А Майя… она уже много лет не отвечает мне. Как пропала в тридцать девятом, так и с концами.

– Что? – Дзинтон весь как-то подобрался. – Майя не законсервировала… Так. Возвращайся домой, Эхира. Домой, не в Институт. Я пришлю проекцию, как только разберусь здесь.

– Да, – кивнула Эхира. – Как прикажешь.

Она повернулась, и капитан поразился изменениям, которые произошли с ее лицом. Бешеная стерва ушла в небытие, а на ее месте стояла обычная женщина, одинокая и несчастная. И… нет, не слишком красивая, но симпатичная. И печальная.

Заместитель директора масарийского филиала Института человека медленно прошла мимо Саматты, но вдруг остановилась. Не поворачивая головы, она тихо проговорила:

– Капитан, я, конечно, не могу отдавать приказы командиру спецотряда. Но как человек, немного понимающий, что здесь происходит на самом деле, настоятельно рекомендую подчиняться любым приказам господина Дзинтона. Попытка сопротивляться очень плохо для тебя закончится. Очень плохо.

Все так же не оборачиваясь, она прошла в ворота и исчезла за поворотом тропинки. Капитан недоуменно смотрел ей вслед. Внезапно он сообразил, что его ребята все еще ждут сигнала, готовые в любой момент открыть огонь.

Да что же здесь происходит на самом деле?

– Отряд, здесь Первый. Слушай мою команду, – голос Саматты звучал хрипло и безжизненно. – Отбой. Оружие на предохранители. Второй, отводи всех к дороге. Пропустить полицию, потом ожидать меня.

Он опустил дуло автомата, направленное в живот парню, щелкнул предохранителем и уронил оружие на землю. Потом повернулся к воротам. Лейтенант Кмир непонимающе смотрел на него – его глаза выглядели круглыми от изумления даже под световыми бликами на затененной стеклянной маске.

– Что встали? Выполнять! – гаркнул капитан.

Несколько секунд спустя за оградой зашевелились и заклацали металлом. Один за другим, пятясь, бойцы отступали назад, скрываясь в кустарнике на той стороне дорожки. Вскоре исчез последний.

– Правильное решение, капитан, – одобрил парень. – Пожалуй, я действительно не стану предъявлять никаких обвинений тебе лично. При условии, что ты ответишь на мои вопросы. Кара, подбери, пожалуйста, автомат и отнеси в дом.

Капитан резко обернулся. Девчонка-девиант стояла почти вплотную к нему, и в ее глазах плескалась такая ненависть, что ему стало не по себе. Медленно, не отводя взгляд, она наклонилась и подняла оружие. Внезапно Саматта почувствовал давящую тяжесть на висках. Он глубоко вздохнул и зажмурился. Сейчас его голова разлетится, как гнилой арбуз, и одним идиотом на свете станет меньше…

– Спасибо, Кара, – спокойно сказал парень. – Только, пожалуйста, никогда не направляй оружие на людей, если не собираешься их убивать. Отнеси эту штуку в дом и повесь на вешалку у двери, чтобы не пропала – иначе нашему благоразумному капитану придется за нее отчитываться, а ему и так хватит неприятностей.

Саматта приоткрыл один глаз. Девчонка все так же стояла рядом, но жажда убийства в ее глазах уже погасла. Она тяжело вздохнула и поплелась к двери дома, волоча автомат дулом по земле. Когда она проходила мимо юнца, тот положил ей руку на плечо.

– Вот видишь, как все хорошо закончилась, – улыбнулся он. – А ты помирать собралась!

И тут Карина выронила автомат, упала на колени и громко разрыдалась, закрыв лицо ладонями.

Саматта стоял, глядя на вздрагивающие под тонким платьем острые девчоночьи лопатки, и потихоньку начинал чувствовать себя последней мразью. И такого ребенка он еще пять минут назад мог пристрелить на месте? Из личного дела он знал, что девианту уже исполнилось тринадцать, но сейчас на вид он не мог дать ей больше десяти-одиннадцати. Даже меньше, чем своей собственной дочери… Каким чудовищем нужно стать, чтобы убивать детей?

Она сама прикончила кучу народу, попытался он оправдаться. И до Института, и во время побега. И наверняка попыталась бы пришить тебя самого, если бы дело дошло до схватки.

Да, она убивала, ответил он сам себе. Но понимала ли десятилетняя девчонка, что она делала? А потом, в Институте… ты сам видел, что с ней творили «экспериментаторы» в белых халатах. Два года в условиях худших, чем одиночное заключение. Два года чудовищных экспериментов, больше напоминающих изощренные пытки. Можешь ли ты осудить ее за то, что она сделала с дежурной сменой при побеге? И подонки, которые пытались ее изнасиловать – если юнец говорит правду, что бы ты сам сделал с ними? Или с теми, кто попытался изнасиловать твою дочь?

Дзинтон присел на корточки рядом с Кариной и прижал к себе вздрагивающее детское тельце. Та судорожно вцепилась в него, продолжая рыдать, пряча лицо на его груди. Юноша успокаивающе поглаживал ее по волосам, но взглядом сверлил Саматту. Странным взглядом. Прищуренно-оценивающим.

– Что, капитан, нравится смотреть, до чего довел девочку? – негромко спросил он. – Три десятка больших сильных ребят с автоматами против двух малолетних детей – так храбро и достойно настоящих мужчин, да?

Саматта стиснул зубы и промолчал. Сирены уже выли почти рядом. Еще немного, и… Что «и»? Протоколы, длинные нудные беседы, возможно, доставка в участок. Наверное, следует отпустить ребят, чтобы возвращались на территорию Института. Или по домам, если в увольнении.

– Ну-ну, не плачь, Каричка, – Дзинтон похлопал Карину по плечу. – Уже все.

Вместо ответа та только глубже зарылась лицом в его рубаху. Парень вздохнул.

– Подбери оружие, капитан, – тихо сказал он. – Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?

Саматта непонимающе уставился на него. Подобрать оружие? После того, как заставил его бросить? И что значит «подставили»?

– Да подбирай же, не стой столбом, – с досадой сказал Дзинтон. – Сейчас полиция появится.

Капитан пожал плечами и подошел к нему. Ствол автомата забился пылью, но не беда – вычистить не сложно. Интересно, и что дальше?

– Полиция! Всем оставаться на местах и не двигаться! Что здесь происходит? Кто вызывал наряд?

Менты. Как всегда, самоуверенны и полагают себя пупом земли. Саматта поморщился, благо стоял к новоприбывшим спиной. Девчонка внезапно затихла и еще сильнее вжалась в Дзинтона.

– Я звонил в полицию, – спокойно произнес парень, осторожно выпрямляясь и помогая Карине встать на ноги. Та сразу же спряталась у него за спиной и не пыталась даже выглядывать. – Неизвестный вооруженный отряд нарушил границы моей частной собственности, сильно попортил прилегающие к дому насаждения и до смерти перепугал мою семью и друзей. Его командир утверждает, что проводил учения и не знал, что территория кому-то принадлежит. Господин полицейский, я настоятельно прошу оказать мне помощь в оформлении протокола, на основании которого я смогу предъявить иск о возмещении морального и материального ущерба.

Полчаса спустя Дзинтон вошел в кухню, где собрались остальные, и уселся за стол, на котором все еще стояли остатки забытого завтрака. Яна с Палеком прекратили перешептываться и посмотрели на него. Карина сидела рядом с Цуккой, успокаивающе поглаживающей девочку по волосам.

– Все разъехались, – сообщил Дзинтон, откидываясь на спинку стула, закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом. – Удивительно, какого эффекта можно добиться с помощью нескольких вовремя сказанных слов. Это к вопросу о том, всегда ли прав сильный.

– Дзинтон, ты ничего не хочешь нам рассказать? – тихо, но с заметным напряжением в голове сказала Цукка.

– Хочу, разумеется, – легко согласился парень. – Давно хотел, но как-то не складывалось. Совсем не так я планировал построить дело изначально, слишком многое пришлось менять на ходу. Яна, например, с Палеком исходным планом не предусматривались, так что пришлось в течение нескольких часов трижды импровизировать, меняя сценарий. Но история длинная, так что если у вас, народ, есть жгущие изнутри вопросы, спрашивайте сразу.

– Отель действительно твой? – осведомилась девушка.

– Формально – да. Если точнее, он принадлежит организации, интересы которой я здесь представляю.

– Организации?

– Да. Международная неправительственная организация, небольшая, но чрезвычайно влиятельная – за кулисами. Мы не представляем интересы ни одной конкретной страны в мире, но преследуем собственные. У нас нет формального названия, но при необходимости мы идентифицируем себя как «текирская рабочая группа»…

– Ты знал, что мы девианты? – перебила его Карина. – Ты знал, почему нас держали в Институте?

– Да, Каричка, – кивнул Дзинтон. – Разумеется, я в курсе. О том, чем занимаются в масарийском филиале Института человека, не знает только ленивый. Или нелюбопытный.

– И ты… сказал правду, что теперь я твоя приемная дочь?

– Да. Я официальный приемный отец и тебе, и Яне, и Палеку. – Дзинтон подмигнул девочке. – Так что в завершение утреннего разговора, ребята-зверята, как папаша заявляю: никуда вы сегодня не отправляетесь.

– Дзинтон, – Карина высвободилась из объятий Цукки, встала и медленно обошла стол, приблизившись к парню. – Так ты знал, что… что я могу – и не боялся меня?

– Да что знал, в конце-то концов?! – Цукка вскочила на ноги, сжав кулаки. – Похоже, здесь все всё понимают, кроме меня! Дзи, кончай делать из меня дуру!

– Знаешь, Цу, – вздохнул Дзинтон, – похоже, ты единственный человек в стране, который не реагирует на слово «девиант» прыжком до потолка. Карина с Яной – носители вирусного эффектора в активной форме. Разве ты никогда не видела по телевизору передачи про детей с особыми способностями? Убивавших родителей и окружающих с помощью непонятной силы?

Кровь отхлынула от лица девушки. Она медленно опустилась на стул, переводя взгляд с Карины на Яну и обратно.

– Так вы… – она не закончила. – Ох, бедные вы мои! А я-то, дура, голову ломала…

– Да, мы девианты, – Карина гордо вздернула подбородок. – Мы убиваем людей! И я убивала, понятно? Дзинтон, так ты знал про нас все с самого начала – и обманывал нас, да? – В ее глазах загорелось опасное пламя.

– Да, Каричка, – кивнул парень. – Я с самого начала знал, кто живет со мной в одном доме.

– Я тебе не Каричка! – выкрикнула девочка. – Ты знал – и не сказал нам, что знаешь?

– Да.

Несколько секунд девочка стояла, тяжело дыша и яростно глядя на него. Внезапно массивный обеденный стол содрогнулся, словно по нему с размаха ударили чем-то тяжелым, потом еще и еще. Карина развернулась и выбежала в коридор. Хлопнула дверь ее комнаты.

– Надо ее успокоить, – пробормотал Дзинтон. – Похоже, ей правда далась тяжелей, чем я надеялся.

Он встал со стула.

– Палек, Цукка – позаботьтесь о Яне, – коротко сказал он и вышел в коридор.

Цукка посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на девочку. Та сидела на стуле и вытирала текущие по щекам слезы. Палек растерянно переводил взгляд с нее на Цукку и обратно. Цукка поднялась, подошла к Яне и обняла ее.

– Ну что ты плачешь, глупая? – тихонько спросила она. – Все ведь хорошо.

– Если Дзинтон меня удочерил, значит, мама с папой совсем умерли. Навсегда! – Девочка разревелась еще сильнее. Цукка отстранилась, достала из кармана безрукавки носовой платок и начала вытирать девочке слезы.

– Ну, не плачь, – успокаивающе сказала она. – Ведь сейчас ты с нами. Яна, ты действительно обладаешь внутренней силой?

Швыркнув носом, девочка кивнула.

– И ты знал? – Цукка бросила на Палека вопросительный взгляд. Тот, насупившись, кивнул в свой черед.

– Все всё знали, одна я, как всегда, незнайка, – вздохнула девушка. – Яна, расскажешь мне, как ты попала в Институт?

«Широковещательный запрос текирской рабочей группе. Джао в канале. Экстренно. Сверхважно. Прошу проинформировать о точном времени и теме последнего контакта с Майей. Конец сообщения».

Скрипнула дверь. Карина вздрогнула и подняла взгляд. Она сидела на кровати, скорчившись и поджав колени к груди. Мысли путались, пускаясь вскачь, цепляясь одна за другую.

Дзинтон вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Он придвинул к кровати стул и опустился за него.

– Все закончилось, Каричка, – тихо сказал он и погладил ее по волосам. – Все закончилось. Они больше не придут за тобой. Никогда.

– Ничего не закончилось! – резким движением девочка сбросила его руку. В ее глазах снова вспыхнули яростные огоньки. – Ты обманывал меня!

Она чувствовала, как напрягаются ее невидимые руки в ответ на волной поднимающуюся внутри злость.

– Обманывал! Ты с самого начала знал, кто я такая! Ты всего лишь хотел втереться ко мне в доверие!

– Да, я обманул тебя, – спокойно согласился Дзинтон. – Но ведь и ты обманула меня. Ты не сказала, кто ты такая. Ты не сказала, что тебя преследуют, что за тобой придут вооруженные люди, которые могут убить и меня тоже. Ты не сказала, что умеешь убивать внутренней силой. А если бы на моем месте оказался кто-то еще, кто не знает, как правильно говорить с солдатами?

– Да, но тут совсем другое! – горячо сказала девочка. – Я… я не могла тебе сказать! Я боялась, что ты испугаешься меня, убежишь. Или выгонишь меня. А я…

– А тебе так хотелось хоть кому-то довериться! – Дзинтон вздохнул. – Да, Каричка, я знаю. Я прекрасно тебя понимаю. Прости меня, пожалуйста.

Карина шмыгнула носом.

– Они называют меня девиантом! Как будто я не человек.

– Я знаю.

– Я их ненавижу! Я хочу их убивать! Я еще вернусь в Институт, сама вернусь, и тогда они пожалеют, что вообще увидели меня!

– Да, ты думаешь именно так.

Карина подозрительно уставилась на Дзинтона. В полумраке комнаты его глаза слегка поблескивали. Ей показалось, что где-то в глубине его зрачков горят голубые искры, и внезапно ей стало страшно.

– Не надо бояться, Каричка, – мягко сказал он. – Не забывай – теперь ты моя приемная дочь. И я отвечаю за тебя и за все, что ты можешь сделать. Только… ты сказала, что хочешь их убивать. Но ведь ты уже убила много людей…

– Мало! – яростно сказала Карина. – И не тех! Солдаты – просто тупые дураки, они выполняют приказы. А я хочу убить тех, кто надо мной издевался!

– Каричка, помнишь, я сказал тебе, что твой враг – тоже живое существо? Ты так и не захотела меня понять, но придется. Я не позволю тебе превратиться в хладнокровную убийцу. Вспомни – вечером в день рожденья…

…перед не-глазами плывут картины. Злые слезы заливают лицо. Обида переполняет, бьет через край. Саднят разбитые коленки, разбитый нос отдает в голову острой болью, по губам и подбородку течет теплая струйка. Лицо женщины – та склоняется над ней. «Кто тебя обидел, малышка? Где твоя мама?» Лицо, внезапно превращающееся в кровавую маску – кровь брызгает из носа, глаз, ушей, когда невидимые руки раздавливают ее голову, как утром раздавили головы гадких мальчишек. Ужас. Страх. Паника. Теплые капли бегут по лицу. Что?.. Зачем?.. Она не хотела! Она честно не хотела!..

– Ее муж, узнав о смерти жены, через два дня умер в больнице от инфаркта. Двое детей твоего возраста остались сиротами, их отправили в детский дом.

В детский дом? Как… как она? В детский дом, из которого она сбежала?

– Полицейский зимой…

…Ледяной зимний ветер. Старые заброшенные лачуги на окраине города, прогнившие доски, выбитые стекла, прохудившиеся двери и крыши. Темный вонючий угол хибары, сумрак, мечущийся луч фонарика, мужской силуэт на фоне дверного проема, блик света на бляхе полицейской фуражки. «Девочка, здесь нельзя играть. Здесь опасно, здесь ходят нехорошие дяди. Пойдем, я отведу те…» Короткий хрип, лопающаяся грудная клетка, тело взлетает в воздух, словно подброшенное тараном, когда все невидимые руки в панике ударяют его одновременно. Я не хотела! Я не хотела! Мама!..

– У него остались любящая невеста и старая мать. Невеста так и не смогла оправиться от удара. Вряд ли она когда-то выйдет замуж. Мать после потери единственного сына тяжело заболела и сейчас лежит в доме престарелых, разбитая параличом.

– Я не хотела!

– В парке весной…

…Сердце колотится, словно пытаясь проломить ребра. Высокие стебли травы цепляются, хлещут ее по голым ногам, парковые дорожки остались где-то далеко в стороне. Сзади – топот множества ног и хриплое дыхание. Они нагоняют, нагоняют! Впереди из-за кустов выскальзывает фигура в сером комбинезоне. «Карина, подожди, не убегай! Мы хотим помочь тебе…» От страшного удара невидимой силой тело подбрасывает высоко в воздух и ударяет о древесный сук – даже на расстоянии слышен хруст ломающихся позвонков. Короткая злая радость – не поймают! – и резкая боль под лопаткой, немеющие ноги и окутывающая мир серая мгла…

– Его звали Роб Пульцер. Широко известный детский психолог и один из немногих, кто открыто выступал в защиту девиантов. Его смерть позволила ненавистникам девиантов издать инструкцию, в соответствии с которой не менее пятидесяти детей и взрослых, заподозренных в наличии скрытых способностей, оказались убиты при задержании. Только семеро из них действительно сопротивлялись, остальных убили, не дав ни одного шанса сдаться – просто из трусости. Пятнадцать убитых, в том числе трое сопротивлявшихся, не обладали никакими особым способностями, а из остальных только у одного имелся достаточно сильный дар.

Но она не виновата! Они пытались поймать ее! Она не хотела никого убивать! Получается… получается, она виновата не только в том, что убивала сама? Из-за нее убили других?!

– … и в Институте той ночью…

…Стерильно-белый коридор Института. Воющая в отдалении сирена, мерцающий свет. Топот ног за поворотом коридора. Только несколько ударов сердца – успеть ударить первой и умереть… Из-за угла появляются двое – полумрак скрадывает черты лица. Растерянные глаза смотрят на нее поверх дул пистолетов, пальцы дрожат на спусковых крючках пистолетов. Они совсем молодые, они видят перед собой перепуганную окровавленную девчонку и не могут поверить, что в нее нужно стрелять. Пальцы дрожат на спусковых крючках, в расширенных зрачках непонимание и растерянность, и невидимые руки врезаются им в лица, крушат носы и скулы, выдавливают глаза, и черепа трескаются от страшного удара о противоположную стену коридора…

– Им исполнилось по двадцать лет. За период до того у них закончился армейский контракт. Они успели проработать в Институте только два дня, и все, что успели увидеть в жизни – только ускоренные курсы подготовки охранников. Мать одного из них, узнав о смерти сына, попала в больницу с инсультом. Скорее всего, она умрет.

Но они хотели стрелять в нее! Не она начала! А мама… мама… я не знала! Я же не знала, что у него есть мама!!

Лица, лица, лица… Лица тех, кого она убила. Безжалостные слова, камнями падающие в вязкую пустоту ее души, и боль в сердце, усиливающаяся с каждой секундой. И бегущие по лицу слезы раскаяния и отчаяния.

– Я не хочу жить… – прошептала Карина. – Я не могу жить после такого… Дзинтон, пожалуйста, убей меня! Я очень тебя прошу, убей! Я не хочу помнить, я не хочу больше видеть кошмары! Я не хочу назад в Институт!.. Убей меня! Только не больно! Я не заслужила, чтобы не больно, но пожалуйста, пожалуйста!..

Комната закружилась вокруг нее, кровать покачнулась, и она почувствовала, что медленно падает на пол. Сильные руки подхватили ее, и ей стало тепло-тепло, как в объятиях мамы в далеком детстве.

– Нет, Каричка, ты не умрешь. Твоя смерть не изменит прошлое. Ты останешься жить, и жизнью своей искупишь принесенные тобой смерть и страдания. Прошу тебя, сделай так, чтобы те люди погибли не зря.

– Я искуплю! Я хочу! Но не знаю, как… – прошептала Карина, чувствуя, как проваливается в глубокую мягкую пелену сна. – Ты научишь меня… папа?

– Я научу тебя, Каричка, обещаю. А теперь спи. И кошмаров больше не будет.

И теплая дружелюбная тьма без сновидений поглотила ее.

«Широковещательный запрос. Всем-всем-всем. Экстренно. Сверхважно. Джао в канале. Прошу прислать точное время и тему последнего контакта с Майей в течение последней минитерции. Конец запроса».

– А потом мы с Кариной вырвали из пола большой стеклянный стакан и бросили его в витрину…

– В панорамное окно, – поправила Цукка. – В холлах панорамные окна, а витрины – в магазинах.

– Да, в панорамное окно, – кивнула Яна. – И мы побежали в дыру босыми ногами прямо по битым стеклам – мне было почти не больно, только жгло немного. А потом мы бежали по лесу, и сзади, кажется, стреляли, но Карина тащила меня за руку. И она сломала забор, а за ним начался лес. И… вот. Так мы убежали.

– Если точнее, Карина тащила тебя эффектором по дикому ночному лесу не менее семи верст, – добавил Дзинтон, входя в столовую. – Босая, с изрезанными ногами, накачанная химией, включая смертельный яд замедленного действия, который я с трудом нейтрализовал.

Он пододвинул стул к столу и уселся.

– У нее поразительное мужество и сила воли, – задумчиво добавил он. – Впрочем, Яна, ты тоже смелая и храбрая девочка. Ты ведь тоже несла Карину по лесу, когда та потеряла сознание. Вы спасли друг другу жизнь. Так что теперь вы ближе, чем настоящие сестры.

Цукка прижала руки ко рту.

– Ох… – прошептала она. – Ужасно! Дзи… но что ты такое говоришь про химию? Чем там занимаются в Институте, что тринадцатилетней девочке ввели смертельный яд?

– Спецлаборатории Института занимаются исследованиями девиантов по заказу Министерства обороны. Если точнее – по заказу Седьмого департамента, занимающегося исследованиями перспективных направлений в области вооружений. Там содержится два десятка девиантов со всей Катонии, у которых вирусный эффектор проявился сильнее всего. Яд замедленного действия регулярно вводится всем подопытным на случай, если кто-то из них убежит и явится в полицию. Он убивает в течение примерно суток, если не вводить противоядие. Яне его, к счастью, ввести не успели, а Карине я ввел чистящий антидот.

– Ужасно… – повторила Цукка. – Но, Дзи, почему никто не знает? Изуверство же чистой воды! Нужно писать в газетах, трубить по телевидению! За такое под суд отдавать надо!!

– Не все так просто, – вздохнул Дзинтон. – У военных крепкие связи с обеими правящими партиями, так что просто так против них не выступишь. Любое свидетельство против Минобороны тут же массово дезавуируют газеты и телеканалы, контролируемые правящей коалицией и правительством. Нужно независимое судебное разбирательство, а для него требуются серьезные доказательства. И именно потому я нахожусь здесь. Моя текущая цель – уничтожить Институт человека, причем уничтожить с настолько громким скандалом, насколько вообще возможно. С таким скандалом, чтобы полетели головы не только в Министерстве обороны, но и в правительстве и в правящей коалиции. Только, – он обвел внимательным взглядом Цукку и детей, – сами понимаете, болтать ни о чем нельзя. Тайна.

Палек и Яна дружно кивнули. Цукка, склонив голову на бок, прищуренно посмотрела на Дзинтона.

– Тайные мужские игры? – задумчиво спросила она. – Дзи, а ты поинтересовался у меня, хочу ли я играть в них?

– А разве ты играешь? – ответил вопросом Дзинтон. – Оглянись назад, Цу – если бы период назад ты знала, что происходит, ты бы отказалась помочь Карине, Яне, Палеку?

Девушка вспыхнула и опустила взгляд.

– Цу, нам надо серьезно поговорить. Не сейчас, чуть позже, хорошо? Сейчас же, самостоятельные вы мои, – нахмурившись, он посмотрел на детей, – я в качестве строгого папаши еще раз намерен сообщить, что поход неизвестно куда отменяется. Вопрос об экскурсиях можно поднять в будущем – в зависимости от вашего поведения. Вы, милые мои, забыли кое о чем, и поскольку вы, кажется, вполне освоились, пора вам напомнить. Сами догадаться не хотите? Ну-ка, что положено делать детям в вашем возрасте почти весь год?