Впрочем, это уже было лишним, – на освободившееся место уже уселся её сынок.
“Что ж, за сыновья-то пошли такие!?” – мрачно подумал я и стыдливо пряча палку, добрался до двери ведущей в кабину машиниста. Облокотился на неё и вновь прикрыл глаза.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция “Комсомольская”! – мне показалось, что эту станцию голос девушки из динамика объявил как-то особенно радостно. Может, она там провела детство? Или страховку получала? …
Я друг почувствовал, что меня окружает какая-то отвратительна вонь. Приоткрыв один глаз, я сразу увидел какого-то бомжеватого мужичка с огромной сумкой в руке. Скверный запах шёл то ли от сумки, то ли от мужика, то ли от них вместе взятых. Я зажал нос ладонью и попытался дышать ртом, но от самого сознания, что мои лёгкие наполняются этим смрадом, я попытался пройти обратно, к середине вагона. В какой-то момент, опустив взгляд, я вдруг увидел девушку, для которой недавно придержал двери. Увидев прямо перед собой клюку, она подняла глаза и поспешно начала вставать:
– Ой, это вы! Извините меня! Я не знала! Садитесь!
“Да, что б!!…” – наступив кому-то на ногу я стал остервенело протискиваться дальше.
– Молодой человек! По ногам-то! … Господи, а воняет!
– Извините. Это не от меня. – проскрипел я и стиснул зубы, чтобы не добавить лишней гадости. Отвратительный запах шёл за мной по пятам и постепенно окутывал весь вагон. Голова начала кружиться. Еле дождавшись остановки, я выскочил из вагона и торопливо свернул в соседний. За мной высыпались почти все пассажиры. Думаю, что кроме мерзкого бомжа там остались только больные насморком и те, кто по разным причинам просто умер в дороге. Других причин, что бы добровольно оставаться в этом аду не существовало.
Разумеется, все рванули за мной. Подхваченный потоком человеческих тел я, буквально влился в соседний вагон и оказался прижатым к чьей-то упругой и величественной груди. Подняв глаза наверх, я увидел не менее величественные ноздри и несколько подбородков.
– Мужчина! – на меня уставились возмущённые глаза. – … Игорь?!
Голос показался мне смутно знакомым. Но глаза, ноздри, подбородки я точно видел впервые.
– Игорёк, Боже мой! Тридцать лет тебя не видела! Как мама твоя?
– Моя? Моя хорошо. – за свою маму я был спокоен.
– А папа?
– Папа не очень… – мне показалось, что она искренне встревожилась.