Ангелы не летают

«Школьная улица»
Дом 3, Квартира 6.
15:25

– Маша, ты сегодня вечером как всегда на радиостанцию?

– Да, Катя. Именно туда. А ты снова к своему Васильеву? Он же уголовник.

Сестры встретились на кухне после школы.

– И кто из радиолюбителей тебя очаровывает? Фин или кучерявый? Маша знала, что фином иногда называли Айно за его имя, которое и было финским. Как прозвище оно не пристало, но иногда проскальзывало в разговоре. Ну а кучерявым соответственно был Смирнов, за немного вьющиеся волосы.

– Тебе какая разница? Может оба сразу. Не тебе сестренка мне морали читать. Хорошо мама не знает про твоего бандита.

– Он не уголовник. И не говори громко. Мама в соседней комнате. На работу то не попасть. Выезда нет.

– Извини. Забыла.

Маша прикрыла рот рукой и хихикнула.

– Если тебя обижать эти подростки будут, ты мне обязательно скажи, – полушутя сказала Катя.

– Не сомневайся. Ты первая узнаешь. Ой, а Варя ела уже сегодня?

Они переглянулись. Обычно на столе стояла посуда, которую не могла помыть их младшая сестра Варя, прикованная к инвалидному креслу с детства. Они жили в одной комнате все трое, и всегда помогали сестре. Старались создать для нее все условия, чтобы она не считала себя ущемленной. Девчонки старались и Варя была вроде бы даже счастлива, но как бы то ни было все понимали, что ограничения у нее есть и будут. Сломается ли когда ее характер и из творческого ребенка она превратится в обиженного на всех взрослого не известно. Она хорошо рисовала. Сестры и мать, которой приходилось много работать, чтобы всех содержать только поддерживали ее в этом, всегда помогали, старались больше времени проводить вместе. Но сейчас, когда они повзрослели и стали больше времени проводить вне дома, а Катя могла вернуться и утром, зная, что мама работает в ночную смену, Варя стала более замкнутой. Она, конечно, всегда радовалась, при встречах и общалась, но начинала замечать, что не все, что происходит в жизни сестер, они в подробностях рассказывают. Случайно подслушанные разговоры о мальчиках, были тут же прерваны, как только они ее замечали. Она была еще совсем ребенком, который не общался со сверстниками и не знал многого, о чем они сейчас разговаривают и чем живут, но не была глупой. Варя понимала, чего сестры умалчивают о том, чего, скорее всего, у нее не будет. У нее не будет человека, о котором она сможет сказать: «Это мой парень». У нее не будет мужа, детей. И внуков тоже не будет. Она не переживала пока по этому поводу, в силу возраста, но уже понимала и думала об этом. Потому все свое внимание, чтобы не приводить мысли к будущим проблемам, она направила на творчество. А рисовала она действительно хорошо.

Так вот тарелки и чашки, которые обычно стояли на столе, не было. Конечно, их могла убрать и помыть мама, но у той появилась возможность немного отоспаться и она ей воспользовалась. Когда восстановят проезд в «Безмятежность» ей снова придется недосыпать.

Маша тихо постучала в дверь общей комнаты и открыла ее.

– Варя? Ты тут?

Она увидела сестру, которая уперлась креслом – каталкой к батарее отопления и смотрела в окно. Дом был последним в ряду, несмотря, что по нумерации был третьим. Дом под номером один снесен в девяносто пятом, но на его месте так и не выстроили новый. Бетонный фундамент оставался под окном и ждал своего часа. Сразу за ним начинался лесной массив. Это не был парк. Разнообразные деревья росли по своему усмотрению. Над ними на склоне горы возвышались здания отелей, а где-то в глубине зарослей по местной легенде находился вход в бомбоубежище. Об этой легенде знали многие и некоторые говорили, что забирались в него.

– Что там интересного? – Маша подошла к сестре. Та улыбнулась.

– Да так. Ничего. Сейчас.

Последнее слово было сказано с задержкой и немного тише, чем начало фразы. Маша оперлась на белый деревянный подоконник и постаралась заглянуть в глаза сестре.

– Сейчас?

Варя подняла на нее взгляд. Будто ребенок увидел что-то непристойное и не может об этом сказать родителям.

– Ты сказала сейчас?

– Ага.

Молчание.

– Тогда, что-то интересное было раньше?

Варя кивнула.

– Ты можешь мне рассказать? Или…

– Могу. Только ты, наверное, мне не поверишь. Но я, правда, видела.

Маша села на край кровати, что была ближе и сделала ожидающее выражение лица. Сестра не была такой уж простой, как могло показаться с первого взгляда.

– Давай, договоримся, – произнесла она заговорщески.

– О чем?

– Я расскажу тебе что увидела, а ты расскажешь мне о своем парне. Обещаю, что моя история того стоит.

Маша улыбнулась. У нее не было парня. Ей нравился Айно, но тот не проявлял к ней интереса. Вот Вадим проявлял, но самой Марии был не интересен. Она потрепала по волосам младшую сестренку.

– Договорились. Рассказывай.

– Ты первая, – Варя сейчас могла использовать свое положение, она видела, что Маша заинтересовалась.

– Хорошо. Ты, может быть, будешь разочарована, но у меня нет парня.

Маша развела руками. Варвара испытывающе смотрела на сестру. Вроде бы та не врала. Взгляд не отводила.

– Не пойдет так. Ты с Катей о мальчиках говоришь. Она называет имена, а ты ей не говоришь, как мне.

– Сетренка, у меня взаправду нет парня. Есть тот, кто мне нравится, но не более того. Я тебя не обманываю. Можно я не буду называть тебе его имя? Скажу, что он красивый, скромный и с юмором. Если он у меня появится, парень я имею в виду, то я тебе первой расскажу. Хорошо?

Варя весело улыбнулась.

– Хорошо. А ты уже целовалась?

Вопрос от сестры застал ее врасплох. Маша никак не ожидала его, но решила, что нет смысла врать своей девятилетней сестре.

– Нет. Не доводилось еще. И не красиво спрашивать о таких вещах.

– Ты не врешь? Покажи язык.

– Зачем?

– Покажи!

Маша быстро высунула язык и убрала его, почувствовал холодок на мокрых губах.

– Не врешь! – немного грустно произнесла Варя.

– Как ты определила?

– Катька сказала, что у тех, кто врет, на языке белые волосы вырастают сразу. У тебя нет.

Маша хихикнула.

– Я не знала. Спасибо за совет. Я тоже буду так проверять на враки. Теперь расскажешь свою историю?

Варя кивнула и начала.

– Я часто в окно смотрю, когда вас нет. И когда не рисую. И когда учитель не приходит. Вот так и смотрю, как сейчас. Помнишь, когда гроза сильная была? Ночью.

– Два дня назад, – согласилась Маша.

– Да. Мне страшно было. Ты спала, а Катьки не было. И мама спала. Или с работы не приехала еще. Я села в кресло и смотрела в окно. Было красиво и страшно. Я понимала, что молнии и гром нам не могут причинить вред, но он был настолько сильным, что я все равно боялась. Ты сама часто ворочалась на кровати. Я думала, что ты проснешься и меня увидишь, что не сплю. Но ты просто крутилась. Так вот когда молнии освещали лес, то я увидела нескольких человек. Троих, кажется. И они что-то закапывали в лесу. Листьев мало. Точнее нет совсем, поэтому просматривалось. И я видела, что они закапывали двух людей. Я не уверена была и боялась. Даже пыталась убедить себя, что мне это приснилось, только это не так. Не приснилось.

Маша смотрела на девятилетнюю сестру и вспоминала, не видела ли она объявлений о пропаже людей. В любом случае, Айно и Вадим скорее всего нашли бы эту информацию, если бы она появилась где-то. Ребята серьезно относятся к своей работе на радио и даже если информацию нельзя произносить в эфире, то все равно они ее собирают.

Нет! О пропавших людях она ничего не знала.

– Ну, я несколько раз во время молний их рассмотрела, а потом они исчезли. Наверное, ушли в промежутке ночи без молний.

– Ты думаешь, что там, в лесу закопали людей? Уверена?

– Это еще не все, – продолжила Валя, – на следующий день после того как ушел учитель математики я не стала сразу выполнять уроки. Честно устала. Он такой нудный. Мне он не нравится. Ну, да и что? Решила посмотреть в окно и немного отдохнуть. С нашего окна днем, когда нет листьев это место хорошо видно, посмотри.

Маша встала и посмотрела в окно. Варя рукой направила ее взгляд.

– Вон. Видишь большое поваленное дерево? Немного правее и выше.

Маша увидела. Раскопанная земля.

– Их откопали? – испуганно спросила она.

Сестра уверенно замотала головой.

– А что?

– Они вылезли. На следующий день. Я это видела. Один целый, а второй без ног. Они вырылись. И ушли в глубину. Один ушел, а второй уполз.

История была и правда достойной. Не верить сестре девочка не могла. Выдумщицей она не была.

– Ты кому говорила про это?

– Нет. Только тебе.

– Не говори пока. Я с ребятами поговорю.

– С теми один, из которых тебе нравится? – заулыбалась Варвара.

– Да. С ними, – и немного помолчав, – пойдем кушать. Ты же сегодня еще не успела?

ТЦ «Криста»
15:45

Ольга Степановна спускалась со второго этажа торгового центра «Криста», где был расположен ее офис. После того, как закончилось собрание, она сделала соответствующие выводы. Выводы, которые не могли добавить ей уважения к самой себе, но пришлось унять некоторые угрызения совести в угоду благополучия себя и приближенных. Ей не нужно было сейчас заботиться о матери и двадцатилетней дочери, что находилась на море в Крыму. Вопрос больше стоял о том, куда они смогут вернуться, и второй вопрос, чем она, Ольга Степановна, хозяйка отелей и торгового центра будет питаться. Она уже попросила остаться после закрытия заведующего складом продовольствия и логиста, а их в свою очередь за дополнительную оплату оставить двух грузчиков. Вариант оставить себе запас продуктов на случай долговременного ограничения связи с внешним миром, сейчас казался ей уже правильным и актуальным.

Спускалась она по вызову в торговый зал продовольственного отдела. Это было неординарным решением. В обычное время администратор, который так поступил и не смог самостоятельно решить какой-то вопрос, был бы без вариантов уволен, но не сейчас. Ситуация рисовала новые сложности, в которых ее участие было необходимо.

Огромный зал на первом этаже, недалеко от главного входа был переполнен. Если не все, то большинство жителей «Стародворского» находились тут. Целые семьи стояли на кассах и сновали между практически пустыми стеллажами. Они везли по две и три тележки, доверху наполненные продуктами. Некоторые складывали продукты в мешки, наскоро сделанные из верхней одежды. К хозяйке центра торопливо подошли двое. Начальник охраны и управляющий залом.

– Ольга Степановна, – первым заговорил мужчина в форме, – думаю нужно вызвать милицию. Люди агрессивны, могут начать прорываться через кассы без оплаты. Я уже всех ребят с этажей спустил сюда, но нас пятеро. Можем не справиться.

– Я поняла. Сейчас попрошу милицию выделить нам помощь. Надеюсь, не откажут. Наташа, у тебя что?

– Все разобрали. Просят… Требуют наполнить корзины и стеллажи. Что нам делать?

Ольга Степановна задумалась. Разговор при главе поселения сегодня был еще свеж в памяти и от ее решения в данный момент, могло в будущем зависеть и ее благополучие.

– Ничего не выносить. Пусть забирают, что осталось и валят. Закрывай продуктовый, как только последний покупатель его покинет.

Уверенный и суровый тон несколько озадачил Наталью и она замешкалась.

– Что-то непонятно? – раздраженно спросила владелица.

– Все понятно.

Наталья направилась в зал. В этот момент во втором ряду за стеллажами послышалась матная ругань и грохот от падения тяжелых предметов на кафельный пол. Вокруг сразу поднялись крики и шум. Глухой удар и невидимый тяжелый мешок, как могло показаться со стороны, упал на пол. Тишина. Затем женский визг, и крики.

– Убил.

– Вы что с ума посходили?

– Сволочи!

Начальник охраны, расталкивая покупателей, помчался к месту шума. За ним устремились еще два младших охранника, а следом и Ольга Степановна.

Картина, представшая во втором ряду, была следствием потасовки в борьбе за последние пакеты с крупой. На полу лежало тело мужчины лет шестидесяти. Над ним на коленях стояла женщина и пыталась привести его в чувство. Его правая нога хаотично дергалась, но ее ритм замедлялся. От его головы скрытой за склонившейся женщиной, растекалось красное пятно крови. При падении его затылочная часть черепа попала прямо на металлический угол стеллажа.

– Всем оставаться на месте, – скомандовал охранник, доставая из кармана баллончик с перцовым наполнителем, – я буду применять меры к тем, кто попытается скрыться, – Саня, – обратился он к молодому подчиненному, – скорую и милицию. Быстро вызывай.

Женщину, что пыталась помочь пострадавшему подняли на ноги. Тот уже не двигался. Ольга Степановна узнала в нем начальника милиции в гражданской одежде.

– Я буду у кассы, – произнесла она охраннику и направилась в том направлении.

Паника уже началась. Раньше, чем ожидалось. И это было не хорошо.

Школьная радиорубка.

17:30

– Что ты тут такое смотришь? – голос Маши был одновременно веселым, удивленным, и неожиданным. Это могло означать только одно – Айно забыл запереть дверь в радиоточку. Он резко повернулся на вращающемся стуле и практически столкнулся лицом с лицом с Савченко. Она тихо подкралась и видимо хотела его напугать, но заметив на экране монитора странные изображения поселка, сама себя выдала.

Она сделала шаг назад. Повисла неловкая пауза.

– Так что это?

Айно понял, что отпираться и выдумывать нелепицы нет никакого смысла, а так же, что наступил тот момент, когда пора переступить через природную нерешительность и проявить знаки внимания девушке, которая ему так нравилась.

– А ты прямо секреты секретные умеешь хранить?

Маша, улыбнувшись, кивнула. Айно подвинул к себе стоящий рядом стул и жестом пригласил ее присесть.

– Это Вадим у нас компьютерщик. Он настроил просмотр камер со всего «Стародворского». Только никто кроме нас не в курсах, ну и теперь видимо тебя. Никто больше не знает об этом. И мы бы не хотели, чтобы кто-то узнал.

Маша провела по губам сложенными пальцами, будто закрывает рот на молнию.

– Могила.

«Какая же она все-таки красивая», – непроизвольно пронеслась мысль Айно. Вблизи Маша была еще привлекательней, но тут, скорее всего уже играли подростковые флюиды, которые улавливал подросток. Ему захотелось дотронуться до ее волос или плеча, может даже обнять, но он снова не решался. Мария заметила его взгляд.

– Ты что?

Айно отвернулся, уставившись в экран. У торгового центра стояла машина скорой помощи и милицейский автомобиль. Несколько человек ожидали у входа.

– Что это отец Николай делает? – Маша указала на экран. Качество было просто ужасным. Иногда оно улучшалось, но не сейчас. Может быть, если бы в храме включили полное освещение, то разглядеть можно было подробности, но, не в этот раз. Перед алтарем горой выставлены коробки. В некоторые из них отец и его помощник укладывали предметы. Слева от иконостаса в полу виднелся большой открытый люк. Айно был в храме и никогда не обращал внимания на него. Может быть, его нельзя рассмотреть, не зная, что он там имеется? Отец Николай поднял одну из коробок и понес к погребу. Это выглядело как сокрытие преступления. Так ли это? Он не знал. Но впечатление создавалось именно такое.

Маша тоже внимательно рассматривала экран. Айно снова почувствовал желание ее обнять. Наплевав на страх быть отверженным, он прикоснулся к ее волосам над ухом. Девушка не отстранилась. Она не повернула головы, но ее глаза больше не смотрели на монитор. Она ждала. Айно запустил пальцы в волосы, и провел до плеча. Маша повернулась к нему.

«Сейчас попросит прекратить» – забилась мысль. Но этого не последовало.

Айно наклонился к ней и заметил, что она тоже подалась вперед. Они были неопытными подростками, но симпатия друг к другу влекла. Когда Айно почти прикоснулся к губам Маши, он почувствовал, как в бок уперся правый подлокотник кресла, но это не могло уже его остановить. Первый поцелуй был таким приятным, как он себе его и представлял. Мягкость губ и запах волос заставили немного сжаться все тело. Это длилось несколько секунд, до тех пор, пока за ними громко не хлопнула дверь, но показалось, что прошло гораздо больше времени.

– Вы времени, я смотрю, не теряете, – голос Вадима был раздраженным.

Маша посмотрела в глаза Айно. Губы были сильно сжаты.

– Мне уйти? – тихо спросила она сразу у двух мальчиков.

Айно смотрел на друга. Он знал, что Савченко нравилась Вадиму, но также знал, что она еще не давала ему повода для выводов. Ему она тоже нравилась, особенно теперь после поцелуя, поэтому нужно было принимать ситуацию и решаться.

– Не нужно, Маша.

– Мы работать будем? – Смирнов раскладывал принесенные бумаги на столе и не смотрел в их сторону.

– Вадим, нам стоит поговорить, – уверенно произнес Айно.

Территория кладбища.
18:12

Дневной сторож курил на крыльце домика охраны и рассматривал подсвеченные стены отеля «Кондор», что виднелись среди голых стволов деревьев и над ними. Он помнил время, когда нового здания еще не было, и вывеска «Кондор» не виднелась из любого места городка, а тем более с противоположной стороны реки. В те времена, даже не подростком, а совсем еще юнцом он посещал это здание. Если память не подводила, то произошло это на уроке истории, где эмоциональный учитель рассказывал, как «помещик, не щадя своих крепостных крестьян, сдирая с них по три шкуры, отстраивал себе этот дом». Слова учителя тогда возымели действие на детские легко восприимчивые головы. Он даже начал ненавидеть всех помещиков. Это все происходило давно, когда здание было в руках партии коммунистов. Но сейчас оно снова было приведено в порядок. Представало перед горожанами во всей своей красоте, только владел им снова один человек. Когда история снова развернулась другим боком, тот юнец, разменявший шестой десяток больше не воспринимал это как ненависть. Везение, предусмотрительность, немного наглости и риска. Предприимчивость. И стартовый капитал. Или связи, дающие возможности. Как бы оно ни попало в руки нынешнего владельца, он сумел заставить его засиять. Отели были украшением «Стародворского». Отреставрированный конструктивизм и рационализм, отраженный в старом здании и техномодернизм, которым были избалованы фасады нового отеля, передавали атмосферы эпох.

С того момента, когда учитель посадил зерно ненависти к буржуазии в целом, дневной смотритель кладбища больше не посещал здание отеля. Так уж сложилось, что сначала для этого не было необходимости, потом желания и времени, а теперь кто его туда вообще пустит. Да и не нужно оно было.

До момента сдачи дежурства оставалось почти два часа. Горыныч никогда не опаздывал, но и припомнить дни его раннего прихода, сторож тоже не смог. Оставался еще один обход, который он должен был совершить по графику. Строгое время не было определено. Каждые два часа. По желанию или при посторонних шумах вне графика. Книга, что он взял на дежурство, чтобы убить время, оказалась нисколько не интересной. Даже узнать «кто в итоге убийца» не было никакого желания. Решение пройтись сформировалось само собой.

Провожая взглядом портреты на могилах, смотритель кладбища уже не раз задавался вопросом: «Что будет, когда он покинет этот мир, или как он это называл, уйдет в вечность?» Он не раз представлял этот момент. Представлял себя, лежащим на смертном одре, но не так прямо, а образно. То есть представлял момент, когда сам будет понимать, что этот последние секунды его жизни. Что будет чувствовать? Обиду или спокойствие? Жалость к себе или ожидание встречи с новым миром? Снова размышляя над этим, ему почему-то вспомнился пес Горыныча. Тот был совсем плох и, когда у дальней ограды появилась перекопанная земля, не осталось сомнений, что в итоге собака все же отдала концы, и Горыныч, будучи очень привязанным к нему, закопал тут же. Понятно, что никакого согласия на это он не получал, да и никто бы го просто не дал, но осуждать старика за захоронение собаки в таком месте, практически рядом с людьми, он не стал. Ничего, оскверняющего покой умерших, смотритель тут не увидел. Могила была привалена листьями, но внимательный взгляд сразу определил место.

Так оно и было. Но вот утром, сменяя Горыныча, дневной смотритель увидел пса. Тот выглядел другим. Не старым уставшим, но реагирующим на свист слабым колыханием хвоста, а… Он не мог сразу подобрать слов. А сейчас, вспоминая тот момент, пришло правильное слово. Правильное описание внешнего вида животного. Мертвый. Пес выглядел мертвецом. Опущенная голова, плетью висящий хвост. И движения робота. Пес не бежал за уходящим утром Горынычем. Он плелся. И еще. Сквозь висячие лохмы грязной шерсти смотрителю получилось уловить взгляд. Белые, словно без зрачков глаза.

Он поежился, вспоминая это.

Неторопливо двигаясь и молча разговаривая с покойниками, смотритель дошел до дальнего края могил и пошел вдоль ограды. Забор на кладбище был старинным, кованным, переносить его и расширять территорию не планировали, а хоронить по большому счету уже не было места, поэтому оставшиеся места могли получить только родственники администрации и приближенных. Простые граждане уже давно хоронились за территорией «Стародворского» на новом кладбище. Там не было охраны и вообще ограды. Обычное деревенское кладбище.

Смотритель умел ходить тихо, почти бесшумно. Если не считать шороха одежды, то тишина была полной. Во время листопадов это было делать сложно, но сейчас опавшие листья уже были убраны с дорожек. Привыкший к тишине, нарушаемой только звуками за территорией, он был немного озадачен, когда негромкий и далекий стук нарушил его спокойствие. Первым делом смотритель попытался найти причину за территорией. Иногда влюбленные парочки парковали свои автомобили на лесной дорожке чуть выше кладбища в поисках уединения. Они не доставляли хлопот. Только некоторые неудобства. Приходилось делать лишний обход на случай хулиганства. В редких случаях те же подростки с известными целями забирались на территорию. На спор или чтобы показать свою храбрость. Даже за цветами забирались в исключительных случаях. Но все это было редким исключением.

Стук повторился. И теперь смотритель понял, что он недалеко. Он был глухим, слабым, но не далеким. Стараясь двигаться еще тише, чем обычно он пошел в сторону звука. Не похож стук был на удары об ограду. Он был отрывистым и постоянным одновременно. Несколько ударов, а потом краткое затишье. Стучали по дереву. Смотритель освещал вокруг фонариком, в поисках источника, и очередной стук поставил все на свои места.

Луч высветил свежую могилу. Два дня назад хоронили покойника. Это было нечастым событием, но смотритель запамятовал это. Стук исходил из нее. Он перекрестился.

– Есть кто? – громко спросил он.

На этот вопрос снова раздался глухой стук прямо из-под земли. Вопросов не оставалось. Покойника похоронили заживо. Два дня в гробу. Значит, хватило воздуха? Смотритель не был сильно верующим, но что-то говорило о божественном чуде. Или наоборот. О проделках дьявола. Дрожащей рукой он потянулся в карман. Телефонной трубки не было. Забыл на столе в сторожке. Не стараясь не шуметь, смотритель помчался сломя голову за телефоном.

Нужно было срочно звонить в милицию. Пусть приезжают, разрывают и спасают человека. Тогда нужна и скорая помощь. Сами вызовут. Главное дозвониться. Поток мыслей захлестнул дневного смотрителя. Сколько он сможет там еще пробыть? Если он был без сознания, то организм поглощал кислород спокойно. Может быть, даже он и проснулся от того, что поступил сигнал о его недостатке. Теперь человек в панике. Кислород уходит быстрее. Учитывая, что его там и так почти нет, милиция может не успеть. Значит, придется начать копать самому. Сколько сможет, а потом подоспеет помощь. Он, несмотря на очень изученный путь два раза почти упал от того, что торопился. Не хватает сейчас еще и себя покалечить!

Его бег остановил пес. По цвету оставшейся местами шерсти, это предположительно был пес Горыныча. Но только с ним произошли изменения. Ушей не было. Остатки покрова сваливались на глазах. Голова была скальпирована до кости. Вытянутая морда провалилась и на ее месте обрадовался черный мясистый то ли рот, то ли просто отверстие. Он шевелился. Глаз не было, да и не могло быть. На лице не оставалось для них места. Только черная масса. Она издавала звуки, похожие на чавкающую грязь. Голова хаотично раскачивалась. Лапы. Смотритель увидел, что они заканчивались острыми иглами. Они тоже не имели шерстяного покрова и на вид были костяными.

– Шарик? – его голос дрогнул. Смотритель забыл, куда несся сломя голову.

Пес тронулся в его сторону. Шустро и уверенно, несмотря на отсутствие зрения. Он ясно представлял цель. Пес не целился ни в шею, ни в сердце. Он просто оттолкнулся и его острые как иглы конечности легко проткнули живот и грудь смотрителя. Черная чавкающая масса присосалась к телу ниже ребер, и смотритель почувствовал, как множество маленьких лезвий начали резать его. Боль быстро превратилась во что-то большее, и он потерял сознание. Ушел в вечность. Навсегда. Все что он почувствовал это обиду от того, что ничего не увидел дальше. Он просто заснул под негромкие звуки лезвий, добравшихся до кости.