Перед подкопом
Да, генерал Дотошкин был полностью разбит появлением Соелевиз, так быстро и спокойно разрушившей его радужные надежды, связанные с поимкой Зивелеоса. Приказывая арестовать его, генерал ощущал себя тем самым охотником, которому удалось убить зверя и оставалось только взять на плечо добычу, чтобы торжественно принести домой и получить заслуженные восторги в его адрес. И вдруг катастрофа. Убитый, казалось, зверь ожил и чуть не проглотил его самого.
Генералу хотелось немедленно подать в отставку. Но он был военный человек, мыслящий стратегически. Он отличался от безмозглого, с его точки зрения, предшественника генерала Казёнкина тем самым качеством, что сделало его генерал-лейтенантом и могло поднять выше – Дотошкин умел выкручиваться из любого положения и находить новые решения. Первые минуты поражения, поддавшись неизвестно откуда взявшейся минутной слабости, он действительно хотел на всё плюнуть и расстаться с должностью. Но ему представились глаза жены и её презрительная усмешка, которая обязательно появится на накрашенных до безобразия алых губах, при сообщении о его добровольной отставке. Ах, жена обязательно его бросит, как она обещала ему много раз, если возникала некоторая задержка с продвижением по службе её супруга.
Конечно, думал Дотошкин, можно было бы и не держаться за такую жену, если бы была под рукой другая, например, такая, как старшая Иволгина. Но ему не повезло: Иволгина в стане противников, а хороша была бы рядом с ним. А что если в самом деле плюнуть на эту чёртову службу и жену, с пафосом называющую себя Аделаида, да подкатиться к Иволгиной с признаниями в любви? Она одинока, хороша и очень гостеприимна. Так и подливала ему коньячок, так и подливала. Нет, нельзя. Дети заклюют. Сына надо устраивать после окончания МГИМО в министерство иностранных дел, дочь просится на работу главным специалистом министерства культуры, зять ожидает получения звания полковника, внука надо определить в школу, где учатся внуки премьера. Нет, отставка будет не ко времени. Не так-то просто решиться порвать с жизнью, к которой привык, и начать новую. Тут надо быть настоящим героем, а генерал героем не был.
С другой стороны, думал Дотошкин, уйди он в отставку, его же обвинят в слабости характера, мол, не справился с трудностями, струсил при первой же неудаче. Нет, он обязан героически продолжать бороться. Да, он должен быть героем.
Дотошкин летел в Москву, прокручивая в голове последнее совещание с министрами и военными специалистами. Появление рядом с Зивелеосом его напарницы, как то бишь её зовут? – Соелевиз – это ж надо такое придумать! – значительно усложняет задачу, но на совещании было дельное предложение устранить само гнездо этого Наукина. Убрать его – и не будет ни Зивелеоса, ни его подруги. Кстати, вдруг вспомнил Дотошкин, надо узнать, как это внучка Иволгиной, совсем недавно бывшая обычной девчонкой, научилась быть столь же всесильной, как Зивелеос. Впрочем, у кого узнаешь? Академик, который остался на совещание в отличие от Дотошкина, уговорившего Зивелеоса отпустить его исполнять другие государственные дела, тоже не сможет ответить на этот вопрос. Сергеев, как понял генерал, уповает на встречу с Наукиным. Но вряд ли учёный-отшельник расскажет всем что-нибудь существенное о своём открытии. Надо держать эту предстоящую встречу, если она состоится, на контроле. Но главное всё-таки – Дотошкин снова и снова возвращался к этой мысли – главное устранить самоё гнездо. Не будет поляны – не будет Зивелеосов.
Явившись в свой кабинет, генерал первым делом поинтересовался, где сейчас находится подполковник Скориков. А тот буквально полчаса назад возвратился из поездки к Лысой Горе, где в сопровождении геологов изучал возможность установки машины для прокладки туннеля в горе. Результаты осмотра были обнадёживающими. Геологи, не зная цели такой работы, – а Скориков не собирался раскрывать государственную тайну, – нашли весьма подходящее место для установки проходческого комбайна в приличном отдалении от посёлка. Подполковник представился военным специалистом, занимающимся строительством объектов, связанных с обороной Москвы на случай ядерной атаки. Собственно говоря, и геологи были не простые, а военные, умеющие держать язык за зубами в строгом соответствии с требованиями принятой присяги. Это, как думал Скориков, не должно было вызвать ни у кого мыслей о том, что готовится военная операция против Зивелеоса.
О результатах осмотра местности Скориков и доложил, не медля, генералу Дотошкину.
– Срочно огородите означенный участок, – приказал Дотошкин. – и развесьте предупреждающие надписи о том, что проводятся карантинные или природоохранные мероприятия, чтобы шатающиеся грибники не связывали новую запретную зону с Лысой горой. Машину доставьте в ночное время. Роту стройбата, которая начнёт работы, из зоны не выпускать, чтобы не общались с местным населением. Главное сохранять всё в строжайшей тайне, не подпуская ни одного журналиста.
Между тем телевидение, а ещё раньше Интернет уже разнесли по всему миру известия о том, что Зивелеос схвачен генералом Дотошкиным. Но не успели эту информацию как следует разжевать и переварить, как Интернет тут же опроверг это сообщение, а телевидение бросилось голосить о том, что Зивелеос вновь на свободе и проводит совещание с бизнесменами в гостинице Оренбурга. И тут же к этому добавилась новая сенсация – появилась женщина Зивелеос, которую зовут не Зивелеос, а Соелевиз, и женщина эта не менее могущественна, чем её партнёр, но она даже более жестока, поскольку ухитрилась ранить генерала Дотошкина в правое ухо, а могла и убить. По каналам телевидения объясняли зрителям, что по сведениям источника, просившего не называть его имени, женщина-воин в джинсовом костюме прямо заявила генералу, что снесёт с него голову, если через несколько минут Зивелеос не появится рядом. Генерал не мог не поверить ей, так как бросившиеся на незнакомку солдаты, были отброшены ею в стороны с необычайной лёгкостью, как до сих пор мог это делать только сам Зивелеос.
Комментаторы телевидения и специалисты, включая уфологов и даже гадалок, приглашённые дать свои соображения в Интернет, ничего дельного сказать не могли. Гадать на кофейной гуще оказалось гораздо легче, чем объяснить факт появления второго феномена всесильного человека и предсказать, сколько их ещё следует ожидать. На бирже акции крупнейших компаний стали стремительно падать в цене. Зарубежные партнёры сначала бросились было закрывать свои совместные предприятия в России, но их предупредили, что может получиться для них обратная картина, так как Зивелеос, как показывают последние события, может появиться в любом уголке земли, то есть и за рубежом, и ударить по тем, кто будет вредить экономике его страны. Логика его поступков, – говорили комментаторы, – говорят о таком именно повороте.
Словом, большой бизнес полностью растерялся и пришёл в сильное волнение. Тогда как в народе началось великое ликование. Простые люди вскричали восторженно: «В нашем полку прибыло. С нашим защитником никто не может справиться. А теперь их два, и, может быть, в скором времени их станет ещё больше».
Государственные мужи выходили из себя от гнева. Силовые структуры ничего не могли поделать – это становилось понятным каждому. Руководящие взгляды обращались всё больше и больше к науке. Премьер даже подумал, правильно ли делали до сих пор, что сокращали бюджетные статьи расходов на науку. Ему пришла в голову мысль добавить внушительную сумму денег учёным, чтобы они энергичнее шевелились, радея о пользе государства. Он потребовал подробного отчёта о совещании с бизнесменами, которое устроил в Оренбурге неуловимый Зивелеос и его подруга. Конечно, то, что у Зивелеоса появилась подруга Соелевиз, стало сразу известно всему миру. А то, что они, как выяснилось, могут появляться в любом уголке земли, заставило руководителей не просто исчезнуть из Москвы, но теперь тщательно скрывать своё местонахождение. В панике премьер и президент использовали для переговоров со своими помощниками в Москве не прямую правительственную связь, а мобильные телефоны подставных лиц без регистрации, чтобы невозможно было определить, в каком месте находится руководство страной.
Даже помощник президента, находившийся рядом с ним, звоня помощнику, сидевшему в Москве, не имел право говорить открытым текстом о том, что речь идёт о президенте. Так, например, рослый малый, если, конечно, применимо слово «малый» к сорокапятилетнему детине с косой саженью в плечах, ростом не менее двух метров, звонил своему коллеге и говорил:
– Привет, Андрюха! Серёга звонит.
А тому Андрюхе тоже уже под пятьдесят, одет с иголочки, в свете зовут не иначе как Андрей Андреевич, возят его на машине с мигалками или, как теперь говорят, с проблесковыми огнями, на собственных банковских счетах не один десяток миллионов зелёненьких бумажек, то есть вполне уважаемый человек. И вот, пожалуйста, по телефону его кто-то называет запросто Андрюхой. Ясное дело, что и звонящий Серёга парень под стать Андрюхе не промах, а, значит, тоже персона, к которой относятся с уважением.
И в целях конспирации президента без стеснения называют по-простецки хозяин, а тех, с кем ему приходится встречаться, кличут местными боссами. Поэтому разговор происходил приблизительно таким образом:
– Здорово, Серёга! Вы где сейчас?
– Не поверишь, рванули подальше на озеро.
– Сволочное что ли, на «С» начинается?
Подразумевалось одно из мест туризма озеро Селигер.
– Нет, мы так не мелочимся. Помчались гораздо дальше, к самой большой глубине, на «Б».
Андрюху сразу потянуло выругаться на букву «б», но сдержался, вдруг сообразив, что речь идёт об озере Байкал.
– Ба-а, – протянул он, – эк, куда вас занесло. А что так вздумалось?
– Да поохотиться хозяин решил, пока вы там не разгреблись с этим парнем.
– Ну, вы же знаете, что тут ещё и девка появилась?
– Знаем-знаем, не слепые. Шевелитесь. Хозяин с ума сходит. Кстати, а где наш ключник?
Под таким именем Серёга имел в виду премьера. Андрюхе это было понятно, и он сразу ответил:
– Полетел к Сэму посоветоваться по тому же вопросу. Один из наших ключей предложил радикалку, но без согласия Сэма наш не решается давать добро.
Этот кодовый текст, странный для непосвящённого человека, следует расшифровывать так, что премьер-министр полетел к дяде Сэму, то есть американскому президенту посоветоваться, не будет ли Америка иметь что-то против, если с проблемой Зивелеоса будет решено радикально, то есть взорвать всю Лысую Гору. Ключами в телефонном разговоре называли министров. Каждый ключ как бы открывает двери определённой ветви хозяйствования страны. А ключи находятся в связке ключника – премьер-министра, который подчиняется своему хозяину дома – президенту. Такая была разработана замковая терминология.
– Я за демократию, но мы сейчас о ней говорить не будем, – начал Зивелеос свою речь, открывая вторую половину заседания с директорами компаний Оренбурга. – Вы скажете, какая же здесь демократия, если я силой вас удерживаю на совещании, с которого вы с радостью великой сейчас сбежали бы? Но хочу напомнить, что само слово «демократия» означает «власть народа». Вы не народ, хотя не возражали бы себя к нему причислить, когда речь идёт о власти. Естественно, что каждый человек общества является частичкой народа. Только одни частички почему-то очень богаты, а основная масса – очень бедна, что несправедливо. Хочу повторить для вас и особенно для прибывшего на наше совещание мэра города, что я предлагаю сделать из Оренбургской области страну социальной справедливости работников, то есть СССР. Пусть это станет нашим экспериментом. Может статься так, что на вашем примере мы и всю страну превратим снова в СССР с новым подтекстом в названии.
Зивелеос посмотрел на сидевшего рядом со Шварцберманом мэра, испуганно уставившегося глазами на оратора, и словно говорил теперь лично ему:
– Вы можете мне возразить, заявив, что в бюджете города нет денег для подобного эксперимента, а я хочу заметить, что ежедневно на глазах у всех город теряет из своей казны миллионы рублей, которые мог бы спокойно получать, используя их на повышение зарплаты работникам бюджетной сферы и пенсии пенсионерам. Для примера возьмём транспорт. На автовокзалах междугородних линий в кассы в летнее время стояли очереди, да и сейчас стоят по некоторым маршрутам, популярным у туристов. И вот что странно. Очереди стоят, а автобусы отходят полупустые и заполняются сразу же при выезде с вокзала пассажирами без билетов, которые платят водителям на месте. Это, так называемый, левый доход, идущий в карманы шофёра, который в свою очередь платит кассирам за непроданные места, диспетчерам и контролёрам, в чьи обязанности входит отправлять транспорт с обилеченными пассажирами, но они спокойно закрывают глаза на пустые места в транспорте при наличии очередей в кассах. Такую же картину мы можем увидеть на всех остальных видах транспорта. А ведь в бюджет города поступают лишь налоги от зарегистрированных доходов. Но огромные денежные потоки проходят мимо государства не только на транспорте, а и во всех видах услуг, перешедших в руки частного бизнеса, в торговле особенно. Почему же государственные органы спокойно созерцают, как мимо них открыто у всех на глазах самым наглым образом уплывают законные государственные великие суммы денег? Я легко отвечу на этот вопрос. Причина в том, что все, кто обязан следить за пополнением государственного бюджета, больше заботятся о своём собственном кармане, чем о государственном, поскольку каждое ответственное лицо получает свой кусок левого пирога, и он является более выгодным ему, чем государственные доходы.
Я предлагаю, – и Зивелеос, сделав паузу, окинул взглядом всех присутствующих, – установить действенный народный контроль за всеми торговыми операциями, за всеми денежными потоками. Да, это было в советское время и не всегда работало эффективно, но всё же работало. Предлагаю городским и областным властям монополизировать торговлю спиртными напитками, табачными изделиями и товарами первой необходимости. Всё это увеличит в разы бюджет вашего региона. Если в результате вы увеличите заработные платы всем работникам, включая сотрудников правоохранительных органов, и все почувствуют выгоды такого устройства, то, я убеждён, отпадёт необходимость моего вмешательства в ваши дела.
Зивелеос замолчал. Таня не могла отвести от него своих восторженных глаз. Она стояла, словно часовой на посту, у выхода из совещательной комнаты. Кто-то предлагал ей сесть, но она лишь покачала головой, не ощущая никакой усталости. Ей казалось, что она висит в воздухе, хоть и стояла на полу. Это было новое чувство, к которому не так легко было привыкнуть, но оно ей нравилось. Места вживления чипов, наверное, болели, но Таня настолько была увлечена своей новой ролью и всем, что происходило вокруг неё, что никакой боли не замечала. Она слушала ответы и комментарии бизнесменов, но не вникала в суть разговора, поскольку после выступления Зивелеоса начались весьма конкретные деловые обсуждения экономических вопросов, что не могло легко уложиться в голове девушки, чьей профессией должно было быть услаждение душ людей красотой звучания народных песен, которые очень любила Татьяна, а не экономические выкладки, сведение дебета с кредитом, расчёты маржи и так далее, о чём у девушки не было ни малейшего представления. Но некоторые выступления всё же привлекали её внимание. Например, когда заговорил мэр города:
– Товарищ Зивелеос! Я бы хотел вас так именно называть по старой советской привычке, поскольку был некогда советским служащим и руководителем областного масштаба. Тогда я жил хорошо. Сейчас я живу лучше, но, честно говоря, не возражал бы снова жить хорошо. Тогда я был уважаемым человеком в широком смысле. Ко мне приходили за помощью и советом простые люди, и я им помогал. Я не боялся один ходить по городу. Сегодня, имея даже охрану, я не уверен, что завтра не буду убит теми, кто сегодня в глаза улыбаются мне и поддакивают. Вы многое правильно говорили о существующем порядке дел. Мне кажется, вам поставят памятник, если хоть половина из ваших предложений осуществится.
– Давайте не будем славословить друг друга, – полушутя полусерьёзно сказал Зивелеос, прерывая мэра. – Для нас сейчас важно начать большое дело переустройства мира. Я начал такое переустройство с детей под Москвой. У них это получается. Попробуем же со взрослыми здесь в Предуралье, где особенно сильна должна быть память о народном восстании Емельяна Пугачёва. Здесь особый народ. Впрочем, с любыми людьми можно работать успешно, если основой руководства является справедливость. Заметьте, я не говорю об уравниловке. Вы тут же скажете возмущённо, что один человек работает лучше, другой хуже, а третий вовсе ничего не делает, а я, мол, хочу всех при этом уравнять. Это не так. На начальном этапе каждый должен получать по труду, но нельзя рассматривать труд по степени денежной отдачи и соответственно платить больше тому, кто больше делает денег. Иная копейка рубль бережёт. Простой крестьянин, кормя дешёвым копеечным хлебом, не менее значим для страны, чем директор банка, имеющий дело с миллиардами рублей, а потому и доходы их не должны различаться на несколько порядков, как в наши дни. Это начинают понимать в некоторых государствах, поднимая уровень жизни бедного населения, а не среднестатистический, при котором самый высокий оклад превышает самый низкий в сто раз, давая благоприятную среднестатистическую оценку.
Зивелеос опять прошёлся глазами по лицам бизнесменов, начиная новую тему:
– Хочу обратиться к промышленникам. В давние годы русский сапожник тачал сапоги такого качества, что они не снашивались веками, переходя от отца к сыну, а потом внуку. Строители создавали творения из камня на века и тысячелетия. Мы до сих пор видим памятники архитектуры и зодчества, дошедшие к нам с доисторического периода времени. Это значит, что раньше люди трудились для человека и во имя него. Для письма делалось вечное перо. Задумайтесь над названием «вечное». Сегодня всё делается во благо торговли. Обувь, одежда, предметы быта делаются, что называется, одноразового пользования, то есть так, словно завтра человечество погибнет и не будет нуждаться в этих предметах. Товары делаются не из расчёта, чтобы ими долго пользовались, а ради того, чтобы быстро продать. Это ужасно. Мы превращаем всю жизнь в куплю-продажу. Сегодня даже молодые люди порой женятся не по любви, а по контракту и клянутся друг другу не в сохранении высоких чувств, а в том, что при разводе всё будет разделено в соответствии с подписанным документом. Даже в любви торгуемся. Не остаётся времени ни для чего другого: ни для настоящей музыки, ни для настоящей живописи. Вся культура становится суррогатной, искусственной. И душа, чувства, любовь тоже суррогаты. Ничего настоящего. А ведь всё в руках человека.
Торговля захватила все мысли, все улицы и площади, мы закрыли тысячи заводов и фабрик, выпускавших всё необходимое для нашего народа, и покупаем теперь то же самое за рубежом. Неужели мы сами не в состоянии сделать зубную пасту, игрушки для своих детей, подушки для сна, чтобы не покупать их втридорога в других странах? Я каждый день летаю над страной. Сердце обливается кровью от того, что вижу. Разрушенные стены некогда мощных заводских корпусов. Огромные земельные пространства бывших полей с колосящимися хлебами порастают бурьяном. Никто не возделывает эти земли. Почему? Премьер заявил как-то, что зерна у нас в запасниках слишком много. А полмира голодает на земле. Скажете, что не хватает рабочей силы. Но в стране у нас безработица. Пока мы всё делали сами для себя, у нас не было безработицы. Сегодня есть. Я предлагаю ликвидировать позорное явление в этом крае для начала.
– А что скажет правительство? – спросил мэр.
– Если платить своевременно и правильно налоги, никто не будет возражать. На этом стоять будем.
Худощавый бизнесмен не мог не задать вопрос со своего конца стола:
– Но если мы будем платить всем одинаковую зарплату, каждый будет искать себе работу полегче. Кто же будет выполнять тяжёлую работу?
– Машины, уважаемый директор, – ответил Зивелеос. – Надо делать больше машин для ликвидации физического напряжения человека. Получая примерно равную зарплату за время и усилия, потраченные на рабочем месте, люди будут стремиться заниматься интересной для них работой, а не высокооплачиваемой, как сегодня. А когда им интересен их труд, они и работают лучше. Присутствующий у нас академик не даст мне соврать. Он же со своими коллегами, хочется верить, поможет вам научно всё обосновать и обустроить.
Дискуссия о перспективах новой жизни увлекла всех настолько, что участники обсуждения порой забывали о том, что говорят не с обыкновенным человеком, а с Зивелеосом. А он наконец сказал в заключение:
– Время уже позднее. Я надеюсь, что мы поняли друг друга. Наши бурные дебаты записаны на магнитофон и будут выложены сегодня же в Интернете для всеобщего обсуждения. Полагаю, что оппозиционные правительству партии вашего региона немедленно присоединятся к вам, предложив свои услуги для контроля, без успешного исполнения которого невозможно осуществить ничего. Не сомневаюсь в их поддержке народом. Что касается участия государственных структур в этом проекте, то я предлагаю вам выйти с предложением объявить ваш регион экономической зоной особого благоприятствования. Я помогу в решении этого вопроса в парламенте. Давайте сегодня же начинать работу. А нам с моим ассистентом Соелевиз пора улетать.
Николай подошёл к окну, широко раскрыл его и, вызвав у всех восторженное изумление, легко приподнялся в воздух и, пропустив вперёд пронёсшуюся от дверей через всю комнату над головами директоров Татьяну, тут же последовал за нею.
В комнате воцарилось молчание. Лишь через несколько минут оно было нарушено мэром города, первым из всех пришедшим в себя:
– Что скажете, господа бизнесмены?
А им было о чём поговорить. Мэр почесал в затылке и добавил с ехидной интонацией в голосе:
– Пора приступать к работе и сократить наши непомерные аппетиты. Народ теперь от нас не отстанет.
_______________________________
Прилетев на свою поляну, Николай и Татьяна отключили системы защиты, получили большую долю объятий и поцелуев от всех обитателей научного центра, плотно пообедали за большим семейным столом, за которым Тарас Евлампиевич объявил следующий день всеобщим выходным, а Тане приказал в течение недели проходить курс реабилитации, никуда не вылетая, и пообещав завтра же доставить ей бабушку для наблюдения за внучкой, если она не станет возражать.
Мобильный телефон Надежды Тимофеевны ответил так быстро, словно только этого звонка Иволгина ждала каждую секунду. А так оно и было в действительности. Бабушка очень переживала за внучку и почти не сводила глаз с телефона, который всё никак не звонил. Услыхав просьбу приехать к внучке проверить её состояние, Надежда Тимофеевна только спросила:
– Куда мне ехать? Я готова.
– Я прошу вас пройти в метро и доехать до станции Дмитровская. – ответил голос в трубке. – Как только подниметесь по эскалатору, поверните направо и выходите к шоссе. Там к вам подойдёт пожилой мужчина с длинной белой бородой. Это буду я. Не успеете оглянуться, как встретитесь с внучкой.
– Отлично. Я выхожу.
– Не торопитесь, пожалуйста, Надежда Тимофеевна. Я собирался заехать за вами завтра.
– А нельзя сегодня? Хотя и поздно, мне очень хочется увидеть внучку и проверить, как она себя чувствует. Операция была серьёзная.
– Хорошо, – сказал Тарас Евлампиевич. – В таком случае у вас есть ещё час времени. Мне ведь тоже надо туда доехать, а это не совсем рядом.
Через час и ещё некоторое время, которое потребовалось Иволгиной, чтобы добраться до станции Дмитровская, она уже сидела в легковой машине, за рулём которой устроился Тарас Евлампиевич. Он был очень доволен тем обстоятельством, что лесная дорога к поляне на Лысой Горе оказалась расчищенной, и никто в Москве за ними не увязался. Указания Зивелеоса убрать завал деревьев в лесу и оставить в покое Иволгину выполнялись чётко. Никому не хотелось подвергать персонально себя опасности.
По пути к селу Зареченка машина Наукина обогнала целую колонну крытых брезентом грузовых машин с воинскими номерами. Тарас Евлампиевич с любопытством смотрел на колонну, подумав, что где-то поблизости проводятся очередные учения. Ночные передвижения военной техники не удивляли. Но, памятуя о перекрытии их лесной дороги силами военных, он решил всё же поручить Николаю заглянуть в деревню и узнать, что там слышали о появлении солдат, если, конечно, они здесь не проездом, что тоже могло быть.
Встреча бабушки с внучкой на поляне тронула сердца каждого. Обе расплакались от счастья видеть друг друга, хотя расстались они всего-навсего в середине дня, но столько произошло необычного в судьбе Татьяны, что ей казалось, будто прошла целая вечность. Она рассказывала и рассказывала обо всём, а Надежда Тимофеевна спрашивала испуганно:
– Танюша, неужели ты стреляла в генерала? Ты же могла его убить.
Таня вздыхала и говорила:
– Могла, бабушка. Он же хотел арестовать, Коленьку и, может, даже убить. Я готова была глаза генералу выцарапать. Не знаю, как я сумела себя заставить остановиться и выстрелить в плечо. Правда, всё-таки волновалась, и рука моя дрогнула. Попала в ухо Дотошкина. А солдаты накинулись на меня и разлетелись. Сейчас мне кажется это смешным, а тогда, честное слово, перепугалась. Спасибо Машеньке. Она меня так натренировала, что я стояла, как вкопанная, а они падали от неожиданности.
– Не могу поверить, что это моя внучка, – говорила Иволгина. – А теперь ложись немедленно в постель и я тебя осмотрю.
– Погоди, бабуля, – сказала Татьяна. – У нас с Коленькой есть к тебе просьба. Но он сам скажет.
– Какая? Чем могу помочь ещё?
– Надежда Тимофеевна, – начал Николай, – понимаете, мы с Танюшей живём здесь в разных комнатах. А хотим жить вместе.
– Вам нужна квартира?
Николай растеряно развёл руками, бормоча:
– Не в этом дело. Просто мы же ещё не женаты.
– Так в чём же дело? – спросила Надежда Тимофеевна, и на лице её расплылась широкая улыбка.
– Я и хочу просить у вас, как это принято, руки вашей внучки, – завершил, в конце концов, свою мысль Николай и виновато посмотрел на Татьяну, понимая, что не совсем так говорил, как она ожидала.
Разговор этот состоялся в кабинете Тараса Евлампиевича, сидевшего в это время за экраном компьютера. Слыша последние слова Николая, он мгновенно вскочил, подошёл к Надежде Тимофеевне и, боясь видимо, что она может отказать, ссылаясь на молодость внучки или по какой другой причине, решил поддержать своего подопечного, сказав:
– Я, дорогая Надежда Тимофеевна, на правах, так сказать, как бы отца Николая присоединяюсь к его просьбе.
– Так я же не возражаю. Женитесь себе на здоровье.
Иволгина обняла Николая и Татьяну, целуя их.
– Только как вы хотите это делать практически? Я хочу сказать, собираетесь ли регистрировать брак официально?
– Конечно, собираемся. Хотим через неделю, когда Танюша отдохнёт от всего, что произошло сегодня, подать заявление в ЗАГС. А может, нас там сразу и распишут в порядке исключения? – Сказал Николай, привлекая к себе Татьяну за талию. – А потом сыграем здесь свадьбу.
– Всё так неожиданно и замечательно, – сказала Надежда Тимофеевна, вытирая с глаз выступившие почему-то слёзы, но, Танюша, мне нужно всё-таки тебя осмотреть и уложить в постель. Операция дело серьёзное. Допустишь небрежность, и никакой свадьбы потом не захочешь. Хорошо, что сейчас конец недели, и я могу пару дней у вас погостить, наблюдая за тобой.
– А можно я вам буду помогать? – спросила Маша, успевшая чмокнуть Николая и Татьяну, поздравляя с принятием решения жениться.
– Разумеется, Машенька. Буду очень тебе признательна. Надеюсь, у вас есть стерильные бинты для перевязки?
__________________________________
На следующий день, в субботу, на поляне Лысой Горы все отдыхали, а у подножия горы с противоположной от ведущей наверх дороги стороны и в нескольких километрах от села Зареченка кипела работа. Солдаты разгружали машины, прибывшие со строительными материалами, и приступали к ограждению лесного массива, начиная от протекавшей внизу реки. Одно отделение солдат начало одновременно пилить деревья в указанном инженером районе. Другое отделение устанавливало палатки для жилья. Целый взвод солдат до появления дощатого ограждения был выставлен на охрану по всему периметру для предотвращения нежелательного проникновения на территорию строительства бродящей по лесам публики. Сентябрь – сезон сбора грибов. Командир взвода, лейтенант Петелькин, долговязый настолько, что ему приходилось сгибаться в три погибели, садясь в газик, время от времени обходил своих часовых, проверяя аккуратность несения службы. Это было не лишним, так как в грибной сезон лес полон и спелых ягод земляники, брусники, черники, шиповника, которые так и просятся сами в рот. Солдаты не упускали возможности подкрепить своё бренное существование дарами природы, сбор которых, естественно, отвлекал внимание.
Петелькин тоже любил лесные ягоды. Проходя ельником от одного часового к другому, он наткнулся на большой куст спелой малины. Грех от неё отказываться, подумал лейтенант, наклонился к спелой ягоде и увидел, как из-за куста на него смотрят вытаращенные глаза мальчишки.
– Ты что здесь делаешь? А ну встань быстро. Чего прячешься? – Закричал Петелькин.
Худенький паренёк невысокого роста с торчащими во все стороны соломенного цвета волосами на голове нехотя поднялся, отряхиваясь. Ему явно не очень хотелось подчиняться.
– Я вовсе не прячусь, – сердито буркнул он. – Чего вы кричите?
– А ты как сюда попал? – спросил лейтенант, забыв, что они только начали ограждать территорию, и об этом местное население ещё не было поставлено в известность.– Здесь нельзя ходить.
– Как-как? – передразнил лейтенанта паренёк, – лесом попал. А вы что купили его, что ли? Новый русский? Они всё покупают. А мы тут всегда ходили и будем ходить.
– Ты не ершись, паренёк, – заговорил миролюбивым тоном Петелькин. – Тебя как зовут?
– Серый.
– Фамилия что ли такая?
– Не-е, так меня ребята прозвали. А мамка назвала Серёгой. Но Серый лучше.
– Чем же лучше? Цветом? Так красный приятнее.
– Не-е, Серый интереснее. Всем нравится.
– Кому всем?
– Пацанам, кому же ещё? Красный хорошо было, когда война была красных с белыми. Сейчас войны нет. Серый лучше. Похоже на волка. А я такой хитрый, что как волк, везде пролезу.