***
Ослепительное солнце летним днем стоит в зените,
На планете клен кудрявый шелестит.
Грациозная красотка, вы молчание храните,
Вязу нравится задумчивый ваш вид.
Симпатичная блондинка, вы танцуете на круче,
Полыхаете от радужных лучей.
Ветерок вас осторожно поднимает к белой туче,
Оттого ему завидует ручей.
Вы смеетесь безмятежно, недотрога дорогая,
Опускаетесь с лазурной высоты.
Я смотрю на вас влюблено, страстным взглядом обжигая,
Замирают за моей спиной кусты.
Подхожу я боязливо по цветущему шалфею
Заглянуть вам в изумрудные глаза.
На загадочном обрыве, улыбаясь мне, Орфею,
Вы качаетесь как тонкая лоза.
Задеваю незаметно вас я сильными руками,
Обнимаю на серебряном пруду.
Восхищаемся мы в поле золотыми облаками,
Топчем весело ногами лебеду.
Мы вдвоем идем спокойно по таинственной тропинке,
По ромашкам пролегает светлый путь.
Вы шагаете устало по малиновой ложбинке,
Юность яркую жалеете чуть-чуть.
ЛЮБА
Грациозно проплывала серебристая луна,
На рассвете просыпалась сердцу милая страна.
Грохотал неутомимо в сизой дымке барабан,
Я в Россию возвратился, разогнав густой туман.
Не напрасно я скитался в чужедальней стороне,
К молодой своей блондинке я вернулся на слоне.
Часто душными ночами дорогая снилась мне,
Симпатичную подругу гладил я не раз во сне.
Я подарок драгоценный из субтропиков привез,
Для нее сберег шкатулку из прозрачных, алых грез.
Мне она рукой махнула, от волнения дрожа,
Мне навстречу побежала, наступая на ежа.
У красавицы смеялись изумрудные глаза,
В сундуке моем хранились и рубин, и бирюза.
Хороша была красотка, целомудренно чиста,
Целовал у россиянки я медовые уста.
Обнял я свою шалунью, с ней вошел в просторный дом,
С привлекательной кокеткой зарезвились там вдвоем.
САД
Над прекрасной землей растворяются солнечным утром туманы,
Восковой небосвод розовеет безоблачным днем.
В живописном саду расцветают для нас золотые тюльпаны,
Мы, моя дорогая, светло замираем вдвоем.
Мы с тобой с безмятежной улыбкой глядим на большие пионы,
Поливаем из маленькой лейки волшебный жасмин.
Ты, любимая, трогаешь хрупкой рукой голубые бутоны,
На серебряной клумбе краснеет с утра георгин.
Ты, родная, с загадочным видом срываешь пурпурную розу,
Не напрасно походит она своим цветом на кровь.
Из ладони твоей неуверенно я вынимаю занозу,
Только в сердце моем остается навеки любовь.
У стеклянной беседки до ночи беспечно синеет фиалка,
До заката на грядке желтеет чудесный левкой.
Этот сказочный мир подарить для тебя мне нисколько не жалко,
Не уходит пускай никогда первозданный покой.
Я желаю с тобой, недотрога моя, быть покорным и нежным,
Утонуть я хочу в твоих чистых, бездонных глазах.
Тороплюсь навсегда затеряться с тобой я в саду белоснежном,
Чтоб одним лишь бродить до рассвета в багряных кустах.
ЗАПОВЕДНЫЙ
КРАЙ
Я иду, дорогая, к тебе по тропинке лиловой, тенистой,
Замечаю твой призрачный след на июньской траве шелковистой.
На любимой лужайке своей ты с утра мелодично смеешься,
В необъятную синюю даль быстрой ласточкой радостно рвешься.
На лугу, ненаглядная, ты красотой восхищаешься мало,
У сердитой, жужжащей пчелы замечаешь ты тонкое жало.
Над прозрачной, журчащей рекой небо сумрачной грустью объято,
По бескрайним зеленым лугам ты беспечно шагаешь куда-то.
В серебристо-молочном дыму ты смеешься, легка, шаловлива,
В тишине беспокойной тебя задевает плакучая ива.
Ты стоишь на земле, не дыша, ты, родная, почти невесома,
Аромат ощущаешь в лесу, растекается всюду истома.
Невесомые кудри твои развеваются так своенравно,
В заповедном прекрасном краю ты плывешь по цикорию плавно.
Я хмелею, романтик чудной, от улыбки твоей лучезарной,
Ветру машешь упругой рукой, ты становишься снова янтарной.
Обнимаю я крепко тебя, ты на это не сердишься, в общем,
Ты спешишь по дороге прямой, ты гуляешь по сказочным рощам.
ЭТО ЛЮБОВЬ
Плечистый, румяный романтик грустит без любимой тревожно,
Он в хмуром лесу незнакомом взволнован, расстроен, возможно.
В таинственной, сказочной роще печальная иволга плачет,
Мечтатель на милой планете улыбку веселую прячет.
На этой земле беспокойной он дружит лишь с ветром бездомным,
Поэт с голубыми глазами сражается с миром огромным.
Угрюмый приятель на тополь глядит все равно равнодушно,
Зеленые кроны деревьев брюнету кивают послушно.
В осеннем тумане под вербой так трудно стать парнем беспечным,
Красотке, смазливой, невинной, не кажется он бессердечным.
Шалунья стоит возле друга в беретке и с алой корзинкой,
Лучи золотистого солнца сверкают над светлой тропинкой.
Красавица возле рябины на юношу смотрит лукаво,
На это крутая кокетка имеет моральное право.
Спокойно к хмельному аскету прекрасная нимфа подходит,
За белую, девичью руку ее он из рощи выводит.
Искрится влюбленная пара на призрачной, звездной поляне,
Любовь неземная бывает не только в чудесном романе.
Холодное небо над ними прозрачно, бесстрастно и чисто,
Блестит полевая дорога, фиалка звенит бархатисто.
Бродяга с нарядной подругой шагает по блесткам и росам,
По мокрой траве россиянка идет с Елисеем курносым.
ИКОНА
В пеньюаре ночном ты глядишь на меня,
Осторожно поводишь плечами.
Невесомо дрожит полумрак от огня,
Освещен строгий облик свечами.
Не торопится тень из глухого угла,
Легкий звон окружен кружевами.
Незаметно горит позолота стола,
Говорю я простыми словами.
Я тревожно ловлю твой задумчивый взгляд,
Белой грудью любуюсь украдкой.
До смолистых кудрей я дотронуться рад,
В жизни ты остаешься загадкой.
Для меня ты становишься, Люба, святой,
Я тебя окликаю для ласки.
Ты волнуешь меня неземной красотой,
В темноте разливаются краски.
Я твой матовый лоб задеваю рукой,
Я смотрю на тебя, на икону.
Не пугает меня неподвижный покой,
Не спеша направляюсь к амвону.
За окном дребезжит разноцветный трамвай,
Ты молчишь, молодая мадонна.
Раздражает меня нарисованный рай,
В небе синь вековая бездонна.
Улыбаешься ты на бессмертном холсте,
Тяжело создается картина.
В небосводе чужом блещут звезды не те,
Замечается вспышка рубина.
На моем полотне ты искришься для всех,
Солнце к небу гвоздями прибито.
Мелодично звучит бархатистый твой смех,
Надо мной ты смеешься открыто.
Над твоей головой полыхает венец,
Он сравним с золотым ореолом.
Я молюсь на тебя, безрассудный глупец,
Быстро я становлюсь богомолом.
Над июльской землей замирает гроза,
Растекается запах полыни.
На ресницах моих серебрится слеза,
Я живу для тебя, для богини.
В предзакатных лучах вижу твой силуэт,
Летней ночью я вижу зарницу.
В доме я берегу чудотворный портрет,
Образ твой ставлю я на божницу.
***
Улыбаюсь людям я, Евгений,
Помню этикет.
Не пошляк, тогда, быть может, гений?
Тут большой секрет.
Утром дарит сумрачная Кама
Волн ленивый всплеск.
Жизнь моя – сплошная мелодрама,
Так сказать, гротеск.
Вьются чайки над рекой холодной,
Солнышко встает.
Восхищен я интриганкой модной,
Не кривлю свой рот.
В небе все сильней сверкают краски,
Ярче акварель.
Я хмелею от народной пляски,
Пусть звучит свирель.
Я над бездной замираю с милой,
Громко хохочу.
Наполняюсь небывалой силой,
Все мне по плечу.
Я давно горжусь своей Отчизной,
Ветер бьется в грудь.
Весело с красавицей капризной
Продолжаю путь.
Я любуюсь солнечной картиной,
Песней удалой.
Девушка танцует под рябиной,
Вертится юлой.
***
Летом полыхал невозмутимо
Розовый рассвет.
У реки грустил необъяснимо
Молодой поэт.
Хмурый вяз стоял на косогоре,
Листьями шурша.
Синева плыла в наивном взоре,
Плакала душа.
Захмелел Сергей на перекрестке
Жизненных дорог.
Парень был подобен яркой блестке,
Сильно вспыхнуть мог.
Хулиган уехал из Рязани,
Жил в Москве чудак.
Он читал стихи красивой дряни,
Молча шел в кабак.
Куролесил модник златокудрый,
Посещал притон.
Выучил с годами щеголь мудрый
Воровской жаргон.
Взволновал московскую богему,
Поднял свой престиж.
Преподнес красотке диадему,
Покорил Париж.
Ночью вел Есенин проститутку,
Сердце веселя.
Жаль, что с ним сыграла злую шутку
Крепкая петля.
МУСЛИМ МАГОМАЕВ
Расставлены ноги на красном стекле,
Расправлены плечи в цветном хрустале.
Муслим Магомаев на сцене стоял,
Услышала публика чудный вокал.
Концерт проводился в Кремлевском Дворце,
Огни полыхали на гордом лице.
Певцом восхищался Советский Союз,
Искрился артист в окружении муз.
У зрителей счастьем сверкали глаза,
По чьей-то щеке пробежала слеза.
В сердца проникал золотой баритон,
Отчизну родную обрадовал он.
В Москве Магомаев на бис выступал,
Людей будоражил горячий накал.
Трагический голос звенел, как металл,
Народный артист песни петь перестал.
Кумир притомился на звездном пути,
Муслим вдруг решил из эстрады уйти.
Он быстро состарился в самом конце.
Планета скобит о великом певце.