Za darmo

Сиреневая драма, или Комната смеха

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Время

Да ты явно чем-то недоволен, Мом… хотя, извини, ты всегда недоволен, это

твоё…

Мом

(перебивает Время)

А ты, Хронос, доволен?

Время

А чем я должен быть недоволен? Разве только тем, что придётся бежать

бегом, чтоб догнать упущенное. Но, надо досмотреть. Чувствуется, что нас

ожидает какой-то подвох, неожиданный поворот событий.

Мом

Ожидает, ожидает. Особенно после того, как этот стрелок хренов ранил эту -

ещё без имени… а затем стрела угодила прямо в куст. А ведь кто-то же куст

притащил сюда? Нет-нет, это уже другая пьеса…

События приняли действительно неожиданный поворот. После того как

Зевс, во многих словах, поздравил всех с рождением невесты; после того как

названную невесту одарили все участвующие в спектакле боги: кто подарил ей

нежный голос, кто абсолютный слух, кто одарил взглядом, подобным взгляду

богинь; одели её, обули; венки, кольца, браслеты, ожерелья – и всё с каким-

нибудь секретом: нажмёшь на изумрудный камешек – вылетит птичка, нажмёшь

на другой – залетит. После того как в связи с большим количеством подарков, её

назвали Пандорой, что значит Одарённая Всем, Зевс объявил, что праздник был

бы не полным, не придумай он ещё одного подарка, для новорождённой… (Мом

на этих словах – ну, просто, нечленораздельно зарычал, хотя Время разобрало

его нечленораздельность. Мом рычал: «…он придумал! он придумал!..

посмотрите не него! Он… придумал!»).

Отец богов уже, оказывается, подобрал ей жениха… знатного, с недурной

родословной (как выразился Титаноборец) восходящей к могучему Иапету… на

этих словах, у Прометея, на радостях, хоть он и был титан титановой воли (но с

Эротом не поспоришь), пересохло во рту. Мы же уже знаем, что любовь не

видит ничего перед собой, только губки, щёчки и всякие округлости, хотя, мы и

знаем уже, что у Иапета, кроме сына Прометея, был ещё сын Атлант и сын

Менетий – которого Зевс уже давно сбросил в Тартар; был ещё и Эпиметей. Но

52

любовь сейчас, зáстила Предвидящему1 глаза. И вот, когда хор запел снова из

Гайдна:

O glücklich Paar, und

Glücklich immerfort,

wenn falscher Wahn euch

nicht verführt, noch

mehr zu wünschen als ihr

habt, und mehr zu wissen

alsihrsollt!

Тебя поём счастливая чета,

Теперь и навсегда

тебе поём мы счастье, если только

в соблазн вас не введут

безмерные желанья

и жажда больше знать,

чем должно и положено

вам знать! -

Прометей схватился за свой медальончик и направился к Пандоре, чтоб

обнять (или лучше объять) её титановыми объятьями. Но вдруг, раскрылись со

скрипом двери кузницы. На пороге стояла непрояснённая в начале акта персона.

Теперь все увидели, что это был некто иной, как Эпиметей, родной брат

Прометея.

«А вот и наш жених!» – словно гром прогремели в больной голове Прометея

слова Зевса, указывающего перстом на появившегося Эпиметея.

Титан лишь облизал пересохшие губы… и этого было достаточно Метателю

Молний, чтоб в душе торжествовать свою победу.

Но это всё шло ещё по плану, а вот теперь началось по другому плану:

актриса, собрав в кулак всё своё актёрское мастерство, не произнеся ни слова

(слов ей в этом месте драматург не написал – но все помнят, что эротова стрелка

оцарапала её как раз тогда, когда стоял перед ней не Эпиметей, но брат

Эпиметея – Прометей), актриса взглядом позой и жестом, во-первых: назвала

жениха уродом, во-вторых: выразила своё презрение (после такого разворота

событий) к присутствовавшим, в том числе и к дорогому папаше, в-третьих

дала понять Прометею… словом, как сказал Мом, сидя за спиной у господина

Время: «…теперь она влюблена в куст сирени, Прометей влюблён в неё, а этот

урод (правильно говорят – в семье не без урода) Эпиметей – законный супруг, а

я…

– Да… – протянуло Время, – и Гермесу достанется… и Эроту…

– Эрот выкрутится, – без него Зевсу никак, да и Гермес тоже… а вот я…

1Так называют Прометея те, которые его уважают.

53

На сцене была немая сцена. Потом Зевс приказал давать занавес, отменив

апофеоз.

Мне осталось рассказать только – кто же и зачем изменил так ход событий,

кто вмешался и привёл к такой развязке. И пока звенит колокольчик,

призывающий нас ко второму акту сиреневой драмы, слушайте.

Конечно же, главные наши сочинители – Мойры, Парки, Норны или

Макошь наша славянская, с Долей и Недолей, со Сречей и Несречей, с Лихом

Одноглазым, Кривой и Нелёгкой… в общем те, которые самого Кроноса

подвешенным на нитке держат (не путать с Хроносом – уж этого никто не

подвесит).

Она нити прядёт, в клубок сматывает,

не простые нити – волшебные.

Из тех нитей сплетается наша жизнь –

от завязки-рожденья и до конца,

до последней развязки-смерти.1

…все они – пряхи и ткачихи заранее знают и заранее учли, что Зевсу в

очередной раз захочется утопить людей, но люди – они же тоже не просто так,

они тоже навсегда, и, поэтому, должен будет кто-то, для разведения остаться,

например: Пирра, дочка Пандоры от Эпиметея (крепкого задним умом) и

Девкалион, сын Пандоры от Прометея (мыслящего прежде). Кстати,

посоветовал им спать втроём тот же Мом, изгнанный Зевсом с Олимпа. Мом

тоже не просто так. Хоть этим он отомстил Титаноненавистнику. Люди, потом,

чтоб отблагодарить своих воспроизводителей, отыскали на небе два спутника,

рядом летающих вокруг Сатурна, и назвали их Прометеем и Пандорой… и

третий, тут же, куда от него денешься, назвали Эпиметеем.

Акт второй

С ц е н а п е р в а я

О грибах, деепричастных оборотах, о Рыцаре самого старинного ордена,

об Александре Македонском, Параскеве Пятнице и соседском петухе. О

гаданиях, когда чувства переливаются через край.

«Вот, – говорят, когда видят его, – репейное семя!»

– Ах, бабушка! Ничего такого! Не было!.. И лилии улыбались во всю красу

нежно-зелёных чашелистиков, и кувшинки не боялись, что от них улетят их

эльфы…

– Ах, внучка! Любовь, не видит ничего перед собой, только щёчки, губки и

всякие округлости… да что там говорить!..

1«Книга коляды»

54

Ах, ужасный грозный сон!

Не добро вещает он –

Горькую судьбину.

Тайный мрак грядущих дней,

Что сулишь душе моей,

Радость иль кручину?1

Если бы я не боялся прослыть талантливее2, чем некоторые, до меня

писавшие мастера проникновенных проникновений, я бы рассказал многими

словами о состоянии раздвоенности, охватившем внучку и о том, что это

состояние приковало её (хоть некоторым это и покажется неверным или, во

всяком случае, не характерным поведенческим актом в такой ситуации, а

некоторым, желающим охаять и унизить, так просто элементарным незнанием

настоящей жизни), но всё же, я настаиваю, что состояние раздвоенности

приковало внучку к учебникам:

Грибы отличаются от растений тем, что у них:

1

неизвестен половой процесс;

2

они фотосинтезируют шляпкой;

3

они не имеют, в отличие от растений, клеточной стенки;

4

грибы гетеротрофные организмы, а растения автотрофные.

Правильный ответ: грибы гетеротрофные, а растения автотрофные!

Семя у семенных растений развивается из:

1

тычинки;

2

семезачатка;

3

4

зиготы;

5

пазушной вегетативной почки.

Правильный ответ: семезачатка.

Какое из перечисленных растений имеет плод стручок?

1

акация;

2

горох;

3

астра;

4

редька.

Правильный ответ: горох.

1Из Жуковского

2«…чтобы заслужить всеобщее уважение, – а в этом и заключается высшая жизненная мудрость, – следует если

не быть, то хоть слыть за композитора – этого довольно».

(Мило – молодой образованный человек, в «Крейслериане», Э.Т.А. Гофмана)

55

Парные членистые конечности у беспозвоночных животных появляются

впервые у:

1

насекомых;

2

головоногих моллюсков (кальмаров, осьминогов);

3

пауков;

4

ракообразных.

Правильный ответ…

– Лиза, внученька…

– …ракообразных, бабушка! Нервный импульс, бабушка – это что:

электрический сигнал, распространяющийся по клеточным мембранам, или

рефлекс, вырабатывающийся и угасающий в течение жизни?

– Это электрический сигнал, Лизанька, распространяющийся по клеточным

мембранам.

– Правильно, бабушка!– начиная плакать – Почему-у?

– Потому, – тоже со слезами на глазах, потому что жалко внучку, -потому что,

когда я в прошлый раз сказала – рефлекс… в течение жизни, – ты сказала:

«Неправильно!»

– Ах, бабушка!

– Поешь, (не поёшь, а по ешь), внучка. Пюре из картошки, треска жареная и

Gartenlattich, сегодня.

– Ах, бабушка! – совсем разрыдавшись, – разве что только Gartenlattich. …

ущ-ющ, ащ-ящ, ать-ять, енн-ённ, енный-анный:

выметенный, обиженный, разрисованный, прибережённый, борющийся,

стелющийся, дышащий, молящий, брезжущий, зиждущий!

– Лизанька…

– Ах, бабушка! мучающий, меряющий, обессиливший, стреляный воробей!1

Бабушка!

– Да, Лизанька, да… проще говоря… туз пиковый – не первый брак…

 

– Да, бабушка, куда уж проще! …деепричастные обороты не обособляются,

бабушка, если они представляют собой фразеологизм: …кричать не переводя

духа; мчаться высуня язык; лежать уставясь в потолок; сидеть затаив дыхание;

работать засучив рукава; метаться не помня себя; провести ночь не смыкая глаз;

слушать развесив уши.

– Ах, внученька!

Засучив рукава… есть же такие слова, которые так точно передают

напряжённую атмосферу сцены!

И Лизанька, не переводя дух, высунув язык – словом, засучив рукава:

книжки и тетрадки, строчки и слова… нет-нет! да! отвлекая от букв… да что

там нет-нет – постоянно, отвлекая от букв, всплывает в памяти, мелькает (ах

бедное, издерганное сиреневыми эволюциями дитя…как оно посмотрело сейчас

1Примеры правописания причастий из «Культура письменной речи», www.gramma.ru

56

на меня. В глазах стояло «…не надо…») – да, хорошо, не буду, скажу лишь, что

зачастую, остановившись на каком-нибудь слове или научном вопросе,

например: у какого из сорняковых растений… стебель прямостоячий,

ветвистый, бороздчатый, или ребристый, голый, или слегка паутинистый,

плотный? у какого – листья короткочерешковые, ланцетные, или продолговато-

ланцетные, более, или менее глубоковыемчатые и по краям колюче-

реснитчатые? у какого – цветки лилово-пурпурные, на паутинистых ножках, а

плод сжатый с боков длинным опадающим хохолком из перистых волосков?» -

Лиза, теряя дух, что значит, затаив дыхание, сидела не помня себя или лежала

уставясь в потолок и все апелляции и версии бабушки слушала развесив уши.

«Конечно же, – говорила она потом, сцепив алмазные зубки, – это

„Cirsiumarvense“, семейство „Asteraceae“ – астровые, „Осот розовый“ -

пустотел, маточник, лапух, лапушник, репейник, „Бодяг полевой“,

„Cirsiumheterophillum“ – и на глазах снова появлялись, такие же алмазные, как

зубки, алмазные, но горько-алмазные слёзки.

„Бодяг разнолистный“ – чертополох дурацкий; засоряет посевы многолетних

трав, мизантроп, отличается аскетизмом и мстительностью, существо злобное,

посягающее на добродетель. Пища ослов! Он, „Centum capita“!1, – распалялась и

еле сдерживала себя, чтоб не разрыдаться вслух Ли, – возбуждает, как сказал

про него Пифагор, непреодолимую любовь противоположного пола. В то же

время… – внезапно Лиза останавливала рыдания и, собрав волю в кулачёк, хотя

ещё со слёзками, но теперь уже смиряясь и уже несколько даже одобряя,

шмыгала носом, – в то же время, – повторяла она, уже любя и противопоставляя

свою любовь всему миру, – в то же время он заживляет раны, а когда им

питаются беременные девушки, у них рождаются мальчики; он ещё символ

стойкости и долговечности; помогает от колик в животе, лечит испуг

(переполох) и падучую (чёрную) болезнь и отгоняет чёрта и всякую нечисть!

Он Рыцарь… без страха и упрёка… самого Старинного, Самого Достойного

Ордена Чертополоха!

Ах, Лиза, что же тебе приснится, после таких опаляющих реснички

откровений?

А сирень и не думала отцветать и метеолы тоже, хотя ситуация в корне

изменилась.

Бабушка предлагала свои варианты. Ясно уже было, что карты не

выдержали испытания, хотя, может, что-то и шло согласно их предсказаниям.

Решили обратиться к более эффективнымсредствам воздействия на живую

жизнь и неизбежную, если уж никуда от неё не деться, любовь (не так к более

эффективным как к более простым и понятным; без всяких двусмысленностей,

типа: если карта ляжет ногами вниз или, если карта ляжет ногами вверх).

От ромашек отказались сразу, потому что всегда выпадало, любит. Да и не

могло быть иначе, да и дело теперь было в другом. С Эрастом теперь было всё

1Стоглав – одно из названий чертополоха.

57

понятно – он, теперь, записался в очередь к заглядывающим через штакетник

и,теперь, в своё, отведённое ему время, появлялся около палисадника и

однажды, даже, предложил обновить краску на скамейке. На что бабушка

(внучка не выходила и упорно сидела за билетами: 2Н2О =О2 + 4Н+ +4 е-,

описывает процесс фотолиза воды; 6СО2 + 6Н2О = С6Н12О6 + 6О2, описывает

процесс фотосинтеза; С6Н12О6 + 2АДФ + 2H3PO4 =2С3Н6О3 + 2АТФ + 2H2О,

описывает процесс брожения, или гликолиза), на что бабушка вежливо

ответила: «Ещё не время». И ответ прозвучал так, будто бабушка вошла в

тайное и молчаливое соглашение (ах, бабушка!) с молодым кассиром (мол,

когда придёт время, дам знать), и у того, теперь, на лице, когда он отбывал свою

очередь у штакетника с окатывающим афродизиаками сиреневым кустом, был

написан всегда один и тот же мучительный вопрос: «Ещё не время?»

Бабушка явно была на его стороне… как это тонко: «Ещё… не время…».

А время, как мы не раз уже читали у разных авторов, да и сами не раз

убеждались в жизни, штука вредная и своевольная.

Восковые свечи (парафиновые – для этого были непригодны) бабушка,

вместе с иконкой Святой Великомученицы Параскевы, специально купила в

маленькой, голубо-луковичной церковке, той же, Святой же, Великомученицы

Параскевы (что в переводе на русский – значит, Пятницы), целительницы

душевных недугов, а также и телесных: таких как лихорадка и зубная боль;

помощницы от наваждений дьявола, охранницы семейного благополучия и

счастья, защитницы полей и домашних животных, которой молятся о

сохранении скота, в особенности же от Коровьей Смерти; святительницы

всякого рода плодов, а также покровительницы браков: «Матушка, Пятница-

Параскева! покрой меня поскорева» (поскорее). Воск от восковой свечи, значит,

пролитый в каёмчатое, как глаз у краснопёрки блюдечко, будил и разыгрывал

воображение, которое подстёгивала, будто жокей лошадок в цирке, своими

шептаниями бабушка, и зелёная лампа ещё, вместе с мерцающими аргусовыми

глазками, вышитого на картине павлина, поддавала мороку и чувства

расплывчасти в пространстве. Выходило, правда, часто, так, что фантазии у

бабушки и у внучки возникали разные. Если бабушка, например, видела на дне

блюдечка, под водичкой, сгустившийся из воска слесарный молоток, который

требовал избегать заведомо неправильных поступков, то внучка разгадывала в

изображении рой с пчёлами, что говорило о надежде на успех; если у бабушки

появлялся дракон кусающий себя за хвост, тоЛизе он казался (извините)

Александром Македонским на коне, если… Словом, сама Параскева, тут же

прислонённая к подставке для книг, украшенная разными ленточками,

цветочками и монисточками, когда бабушка отшатывалась от блюдца, будто там

разрывался снаряд, а внучка лишь смущённо отводила глаза от того что там

являлось – сама Параскева-Пятница, заглянув на дно, находила там всякие

интересные запятые и точки, звёзды и медуз, сквозь прозрачные тельца которых

были видны перевариваемые в желудке, которым и было всё тельце, останки

маленьких жаброногих или, может, это были головоногие. Это говорило, надо

полагать, о всепоглощающей любви, и Параскева улыбалась, и совсем не

58

походила на ту, которую иконописцы изображают на иконах суровой

подвижницей с колючим венцом на голове и свитком нерушимых законов в

руке; Параскева улыбалась… ей всегда нравились люди, наделённые такой

свободной, лёгкой, летучей и улётной фантазией.

А кто скажет про себя, вот, мол, де, мол, у меня улётная фантазия? В

приличном обществе никто не решится (всё равно как, если тебя спросят:

веришь ли ты в Бога? – а ты ответишь: Я верю в Одина или, скажем, в Мардука).

Засмеют. Это поэты, писатели, художники – фантазёры. Они придумывают

образы и объясняются символами. Простому же человеку, достаточно простого

же, указателя (когда на вокзале) или смайлика (когда в Интернете): глазки-

точечки, губки вверх – смеяться; глазки-точечки, губки вниз – возмущаться;

одна бровка прямо, вторая вверх – «хамишь парниша, хо-хо-хо, мрак, жуть,

страх, мексиканский тушкан!1».

… ни дать ни взять; ни свет ни заря (продолжение грамматических

упражнений); ни стать ни сесть; ни жив ни мёртв; ни рыба ни мясо; ни то ни сё;

ни днём ни ночью.

Ни днём ни ночью – правильнее не скажешь.

Днём: метафазы митоза, после профаз, приходящие в анафазы, со спиралям

дезоксирибонуклеиновой кислоты (выговорил? это покруче, чем всякие там

кислотные экзерсисы); полупредикативные обороты, которые на самом деле

работники паркового хозяйства, почему-то устраивающие заговор против неё, и

лексические показатели с условными значениями, как то: « При большом

желании, напрягши силы, человек самых средних способностей может…»2

Такие Studien (штудии) днём образовывали (образовывали, да не

образовывали) некий заслон, некий фильтр сирене-фиалковым мыслям.

Вечером: бабушкины вольты и заговоры…

На ножик, на вилку, на ложку,

На серебряную серёжку.

На чих, на ячмень, на бурак,

А кто не верит – дурак.

…гадания по лестнице, по лодочке, по кофейной гуще («лягушка» – признак

счастья, удачи и большой любви); на различные предметы с петухом, которого

бабушка (петуха) одалживала у соседки, держащей кур и продающей на рынке

настоящие (не диетические), оплодотворённые (для чего и держали петуха)

яйца. Петух вытворял самые непредсказуемые штучки, за которыми было

весело (весело, да, как все понимают – не всем), весело наблюдать, и которые

отвлекали (ах! отвлекали, да не отвлекали). Его (петуха) бабушка бросала в

1Из речи известной ильфопетровской персоны.

2Вера Панова, (цит. по Академия Наук СССР, Институт русского языка, «Русская грамматика»).

59

комнату, где на полу были разложены всякие предметы, например: ножницы,

монеты, зеркальце, блюдечко с водой, насыпана крупа и хлебные крошки

(отдельно), и, в зависимости от того, на что первое обращал внимание петух,

можно было угадать какое будущее ждёт тебя: толи богатство, толи жених

портной, если, например, петух подойдёт к ножницам; толи будущий муж будет

заядлым курильщиком; толи останешься вдовой, если уголь станет клевать, а

если к зеркальцу – жених будет вертопрах и модник. Бабушка и внучка по

очереди наблюдали за петухом в замочную скважину, и петух, вот уже

несколько раз (почему и повторяли гадание с ним снова и снова, и пригласили

хозяйку, чтоб сама убедилась) не обращал ни на какие предметы внимания, но

бойцовским взглядом косил на павлина в рамке на стене. Он хохлился,

встряхивался, явно желая дать понять вышитой на стенке юноновой птице, что,

хоть он тут и не у себя в курятнике, но так просто его не возьмёшь. Куровод (по

аналогии с Мусагет) подпрыгивал – сначала вверх, а потом, в несколько

прыжков, с двух ног одновременно, к стенке, на которой висела птица, и

кукарекал. Потом прыгун прислушивался (где-то в огородах отвечали),

прислушивался ещё внимательней и дискретно поводил головой, и дискретно

закрывал и открывал мутно-молочавое веко, ещё раз прислушиваясь к павлину,

но тот молчал. Сначала, такое царское пренебрежение (не соизволит слова

сказать), конечно, раздражало петуха и он от злобы рыл куриными лапами (не

скажешь же петушиными… сам петух, а лапы все-таки куриные), рыл пол, но

потом (возможно, он решал для себя, что раз не кукарекает, значит, сдался)

победитель хлопал крыльями и заходился такими руладами, что приходилось

только, ничего путного от него не дождавшись, выставлять горлопана за дверь.

И лишь однажды, у него, посреди «ку-ка-ре-ку» запершило в горле, и гордый,

отпил немного из блюдечка. Это означало, что муж будет пьяница (в щелочку

как раз смотрела Лиза, и она никому про это не сказала).

А ночью? Перед сном внучка декламировала себе шёпотом:

О, Агнесса, помоги!

Жениха мне покажи!

Не в наряде дорогом –

В платье будничном простом,

Чтобы я не обозналась,

На других не променялась.

Стишок-то, вообще-то, читают в январе, вечером, накануне дня Святой

Агнессы, но бабушка сказала «Неважно». Ах, бабушка!

Хотя можно было бы читать:

Параскева, помоги!

Жениха мне покажи!.. -

Неужели Параскева не показала бы?

 

60

Ночью ничего не могло устоять перед разлагающим вторжением сиреневого

куста… ах! Оле-ой, Оле-ай, Оле-эй!..

Я снова вижу перед собой ясные, хоть и подёрнутые любовным

недомоганием, просящие глаза внучки… внучка просит глазами (не подумай,

читатель, что Лиза сидит передо мной и просит. Я вижу её в моём воображении,

в магическом, как сказал поэт, кристалле, я вижу её просящие пощадить глаза),

внучка просит подождать, дать прийти в себя, хотя сама понимает, что без

описания «ночью» мне не обойтись, не сложить достоверный её самой портрет

и не сложить правдивое описание происходящих в её душе, да и во всей

сиреневой драме событий. Ну что ж, Лиза! Лиза, Лизавета. Я подожду. У меня

есть еще, пока, что сказать вам, милые читатели… о чём ещё необходимо

сообщить вам, чтоб сиреневая драма не показалась кому-нибудь результатом

больного воображения, а обрела железную логику происходящего и

неотвратимого.

С ц е н а в т о р а я

Подслушанные разговорчики сильфов и эльфов. Оставленное под листом

капусты будущее. Расставания минутной стрелки с минутам. Чёрные окна и

вечерние туманы.

Сирень в этом году распустилась рано и такая, что сильфы и эльфы,

напоённые её запахом, одурели и от любви расходились до того и осмелели, что

устраивали посиделки прямо на носу у господина Кабальеро, который на

веранде, разложившись за сплетённым из лозы столом, на плетённом из лозы

стуле составлял каталоги лекарственных растений и разглядывал, при этом, в

лупу, всякие экземпляры из гербариев, собранных им самим, и делал выписки

из описаний во всяких научных иностранных и отечественных ботанических

журналах. Господин Кабальеро, будучи настоящим естествоиспытателем, в

отличие от бабушки Светы, знал, что расходились никакие ни комары и не

отгонял нежнокрылых зелёной веточкой, но терпел – порой и неприятные

пощекотывания – чтоб подсмотреть их потаённую от людей жизнь и занести её

в журнал наблюдений. (Настоящие естествоиспытатели – все, по натуре,

терпеливы).

– Ах, – заламывала ручки восхитительная нежно-зеленоватая Пикси, – он

страшный терминатор! Вы когда-нибудь слышали, как он читает из Катулла:

Жизнь моя! ты любовь беззаботную мне

обещаешь…1

– Драматично! – отвечала бледно-сиреневая сильфидка Фрида.

1Из Катулла в переводе Максима Амелина.

61

– Может, я торможу, – пожимала плечиками, складывая, при этом, снежно-

белые крылышки, фейри Шерли, – но я слышала как на одной корпоративной

вечеринке он нашептывал эльфу:

– Я украл у тебя, играя, медовый Ювентий,

поцелуйчик один, слаще амвросии он… -

тоже из Катулла, кстати.

– Супер!.. этого я не слыхала, – ручкой отмахнула под ручку зудящего

комарика Фрида.

– Всё может быть… он – умопомрачительный терминатор, – и Пикси

опустила опечаленные и со слёзкой, как от соринки в глазу, глазки.

Пролетающая мимо в своих потаённых мыслях бабочка-капустница

произвела крыльями в воздухе, ненамеренно, небольшой ураган, которого,

однако, хватило, чтоб сдуть разболтавшихся подружек с носа господина

Естествоиспытателя.

… корень тонкий, ветвистый мочковатый… листья супротивные… цветки

обоеполые, жёлтые, в плоских корзиночках… кумарины, аскорбиновая

кислота… «золотушная трава»… – возвратился в журнал господин Репейное

семя, жалея о сдутых подружках.

Но, тут же подсели другие:

– Мой любимка, ты самая красивая ах-ха-ха, из моих…

– Неадекват… у тебя сексуальные фантазы!

– Красава, зачем ты?

– Ты, зверюга, без совести и упрёка, абдерит! Ты своими аццкими штучками

действуешь на мой нежный моск!..

И снова бабочка полетела… назад…

…дубильные вещества, горечи, слизи, лактоны…

Господин Кабальеро страдал. Еще с того времени, когда он увидел перед

своими, с резными сатирами дверями, нашу Лизхен.

Всё совпало… как и много раз до этого. И сирень цвела, и пора пришла, и

она… вдруг… откуда ни возьмись… ах! дайте глотнуть этой живительной

влаги, смочить пересохшие, треснувшие и закровавившиеся от налетевшего

вдруг суховея губы… ромашка белокрылая, лаванда душистая, губоцветная…

В тот раз… господин Репейное Семя не зашёл, выйдя из дома, в аптеку на

площади Пяти Углов – а прошёл мимо аптеки и пошёл… куда? куда ноги сами

понесли его. Все пять углов на площади Пяти Углов удивились; особенно тот,

где была аптека… а когда ещё господина Пелерину увидели без зонтика… тут,

видавшие виды почтенные углы даже не знали что подумать.

А господин Кабальеро шёл… проходил мимо и никого не замечал…

минуточку… он что, влюбился?

Собиратель лекарственных трав, отставной доцент кафедры ботаники, шёл,

бежал, как если бы какой-нибудь Борей, по договорённости с Амуром, Сиренью

и Временем, гнал его в спину. Куда? зачем?..

62

«Какое кому дело? Что вам всем до моей любви? Моих страданий? Моей

неосуществимой мечты?»

В окнах, куда ни глянь – всё по двое, по двое, по двое… как на сельском

лубке – глаза будто серебряные блюдца – счастливые… румянец, как у

Милитрисы Кирибеевны, во всю щеку… притихли, замерли, можно сказать -

любовь окатила их горячим, и не моргают даже; на лавочке – милуются,

целуются; ладные, ненаглядные, друг от дружки не оторваться; и тоже -

румянец от напряжения момента; из палисадников – охи, охи; осипшие,

помрачительные, сногсшибательные, фикусы всякие и фокусы, и шуршания; на

крышах пузатенькие – по два, в одно сплочённые, алые сердечки, словно

птички, повыскакивали из форточек, уселись вместо флюгера и

расплёскиваются колоратурами: на все стороны света сладкой сладостью о

нежной нежности. А на часах городской администрации минутная стрелка

никак не расстанется с уходящей минуткой… дёргается, дёргается… ах!.. сил не

хватает оторваться… дёргается, дёргается… ах! и в новые объятия… а там

выстроилось их, в очереди…новых объятий…

… объятия, признания, целования, любования, обжигания, рядом, вокруг,

мимо, мимо… всё по двое и только он – один… в наваждении… мимо, мимо…

хоть закрой глаза и заткни уши.

В этот раз сиреневый коллапс застал на мысли о бренности живого, о

старении чувств…непробиваемым стал панцирь, да никто и не собирался его

пробивать (не собирался, да вот, оказывается), память ещё пробует извернуться

(не извергнуться, куда там уже? а извернуться) каким-нибудь лакомством, но

всё менее аппетитными кажутся розы… душистая рута… пьянящая, жёлто-

прозрачная акварель, платьице клёш… тонкой кисточкой по краям… распустила

кружева, вот, сейчас, готова присесть в старинном… поклоне-реверансе…

томит… прозевал… теперь уже что?.. прозевал… дрожащую на ресницах

любовь… пропустил, променял… такая любовь… она же есть… такая – в

зацелованных опухших губах… раз есть – кому-то досталась… поздний

одинокий шмель… садится на жёлтые ромашки, а те возмущённо

раскачиваются… нет в них уже ничего; во всяком случае, нет того сладкого,

тягучего летнего нектара… осталась только настоянная горькая липкость…

Эй, эй, эй! господин Репейник! Легко решили отделаться…

Воспоминаниями да сожалениями! У нас весна! Весна сейчас! Самая пора!

Сирень!..

И тут он схватился за сердце и вышел в дверь… поднял глаза и увидел

содрогающийся вокруг от любви мир, и увидел её…

Так, колосьев лишась, возгорается лёгкое жниво…1

…ах! какая Дафна?..

Ошеломлён красотою Юпитеров сын…2

1Из Овидия.

2Там же.

63

… какая Герса-роса?..

Новым огнём запылал;

На Левкотою глядишь;1

какая Левкотоя, Дриопа, Аретуза?.. Ты звонче нимфы, стремительней

горного ручья, прозрачней ключа, алей зари, белей белого дня, ярче звезды… да

что там говорить… в очередной раз подстерегли Лепушка… то бишь, уже

Чертополоха, Сирень и Время, но в этот раз всё по-другому. Он не смел… не

смел, хоть неистовствовало неистовство внутри, хоть рвалось наружу ласками;

не смел… потому что ласкать хотелось то, что никогда уже не согласится, чтоб

ты его ласкал, никогда не ответит на твои ласки и никогда не задрожит

желанием твоих ласк. НИКОГДА обрушилось на него, застало вдруг и вдавило

в прошлое – тяжёлое и уже пустое, как безысходный вздох-выдох. А будущее,

НИКОГДА, превратило в одиночную тюремную камеру, без окон, без дверей и

без надежд из неё выскользнуть… разве только в другую жизнь…неужели есть

ещё и другая?..

Вот она, капустница, летит… куда?.. зачем?.. под капустным листом

оставила она своё будущее… а теперь?.. куда?.. и лишь костёр, который

специально для этого случая распалил демон жалости, избавит от напрасного

трепыхания или река встретится и накроет мягким спасительным удушьем…

удушливое убьёт безличное местоимение «ни-ког-да»… сквозь безличие

которого проступает лицо… и господин Время, потому что он величина вечная,

и удивляется совсем не тому, чему удивляются величины преходящие -

господин Время, если ему даже жалко, всё равно пройдёт мимо и дальше.

А сирень цветёт, и снова бродит он оврагами, там, где сливаются дыхания и

стоны; пробирается балками, где белый мох, таволга и остролистые

папоротники; взбирается на курганы, где медуница задыхается в объятиях

назойливого вьюнка; прыгает через канавы, где молочай, спирея, полынь и

шиповник сплетаются в неистовых любовных припадках…

Туда, только туда он не оборачивается, туда не смотрит, туда, где она –

юная, шепчет… и к ней пришло время, пришла пора, открыла ей глаза и

увидела она перед собой безумно-пузырчатый сад наслаждений, мир услад,

мир блаженств, мир изумлений и узорчатых разводов… шепчет, готовая

нырнуть в него, вся, по шейку, с головкой… шепчет: «…это… я… хотела…

не…», – будто извиняется перед ним за то, что, вдруг, захлестнула его такой

удавкой, перехватила его дыхание…«Моё почтение!»… – Нет! он не смотрит

туда и не идёт туда, боится услышать «ни-ког-да», узнать, что «ни-ког-да»…а

она – блестит глазками, большими и красивыми, и нет ей дела до мстительных

откровений юродивого живописца…

И только когда вечерние туманы размывают очертания, когда Селена,

выглядывая своего возлюбленного, превращает мир в сплошную мечту, только

1Ещё раз из Овидия.

64

тогда он пробирается к зелёному штакетнику и стоит за ним (сейчас его

очередь); смотрит в чёрные окна и уносится в снах внучки туда, где ещё не

исчерпали себя надежды, а умопомрачительные прикосновения обещают

мимолётное счастье, ради которого и живёшь жизнь.

Вот он, с зонтом… звёзды играются в игры… пробирается, думает его никто

не видит… от звёзд не спрячешься – они видят и хоть не расскажут никому, но

меж собой будут обсуждать и хихикать, и хоть сами из несчастий и