Улица мира арабской вязью

Я не смотрю в смотровое окно люка, поскольку плотная завеса желто-коричневой пыли скрыла весь мир от моего взора. Просто сижу и рассматриваю свою винтовку. Так, наверное, младенец может часами рассматривать игрушки, висящие над его колыбелью.

Мы уже проделали больше половины пути до перевала когда скорость вдруг начала падать. БМП остановилась и мы снова простояли несколько минут с включенными двигателями. Потом медленно тронулись. В окошко я увидел ведущую машину, у которой наш взводный, старший лейтенант Смирнов, яростно орёт (наверняка благим матом) на своего механика. Высокая сутулая фигура нависла над маленьким сержантом, вытянувшимся по струнке.

Я сразу смекнул, в чём дело. На стоянке, ещё вечером, я заметил несколько хороших отметин на правом борту машины Смирнова, ближе к носу. От автоматической пушки, наверняка. Переднее зубчатое колесо было надколото, а два передних катка разболтались и покосились. Видимо, этот скоростной бросок доканал машину. Механик – раззява. Можно было всё заварить ещё в лагере аккуратненько. Ну да х.й с ним.

Об аварии доложили начальству и оно приказало продолжать преследование двумя машинами. Но главная неприятность: Савичев, как зам.ком. взвода, теперь взял командование на себя.

Солнце спускается к горизонту. Целый день в пути. В голове уже звенит от постоянного гула электродвигателей и болит задница от сидения. За весь день останавливались только один раз – на обед. Завтракали прямо на ходу, сухими пайками. В следующий раз остановимся только на ночёвку перед заходом солнца, часа через три. А ещё до рассвета снова двинемся.

Два часа назад мы миновали то самое место, где прошлой ночью боевиков накрыл авиаудар. Искарёженые грузовики, обгоревшие останки. Они даже не стали хоронить убитых! Когда я смотрел в окошко, мне показалось, будто я видел труп женщины! Обычной, мирной женщины. Может, показалось? А может быть она из боевиков?

Раннее утро. Туман, розовый от лучей восходящего солнца. Водная гладь реки вдалеке сверкает как чешуя сказочного дракона. Ниши БМП несуться с преличной скоростью по пересечённой местности, избегая дорог, мостов и узких мест.

Внезапно мир за окошком начал приобретать зелёные краски, краешек неба заслонили ветви деревьев. Изорваные куски земляного покрова из свежей травы, вылетая из-под бешено вращающихся траков, падают, отброшенные назад. Как приятно и необычно смотрится всё это после такого долгого пути по мёртвой пустынной земле.

Я вдруг представил себе со стороны этот оазис, кусочек мира и благоденствия. Яркий свет утреннего солнца на зелёной листве, траву, примятую росой, и тишину… Тишину, которую вмиг пронзает вой электродвигателей и в зелёный мир врываются незваные гости, жестокие звери, жители другого жестокого мира. Они прорываются между деревьев, оставляя рваные следы на мягком ковре зелёной травы, а солнечный свет, упавший на их стальные шкуры, выглядит извращённо и неестественно. Вот они проносятся мимо. Как случайность, как страшный сон. И исчезают, оставляя после себя искалеченную землю и изувеченные деревья. Куда они идут, что им нужно? Вернутся ли они снова? Что породило их и кто примет обратно?

Наше БМП на полном ходу протаранило трухлявый ствол поваленного дерева, и спрыгнула с небольшого обрыва на усеянный мелкой галькой речной берег.

Мы уже долго движемся вдоль реки на север и пока не видно никаких признаков боевиков. Савичев дважды запрашивал командование по поводу прекращения преследования, и во второй раз получил ответ, который нас всех не очень обрадовал. Командир полка полковник Громов лично приказал нашей группе преследование продолжить. По данным разведки боевики переправились на противоположный берег и находятся сейчас менее чем в шестидесяти километрах к северо-западу. Они бросили машины на этом берегу и передвигаются на вьючном транспорте. И ещё, нашей группе, даже при самом плохом раскладе, потребуется менее трёх часов, чтобы их догнать.

Командование старалось скрыть, конечно, но даже самый молодой солдат в полку знал, что эта река является чем-то вроде условной границы, за которой начинается так называемая долина смерти. На север и на запад отсюда простираются земли, выжженные ядерным пламенем. Тысячи, десятки тысяч квадратных километров! Бесплодная, безжизненная равнина. Древние скалы превратились в щебень, разбросанный повсюду, гигантские воронки, песок, расплавленный в стекло и радиоактивная пыль. Говорят, что в самом сердце этой равнины необъяснимым образом зарождаются страшные ветра, безумные пылевые бури, которые затем распространяются по всему региону! А уж слухов о бесчисленном множестве пропавших там самолётов и вертолётов, о призраках, обитающих в разрушенных городах, о страшных мутантах и прочем, и вовсе не перечесть…

Как бы там ни было, но то, что радиационный фон будет увеличиваться с каждым километром, на который мы будем уходить дальше вглубь этой территории, это точно. Мне это не очень нравится, если честно. Да и остальным тоже.

Машины сбросили скорость и стали рыскать по берегу в поисках пологого спуска. Механик второй БМП быстрее нашел подходящее место и машина третьего взвода на приличной скорости почти нырнула в воду, подняв множество брызг и толкнув перед собой огромную волну.

Третий взвод добрался уже до середины реки, когда наш механик-водитель, Захват, всё же нашел более-менее подходящий спуск и наша БМП, сильно наклонившись на нос, медленно вошла в воду. Утомительная тряска наконец прекратилась и я чувствую, как мы не спеша плывём к противоположному берегу, подхваченные речным течением. Мир за смотровым окошком исчез. Теперь за ним только мутная коричневатая вода.

Вторая машина уже выбралась на берег, и Савичев приказал им не ждать нас, а выдвигаться вперёд и искать путь. Вскоре мы тоже оказались на суше.

Этот берег и вблизи с виду оказался точно таким же, как и тот. Но нас всех вдруг охватило необъяснимое чувство тревоги. Всех, я знаю, я чувствую.

Наш путь лежит прочь от реки, мимо маленького селения, через невысокий перевал дальше в пустыню. Вижу разрушенные лачуги вдалеке, асфальтовую дорогу, всю занесённую пылью, скалы со следами массивных бомбовых ударов, и ещё краешек бесконечной мёртвой равнины, уходящей за горизонт.

Мне вдруг вспомнилось самое начало войны. Кадры из новостей, первые ядерные взрывы в Нью-Йорке и Вашингтоне. Этот ужас, охвативший мир. Как погибли мгновенно миллионы людей. После этого Соединённые Штаты сразу же нанесли ядерные удары по странам, поддерживающим радикальных экстремистов. Удар был такой силы, что мгновенно уничтожил почти половину населения этих стран и нарушил климат на всей планете. Вскоре заполыхало во всём мире. Американские военные базы стали чуть ли не силой выгонять из Центральной Америки, Северная Корея из последних сил развязала открытый конфликт с Южной, пользуясь тем, что та лишилась поддержки запада. И Япония не осталась в стороне. Давний спор с Россией за «Северные территории» грозит превратиться в военное столкновение. Вспыхнуло Закавказье и Россия была снова втянута в очередную Кавказскую войну. Гражданская война на Украине и на Балканах. Китай занял угрожающе-выжидательную позицию. Беспорядки в Европе на почве межнациональной розни. И осколки Ближнего Востока сцепились между собой за передел нового мира. Так началась Третья Мировая Война, война востока и запада.

Место, называемое теперь Долиной Смерти, чем-то особенно не понравилось США. Американские военные утверждали позже, что здесь находились основные базы экстремистов и заводы по производству оружия массового поражения, спрятанные глубоко в толщах скальных пород. Поэтому весь регион они просто перепахали сначала стратегическими зарядами, а потом и тактическими.

– Какого х.я мы должны лезть в эту пустыню?! – начал «новую старую» тему Шищенко – Там фонит, наверное, как внутри реактора! Я что, обязан домой инвалидом вернуться?!

– Счётчик пока вроде бы норму показывает – говорит Буслаев, разглядывая индикатор на запястии.

– Угу. Они тебе его подкрутят так, что ты и не узнаешь ничего. Будешь ходить в норме, пока конец не отвалится! – продолжил Сергей и вызвал не весёлый смех некоторых из слушателей – Мы уже вторые сутки гонимся за горсткой оборванцев у которых, наверное, по два рожка патронов на автомат и одна граната на всех! Вот уж цель важная!

– Мне тоже это показалось странным – вступаю в разговор я – Вот догоним их сейчас, и что? Всех разом один х.й не накроем. Наверняка разбежится половина. И стоило гнать нас в такую даль из-за этого? Что-то тут не так.

Посоветовавшись, мы решили поговорить на эту тему с Савичевым. Но аккуратно, по очереди и невзначай как бы, чтобы не быть посланными всем вместе.

За полчаса нам всё-таки удалось вытащить из командира правду. Оказалось, главная наша цель – это не сами боевики, а то, что они везут с собой. Мы должны уничтожить их груз, а духи – это всё фигня. Ну, груз так груз. Так даже проще.

Едем как-то странно. Третий раз останавливаемся, вертим носом, меняем направление.

– Вот еб…ный в рот! – глухо и как всегда спокойно пробормотал Иван Степенко, глядя в смотровой перископ, развернув его прямо по курсу движения.

– Что там, Ванёк? – спрашиваю я.

– Город, ёбтель!

– Город?! Впереди? – оживился Шищенко и беспокойно завертел головой – Какого хера?! Мы что, попрёмся на броне в город?!

Розовощёкий плотный Петров толкает в бок своего соседа, Буслаева.

– Слышь, давай спросим у Савича, куда это мы, а?

– Ну, спроси! – отвечает тот.

– Русик, спроси ты – обратился Петров к Бекешеву – тебе скажет.

– Не вопрос, сейчас спросим – Бекешев одевает шлем и включает связь по внутреннему каналу.

– Спроси, чё за город-то, хоть.

– Товарищ старший лейтенант! – громко начал Бекешев, нарочито задорным тоном – Да. Город впереди там. Ребята интересуются, да. Куда едем, чё по чём там… Есть, товарищ старший лейтенант! Понял.

Бекешев снял шлем, но ничего не сказал.

– Ну чё там?! – спросил Шищенко, а вместо ответа из динамиков донеслось: «Внимание, отделение! Приготовиться к высадке!»

Несмотря на то, что все давно уже готовы, высадка так и не происходит. Вместо этого машины на полном ходу выскочили на разбитую асфальтовую дорогу и на полном ходу вошли в город. Среди бойцов воцарило недоумение, и, чтобы не нервировать личный состав, Савичев сообщил, что в данный момент он наблюдает колонну боевиков по изображению со спутника. Колонна покидает город с противоположной его окраины. Если поспешим, то настигнем их посреди открытой пустыни ещё до того, как они доберутся до горного перевала в двух километрах к северо-западу.

Трясёт, как верхом на палке! Да, это тебе не по мягкому грунту ехать. Мостовая вся в рытвинах, завалена кирпичами и обломками арматуры. И дымка. Такая плотная. Метрах в двухстах здания уже теряют свои очертания, а в трёхстах-четырёхстах и вовсе ничего не видать. Интересно, откуда здесь такая дымка? От реки, что ли? От неё всё вокруг кажется сырым и промозглым, хотя датчик температуры воздуха показывает более тридцати градусов за бортом, несмотря на то, что до полудня ещё далеко.

Мы движемся быстро. Быстро, но осторожно. Объезжаем все подозрительные кучи мусора, и избегая узких мест. Сервомоторы гудят не умолкая, вращая тяжелую оружейную платформу над нашими головами из стороны в сторону. Автоматика, переведённая в режим «опасность», сама выбирает наиболее опасные места и нацеливается на них. Да, готов спорить, сканер работает сейчас на полную мощность, пронизывая стены своим электромагнитным глазом в поисках боевиков.

Едем почти молча. Лица у всех встревоженные и до болтовни дело как-то не доходит. Бекешев осторожно прильнул к смотровому окошку, придерживая винтовку, едва касаясь её пальцами. И на его лице я заметил легкую и какую-то не естественную улыбку. Буслаев сидит неподвижно, уставившись глазами в борт. Денис кажется совершенно спокойным, но я знаю, что он тоже встревожен, и вслушивается сейчас в каждый звук. Сосед Буслаева справа, штурмовик Петров, сидит с широко открытыми глазами, и щёки его сейчас вовсе не такие румяные, как обычно. Ваня Степенко! Вот уж кто действительно выглядит спокойно! Опёрся затыльником шлема о стальную стенку отсека и думает себе о чём-то своём. Лица сидящих слева от меня штурмовиков Шищенко и Максимова мне плохо видны из-за шлемов, но я вижу как Шищенко нервно барабанит пальцами по ствольной коробке своего автомата. Снайпер Ляхов, повернувшись ко мне затылком, смотрит в окуляры перископа. Не знаю почему, но я абсолютно уверен, что он в данный момент улыбается…

Ляхов повернул голову и на его лице я вижу тонкую флегматичную улыбку и хитроватый прищур морщинистых век. И откуда я мог про это знать? Наверное, это и называется интуицией. Может быть, я случайно заметил его улыбку ещё до того, как он отвернулся, не запомнил этого, но это отразилось в моём подсознании? Или, может быть, я услышал короткое сопение носом, заменяющее в обычных случаях Ляхову усмешку, и сам не заметил, как сделал для себя вывод? Может быть…

– Что там увидал, Алексей? – спрашиваю я, но вместо ответа лишь вновь вызываю к жизни ту самую улыбку. – Чего смешного-то?

– Название улицы, по которой мы едем сейчас – после некоторой паузы отвечает Ляхов

– Чё за название?

Ляхов проговорил что-то на арабском. Я не понял ни слова.

– Ааа. И что это значит? – как клещами тяну из снайпера каждое слово.

– Улица мира – ответил Ляхов и снова заулыбался.

Я отстал с вопросами. Да, этот парень всегда был «на своей волне». Но он мне всё равно нравится. Доверяю ему. Наверное, тоже интуиция.

Машина выкатилась на небольшую площадь на пересечении двух улиц. Даже толстые борта корпуса БМП не заглушают скрежет стальных траков о мостовую. Проезжаем мимо бронзового монумента какому-то местному лидеру испещрённого мелкими царапинами и выбоинами от мелких пуль и осколков, с разбитой головой и отломанной рукой. Путь прямо завален обломками здания, и мы сворачиваем на право. Наша скорость передвижения заметно снизилась, поскольку эта улица пострадала значительно сильнее. Машину то и дело бросает из стороны в сторону. Мы трёмся бортами о бетон, скребём дном о камни и то и дело проваливаемся в какую-нибудь воронку или просто яму. В маленькое смотровое окошко я вижу, как дымка медленно размывает очертания искалеченного бронзового великана с разбитой головой.

***

Взрыв прозвучал как окрик. Внезапно и нереалистично. Как случайность. Как будто ты уснул в кино на каком-нибудь боевике и тебя будит стрельба в самом финале фильма. Вот-вот наши победят, зажгут свет и можно будет идти домой. Но не в этот раз.

Едва я успеваю повернуть голову в сторону опасности, как следует сильный удар, от которого меня бросает на пол в проход между сиденьями, а на меня сверху падает Бекешев. Электромоторы замолкли и машина, проехав по инерции ещё несколько метров, остановилась. Между тем оружейная платформа начала свою страшную ревущее-грохочущую песню, заглушая своим воем все звуки вокруг, кроме звуков бьющих по броне пуль и стука человеческого сердца в груди.

– К бою!!! Высаживаемся! Быстро!!! – крик Савичева в наушниках переполнен непривычной нашему уху эмоцией.

Люки десанта распахнулись и я, отпихивая в сторону замешкавшегося Бекешева, выскакиваю в заполненный огнём и шумом, но ставший вдруг таким резким и понятным, мир.

Прежде чем я успел герметизировать шлем, мне удалось сделать один глоток местного воздуха – смеси цементной пыли и дыма. Уши звенят от окружающего шума, несмотря на хорошую шумоизоляцию шлема. Откуда-то сверху плотным потоком сыпется бетонная крошка и пыль, выбиваемая из зданий обезумевшим свинцом.

Инстинкт самосохранения велит мне пригнуться и я бегу, полусогнувшись, без оглядки, спеша скрыться за ближайшим поваленным бетонным блоком. Мне очень хочется повернуть голову и посмотреть, что же случилось с первой машиной, но я знаю, что замешкайся я хоть на долю секунды – и меня тут же сметёт шквал вражеского огня. Но ведь я тяжелый пехотинец, и моя задача прикрывать высадку остальных, поэтому я уже наметил себе место в развалке между двух кусков рухнувшей стены дома и бегу туда, чтобы занять позицию.

Пуля, отрикошетив от бетонного блока и оставив на нём глубокую выбоину, с силой бьёт меня в защитный щиток на правой ноге, и я едва не теряю равновесие. Не обращая внимания на боль, добегаю до места и падаю, выставляя винтовку вперёд.

Впереди вижу лежащую на пузе первую БМП. Люки десанта распахнуты, несколько человек лежат на грунте позади машины. Выбросило ли их тела взрывной волной или они выбрались сами, но я вижу, что один из них ещё жив и шевелится.

Это был фугас! Да, точно! Управляемый фугас! Вон как разметало куски траков во все стороны и выворотило катки. А ведь не отправь тогда Савич эту машину вперёд на их месте оказались бы мы…

Здание, из которого, по-видимому, и вёлся весь основной огонь, за считанные секунды было разрушено. Первый и второй этажи охвачены огнём, правое крыло обвалилось. Наша БМП доколачивает отдельные огневые точки на соседних домах. Я замечаю короткую вспышку в густом дыму, пускаю туда первую очередь, следом ещё одну. Слышу, как за моей спиной пробегают штурмовики. Их задача сейчас занять ближайшие здания и не подпустить духов с гранатомётами к нашей БМП.

Поворачиваю голову влево и вижу, что в результате моего первого молниеносного броска привычный порядок высадки слегка нарушен. Поскольку я, высадившись первым, ушел на право, то и весь левый десант, кроме снайпера, последовал за мною, а правый десант ушел на левую сторону. И только гранатомётчик Иван Степенко бежит туда, куда ему подсказывает его многолетний опыт, обнимая свой гранатомёт сверху, как ворованный мешок картошки. Топот его тяжелых ног за спиной я расслышал даже сквозь шум боя.

А ведь они ещё живы! Вижу как один из маслов (Стёпа его зовут, а фамилию не помню) переворачивается со спины лицом вниз и пытается встать на четвереньки. В это же время кто-то из штурмовиков пытается вытащить кого-то из своих из правого люка десанта и взвалить себе на спину. Когда это всё же ему удаётся, и он бежит, сгибаясь под тяжестью своей ноши, к ближайшему укрытию, тяжелому пехотинцу удаётся встать и поднять с земли свою винтовку. Огромный двухметровый гигант, встав в полный рост, на неверных ногах бредёт к зданию на противоположной стороне улицы, даже не пытаясь укрываться от пуль. Он, видать, конкретно контужен. Очередь вспорола землю у его ног и пули зашлёпали по бетонным блокам. Медленно, как огромный башенный кран, он поворачивает туловище в сторону врага и начинает стрелять от бедра, продолжая одновременно идти прежним курсом. Вдруг пуля бьёт его в левое плечо и от удара его разворачивает на пол оборота и левая рука бросает цевьё винтовки! Никогда прежде я не видел, чтобы кто-нибудь стрелял из тяжелой винтовки держа её одной рукой «по пистолетному»! Исполинская фигура едва стоит на ногах, а правая рука продолжает сжимать своё оружие и палец давит на спусковой крючок. Следующая пуля попадает бойцу в грудь и сбивает его с ног. Он ещё шевелит руками, лёжа на спине, но сил для того чтобы подняться больше нет. Почти одновременно с этим скашивает и штурмовика, и он вместе с тяжелораненым падает на землю лицом вниз, едва преодолев половину пути до укрытия. Он тоже ещё жив, чёрная спина едва заметно ворочается под грузом тела, навалившегося сверху. В проёме между зданий замечаю знакомый красно-желтый огонёк, быстро приближающийся к нам! Ещё мгновенье и я понимаю, что это не гранатомётный выстрел, а что-то более мощное! «Шмель»!!! Реактивный огнемёт! Ракета пролетает между знаниями так, что наша турель на может её сбить и в следующий момент первое БМП, все раненые и всё что находится вокруг исчезает внутри огромного огненного шара…

Ударная волна толкает меня прямо в лоб, и участки кожи вокруг глаз чувствуют лёгкое тепло от пламени даже сквозь опущенное забрало шлема. Шар гаснет, распадаясь на множество мелких пожаров, и обнажая выжженную землю, метал, бетон и камни. Если кто и был жив из того экипажа, то теперь они все мертвы…

Зубы давят друг друга, стремясь выскочить из искривлённого страшной гримасой рта, глаза сузились в две тонкие кривые шёлочки, волосы на руках под защитными щитками костюма встали дыбом! Огрубевшими руками с силой стискиваю винтовку! Слишком сильно, слишком грубо! И она отвечает грохотом и огнём. Нервно и яростно. Первая очередь уходит в проём между зданиями, откуда прилетела ракета. Ещё очередь! Следом ещё и ещё! И вот уже пустой магазин падает на землю и его место тут же занимает другой. И снова стреляю, видя в оптику прицела только клубы пыли, поднимаемые разрывами пуль моих очередей. Вдруг где-то над моей головой взвыла пусковая установка и из окна второго этажа справа вылетела ракета. Сметая пыль с соседних развалин своей реактивной струёй, ракета отправилась в полёт к тому месту, откуда запустили «шмеля». Раздался мощный взрыв, и часть стены одного из домов обрушилась. Только после этого я прекратил стрельбу.

Дыхание моё учащено. Не от физических нагрузок. Кожа на лбу и вокруг глаз настолько горяча, что система микроклимата едва справляется с запотеванием стекла шлема. Осматриваюсь по сторонам. С момента начала боя не прошло и пяти минут, но интенсивность огня с обеих сторон резко сократилась. Главные силы боевиков были уничтожены огнём БМП в первые же минуты, остальные оттеснены. Наша машина обездвижена, но оружие в порядке и она может простреливать ближайшие руины зданий и две улицы. Это, по-видимому, не даёт боевикам перегруппироваться и нанести новый удар. Они отходят, это точно! Отходят, почти молча, лишь изредка огрызаясь автоматным огнём из окон дальних зданий.

Получаю приказ. Индикатор указывает мне занять позицию на втором этаже. Поднимаюсь и бегу к пустому дверному проёму, слегка прихрамывая на правую ногу.

Внутри здания полная разруха. Видно, что люди оставили это место очень давно. Разбросанные вещи и поваленная мебель покрыты толстым слоем серой пыли. С трудом нахожу неразрушенную лестницу и поднимаюсь наверх.

Маркер подсказывает мне, что за следующей стеной находится один из штурмовиков. Это Максимов. Прохожу в комнату и вижу небольшую фигуру, притаившуюся за стеной у окна. Максимов сложил свой автомат в положение «за угол» таким образом, что из-за угла высунут только прицел и дуло, и осматривает местность. Моя позиция –окно в стене дальней комнаты в углу здания. Иду туда. Занимаю.

Хорошее место для стрельбы. Полгорода как на ладони. Однако и меня здесь легко подстрелить. Впереди подомною развалины здания. Того самого из которого по нам вели основной обстрел. Слева и справа несколько двух-трёх этажных домов. За ними одноэтажный жилой сектор. Дальше – песчаные барханы. Внимательно осматриваю все улицы, окна и крыши домов, но не нахожу ни каких признаков жизни. Слышу по общему каналу, как Савичев отдаёт команду штурмовикам продвигаться вперёд. За спиною топот ног Максимова. Через полминуты вижу, как внизу, прикрывая друг друга, перебегая от укрытия к укрытию по очереди, продвигаются штурмовики. Пересекают улицу и скрываются в развалинах.

Вот уже несколько минут полной тишины. Ни выстрела, ни взрыва. Вдруг вдалеке на самой окраине города, метрах в восьмистах, замечаю какое-то движение! Навожу оптику. Вижу, как три человека с оружием оббегают песчаный бархан, стараясь побыстрее пройти простреливаемый участок. Ещё несколько секунд и они скроются за засыпанным песком полуразрушенным каменным забором. Слегка прижимаю курок, дальномер выдаёт дистанцию, а компьютер высчитывает поправки. Задерживаю дыхание и отсекаю короткую очередь. Винтовка послушно отсчитывает порцию смертоносного метала, а дымящиеся стреляные гильзы отбрасывает на пыльный пол. Вижу, как разрывные пули подбрасывают вверх высокие столбики песка и поднимают клубы пыли. Эх, разброс великоват получился! Вижу, как один из бегущих людей падает! И в тот же момент отдалённый звук автоматной очереди! Мне почему-то ясно кажется, что это стреляют именно в меня, хотя каждый солдат знает, что пуля летит гораздо быстрее звука, и если бы эта очередь предназначалась мне, то я бы её никогда не услышал. Тем не менее, я срываюсь с места и меняю позицию. Пробегаю два окна и из третьего нацеливаюсь на то место, которое только что обстрелял. Да, это оно. Забор, бархан…но там никого уже нет! Ни людей, ни трупа, ничего!

Следующие двадцать минут тишину нарушали только редкие одиночные выстрелы снайперской винтовки Ляхова, похожие на удары хлыста. А зная Ляхова можно с уверенностью говорить о том, что каждый такой выстрел – это чья-то оборвавшаяся жизнь. Вскоре и эти выстрелы прекратились. Выходит, боевики и впрямь ушли.

Получаю команду сменить позицию и выдвинуться вслед за штурмовиками. Спускаюсь вниз тем же путём, что и вошел сюда, и выхожу на улицу. Двигаюсь вперёд вдоль стены здания, огибая крупные глыбы. Прохожу справа на расстоянии полутора метров от выгоревшего корпуса первой БМП, стараясь не смотреть на обгоревшие тела, но мой взгляд как бы сам собой зацепляется за лицо одного из солдат. Ряд ровных некогда белых зубов открытого рта, теперь покрытых красно-коричневой массой, контрастируют с тёмной обгоревшей кожей на нижней части лица. Желтое глазное яблоко, видимое через разбитое забрало, уставилось на меня своим чёрным угольком обожженного зрачка. Не могу узнать, кто это? Кто-то из штурмовиков. Ходу отсюда. Быстрее.

Быстро пересекаю перекрёсток и оказываюсь у почти полностью разрушенного здания. Видимо именно отсюда подбили первую машину, и затем нашу. Настоящее месиво тут! Весь фасад не просто разрушен, а превращён в бетонное крошево! Всюду следы пожара и куски искореженного металла.

Моя новая позиция, судя по маркеру, находится где-то сразу за этим зданием. Поднимаю винтовку повыше и карабкаюсь вверх по завалу.

Да, ни и месиво! Поднимаюсь выше и вижу справа от себя чью-то оторванную ногу. Рядом клочки окровавленной одежды. Вон лежит разбитый тяжелый пулемёт. Метал ствольной коробки оплавлен, а сам ствол согнут как кусок проволоки. В единственном не обрушившемся углу вижу несколько пустых стреляных гранатомётов. Переваливаю через вершину завала и спускаюсь вниз в указанное маркером место у уцелевшего оконного проёма.

Уже час сидим без движения. Ни звука. Безветрие, солнце в зените. Да, если бы не это всё, то сейчас мы, наверное, уже обедали бы. Сухой паёк и горячий чай… Чё за бред?!! Откуда эти дурацкие мысли?!

– Ляхов, Максимов – на позициях! Остальным собраться у машины! – голос Савичева в наушниках прозвучал как-то сдавленно. Печально, что ли. Такой интонации от него я ещё не слышал. Медленно встаю и отхожу по направлению к БМП.

Когда я поднимался по развалинам вверх, меня нагнал Шищенко и мы идём вместе. Вижу впереди наше БМП. Возле него наши бойцы. Маски шлемов, вопреки инструкции, у всех сняты, и забрала подняты. Савичев стоит впереди всех лицом к нам.

Теперь я могу рассмотреть нашу машину. Почти строго по центру нижнего броневого листа чёрная дыра – след кумулятивной струи. Мощный противотанковый заряд, видимо с преодолением динамической защиты, прожег двадцати четырёх миллиметровую композитную броню как фанеру и обрушил всю свою мощь внутрь замкнутого пространства переднего отсека. Люк механика-водителя открыт. Всюду следы крови. Мы подходим ближе.

– Мертв? Захват мертв? – спрашиваю я. В ответ Савич лишь молча кивает головой. Я опускаю глаза и прохожу к остальным.

– У нас ещё трёхсотый – говорит Бекешев – Тяжелый.

– Кто? – спрашиваю я, ища глазами недостающего, и не нахожу Петрова, штурмовика.

– Петров – отвечает Бекешев.

Слышу приглушенный, но страшный и тяжелый человеческий стон. Понимаю, что стон доносится из открытых люков десанта и иду туда. Буслаев, стоящий у правого люка, залезает внутрь вперёд меня. Я следом. Вижу перед собою Петрова, лежащего на полу между лавками. Несмотря на своё бессознательное состояние и огромные дозы медикаментов, которые ему наверняка вкатили, он всё же изредка стонет и постоянно шевелит левой ногой. Осторожно подхожу ближе и вижу, что левая часть лица человека превращена в настоящее месиво. Глаза нет, обломки лицевых костей торчат наружу. Жидкий бинт покрывает изорванную плоть, не давая крови хлестать без остановки. Я даже не в состоянии определить, осколком ли его ранило, пулей, или несколькими пулями сразу!

– И как так могло выйти? – шепчет Буслаев – На духов напоролись в упор, когда нижний этаж брали. Вот он очередь головою и словил.

Вылезаю из брони с тяжелым, очень тяжелым сердцем. Все собрались и стали в полукруг у кормы БМП. Подошел Шищенко, посмотрел в люк на раненного Петрова, но внутрь лезть не стал.

– Что теперь, товарищ старший лейтенант? – спрашиваю я у Савичева погрубевшим от пересохшего горла голосом.

– Запросил эвакуацию. Выслали транспортный вертолёт с флагмана. Он дозаправится на десантнике, и сразу к нам – ответил командир с плохо скрываемой тревогой в голосе и на лице – А сейчас давайте… надо поесть и займёмся двухсотыми. Надо всех собрать и подготовить к транспортировке.

Это был самый чёрный обед за всю мою службу в армии. Все сидели и просто, молча, жевали пищу. Закончили почти одновременно.

– Давайте, парни! Крикнул Савичев – один остаётся с Петровым. Степенко – ты! Буслаев и Бондарь – смените Ляхова и Максимова.

Беру свою винтовку и жду Дениса. Вскоре он выходит из-за борта БМП, держа автомат на нагрудном зацепе. Шлем герметизирован. Я тоже закрываю свой и мы вместе, молча, отправляемся сменять дозорных. Когда мы миновали разрушенное здание по центру, Буслаев свернул вправо и скрылся в дверном проёме первого этажа здания. Я остановился посреди широкой улицы, вымощенной булыжником. Всего в квартале впереди улица упирается в овальную площадь и распадается на несколько узких улочек, теряющихся в толпе одноэтажных частных домов. Солнце своими тёплыми ладонями беспечно гладит плоские, усыпанные песком крыши. От утренней дымки не осталось и следа, а небо чистое и безоблачное. Скальная гряда вдалеке, заслоняющая собою линию горизонта, напоминает хребет гигантского сказочного дракона. И тишина. Тишина, которая, как правило, всегда приходит после тяжелой схватки. Тишина и ощущение мира и спокойствия. Так бы и простоял тут до вечера. Наверное, сейчас я отличная мишень для снайпера.

Слева, метрах в десяти слышу шум! Оборачиваюсь и вижу Ляхова, возникшего, как всегда, из ниоткуда. Мы обменялись взглядами. Он повернулся и зашагал в сторону БМП. Я постоял ещё мгновенье и медленно побрёл вдоль по мостовой, по самой её середине.