Дотошкин откровенно растерялся при таких словах и не сразу нашёлся, чем на них ответить. Он допил кофе, и рука автоматически потянулась к бутылке с коньяком, но тут же остановилась.
– Ой, извините, – пробормотал он. – Совсем забыл, что не у себя в кабинете.
– Ну что вы, наливайте, пожалуйста. Я, очевидно, плохая хозяйка.
– Спасибо-спасибо! – Дотошкин откашлялся, продлевая паузу для размышлений и наполняя свою рюмку, заметив останавливающий жест хозяйки квартиры, когда он хотел долить коньяк сначала в её почти полную рюмку. – Хозяйка вы замечательная и очень сильный агитатор. Любой под вашими чарами может стать коммунистом. Но у нас сегодня другая страна. Я получаю деньги за то, чтобы она такой и оставалась без войн и всяких насилий. Но у нас вот непонятно откуда появился этот Зивелеос, считающий возможным насильно отнимать деньги у вполне уважаемых людей. Вы же, надеюсь, не считаете такие действия правомерными? Владелец фабрик, о котором вы рассказали, нарушает закон. Назовите его фамилию, и я с ним разберусь. Это в наших силах и возможностях. Но его сотрудницы работают у него добровольно. Тут вы не станете спорить. А Зивелеос применяет откровенное насилие, и мы пока ничего с ним сделать не можем. Вот в чём проблема.
Улыбка на губах Надежды Тимофеевны выглядела грустной, когда она опять заговорила:
– Называть вам фамилию бизнесмена я не буду по простой причине: откровенничая со мной, он отметил две вещи. Первая – это то, что если бы я вдруг захотела кому-то на него пожаловаться, то у меня ничего из этого не выйдет, так как все документы у него в порядке и доказать ничего невозможно. А вторая заключается в том, что такой порядок существует не только у него, но и во всей стране, и об этом все хорошо знают, но делают вид, что так и надо, поскольку каждая из ключевых фигур в этом деле получает свой кусок пирога. Что же касается Зивелеоса, то я ему не судья. Мне не доводилось с ним встречаться и спорить, как сейчас с вами, потому я не знаю его доводов и стремлений. Мне известно, что он спас мою внучку от бандитов, желавших её изнасиловать. За это я ему по гроб жизни обязана. Я слышала и читала, что он забирает деньги у богатых и отдаёт их бездомным детям. Пусть это насилие, но оно оправдано, как я понимаю, высокой целью. Не вижу тут ничего общего с теми нарушениями морали и закона бизнесменом, о котором мы вели речь.
Генерал сделал вид, что сильно удивлён словами собеседницы и, широко раскрыв глаза и разведя руки в стороны, спросил:
– Как же так, Надежда Тимофеевна? Вы говорите, что не встречались с Самолётовым, но ведь он у вас бывал в квартире, я даже предполагаю, что совсем недавно, не так ли?
– Мало ли кто бывает в моё отсутствие, Сергей Сергеевич, – парировала хозяйка квартиры. – Внучка рассказывала мне, что однажды Самолётов приходил домой к нам как раз тогда, когда к Танюше пришли какие-то два охламона с шампанским, чтобы уговорить её забрать из суда заявление о попытке изнасилования. Тогда Самолётов их выбросил из квартиры. Но внученька не знала в то время, что Самолётов и Зивелеос – одно лицо. Другого случая, чтобы он приходил к нам, я не знаю.
– Но вы же общаетесь с внучкой сейчас? Вы не можете не знать, что она с Самолётовым, иначе вы стали бы её разыскивать.
– Разумеется, я знаю, что она с ним. Вчера, например, она приезжала, представьте себе, не столько повидаться со мною, сколько принять ванну. У них, видите ли, негде помыться – живут, как в походе.
– В лесу что ли?
– Не знаю. Подробности пребывания она не раскрывала.
– Ну и что же, помылась?
– А то нет? Нечто я откажу любимице в такой малости?
– Конечно, зачем отказывать? А разве она одна приезжала? Супруг не сопровождал её?
– Если вы имеете в виду Самолётова, Сергей Сергеевич, то прошу вас говорить прямо. Вы определённо знаете, что они не супруги ещё, так как ни свадьбы, ни регистрации у них пока не было.
– Это я, конечно, знаю, однако современная молодёжь не всегда обращает внимания на такие официальные процедуры. Порой чуть ли не со школьной скамьи называют себя мужем и женой и начинают жить вместе.
– Да-да, это ужасно. Я человек старой закваски и не понимаю такие браки. Но Танюша моя внучка и не позволит себе выскочить замуж, не поставив меня в известность.
– Чудесно, однако вы же за нею не уследите, раз её здесь нет. Вы знаете, где они?
– Генерал… Сергей Сергеевич… уважаемый, – Надежда Тимофеевна говорила с паузами, – зачем вы задаёте второй раз вопрос о месте их пребывания? Неужели я непонятно ответила, что не знаю ничего об этом. Дети не любят посвящать в свои тайны даже самых любимых родителей. С этим приходится мириться. Если вы пришли ко мне для того, чтобы что-то узнать о Зивелеосе, то, честное слово, вы ошиблись адресом.
– Хорошо, Надежда Тимофеевна, – сказал Дотошкин, беря очередной ломтик лимона и кладя его в рот, чтобы растянуть время для размышлений. – Давайте будем с вами откровенны. Вы умная женщина, не боюсь это повторять, но вы видите проблему только со стороны вашей любимой внучки. А я пришёл к вам раскрыть проблему, стоящую перед государством. Попробую объяснить. Каким бы добрым ни был этот молодой человек Самолётов, которого, насколько мы знаем, сделал Зивелеосом большой учёный, но он занимается с точки зрения закона разбоем. Рано или поздно ему придётся за это отвечать перед судом. И чем раньше это произойдёт, тем лучше для него. Помогите же ему и государству, в котором вы живёте.
Слушавшая высокопоставленного чиновника, женщина на последних его словах вдруг резко поднялась и неторопливо подошла к окну. Чувствовалось, что она сдерживает в себе какое-то внутреннее негодование. Отодвинув тюлевую занавеску, она взглянула на раскрывающуюся панораму московских домов, перевела взгляд на шумевшую где-то внизу улицу, затем только обернулась к генералу и произнесла целую речь:
– Вы хотите, чтобы я помогла государству, точнее правительству, которое вы сегодня представляете. Говорите о законности, о недопустимости её нарушения. А знаете ли вы, сколько раз это самое государство меня, как и миллионы других жителей страны, ограбило? Сначала хорошие книги, что я любила покупать в книжных магазинах часто с трудом в очередях, так как они были в дефиците, а читать любили все, вдруг исчезли с прилавков, но зато появились втридорога на уличных лотках спекулянтов. Нам трудно было это понять, так как ещё до войны Сталин торжественно объявил на съезде о том, что со спекуляцией в стране покончено раз и навсегда. А тут оказалось, что я могу купить хорошую книгу только у спекулянтов, чья работа теперь не только не запрещалась, но даже кем-то поощрялась. Эта же спекуляция перекинулась и на другие товары. Мы ещё не знали, что начинали тем самым переход от социалистического государства к капиталистическому. Но денег в моём скромном бюджете уже становилось меньше.
Надежда Тимофеевна прошлась по комнате в раздумье, словно читала лекцию своим студентам, и продолжала говорить ровным голосом. Генерал не перебивал.
– Затем произошло внезапное падение рубля. Вы это тоже хорошо помните. Я не знаю, как вы перенесли это время, а на мне отразилось весьма неприятно. Мы ведь привыкли верить словам правительственных чиновников, уверявших, что всё будет хорошо. Но все мои сбережения в одночасье обратились практически в пыль, на которую ничего не купишь. Это произошло с согласия государственных мужей. Наш народ на виду у всего мира был ограблен. Кто-то в это время покупал заводы, фабрики, предприятия буквально за копейки, привозя мешки обесцененных денег на своих машинах. А кто-то становился совершенно обездоленным. Это была не вина народа, а его беда.
Подойдя к столу, хозяйка налила коньяк в рюмку генерала, сказав «Пейте-пейте, не стесняйтесь», а сама отошла к книжному шкафу и продолжила свою мысль:
– Я могу привести пример с собой. Мои дети до гибели дали мне десять тысяч долларов, заработанные ими честно за границей. По рекомендации знакомого юриста я положила их в новый банк, который возглавил бывший советский министр финансов. И вот то ли его невзлюбили новые русские, то ли ещё по какой причине, однако у банка этого отобрали лицензию, сообщив о банкротстве, и у всех вкладчиков начались мучения. Я и на заседаниях ликвидационной комиссии бывала, и суды прошла. То находилась в числе первоочередников, то после командировки узнала, что пропустила одно заседание и меня перекинули на седьмую очередь. Подала исковое заявление в арбитражный суд. Там в несколько минут решили вопрос в пользу управляющего ликвидационной комиссии Фролова. Словом, никаких денег я не получила вообще, так как потом делопроизводство по этому банку вообще прекратилось. Но недавно услышала в телепрограмме о том, что государство будто бы собирается помочь обманутым вкладчикам. Пошла в юридический центр, куда всех приглашают на бесплатную юридическую консультацию. Внушительного вида серьёзный молодой человек внимательно меня выслушал, просмотрел сохранённые мною все документы и сказал, что дело выиграть, наверное, можно, однако расходы мои на ведение процесса могут оказаться такими, что овчинка выделки не будет стоить. Я потом узнала, что в этом центре уже брали с каждого вкладчика приличные деньги для перекупки долговых обязательств банка, рассылали специально всем по домашним адресам письма, но денег вкладчикам до сих пор никто не вернул. Так что они ещё дополнительные потери понесли. Меня это как-то миновало. Пропустили меня что ли в списке? А то ведь по своей доверчивости могла бы тоже лопухнуться. Самое удивительное в том, что деньги вкладчиков остались у государства, раз никому их не вернули, а бывшим владельцам банков не разрешают ими распоряжаться. Стало быть, государство нас обобрало. Так что изобретение, которое использует Самолётов, вполне своевременно, так как позволяет грабить грабителей.
Генерал почесал пальцем переносицу и продолжал:
– Да, мы пока не знаем, как раскрыть это поистине гениальное открытие и как остановить Зивелеоса. Но на Руси говорят: «Сколько верёвочка ни вьётся, а конец найдётся». Вечно такое положение продолжаться не может. Поэтому не лучше ли было бы Самолётову прекратить необдуманные набеги или налёты на отдельных бизнесменов, а придти в Академию наук, рассказать об открытии, принять участие в совместных научных экспериментах на благо всей науки, что принесло бы большую пользу стране? Мы могли бы закрыть глаза на то, что он уже совершил противозаконного, сохранить созданную им детскую республику и оказывать ей государственную поддержку по специальной программе. То есть всё можно делать разумно.
– Можно, но не делается, – заметила Надежда Тимофеевна. – Почему-то бездомными детьми не занимались должным образом, пока эту обязанность не взял на себя Зивелеос. Да и он не обеспечил всех, а лишь небольшую часть обездоленных. Возьмите остальных на себя.
– Но где найти столько денег на всех?
– Там же, где их находит Зивелеос – у богатых.
– Так ведь они не отдадут, – в изумлении развёл руками генерал.
– Вот именно. Потому, очевидно, Николай и занялся насильственной экспроприацией.
Разговор опять пошёл не в том русле, который намечал Дотошкин. Ему очень хотелось получить поддержку от доктора наук, профессора, умной, как он считал, женщины и он сделал ещё одну попытку переубедить её:
– Я с вами согласен в какой-то степени, уважаемая Надежда Тимофеевна. Все мы, я имею в виду наше поколение, учились в советской школе и помним уроки о равенстве и братстве. Однако сегодня мы живём уже в другой стране, где идеи социализма считаются утопическими. – И, заметив попытку женщины ответить на это, быстро добавил: – Вообще-то я не философ и не стану рассуждать на эту тему. Хочу только повторить ещё раз, что избранный Самолётовым и его компанией путь опасен и грозит большими неприятностями для них в скором времени. Мы же тоже не бездействуем. Так что я хочу обратиться к вашей мудрости. Попытайтесь при встрече с Зивелеосом, которого вы просто называете по имени, и с которым, я убеждён, вы обязательно скоро встретитесь, убедить его отказаться от подобных террористических акций. Кстати, вы никуда не уезжаете в ближайшее время?
– А вы хотите меня сопровождать? – засмеялась Иволгина, оставив вопрос без ответа.
В этот момент раздался негромкий слегка дребезжащий звонок мобильного телефона.
– Это меня, извините, – всполошился Дотошкин, потянув руку во внутренний карман пиджака.
– Генерал! – прогремел внезапно металлический голос. – Можете не трудиться брать трубку. Слушайте меня.
В дверном проёме балкона стоял Зивелеос. Трудно было сказать, когда он там появился. Дотошкин сидел спиной к балкону и за разговором в тёплой обстановке, согреваемой коньяком и приятной женщиной, совершенно забыл о возможности появления предмета застольной беседы.
Он вообще почему-то никогда не думал о личной встрече с Зивелеосом. Ему казалось, что сама должность его и тот факт, что ему поручено персонально заниматься поимкой самого опасного похитителя чужих денег, то есть грабителя, не позволит журналисту Самолётову в облачении Зивелеоса выходить на прямой контакт с генералом. Кроме того, приехав на служебной машине к огромному многоэтажному дому, где жила Иволгина, он проверил у наблюдателей в штатской одежде, выставленных специально следить за входными дверями дома и балконом квартиры Иволгиной, не появлялось ли облако-человек. Проверил на всякий случай, будучи уверенным, что Зивелеосу пока нечего делать у женщины, чья внучка только вчера сама была здесь.
Если бы Зивелеоса заметили, генералу тотчас же доложили бы. Но никто ничего не сообщал, и Дотошкин был спокоен. И тут на тебе – преступник опять ломает все планы. Осознав мгновенно, что просчитался в своих надеждах и за спиной стоит действительно тот самый человек, который может делать с ним всё, что захочет, Дотошкин похолодел от страха. В голове сразу пронеслись вопросы: Где же эти оболтусы-наблюдатели за домом? Почему не сообщили? А может, это они и звонят по телефону? И кто же будет защищать генерала? Что ему теперь делать?
Он медленно повернулся всем телом к непрошенному гостю, занимавшим своей фигурой почти полностью дверной проём и потому казавшийся гигантом, а тот говорил так громко, что слова его, несомненно, можно было услышать и стоявшим далеко внизу наблюдателям.
– Вам не кажется верхом неприличия посещать незамужнюю женщину, пить с нею коньяк и разглагольствовать о всяких пустяках, не ставя об этом в известность свою жену?
Что-что, а этого вопроса Дотошкин ожидал меньше всего.
– Я нахожусь на службе – пробормотал он растерянно и с огромным неудовольствием заметил, что голос его не то чтобы дрожал, но звучал как-то непривычно глухо с хрипотцой, так что пришлось даже прокашляться.
Телефон продолжал звонить, но Дотошкин не осмеливался вновь потянуться за трубкой.
– Да ладно вам, генерал, не оправдывайтесь – продолжал греметь Зивелеос. – Я спросил это в порядке шутки. Имею я на это право или вы мне в этом отказываете, как в праве простому народу жить так же хорошо, как живёте вы – командующие народом? Но не будем философствовать, поскольку, как только что сами признались, вы далеки от философии. Из этих моих слов вы, конечно, поняли, что я слышал вашу милую беседу с Надеждой Тимофеевной. Да, я установил здесь своё прослушивающее устройство. Не только вам дано пользоваться прослушками. Как вы заметили ранее, мне небезразлична судьба хозяйки квартиры. Она под моей охраной. Вам следовало догадаться об этом. Понимаю, что ваши люди уже поднимаются на лифте, чтобы оказать вам посильную помощь, и скоро начнут рваться в дверь. Прошу вас немедленно выйти им навстречу и с ними же удалиться. Ваши прослушки я сейчас же ликвидирую и с этих пор прошу не касаться никаким образом и нигде Иволгиной. В противном случае у вас лично будут большие неприятности от меня. Можете ничего не отвечать. Я начинаю счёт до трёх и потом применяю силу. Раз…
Генерал тяжело поднялся и, не говоря ни слова, направился к двери. Внутри у него всё закипало. Надо сказать, он не терпел, чтобы ему возражали. То есть, разумеется, если это был министр, премьер или президент, их возражения он принимал, как указания свыше. Но ни от кого больше. Даже от жены. Хотя почему даже? Ей вообще не позволялось перечить ему ни в чём. Что касается подчинённых, то по отношению к ним нрав генерала был крут. «Я сказал – значит, исполнять!» – это было главным в его работе. А тут вдруг какой-то журналистишка, писака, щелкопёр несчастный вздумал им командовать. Считает ещё: раз, два, три. Тьфу ты, пропасть! Говорят, что он всесилен. Но так ли это на самом деле? Никого ведь до сих пор не убил. Может, пугает и все поверили, дураки? Может, он ничего и не может ни с кем сделать? Носятся с ним, как с писаной торбой, а он и рад.
Мысли пролетали в голове калейдоскописчески быстро. Они взвинтили генерала до бешенства. И неожиданно для самого себя он сунул руку во внутренний карман пиджака и выхватил наградной пистолет, подаренный не так давно новым президентом. Понятное дело, что он не собирался стрелять в Зивелеоса. Другое решение возникло внезапно. Он кинулся с пистолетом к Иволгиной, продолжавшей стоять у шкафа с изумлённым взором, направленным на нового гостя.
Расчёт был до удивления простым и стандартным: поставить женщину под прицел и, угрожая ей немедленной смертью, заставить террориста изменить свои планы и, может быть, даже сдаться. А тут и помощь подоспеет.
Но не успел генерал сделать и двух шагов и поднять руку с пистолетом до уровня плеча, как резкая боль пронзила указательный палец, тянувшийся уже к спусковому крючку оружия, а само огнестрельное устройство вывалилось из рук, разломившись на две части, разрезанное невидимым лучом лазера.
– Генерал! – загремел голос Зивелеоса. В руке у него была та самая трубка, стрелявшая лазерным лучом. – Не стыдно вам пользоваться методами захудалых террористов? Вы хотели взять в заложницы Иволгину, забыв, что уже пытались это сделать недавно. Вы забыли ещё об одной детали, которую следовало помнить: я прошёл хорошую школу в десантных войсках, и реакция у меня получше вашей, а в моих снайперских способностях вы сумели убедиться только что. Немедленно уходите. В вашей машине вам окажут первую помощь. Вы теперь ни танк сзади, ни галоши спереди, вас и за рубль не продашь. Надеюсь, снимут с должности за все ваши сегодняшние промахи.
Шоковое состояние Дотошкина можно было понять. Физическая боль в пальце слилась с болью морального поражения, с ощущением полного бессилия. Зажав ладонью левой руки правую с перерубленным указательным пальцем, конец которого оказался в кулаке, роняя капли крови, сочившейся из-под здоровых пальцев, генерал повернул к выходной двери. Слова Зивелеоса насчёт танка и галош оказались трудными для понимания в момент проклятой боли, туманящей голову.
Хозяйка квартиры, которая могла только что оказаться мишенью этого благообразного на вид армейского чиновника, совсем не держа эти мысли в голове, побежала открывать дверь, на ходу хватая салфетку со стола и протягивая её генералу со словами:
– У вас кровь, Сергей Сергеевич.
В коридоре этажа раскрылась дверь лифта, из неё выходили сотрудники ФСБ. Генерал дал знак головой двигаться всем обратно.
Телефон продолжал звонить.
Каждый делает своё дело
В секретном особом кабинете, вход в который был строго воспрещён даже высоким, но не причастным к делу чинам, начался переполох. Вызвали вовлечённого в операцию, но не успевшего уехать к Лысой Горе подполковника Скорикова и взволнованно доложили:
– Товарищ подполковник, генерал в опасности. Зивелеос у Иволгиной.
Скориков отличался сообразительностью.
– Оперативную группу на помощь генералу. Я остаюсь здесь для контроля.
И это было верно. В случае захвата Зивелеосом или, кошмарное дело, гибели генерала, кто-то должен был взять на себя руководство операцией. Только Скориков знал все её детали.
Слушая на большом расстоянии, но не видя происходящего, Скориков пытался представить по разговору картину события. О пистолете ничего не говорилось, но было понятно, что генерал решился захватить Иволгину, и это ему не удалось.
«Какая непростительная глупость!» – подумал Скориков – «Хотя и смело». Шутка Зивелеоса «Вы теперь ни танк сзади, ни галоши спереди» заставила офицера задуматься, но буквально на мгновение, так как продолжение «вас и за рубль не продашь» поясняло, что генерал стал тем, что называется ни тем, ни сем. Но почему? Что с ним стряслось?
Зазвонил мобильник. Докладывали с места событий от дома Иволгиной о том, что Генерал был ранен Зивелеосом, с группой сопровождения спустился к машине, потребовал немедленно отвезти его в хирургическое отделение больницы Склифософского и тут же потерял сознание, видимо, от боли, которую то ли сначала не чувствовал, то ли мог терпеть, а, сев в машину, отнял салфетку от руки, увидел в кулаке у себя отрезанный кончик пальца в крови и упал в обморок. Такое случается и с генералами.
Доложили и о том, что у дома Иволгиной уже собираются пронырливые журналисты с фото и видеокамерами. Некоторые успели даже заснять генерала, выходившего из дома с окровавленной рукой.
Скориков прислушался к звукам, доносившимся из квартиры Иволгиной. По тому, как они постепенно исчезали, подполковник догадался, что Зивелеос приступил к осуществлению обещанного и ликвидирует установленные прослушки.
_______________________________________
– Надежда Тимофеевна, можно уже разговаривать без жестов, – смеясь, произнёс Николай в ответ на знаки, подаваемые Иволгиной. – Я обезвредил все подслушивающие устройства. Можно спокойно разговаривать.
– Коля, я очень боюсь. Подошла к балкону и слышу, что внизу много голосов. По-моему, там целое собрание журналистов. Они могут пойти сюда.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, Надежда Тимофеевна. Мы сделаем проще: я сам к ним выйду. Но хочу сначала дать вам деньги на предстоящую операцию. Вам же потребуются лекарственные препараты и прочее. Надо будет заплатить за работу медсёстрам, ассистентам и попросить не распространяться об уникальной операции.
– Я понимаю. Спасибо за деньги. Они действительно нужны будут, – прозвучало в ответ от принимавшей пачку сторублёвых купюр Иволгиной. – Но, Николай, нужно ли вам выходить к журналистам? Это же опасно. Вдруг лифт по пути остановится и вы застрянете между этажами?
– А я не поеду лифтом – рассмеялся Самолётов. – У меня свой транспорт. Я продемонстрирую, наконец, всему миру себя во всей красе полёта.
Зивелеос включил необходимые устройства, вышел на балкон и прогремел на всю улицу:
– Товарищи журналисты, я иду к вам. Встречайте.
Головы всех находящихся внизу людей сразу поднялись вверх. Перед ними открылось восхитительное зрелище. Над балконом, откуда только что донёсся голос, легко поднялась фигура в знакомой уже экипировке и неторопливо начала парить в воздухе перед взметнувшимися вверх объективами кино и фото камер. Полетав несколько минут в разных направлениях, Зивелеос опустился на землю, представ во всей красе перед растущей толпой корреспондентов и простых прохожих, оказавшихся в непосредственной близости.
Теперь каждый мог увидеть собственными глазами спокойно стоящего Зивелеоса и слышать его громовой голос:
– Я Зивелеос. Готов отвечать на все ваши вопросы. Но для начала нашей беседы хочу сообщить, что намерен открыть специальный корреспондентский пункт в помещении газеты «Московская Невралька», куда все читатели смогут обращаться ко мне с вопросами, предложениями и просьбами. Понятно, что я могу многое, но не всё сразу. Мне нужны помощники. Работа каждого, естественно, будет оплачиваться.
Один из стоявших близко от Зивелеоса журналистов сделал решительный шаг вперёд и спросил:
– Оплата будет производиться из тех денег, что вы успешно грабите?
– Некорректно поставлен вопрос, товарищ Лобызайкин. Я узнал вас, вы телеведущий программы «самое свежее враньё» – прогремел Зивелеос на всю округу. – Я никого не граблю, а занимаюсь пока лишь перераспределением награбленного другими. Но я распределяю эти деньги не между грабителями, а в пользу тех, у кого они были награблены. Кто из вас осмелится утверждать и докажет это, что наши современные нувориши, или, как мы их называем теперь, олигархи получили свои миллиарды честным трудом? А я помогал до сих пор детям. Но это только начало.
– Вы планируете переделать мир? – спросил тонкий женский голос.
– Да, планирую.
– Но ведь вы, как все думают, не можете появиться дальше Москвы. А мир огромен.
– Это заблуждение. Я могу появиться в любом месте земли, и скоро вы в этом убедитесь. Просто сейчас у меня хватает дел в столице.
– Вы собираетесь терроризировать весь мир?
Этот вопрос прозвучал из середины толпы, так что не было видно спрашивающего. Самолётов чуть взлетел в воздух и заметил человека, старавшегося отвести свои глаза и не смотреть на Зивелеоса.
Сверху и прозвучал его ответ:
– Не прячьтесь, Лизоблюдов. Я узнал ваш голос, а то думал, что вас ещё нет здесь. Если вы убеждены в правоте своих утверждений, то почему же скрываетесь, задавая вопрос? Отвечаю. Вы прячетесь, так как сами знаете, что неправы, но продолжаете служить своим господам, которые хорошо платят за ваше враньё. Я не терроризирую мир, а хочу помочь привести его в порядок, главным законом которого будет справедливость и равноправие.
– Мы уже это слышали, – откликнулся кто-то.
– Очень хорошо, но кто из вас, кроме «Московской Невральки» написал или рассказал об этом в своей передаче? Я предлагаю объединить наши усилия, и мы сделаем мир лучше и чище.
Зивелеос снова опустился на землю.
– Но мы не Зивелеосы, – послышалось с нескольких сторон. – Мы не можем быть всесильными. Дайте нам вашу власть. Скажите номер вашего телефона. Давайте откроем горячую линию.
Последнее предложение понравилось Николаю.
– Горячая линия – это дело. Я подумаю над этим. Проблема лишь в том, что, если просьбы посыплются со всех сторон, в чём я не сомневаюсь, то я не в состоянии буду лететь одновременно в разные концы. Но мысль интересная. Думаю, что горячую линию можно организовать в том же корреспондентском пункте. Помимо этого, я открою свой сайт в Интернете. Знаю, что Интернетом пока в нашей стране по причине его дороговизны для многих пользуется лишь незначительное меньшинство, поэтому на него я не особенно уповаю, но всё же это свободный доступ. Можете сообщить и об этом своим читателям. Найти его будет легко. Пусть набирают Зивелеос, точка, ру.
____________________________________
Подполковник Скориков мчался на «мерседесе» к дому Иволгиной. По радиосвязи он слушал всё, что там говорилось журналистами и самим Зивелеосом. На заднем сидении машины сидели три молодца из спецгруппы, готовящейся к захвату спецобъекта, как называли Самолётова. Это были крепкие мускулистые парни, обученные одним ударом ноги или руки дробить кости, сбивать с ног, обрывать дыхание. Но помимо многочисленных приёмов боевой борьбы у них было новое оружие, совершенно засекреченное и предназначенное специально для Зивелеоса. У каждого из них имелись необычные пистолеты, заряженные иглами с мгновенно действующим сильным снотворным на конце.
Да, это была идея генерала Дотошкина. Ему пришла гениальная, как он считал, мысль найти возможность не ликвидировать Зивелеоса, а усыпить в тот момент, когда всемогущий молодой человек отключает свою систему защиты, чтобы сесть или что-то взять в руки. Учёные не знали, каким образом производится отключение системы, но она отключалась и включалась буквально в доли секунды. Им не было известно, что, прежде чем облачиться впервые в свой замечательный костюм, Николай долго тренировался. Наукин сделал специальный тренажёр для пальцев ног и рук, чтобы Николай мог автоматически управлять включением скорости, подъёма и снижения, изменением направления полёта и другими необходимыми функциями костюма, включая его обогрев в нужное время при подъёме в холодные слои атмосферы или в холодное время года, создание светящегося облака, скрывающего тело человека. У каждого пальца была своя задача.
Учёные не знали таких деталей, но поняли одно, что для контактов с внешними предметами и людьми Зивелеосу необходимо отключить свою защиту. Этим и предлагал воспользоваться генерал Дотошкин. Это и хотел применить подполковник Скориков, подъезжая к дому Иволгиной.
Самолётов ничего не знал о том, что стало понятно учёным и сотрудникам спецотдела ФСБ.
__________________________________
Не знал ничего о догадке коллег по академии и Наукин. Но в этот раз, отправляя Самолётова в дом к Иволгиной, когда они по своему устройству услышали появление там генерала Дотошкина, он установил на костюме Николая новшество. В его шляпу было вмонтировано четыре миниатюрных видео камеры, которые позволяли Тарасу Евлампиевичу видеть всё окружающее Зивелеоса. Технически это было не очень сложно. Видеотелефоны и компьютерная видеосвязь изобретены другими людьми и находились в свободной продаже. Тарас Евлампиевич приобрёл всё необходимое на рынке, оставалось только усовершенствовать камеры для использования в своей собственной связи, чем Наукин и занимался в свободное от контроля за полётами Зивелеоса время. Без дела он никогда не сидел.
Перед тем, как Николай поднялся в воздух, Тарас Евлампиевич включил четыре телевизионных экрана. Первый показывал картинку слева, второй – спереди, третий – справа и четвёртый – то, что находилось позади Зивелеоса. Аппаратура работала исправно. Как только Николай взлетел, экраны отразили движущиеся в небе облака, проносящийся под Самолётовым лес и приближающийся быстро город. Красивыми видами хотелось любоваться, но глаза учёного напряжённо всматривались в экраны. Особенно заинтересовал его вид внизу, и он попросил Николая остановить движение, зависнув на минутку над лесом Лысой Горы.
Радиосвязь у них работала на особых частотах, недоступных профессиональным радиоперехватам.
– Коля, сейчас нам некогда, но на обратном пути зависни, пожалуйста, над нашей лесной дорогой, мне кажется, там не всё в порядке. Нам давно не приходилось ездить по ней.
– Хорошо, я понял, но поспешу к Надежде Тимофеевне. Они с генералом развели философию.
– Действуй, Коля, но будь, пожалуйста, повнимательней. Фэ-эс-бэшники народ непредсказуемый.
– Спасибо, учту.
Наукин сначала взволнованно наблюдал за тем, как Дотошкин выхватил пистолет, но не успел ничего сказать Николаю, как Самолётов уже среагировал, выстрелив из своей лазерной трубки. Она была снабжена небольшой рукояткой, прятавшейся полностью в руке. Выстрел производился нажатием маленькой кнопки безымянным пальцем. При этом автоматически на доли секунды отключалась общая защита Зивелеоса лишь для пропуска почти невидимого луча. Пройдя хорошую школу в десантных войсках, Самолётов оказался талантливым учеником и научился стрелять новым оружием без промаха. Помогало этому и то, что у трубки был специальный луч света. Достаточно было направить трубку на объект и там появлялось нечто вроде солнечного зайчика. Как только это пятнышко света попадало на цель, Николай нажимал кнопку. Самое важное при этом было не позволять руке дрожать и вовремя работать безымянным пальцем. Но нервы у Самолётова были крепкими, и он легко справлялся с задачей.