Невеста наемника

У выхода нас ожидала пожилая пара – высокий худой старик с прямой спиной и почти такая же худая старуха. Скорее всего, они были не только слугами, но и супругами. Уже сколько раз наблюдал, что муж и жена, прожив вместе долгие годы, становились похожими друг на друга. Оба были наряжены в чистые, но изрядно залатанные тряпки. Назвать их лохмотья одеждой язык не поворачивался.

– Здравствуйте, господин Валдо, – снял шляпу старик. Посмотрев на меня, слегка склонил голову. – И вы, здравствуйте.

– Здравствуйте Томас, – слегка смущенно поприветствовал Валдо. – И вы, Курдула, тоже здравствуйте.

Я ограничился кивком головы.

– Это господин Артакс, – представил меня помощник ростовщика, не уточняя – что я тут делаю. Но это и так понятно.

– Это новый хозяин? – поинтересовалась старуха. Прищурившись, прикрывая глаза, словно бы слезящиеся от ветра, спросила: – Вы нас прямо сегодня прогоните?

– Подожди, Курдула, не суетись, – одернул ее старик. – Может, новый хозяин позволит побыть хотя бы до завтра.

Интересно, но эти ребята мне почему-то понравились. Не лили слезы, не падали на колени, не умоляли. Этого, если честно, я очень боялся.

– А у вас есть куда идти? – спросил я у Томаса, но тот лишь пожал плечами. Вместо него ответила супруга:

– Мир не без добрых людей. Авось, кто-нибудь приютит. А нет – так сдохнем в дороге, кто-нить да похоронит.

– Печенку умеешь готовить? – поинтересовался я.

– Печенку? – слегка опешила женщина.

– Неужели не умеешь? – усмехнулся я. Нарочито грустно вздохнул: – Ну вот, а я обрадовался. Значит, рано обрадовался…

– Да как же не умею! – возмутилась кухарка. – Да я ее и в сметане, и масле могу приготовить. С черносливом и с грецкими орехами… Да я ее в десяти видах состряпаю. А может и больше, если паштеты и рулеты считать.

– Ладно-ладно, – остановил я разбушевавшуюся Курдулу. – Потом проверю, когда хозяином стану. – Повернувшись к Томасу, спросил: – Ты же здесь за садовника и за конюха? Пойдем, посмотрим конюшню.

Мы с Томасом, в сопровождении Валдо и Курдулы пошли смотреть второе по значимости помещение усадьбы. А может и первое. Сам-то я смогу прожить где угодно – была бы крыша над головой, а вот гнедому нужно создать условия. Не любит он сквозняков и крысиных нор.

Конюшня располагалась за флигелем, где были и другие строение. Кузница. Сыроварня. Пара каких-то круглых сараев. Может, хранилище для зерна, а может для чего-то.

Конюшня мне не понравилась. Крыша зияла рваными ранами, камни из стен повыпадали, денники отсутствовали.

– Худо дело, – грустно констатировал я, рассмотрев весь этот хаос.

– Так ведь, господин Артакс, денег у меня нет, – грустно отозвался старик. – Чтобы сохранить дом, снимал черепицу с конюшни. Можно бы ее, конечно, землей закидать, или соломой, но опять-таки – где брать деньги? Да и для чего? Коней сюда давно не ставят, а денники мы в прошлую зиму сожгли, денег на дрова не было.

– Значит, так, – подвел я итоги. – В первую очередь нужно заняться конюшней. Стены отремонтировать, побелить, крышу заменить. Сколько будет стоить – наем работников, материалы?

Старик принялся задумчиво чесать затылок, прикидывая, что к чему.

– Арендаторы сейчас на полях, но заработать не откажутся. И сами придут, детей-жен пришлют. Найду! А сколько будет стоить…

– Так, господин Артакс, можно все проще сделать, – вступил в разговор Валдо. – Наймете рабочих в городе, купите побелку, черепицу, все прочее, да и пришлете сюда. Вам же еще и дом ремонтировать.

Проще-то оно проще, но кто знает, сколько и чего нужно покупать? Отродясь не занимался ремонтами. Получается, мне понадобится специальный человек, чтобы руководить и тратить мои деньги? Может, ну ее, эту усадьбу? Но отступать поздно. Дом мне понравился, да и конюшня выглядела не безнадежно.

– С домом потом разберемся, – твердо сказал я. – Вот, милейший, это тебе на ремонт, – протянул я Томасу пару монет. – Хватит на первое время? Потом еще подкину.

При виде двух талеров, оцепенели не только слуги, но и Валдо. «Ух ты, голова дырявая! – ругнулся я про себя. – Тут же цены другие! Нельзя же так сразу». А вслух сказал:

– Кроме конюшни, приведите себя в божеский вид. Стоите передо мной, как два пугала. Смотреть противно на ваши обноски. Еды себе прикупите, ну что там еще?

– Все сделаю, господин Артакс, – дрожащими губами пролепетал Томас. – Завтра же и начнем.

– Хорошо, – кивнул я. Повернувшись к юному помощнику ростовщика, сказал: – Ну, пойдем купчую подписывать. Только я вначале в гостиницу заскочу, деньги возьму.

Возвращение обратно проходило в молчании. Кажется, Валдо осуждал меня за транжирство. Пусть. Меня его чувства трогали меньше всего, да и носом мальчишка не вышел. Я размышлял о том, что мечтал, прикупив домишко, получить спокойный размеренный сон, счастливую жизнь, а получаю массу проблем на свою голову! Допустим, усадьба приведена в божеский вид. А что потом? Нужно же закупать мебель, постели… Что-то еще появится, какие-то хлопоты. Пока поживу в гостинце, буду наезжать, присматривать за работами. Потом что? Я стану жить в собственном доме, наслаждаться жизнью. Томас будет следить за садом, а Курдула стряпать. Но нужен кто-то еще, чтобы мыть полы, вытирать пыль, ходить за покупками, стирать, штопать… Стало быть, понадобится слуга. Или служанка. Или то и другое. Слуг у меня давно не было. Пока служил, конечно же, был денщик. Сколько их у меня сменилось? Не то десять, не то все пятнадцать. Но их обычно брали из увечных солдат, которые для боя уже не годились, а до конца контракта им оставалось всего ничего. Да и какая работа у денщика? Разбить шатер, постелить постель, позаботиться о чистом белье, принести своему начальнику – то есть мне, еду из полкового котла. Вот и все. Коня своего я никому не доверял, оружие тоже. Теперь же придется обзаводиться слугами. И что, мне самому приглядывать за их работой, выдавать жалованье, следить, чтобы не проворовались? Да, а крестьяне? Кто будет собирать арендную плату? Крестьяне не любят расставаться с деньгами, будут канючить, вертеть хвостом. Разводить дипломатические беседы не обучен, да и лениво мне, а если я разобью пару-другую голов, особой любви от пейзан не добьюсь. Значит, понадобится управляющий.

Настроение было безнадежно испорчено. Мой сопровождающий, почувствовав волну злости, исходящую от меня, держался на расстоянии и уже не пытался знакомить с достопримечательностями.

Войдя во двор гостиницы, я отправился в конюшню, где был встречен уважительным молчанием пожилого конюха и его юного помощника.

– И что тут у вас? – поинтересовался я, хотя уже знал ответ – кто-то покусился на мешки и был наказан.

– Господин рыцарь, – почтительно сдернул конюх шапку, – ваш жеребец конокрада поймал.

– Зарку-цыгана, – хихикнул щербатый помощник. – Этого Зарку…

– Куда поперек старших? – возмутился конюх, пытаясь отвесить затрещину подростку, но тот увернулся и торопливо выкрикнул: – Ратуша за Зарку награду назначил в пять талеров!

– А что, такой опасный конокрад? – удивился я. Даже по меркам Швабсонии награда за какого-то конокрада была неплохая, а с учетом здешних реалий – непомерно высокая.

– Он, собака такая, в десяти деревнях лошадей увел, – сплюнул конюх. – И у нас в Урштадте двух коней своровал. С постоялых дворов сводил, а рассчитываться-то кто будет? Понятное дело, хозяин! А хозяин с кого спросит? С нашего брата, конюха! Вот, селяне и скинулись, деньги в ратушу принесли, а тут и наши добавили чуток.

– Зарко-цыган у нашего бургомистра лошадь свел! – не удержался-таки конюшонок, за что схлопотал еще одну оплеуху.

– Фиска, закрой пасть! – рыкнул конюх. Потирая ладошку, завистливо протянул: – Вы теперь богач, господин рыцарь.

– Посмотрим, – кивнул я, открывая дверь в конюшню.

Конюшня была рассчитана на дюжину лошадей, но было занято лишь четыре денника. Две лошаденки, вероятно, хозяйские, да Гневко с Кургузым (ишь ты, приклеилось!).

Первым делом я посмотрел на гнедого, но тот стриганул ушами, показывая, что у него все в порядке и все, что сдано под надзор, на своем месте. Так оно и было. Мешков не убавилось, а вот живности в деннике прибавилось – в углу скрючился человек в синих штанах и ярко-красном жилете на голове тело. Конокрад тихонько поскуливал и баюкал правую руку.

– Как это ты его? – поинтересовался я у гнедого.

– Го-го-го! – отозвался Гневко. Топнув копытом, тряхнул гривой: – Го-го!

Все понятно. Господин конокрад применил старую уловку – ухватил жеребца за ноздри и попытался вывести его из денника. Обычно такое срабатывает. От боли лошадь покорно идет за своим мучителем и не может подать голос. Вот только с гнедым такой трюк не прошел – жеребец воюет с тех самых пор, как перестал быть жеребенком и подпускает к себе немногих – меня и тех, кому доверяет. А мы с гнедым не привыкли доверять никому. Я-то еще могу дать промах, а вот жеребец – никогда. И правильно делает. Иначе, скакал бы сейчас Зарка-цыган на моем жеребце, а не валялся на грязном полу.

– Говори, – кивнул я конюху.

Тот, снова сдергивая шапку, доложил:

– Мы шум услыхали, ржание, а потом крики. Бежим, а этот паскуда уже на пузе лежит, а жеребец ваш его копытами обхаживает. Хотели отбить, да страшно стало. За Зарко-цыгана награда хоть за живого, хоть за мертвого – все едино, а нам еще пожить охота. У вас не конь, господин рыцарь, а целый дракон!

– Драконище! – уважительно подтвердил мальчишка и опасливо посмотрел на старшего – не огреет ли снова? Но тому было не до воспитания младших.

– Вы, господин рыцарь, сами его в Ратушу сдадите или помощь нужна? – робко поинтересовался конюх. – Ежели надо, так мы поспособствуем. Да и поделиться бы можно… Ну, хоть по пфеннигу. А лучше – мне четыре монеты, а Фиске один. И хозяину надо бы пфеннига три отвалить. Все-таки, его конюшня.

– Как интересно! Жеребец конокрада поймал, пока вы ворон считали, а делиться-то с какой стати? – усмехнулся я. Махнул рукой: – Тащите сами. Про гнедого можно ничего не рассказывать, он не обидится. Скажете, что сами поймали.

– А как же награда? – захлопал глазами конюх. – Ведь это же целых пять талеров! Это… Приданое для мой девки, да и на свадьбу останется.

Я отмахнулся:

– Некогда мне с конокрадами возиться. Забирайте и утаскивайте куда хотите.

– Ну, господин рыцарь, век за вас буду бога молить! Я ж теперь свою младшую замуж смогу выдать! – завопил конюх. – Щас мы его… Фиска, болван, веревку неси. Только, господин рыцарь, вы уж гнедого попридержите, сделайте милость. Черепушка у меня одна, а без нее и приданное дочери не в радость будет.

Всегда приятно, если кто-то может порадоваться. Я кивнул гнедому – подвинься. Тот недовольно помотал мордой, но спорить не стал. Конюх, боязливо глянул на Гневко и, осторожно, бочком-бочком стал протискиваться в денник. Зарко-цыган, тем временем, приоткрыл один глаз и умоляюще посмотрел на меня, а я, улыбнувшись воришке краешком губ, отвернулся в сторону, делая вид, что не знаю, что сейчас произойдет.

Конокрад напрягся, как арбалетная тетива и, резко сорвался с места, сбивая с ног конюха.

До мужика не сразу дошло, что приданое улетело на волю, но когда сообразил, принялся кататься по земле и яростно выть, проклиная судьбу и поминая несчастную дочь, которой суждено теперь умереть в старых девах.

Мне стало жаль бедолагу. Может и впрямь – перестарок. Наклонившись, спросил:

– Девке-то сколько лет?

– Восемь годков, – всхлипывая отозвался конюх.

– Восемь?! Так какая свадьба? – оторопел я, а потом разозлился. Ухватив конюха за шиворот, резко оторвал от земли. Приподняв до уровня глаз, встряхнул: – Ты что, сволочь, ребенка собрался мужику отдать? Ей же еще в куклы играть!

– Так п-пока в к-куклы и играет, – прохрипел конюх. – А д-деньги-то щас надобно копить…

Я разжал руку. Смотрел, как откашливается смертельно перепуганный конюх и… тут мне стало ужасно стыдно! И что это на меня нашло? Почему же сразу о плохом?

– Говоришь, деньги на приданое нужны… Хм…

Я зашел в денник, развязал один из мешков и вытащил пригоршню серебра. Считать не стал, а просто высыпал монеты к ногам конюха. Один талер кинул мальчишке.

– Хватит? Откуда деньги взяли – никому ни слова. Уяснили?

Старый конюх что-то прохрипел, а молодой, похоже, лишился дара речи. А с другой-то стороны – какая разница, пусть болтают. Талеры и золотые я сегодня же отвезу Мантизу и, пусть теперь у ростовщика об этом голова болит.

Глава вторая. Приложение к недвижимости

Не люблю неожиданностей. Особенно с утра. Но с утра они чаще всего и происходят, хотя, случаются нехорошие странности и в другое время суток! Вот и сейчас, сквозь сон я услышал шаги, замершие у двери. Судя по звукам – одиночка, не очень тяжелый. Но это еще ни о чем не говорит. Хорошему убийце доспехи мешают. А может, кто-то попроще решил меня «облагодетельствовать»? Скажем – обыкновенный грабитель. Кто-то вчера мог обратить внимание на мешки, что я перевозил в банкирский дом Мантиза и догадаться, что в них не железный лом и нанести визит одинокому солдату – а вдруг да осталось еще что-нибудь интересное? Или, конюх с конюшонком проболтались? Ежели в этих краях за пять талеров можно спроворить приданое дочери, прирежут за пфенниг. Сколько в здешнем талере пфеннигов? Кажется, восемьдесят. Значит, если прирезать восемьдесят человек, получишь талер!

Пока думал, руки уже выхватывали меч из ножен, а тело занимало место около косяка, приготовившись к встрече с нежданным гостем. А этот «кто-то» уже пытается войти, но дверь, запертая на щеколду, открываться не захотела. Тогда я решил помочь визитеру – потихонечку отодвинул запор, резко рванул створку на себя и… едва успел удержать влетевшую в комнату пожилую женщину с корзинкой в руках.

– Доброе утро Курдула, – поприветствовал я кухарку. Взяв у нее корзинку, усадил на стул.

Отдышавшись, стряпуха едва выговорила:

– Ну, господин Артакс, я чуть не обмочилась со страху. Чего ж вы с мечом-то сразу?

– Не ждал я гостей, – хмыкнул я, убирая оружие. Наливая воды, заметил: – Ты, голубушка, хотя бы постучала вначале.

Отпаиваясь, кухарка только трясла головой. Придя в себя, сказала с упреком:

– У нас никакие двери не запирали. Я в господские комнаты входила без стука.

– И в спальню хозяйскую? – усмехнулся я.

Но Курдулу было не так-то легко смутить.

– Добрые люди по ночам спать должны, а не по комнатам шастать, – отбрила стряпуха. Подумав, хмыкнула: – Но коли новый хозяин стучать прикажет – будем стучать.

– И на том спасибо, – буркнул я. Потом спохватился: – А ты чего пришла ни свет, ни заря?

– Так вы, господин Артакс, мне вроде проверку решили учинить, – презрительно усмехнулась кухарка. – Спросили – мол, умею ли я печенку готовить. Пробуйте – паштет печеночный, тут у меня – лепешки из гусиной печенки, с луком и специями, тут – простая печенка, с бобами, а здесь – в луковой подливке…

Курдула принялась выгружать из корзинки миски и плошки, расставляя их на гостиничном столике.

– Пробуйте-пробуйте, господин Артакс, – приговаривала стряпуха. – Я вам и ложку принесла и хлебушка свежего, горячий еще…

От ароматов голова шла кругом. Я бы готов наброситься на все это великолепие, но вспомнил, что не мешало бы привести себя в порядок.

– Все у тебя замечательно, но ты подожди, мне бы умыться, да и все прочее.

– Да не стесняйтесь вы, господин Артакс, – усмехнулась кухарка. – Я уже старуха старая. Что я, мужиков в кальсонах не видела? Хошь нагишом ходите, ничего интересного не увижу. Уж, насмотрелась я на вашего брата, пока молодой-то была. Могу горшок ночной подержать, если нужно. Мне не трудно, а вам удобнее будет…

– Помоги-ка умыться, – пресек я словоизвержение кухарки, стаскивая ночную рубаху. – Бери кувшин и лей на руки.

– А чего это вы господин Артакс мыться решили? – удивилась женщина. – Вроде, чистый вы. Вода-то в городе дорогая, чё тратиться-то? Кувшин целый пфенниг стоит! Подождите до усадьбы, там колодец есть.

– Ты лей, да не блей! – рыкнул я на рачительную кухарку. – Ты деньги в своем кошельке считай, а я со своими сам разберусь. И на спину плесни…

Курдула притихла, взяла кувшин и принялась поливать. Ничего не сказала, но по молчанию было понятно, что она думает новом хозяине. И, вроде бы, не нарочно, залила мне воды ниже поясницы…

Пока умывался, слегка посетовал на самого себя. На первый взгляд, кухарка мне показалась женщиной рассудительной и не склонной к поучительству. Обычно, первое впечатление о человеке оказывалось правильным, а вот, поди же ты.

Покончив с утренним туалетом, сел завтракать. М-да, готовила Курдула божественно. Пожалуй, поварское искусство компенсирует ее длинный язык.

– Замечательно! Отлично, – нахваливал я, уплетая за обе щеки.

– Ну что, прошла я испытание? – хмыкнула кухарка.

– Могу диплом выписать! – пообещал я. Окинув глазами миски-плошки, подумал, не съесть ли еще, но заприметил, что женщина украдкой глотает слюнки.

– Ты сама-то поела? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, кивнул ей на ее же яства. – Помогай.

– Не приличествует простой служанке с господином есть, – строго заявила Курдула.

– Ты еще ко мне на работу не нанялась и жалованье не получала, – парировал я. – Считай, что в гости зашла. Давай-давай. Съешь, сколько сможешь, а остальное мужу отнесешь.

Кухарка, помявшись немного, принялась-таки за еду. Но ела бережно, аккуратно. Нетрудно догадаться, что вдоволь поесть давно не удавалось. А может, не то, что вдоволь, а и просто поесть?

– Как же ты все успела? – поинтересовался я, чтобы поддержать разговор.

– А что тут успевать? – отмахнулась кухарка. – Денег вы дали, сбегала да купила. Встала пораньше, очаг зажгла, вот и все. Старик мой, еще вчера людей подрядил, камень с белилами купил. Верно, сейчас черепицу торгует. К вечеру конюшня будет готова. А с домом за неделю управимся. Я тут с трактирщиком парой слов перекинулась, говорит, очень вы коней своих любите, особенно гнедого. Томас мой сам в коняках души не чает. Когда госпожа Йорген коней продала, заболел весь. Думала, помрет совсем.

– Вот, какие вы молодцы, – порадовался я. – Может, еще денег добавить?

– И того что дали хватит. Мы уж и так замучились. Вы, господин Артакс, когда деньги давали, не подумали, как их менять-то? Мы со стариком моим вчера полдня пробегали, да все попусту. Пришлось сюда идти, в город. И то, за так просто менять никто не хотел, пришлось с мясником на целый месяц о мясе сговориться.

– Так и ладно, – пожал я плечами. – Чем плохо?

– А ежели, вам его мясо не понравится?

– Мясника? – хмыкнул я. – Не понравится, мы его есть не станем.

– Тьфу ты, что и сказала-то – мясника мясо, – расхохоталась кухарка. Отсмеявшись, вытерла слезы: – Я про другое толкую…

– Да понял я, не переживай. Найдем, куда мясо девать. Собаку заведем, что ли, ей и скормим, – попытался я успокоить Курдулу.

– Да вы что, господин Артакс? – сразу же взъерошилась кухарка. – Доброе мясо собакам выкидывать? Ежели решите собак завести, так они за милую душу кашу овсяную с костями стрескают. Вы, господин Артакс, деньги считать необучены, а на богача непохожи – вон, брюхо к спине прилипло, жира ни капли. И посмотреть не на что – шрамы сплошные. Не то рыцарь, из безземельных, не то и простой солдат.

– А тебе-то не все равно? Или, – жестко усмехнулся я, – у благородных господ и слуги благородные? Не хочешь служить у отставного солдата – неволить не стану.

– Да что вы такое говорите? – всплеснула руками кухарка. – Мне-то какая разница, кем вы были? Хоть солдат бывший, хоть разбойник. Не все ли равно, кому стряпать?

– Тогда к чему ты такие разговоры ведешь?

Курдула слегка замялась и принялась убирать со стола грязную посуду. Те миски, где оставалась еда, укладывала особо аккуратно.

– Подожди, голубушка, – остановил я кухарку. – Кивнув ей на стул, сказал: – Потерпит твой Томас лишние пять минут. Если начала разговор – досказывай.

– Так я чего, я ничего, – заюлила Курдула и мне пришлось посмотреть на нее так, как я смотрел на бестолковых подчиненных.

– Я про что беспокоюсь-то, господин Артакс, – пряча глаза, продолжила кухарка. – Вы деньги-то кидаете без счета. Истратите все, на что жить-то будете?

– И опять останетесь вы с мужем без хозяев и без жалованья, – договорил я.

– И то верно, – воспрянула кухарка. – Вы все сразу хотите – и конюшню отремонтировать, и дом господский. А на какие шиши? Мужики деревенские, что земли арендуют, плату арендную вам только в будущем году принесут. Видывали я бывших солдат, когда они с деньгами с похода приходят. Сундуки с добром приносили, серебро! Так же вот, покупали себе шелка да бархат, дома каменные, а потом – пшик! Промотают-прогуляют все до крейцера ломаного, а потом снова в поход. А возвернуться оптом – без рук и без ног, хорони их. Вам-то хорошо – уйдете себе, а нам опять куковать.

– А как ты думаешь, как усадьба ко мне попала, если у меня денег нет?

– Да кто вас знает, – пожала плечами кухарка. – Люди говорят, что вы господина Мантиза от чего-то спасли, вот и решил он вас отблагодарить. Мантиз, хоть и жадный до денег, но честный.

– Так ведь и среди банкиров бывают честные люди, – философски пожал я плечами.

– Среди людей, что ростовщиками стали, честных не видела, все кровопийцы, – отрезала Курдула, – Инсекты – они честные. Свои обещания, в отличие от людей, всегда исполняют.

– Подожди-ка, – присел я от удивления. – Ты хочешь сказать, что Мантиз не человек?

– А как он может быть человеком, если инсект? – в свою очередь удивилась кухарка.

До меня стало немного доходить. Непропорциональные конечности, огромная голова… Глаза! Какой же я болван! Он же мне сразу сказал – Мантиз из рода Инсекта. А я решил, что это фамилия. А ведь изучал же когда-то древние языки! Insécta по латыни и означает насекомое! Кого же ростовщик мне напоминал? Кузнечика? Нет, богомола! А ведь мантиз, в переводе и означает богомол. Дела. Богомолы занимаются ростовщичеством, а что же тогда могут делать кузнечики или саранча?

– Господин Артакс, вам плохо? – забеспокоилась Курдула.

– Да нет, все хорошо, – выдохнул я, мысленно просчитав до пяти. – Скажи-ка мне лучше… – задумался я, не зная, как правильно спросить. – Много в здешних краях таких, как Мантиз?

– Таких как господин Мантиз немного, – охотно поведала кухарка. – В городе всего один такой. Их и во всей Силингии не больше сотни. В Урштадт и в округе нашей только люди живут. А все, кто не люди, те дальше. Эльфы – те никогда носа не кажут и пришлых не жалуют. Иногда гномы с гор спускаются, сыр на хлеб сменять. Зимой мужики гоблина видели. Он, паразит, медведя из берлоги прогнал, да спать туда завалился. Нет, чтобы самому нору выкопать, так лень ему. Медведь шатуном стал, к деревне пришел, так его убить пришлось. Гоблина искали-искали, но не нашли.

Поначалу решил, что Курдула рассказывает мне сказку. Но она повествовала о гномах и гоблине просто и искренне, как говорят о соседях, что я понял – кто-то из нас сошел с ума.

«Сумасшедшие не признаются в том, что они сумасшедшие, – подумал я. – Все они считают себя здоровыми! Коль скоро я сомневаюсь – нормальный я или нет, значит, пока не сумасшедший».

Осознав, что сумасшедший здесь не я, выдохнул чуть свободнее. Принять бред за истину! Ну и ну… И про ростовщика невесть что подумал! Ну, похож человек на насекомое, подумаешь. Вон, был у меня сотник – башка, как у коня, зубы длинные. Даже и прозвище родовое имел – Лошак. Говорит, все деды-прадеды были такие же. Видимо, похожи были предки господина Мантиза на насекомых, отсюда и прозвище. Курдула, надеюсь, не буйная? Если разбушуется – неважно, что женщина, одному остановить трудно. В случае чего, придется бить по голове чем-нибудь тяжелым. Но лучше до этого не доходить! Надо бы ее как-то выпроводить, но деликатно, чтобы не обиделась.

– А почему гномы сыр на хлеб меняют? – осторожненько начал я. – Я думал, они под землей живут, золото и серебро добывают. При чем тут сыр?

– Так золото и серебро уже давным-давно выбрали! – расхохоталась кухарка. – В стародавние времена еще выбрали, которые сами гномы не помнят, а они по три человеческих жизни проживают. А даже если осталось где, так серебро ни сваришь, ни в кашу не положишь. Да и золотом сыт не будешь. А кушать хочется. В горах только ячмень растет, да и тот, дохлый совсем. Так что приходят к нам гномы, форель несут, сыр. Козы у них мелкие, под стать хозяевам. Из ихнего молока сыр не в пример вкуснее нашего получается. Так вот, меняют гномы на свой сыр да рыбу муку пшеничную, репу да фасоль. А наши, когда обмен сделают, рыбу съедают, а сыр в город несут. В Урштадте сыр гномий ценят, дорого платят! Если хочешь, господин Артакс, прикуплю – попробуешь. Стоит дороговато – по пять пфеннигов за фунт. Только талеров не давай!

– Вот, у меня как раз пфенниги есть! – обрадовался я. – Сейчас отсыплю, а ты потом купишь.

Вчера, по совету господина Мантиза, разменял у него меди на пять талеров. Кошель получился увесистый. Развязав горловину, покосился на Курдулу:

– Сколько монеток дать? – Махнув рукой, высыпал горсть. – Бери, на хозяйство тебе. Иди прямо сейчас и сыр купи.

Курдула, цепко ухватив медяки, укоризненно покачала головой.

– Вот я и говорю, господин Артакс – расточительны вы, сверх меры. Ну, разве можно столько денег служанке давать, да еще и без счету?! Как я их до дома-то донесу? Эх, беда с вами, господин Артакс…

Кухарка принялась упрятывать монеты – что-то засунула за пазуху, что-то припрятала в переднике и, даже приподняла юбку. Эх, будь она помоложе, лет на двадцать, мне было бы интересно. «А ведь из нее вышла бы неплохая экономка! – подумал я, но тут же отсек эти мысли: – Ну, какая экономка из сумасшедшей старухи?»

– Подожди, – остановил я стряпуху, уже взявшуюся за дверь. – Я же велел вам с мужем одежду купить. А вы, как я понимаю, все на камень да на рабочих извели. Говори, сколько вам еще нужно?

– Одежда, господин Артакс, она подождать может, – отмахнулась стряпуха. – С чужого плеча не хочется, а на портного время нужно – мерку снимать, шить. К тому ж, нам девочку вначале надо одеть…

– Девочку? – удивился я.

– Ой, да какую девочку? – фальшиво удивилась кухарка. – Это я так, оговорилась. Это я себя, дура такая, все девочкой называю. Пойду я, господин Артакс. Дел у меня много.

Курдула поспешно удалилась. Кажется, сболтнула что-то лишнее. Что это за девочка такая? Если у Томаса с Курдулой есть дочь, то и лет ей должно быть столько же, сколько мне – далеко за сорок. Ну, может чуть-чуть помоложе. Но для родителей она все равно останется девочкой, будь ей хоть сорок, хоть шестьдесят.

Курдула ушла, а мне решительно нечем было себя занять. К изумлению хозяина отказался от завтрака. Навестил коняшек. Прошелся по городу с одного конца до другого, вернулся обратно. До обеда еще было далеко, да и есть после утреннего изобилия не хотелось. Посему, оседлал Гневко и решил прокатиться в сторону своего имения. Надо же мне было посмотреть, как там дела.

Не особо торопя гнедого, одолел путь не в пример быстрее, нежели пешком. И не устал! Но вот добраться без приключений не удалось. Когда выехал за городскую черту, миновал Чертову стену и въехал в перелесок, после которого начиналась дорога в усадьбу, увидел троих оборванцев, отбиравших корзинку у старухи. Мне не пришлось особо вглядываться, чтобы узнать Курдулу. Кухарка отчаянно сопротивлялась, но где ей против троих мужчин с дубинами…

– Гневко! – слегка прижал я колени к бокам коня, и он вмиг перешел с рыси на галоп.

Первого грабителя гнедой смахнул с пути, словно муху, второму я без затей разрубил голову. Третий, оказавшийся проворнее остальных, пустился бежать, но далеко не ушел – меч можно метнуть не хуже копья, а с клинком между лопаток далеко не убежишь.

Соскользнув с седла, подбежал к старухе. Голова окровавлена, одна рука повисла, словно плеть. Но жива. И, что удивительно, в сознании и уже пытается встать на ноги.

– Лежи-лежи, – удержал я кухарку. – Давай-ка руку. Ну-ка, пальчиками пошевели…

Рука не сломана – это хорошо. Ушиб пройдет, а в ее возрасте переломы срастаются с трудом.

– А теперь глазки открой… Молодец!

Зрачки обычные, не расширены. Значит, дубинка попала вскользь. А если и есть сотрясение мозга, то небольшое.

– Гневко! – подозвал я коня.

Гнедой был занят. Обнаружив, что первый из разбойников подает признаки жизни, привстал на дыбы и припечатал его копытами. Убедившись, что дело сделано, подошел ко мне, повернувшись тем боком, на котором висела баклага с водой.

Я всегда вожу с собой воду. Пить из первого попавшегося ручейка, а уж тем паче из реки, может только самоубийца. Добрая четверть новобранцев погибает не от стрелы или меча, а от кровавого поноса. Посему, опытные солдаты предпочитали утолять жажду либо легким вином, либо пивом. Мне, не переносящему на дух ничего спиртосодержащего, приходилось искать чистый родник, или – а это чаще всего бывало, кипятить воду. Помнится, в начале военной карьеры это вызывало насмешки, потом – недоумение, а потом и уважение. Медная баклага, луженая оловом, мне обошлась по стоимости среднего меча, но она того стоила. Вот и теперь – где бы я искал воду, если бы не баклага?

Напоив старуху и дав ей умыться, пошел за мечом. Вытащил, почистил лезвие и, конечно же, не удержался, чтобы не посмотреть – а нет ли у незадачливых грабителей чего-нибудь стоящего? Возможно, кто-то меня и осудит, но все, что взято в бою – боевые трофеи. Но если вы попытаетесь обобрать мертвеца, убитого не вами – это уже мародерство.

Ничего дельного не нашел. Ножи из сырого железа, кривые дубинки. В общем-то, какие-то деньги можно выручить и за это, но тут я вспомнил, что собирать пфенниги мне не нужно.

Возвращаясь услышал, как воспрявшая духом Кардула выговаривает жеребцу:

– Ну, разве так можно? Ну, подъехали бы, разогнали. А вы… Наскочили и зарубили. А ты тоже хорош! Хрястнул копытом – и вся недолга! Весь в хозяина.

Гневко слышал, время от времени презрительно фыркая – мол, говори-говори, но что бы с тобой было, если бы не мы?

– Не помешаю? – осведомился я.

– Жестокий вы, господин Артакс, – поджала губы кухарка.

Я не стал спорить и что-то доказывать. Зачем? Спросил:

– До дома дойдешь? Ну, коли сможешь, берись за стремя, да и пошли потихоньку. На коня я тебя сажать не буду, не усидишь.

Не стал говорить, что гнедой не понесет на себе чужака, пусть это и раненая старуха.

– Ох, а корзинка-то моя где? – всполошилась стряпуха. Увидев, что от корзинки, по которой кто-то прошелся – не то грабители, не то конь, остались одни лохмотья, а миски с остатками нашего завтрака превратились в черепки, горько вздохнула. Кажется, уже собралась порыдать, но посмотрев на меня, передумала.