Шпион

План, в принципе, надежный, продуманный и неоднократно срабатывавший как до, так и после. Но только вот на сей раз вышла осечка. Точнее, серия осечек, сбоев и досадных накладок. Такого быть не может, но порой случается: вначале обрушилась база данных, в которой, среди прочего, хранились сведения об обстоятельствах внедрения агента. Информация же, восстановленная из резервной копии, оказалась приблизительной: место рождения с точностью до города, время – плюс-минус полгода, ну и так далее. Шпионское начальство, однако, паниковать не спешило: дескать, спешить нам некуда – сам выйдет на связь и все расскажет. Сам, однако, на связь не вышел – ни через восемнадцать лет, ни через девятнадцать, ни до сих пор. Начальство запаниковало, но все-таки изо всех возможных объяснений предпочло наиболее оптимистичное: «будильник» не сработал.

Инопланетяне своих не бросают: все эти годы они терпеливо искали, и вот, наконец, вроде бы нашли. Хотя оставалась все-таки вероятность, что нашли не того. Для полной и окончательной уверенности требовалась стационарное обследование в течение как минимум двух недель, причем кандидат в блудные сыны все это время должен был пребывать в ясном уме. А ближайший стационар со всеми необходимыми специалистами и оборудованием находится на их родной планете.

И вот они явились к Мельникову с предложением…

– Могли бы ведь и не спрашивать,  – подчеркивает Мельников,  – но ведь так приятно, что спросили!

В чем заключалось обследование как таковое, он так и не понял, да и не особо старался понять. Главное, что ему предоставили полную свободу передвижения, которой он не преминул воспользоваться.

– И как там? – спрашиваю я, окончательно наплевав на формулировки.

– Там… – Мельников ненадолго, но напряженно задумывается, – Там все так, как должно быть. Понимаешь, если я сейчас начну плоским списком перечислять подробности – ты все равно не поймешь, общая картина не сложится. Ну, представь, что ты месяц кряду проходил в тесных ботинках, не снимая, а потом резко переобулся в другие, которые тебе по размеру. Новые ботинки могут быть покачественнее или попроще, с пряжками-цепочками и прочими понтами или без них, из кожи или заменителя – они могут быть какими угодно, чем угодно отличаться от прежних, но это все неважно! Любые детали и тонкости, в иных обстоятельствах важные, тебе покажется несущественными по сравнению с тем фактом, что новые ботинки – они просто не жмут.

Так и там: технологии, конечно, удобства всяческие. Нет болезней и старости, а сразу легкая смерть. Но не в этом же главное! Там жизнь не жмет. Там интересно, и тепло, и светло, и свободно, и спокойно, и все сразу. Ты хоть понимаешь, каково это – когда одновременно и уютно, и нескучно?..

– А все-таки, – настаиваю я, – дай картинку!

– Ну, вот выходишь ты, к примеру, утром на улицу, и… – начинает мямлить Мельников. И сам себя обрывает:

– И тебе не страшно!

Безжалостно понукаемый, он снова и снова пытается объяснить хоть на каком-нибудь конкретном примере, чем же все-таки настолько прекрасен мир, который он еще до первого взгляда посчитал своей истинной родиной. Но, увы – не может.

В конце концов я позволяю Мельникову досказать историю до конца, хоть финал мне известен заранее: обследование показало, что обследуемый – все-таки человек. Самый обыкновенный человек. Ошибочка вышла, – извиняются инопланетяне и отправляют его восвояси.

– А память, значит, стирать не стали?

– Конечно, не стали! – возмущается Мельников, – Это было бы насилие над личностью. Они предложили, конечно, но я отказался. Так что я все помню. По крайней мере, все главное!.. Да, а небо там белое. Вот, смотри.

С этими словами он извлекает из кармана предмет, выглядящий как гладкий шарик из дымчатого хрусталя, диаметром приблизительно пять сантиметров. Если взять его в руку и поднести поближе к глазам, то в полупрозрачной глубине станут заметны темные пятнышки. А если присмотреться еще внимательнее – можно разглядеть, что пятнышки эти – вовсе не микроскопические пузырьки воздуха, а парящие в белесой дымке птицы. На самом же деле это вовсе не птицы, а крылатые существа наподобие земных драконов, только чешуя у них разноцветная, мягкая и теплая на ощупь… Только Мельников не отдает сувенир мне в руки, а показывает издали. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

– Я еще напоследок предложил: пусть я и не был, как оказалось, шпионом, но зато ведь я могу им стать! – добавляет он, бережно пряча сувенир обратно. – Могу работать на них, наблюдать за людьми, собирать ценные сведения… А они отказались. Какой, говорят, из тебя шпион? Ты же людей не видишь, не слышишь, не знаешь – и знать не хочешь. Что, дескать, интересного ты можешь рассказать о людях?.. И ведь не поспоришь. Ну да, я и в самом деле людьми не интересуюсь. Потому что ведь ничего в них нет интересного. Только посмотришь на любого, – ну хоть вон та того дуба в форме, или на кошелку с сумкой через плечо, – и сразу все про них знаешь.

Тут Мельников крупно ошибается. Лично я, по крайней мере, затратил немало времени и усилий на то, чтобы разведать, почему Федор, один из лучших работников крупного охранного агентства, опаздывает на службу каждый раз после того, как ночью пройдет дождь. А потому, что по дороге все время останавливается, подбирает с асфальта дождевых червей и перекладывает обратно на газон. При этом страшно стесняется, а потому использует весь свой профессиональный опыт для того, чтобы проделывать свои спасательные операции как можно незаметнее для прохожих. А пожилая дама с объемистой сумкой постепенно молодеет и хорошеет с каждым шагом, удаляющим ее от работы и приближающим к дому, чтобы переступить порог своей квартиры в образе юной, очень симпатичной девушки. Но вот к кому она так спешит – я пока что выяснить не успел.