Ну, как сговорились, один за другим,
уходят друзья, напоив меня горем,
и вот я один на один с дорогим,
которому имя прописано «горы».
Которое в памяти светлым пятном
и все не тускнеет от разной холеры.
Я помню, как с Герой на склоне крутом
держали веревку во тьме от Валеры.
Я помню, как Гера ступени рубил,
и полог палатки осколки пробили,
и каждый из нас и терпел, и любил,
и каждого девушки наши любили.
Я помню, как Леша рассказывал мне
про след на снегу от сурового йети,
и Коля смеялся над ним в тишине,
и не было крепче той дружбы на свете.
В квартире моей ледоруб на виду,
и можно бы вслед за друзьями умчаться.
Вот только порядок в душе наведу
для доброго Бога – за яркое счастье.
Памяти В. Слюсарчука
Сколько ярких побед совершили мы!
Ты теперь с высотою навек.
И душа пролетит над вершинами
и направится к Богу наверх.
Всё живем и поем, и не знаем мы,
что там бездны галактик сулят,
но под небом, под ласковым знаменем
наши горы стоят и стоят.
И идем, и звеним ледорубами,
даже в старости юные мы,
и ряды наши, как не порублены
и веревкой одной скреплены.
Улетаем в края нелюдимые,
столько счастья узнав на веку.
Остаются друзья и любимые,
и вершины сияют вверху.
Памяти С. Тимофеева
Только подумаю – дружеский слышится голос,
ты в нашем городе, можно приехать к тебе,
или сегодня тебе одиноко и голо?
Где обитаешь в загадочной нашей судьбе?
Всё страховался, ни разу в горах не сорвался,
как же так в городе с легкого гребня упал?
Падал по выступам, всё зацепиться старался,
не зацепился… Но ты никуда не пропал.
Снова идем, как с тобой, за тебя продолжая
трудный маршрут с легендарным названием «Жизнь»,
не отпускаем тебя мы и не провожаем,
ты за веревку, Сережа, за нашу держись.
Вместе поднимемся к самой высокой вершине,
чтобы помыслить, чего мы добились в борьбе,
что не успели и все-таки что совершили,
и в день рожденья на плов соберемся к тебе.
Сладкою водкой стаканы до верха наполним,
будет водка для нас – с твоего Эвереста вода,
и опьянеем и самое главное вспомним:
Как же душа твоя? С нами она навсегда!
Гляди, гляди! Ведь это ж гибель!
Мы замерли от ужаса смотреть.
По склону – связка – вниз – на перегибе –
бергшрунд разорванный, как смерть.
Но их швырнуло! На трамплине!
Через разинутую пасть.
Потом ни в буре, ни в лавине
им было не дано пропасть.
Но нет сейчас ни Сани, ни Витали…
Куда ушли? Эх, знать бы нам, куда.
И если бы они перелетали
через бергшрунды жизни, как тогда…
Саня – Александр Иванов
Виталя – Виталий Хижняк
Памяти Ю. Шестакова
Юра! Это ж мечта твоя – пик Комсомола!
Он застыл перед нами безмолвной стеной,
и не надо сейчас ни единого слова,
коли гибель твоя у меня за спиной.
Разве нас высота хоть когда-то страшила?
Разве наша веревка валилась из рук?
Как ждала, как звала золотая вершина!
Что же ты задержался, задиристый друг?
Как скулит ледоруб, задевая о камень!
И лавины салют – словно пушечный гул!
Как вершина дрожит под моими руками!
И качнулась скала на последнем шагу!
Вот стою наверху. Высоту ощущаю.
Понимаю, с тобой мы расстались навек.
Я в записке пишу, что «тебе посвящаю…».
И на строчки ложится нетающий снег.
Памяти Л. Спиридонова
Последним лучом пробежав по судьбе,
за гребень бессильное солнце скатилось,
но долго высокое небо светилось
и горный поток грохотал о тебе.
А ночью туман по ущелью бродил
и мысли в кошмарное облако сбились,
и утро пришло, и снега серебрились
на том перевале, что ты проходил.
Памяти Ю. Кассина*
Он шел один среди высоких пиков,
на главный пик один упрямо шел
среди снегов, среди алмазных бликов,
и было так легко и хорошо.
Но выше все труднее и труднее,
он кислород тянул из пустоты.
Вершина грезилась, и чудился над нею
незримый купол вечной красоты.
Продукты кончились, затем бензин истаял,
а он все шел, не зная, почему.
И облаков невиданная стая
закрыла на вершину путь ему.
Он их прошел, увидел сверху дали,
был сам себе великий господин…
Его записку позже увидали…
Он был один.
Он был такой один.
* Турист Юрий Кассин в 1959 г. в одиночку взошел на пик Сталина. Погиб на спуске.
Записку нашли в 1961 г.
И встречаемся мы,
обнимаемся мы
и смеемся.
Рюкзаки нынче сброшены
и не на снег –
на траву.
И вершина пред нами,
мы с ней расстаемся
и не расстаемся.
и, сверкает, как прежде,
и все облака –
на плаву.
Фотографии старые
юности нашей
достанем.
Разложив на столе,
словно память свою
развернем.
Вспоминать
и любить,
и загадывать
заново станем,
и вернем
дорогие мгновения
и не вернем.
Среди ярких вершин
Словно памяти сплав, эта горная друза.
Как слепились кристаллы, наполнившись чистым огнем!
И вершинами, словно кристаллами – дружба.
Где же друг? Только друза сияет о нем.
Я падал в трещину. Спасла тогда веревка.
Друзья успели, вытащили в жизнь.
Где ты теперь, надежная страховка?
Осталось слово крепкое «Держись».
Я вылез под карниз.
Стена крутая ниже.
И глыба – тонны льда –
вот-вот сорвется вниз.
«А как же там семья?
Не падай, подожди же!»
И он услышал.
Чуткий был карниз.
Вершина в озере, рассветном, раннем.
Над зеркалом застыла тишина.
О, жизнь моя! Как в зеркале бескрайнем,
ты в памяти теперь отражена.
В леднике на веревках подвесили тело,
чтоб оно сохраниться могло,
не истлеть…
Прилетел вертолет,
но душа улетела.
Торопилась на родину улететь.
Их через год с вершины сняли,
наполовину вмерзших в лед.
А души в Космосе витали
и вдруг замедлили полет.
Ты помнишь, как мы вместе замерзали
и думали: не выйдем никогда?
Полвека прочь. Сидим в уютном зале.
И стол накрыт. А мне б опять туда.
Мы на нашей вершине
с тобой ничего не забыли
и спокойно расстались
среди голубой тишины,
и записку оставили,
крючья надежно забили,
чтобы легче спускаться.
Но как рюкзаки тяжелы!
Была гармония души и тела.
Ее проверил грозный хан Алтай.
Душа опять туда лететь хотела,