Идущий по следам огня

Я пристально и напряжённо всматривался в его средоточие, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь похожее на то, что я ощущал стоя перед костром тогда на пустыре. Но ни единого отклика, ни одного отголоска, как назло, не мог уловить. Огонь обычный огонь пожирающий древесину, привычный жар, исходивший от пламени, дымок ему сопутствующий вот и весь результат. Температура ни на одно деление, прихваченного со мной градусника, не увеличилась. Как впрочем, и не уменьшилось, пребывая уже на привычной отметке 39.9.

Приходилось констатировать, что эксперимент провалился. Возможно, где-то в глубине души я даже рад был этому обстоятельству. Ведь по сути, постигшая меня неудача свидетельствовала о моей нормальности. Я не являлся каким-то мутантом, не страдал непонятной аномалий. Скорее моя проблема лежала в психологической сфере. А температура повышенная, ну и что с того спрашивается? В мире полно людей у который она в разное время года скачет от 34 градусов до 40 и ничего живут себе спокойненько. С этими мыслями я и отправился обратно домой.

Я вновь забросил градусник подальше и зажил своей привычной жизнью. Сны конечно продолжали меня беспокоить, но и на них я старался не обращать внимания, выкидывая их сразу из головы, когда просыпался. Как и прежде работал на том же самом месте. Правда уже без Зои – она вскоре после того случая на днюхе уволилась и по слухам опять сошлась с Андреем. Что ж бывают в жизни и такие кульбиты.

На вечеринку устраиваемую в честь Нового Года я не хотел идти, будто предчувствуя, что ничем хорошим для меня это мероприятие не закончится. Но руководство желало видеть всех своих сотрудников, считая, что подобные встречи сплачивают коллектив, делая его единой дружной командой. Пришлось пойти.

Я старался держаться в стороне поминая, что в последнее время мне «везёт» попадать в различные экстремальные ситуации. Поэтому забившись в дальний угол, я с бокалом в руке наблюдал, как мои коллеги и молодёжь с соседних отделов веселиться, зажигая на танцполе.

Ближе к завершению вечера неожиданно погас свет. И надо ж было такому оказаться, что в том месте, где я уединился находился щиток с автоматами. Сама судьба или провидение распорядилась так, что мне выпала участь быть тем, кто полезет в него.

«Ну, что тут такого опасного? Переместить всего-навсего переключатель с "Выкл" на "Вкл» – занимался самовнушением я, нащупывая в темноте щиток.

На деле оказалось не так всё однозначно и просто. Меня тряхануло, так, что из глаз посыпались искры. Разряд в 220 Вт. неприятная всё-таки штука как не крути. Небрежность электрика, что не заизолировал, как следуют проводки в коробке, стоила мне поднятием температуры до 41 и 1 градуса.

Я впритык приблизился к опасному рубежу. Известно, что после 42 градусов у человека начинается необратимое разложение белков, то бишь верная смерть. Понимаю ли я это? Осознаю ли всю опасность своего положения? Рациональная часть моего «Я» отчаянно вопит и требует немедленно обратиться за помощью к специалистам. Но я всё медлю, откладывая поход в больницу всякий новый день на следующий раз. И так продолжается изо дня в день. Сейчас февраль – самый злой месяц ветреный и холодный. Для всех должно быть – кроме меня. Я совершенно не ощущаю на себе его зимней стужи. Могу свободно ходить по улице в летней футболке и не мёрзнуть. Конечно я этого не делаю, не желая привлекать к себе излишнее внимание, рискуя тем самым очутиться в глухих застенках психиатрической лечебницы. Самочувствие моё превосходное, я не чувствую себя больным и не замечаю за собой какого-либо другого недомогания. Сны да, они никуда не делись, наоборот приобрели более яркий характер. И ещё, я перестал их рассматривать, как кошмар. «Огненные сновидения» постепенно перешли в разряд обыденного, став неизменными спутниками в царстве Морфея.

Подспудно я, конечно, думаю, размышляю о них. Очень часто ловля себя на мысли «А что будет дальше? За чертой отметки 42 градуса? Возможно, это будет конец или наоборот отправная точка для чего-то нового?».

Ни с кем я не решаюсь поделиться своими тревогами и переживаниями, превращаясь всё более в затворника. Круг моих интересов надо заметить – ощутимо сузился. Пропал интерес к еде, теперь я обхожусь минимум продуктов. Что осталось неизменным, так это влечение к противоположном полу, оно, к слову сказать, стало ещё сильнее, чем прежде, до моей аномалии. Вот только секса у меня не было почитай с самого начало лета. Что-то меня постоянно удерживает от близкого общения с девушками. Возможно, это связанно опять-таки с температурой, с вопросами, что неизменно станут задавать мне, ведь я же буквально горю, хотя и не ощущаю этого, разве что в первые дни, когда только происходит очередной температурный скачок.

Всё это я читаю в своём дневнике. За не именем близких людей кому бы я мог довериться – я доверяю свои мысли бумаге. Вернее сказать, в прошлом доверял, ибо читаю я его в последний раз, перед тем как предать огню…

Этот «Перелом», как я окрестил его произошёл в последний день месяца двадцать девятого числа месяца февраля. Ничего не предвещала кризиса. Я, привычно уже в 22:00 лёг спать и заснул крепким сном. Мне даже вначале снилось, что-то приятное, а потом не помню – я резко открыл глаза и обмер. Я лежал на земле в одних трусах, в смутно знакомом мне месте.

«Это всё происходит во сне» – была первая мысль, которая сразу потерялась, стоило мне перевести взгляд вперёд. Там в центре пустыря сияло и извивалось оранжевое пламя, словно маяк, указывающий правильное направление. Я внезапно с отчётливо ясностью осознал, кому он светит «Мне, мне одному и сомнений никаких тут быть не может!». Я вернулся вновь на пустырь.

Словно между сном и явью я пополз навстречу огню. К слову сказать, меня в этот момент даже не посетила мысль простая – почему я по-пластунски передвигаюсь, когда могу свободно встать на ноги и спокойно подойти к нему? Повторюсь, всё происходило как бы, не совсем со мной, я был в этой пьесе скорее сторонним наблюдателем, нежели полноправным участником её. Утратив полностью над собой контроль желая только одного – скорее приблизиться к «Нему».

К чему конкретно я затруднялся дать хоть сколь внятное объяснение. Лишь ощущая в себе острую неоюходимость быть там… Не слыша, как завывает морозный ветер в ушах, не чувствуя ледяной поверхности земли под собой, не видя разбегавшихся в панике бомжей, точно узрев ожившего мертвеца. Ничего важнее для меня в тот момент не существовало на свете, кроме этого пламенеющего языка, его жара, его силы, его сути.