Эмпедокл
Я попробую высказать некоторые соображения о том, что именно утверждал в своих мифо-поэтических речениях Эмпедокл. Я не буду в полной мере отождествлять свои представления о сущем и самом Бытии с тем, что он утверждал, но и не буду их противопоставлять. Так проще будет высказывать предположения в большей свободе от груза чрезмерной ответственности за свои слова о том, что заслуживает самого трепетного отношения. Это так потому, что даже не отождествляя вполне своё мировоззрение с мировоззрением Эмпедокла, я почитаю его как того, кто есть одна из вершин в проникновении в тайны Бытия.
По мере моей необходимости я буду иногда ссылаться на фрагменты его текстов. Главным для меня было найти эпицентр того вулканического процесса, которым представляется его мысль.
Эмпедокл с особенной страстностью и убеждённостью повторяет свою идею о том, что всякое сущее неуничтожимо и не имеет начала в своём существовании. И в то же время он не обинуясь говорит о смерти и разрушении, царящих в мире.
У нас остаётся для понимания его слов только один вариант. Тот, в котором сущие разделены на две группы. Те из них, которые составляют неуничтожимые основы для мирового процесса глобального смешения, и те, которые являются, фактически, фантомными сущими в сравнении с первыми, из смешения которых возникают, потом распадаясь, эти фантомные сущие. Но Эмпедокл настаивал на том, что никакое сущее никогда не утрачивается. Разумеется, нам необходимо упраздниться от напрашивающейся тривиальной идеи, что сущее сохраняет свою «этость», распадаясь и включаясь в состав иных сущих. И ведь тогда бы, кроме всего прочего, это означало бы, что таковое иное сущее либо только что возникло, либо всегда было в предожидании своего осуществления в «этости». Но ведь «этость» и есть при-сущность Бытия. Значит, для гарантированного осуществления себя в Бытии такое сущее от века и навсегда должно было качествовать в «этости». Причём, никакое не может быть исключением для действия этого универсального принципа. Это следует и из интенсивности постоянного переживания факта умопостигания универсального принципа и как утверждения всякого положения о сущих в их единстве. Здесь следует заметить, что Эмпедокл утверждает и тождественность первичных составляющих всякого смешения – четырёх стихий. А вращение в круге символизирует вмещение в фактуру смешения цикличности возвращения к уже бывшему.
26. Симплиций phys. 33, 18. Немного же дальше
(после ст. 21,12) он говорит:
(Пер. Э. Радлова) «Они господствуют
попеременно в течение круга,
То исчезают один в другом, то возрождаются в
роковом возврате.
Они тождественны, проницая друга друга;
Они образуют людей и различные племена
Животных»
О том, как это возможно понимать, я писал в комментарии к фрагменту «Тимея» Платона. Значит, мы должны осознать тот факт, что всякое сущее всегда сохраняет свою при-частность Бытию в явленности своей «этости». Как же совместить неразрушимость уже наличествующего сущего с неизбежностью его распада? Ведь для человека критерием и парадигмой всякого уничтожения является неизбежность того, что переживается им как предельная выявленность торжества абсолютного уничтожения – смерти.
Для понимания возможности такого положения вещей следует признать, что Эмпедокл отнюдь не отрицал, но, скорее, утверждал безусловность осуществления всегда всякой возможности существования всякого сущего. Это можно усмотреть в утверждении о том, что универсум сущих не допускает пустоты. Разумеется, таковое утверждение можно воспринимать как указание на отсутствие пространственной пустоты, но контекст сказанного заставляет нас предположить, что если это и так, то только в порядке иносказания для универсального представления о невозможности отсутствия какого-либо сущего. Язык Эмпедокла предельно насыщен символикой. Там где он говорит об универсуме:
«Равный себе самому отовсюду был шар или Сферос»),
необходимо понять, что равенство себе самому отовсюду именно шара есть иносказательное утверждение о его абсолютной простоте и отсутствии в нём ограничения частичности. Всякая его часть есть он сам. Он прост и неразложим, но включает всю полноту многообразия возможностей осуществления. В нём угадывается аналогия с Хаосом, о котором я писал прежде. Но фактура умозрительного воспроизведения смешивающихся в единство и распадающихся во множественность сущих вызывает к усмотрению его аналогии и с Уроборосом.
Также можно вспомнить фрагменты из моего опуса О СОЗНАНИИ, где речь идёт об альтернативных реализациях в пересекающихся мирах, составляющих в целокупности весь универсум. Факт частичности одного сущего в другом имеет неабсолютный характер, а является следствием принадлежности миру соответственно его презентации в универсуме. Таким образом, само смешение в универсуме сущих есть результат их частной соотносимости, обусловленной своеобразием их вложенности в тот или иной мир упорядоченных взаимоотношений между сущими.
В темпоральном изменении самоосознающее сущее эволюционирует в своей «этости», утрачивая свой статус априорной заданности её в аксиологическом измерении. Но это так в мире сохранения целокупности проявлений сущего в его темпоральном изменении. Это так в скольжении по времени. Но в скольжении по мирам «этость» сущего может обретать постоянство. В своей реализации в универсуме сущее может присутствовать и в изменчивости «этости» в скольжении – эволюции по времени, но и в постоянстве её в скольжении по мирам. Разрушение во времени и уход в иные миры – одно и то же. Разрушающаяся «этость» есть остаточный след уходящего сущего. А миры, это «срезы» универсума в свете самосознания, заимствованного в Сверхсознании Сверхсущего. Об этом я тоже писал в О СОЗНАНИИ.
Сказанное выше и означает, что всякое сущее не погибает, а ускользает в иные миры, сохраняя свою «этость». Это и есть существенная посылка Эмпедокла. Для подтверждения её можно здесь привести следующую цитату:
(Пер. Г. Якубаниса) «Но скажу тебе другое: из
всего тленного ни у чего нет ни рождения, ни какого-
либо предела губительной смерти, но есть лишь
смешение и различение смешанного, у людей же
(оно) называется рождением»
(Объяснительное примечание Г. Якубаниса: «Διάλλαξις>>
значит именно «различение», «размещение», а не
«разделение», как обыкновенно переводят. Этот оттенок очень
характерен: он прямо указывает на процесс, которым Вражда
выводит стихии из смешанного состояния безразличия». )
Это значит, что в универсуме присутствует всякая конфигурация сущих в каждый момент. И это разнообразие инициировано абсолютной полнотой всевозможностей освещённости сущих в свете Сверхсущего. И обретения ими всякой «этости». Выявления их в различение.
В этом выражается сверхзаконный потенциал Логоса, не подвластный никакому априори заданному порядку. Но об это я тоже писал прежде в фрагменте о Хаосе.
«Купно тогда одинокие члены сошлись, как попало,
Множество также других прирождалося к ним беспрерывно.
61. Множество стало рождаться двуликих существ и двугрудых,
Твари бычачьей породы с лицом человека являлись,
Люди с бычачьими лбами, создания смешанных полов:
Женской природы мужчины, с бесплодными членами твари».
Выше я уже писал, что актуальна в этой символике цикличность в возвращении к уже бывшему. Это означает, что миры, как «эти» сами по себе сущие, тоже изменяются, «скользя» в темпоральности, но восполняют это своё разрушение, сохраняя постоянство в собственном скольжении в мирах и проницая их. Но в неразличении в смешении и в восстановлении в единстве присутствует свобода смешения и в их пересечении. И всякое сущее в своей «этости» может наследовать её в смежных пересекающихся мирах. Это есть рождение сущего в мире (уже где оно присутствовало прежде) с наследованием уже бывшей прежде «этости»:
117. Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей и рыбой морской, бессловесной.
И необходимо ещё раз подчеркнуть, что потенциал повторяемости и цикличности содержится не в случайности, а в том, что всякое сущее существует всегда в странствии своей «этости» по всевозможностям Универсума. Но опознаётся это и переживается как факт самоосознающим сущим именно как эксклюзивная посылка Бытия. И это потому, что все остальные осуществлённости в универсуме переживаются сущим только как возможности, находящиеся в области фантазии. Потому и представляется переживаемая реальность как непрерывная связь событий, которые в такой связи находятся только потому, что выражают её как некое совокупное сущее. Оно ведь и таковым может быть во всевозможных сущих универсума. Не празден вопрос и о том, насколько подобное видение реальности соответствует самой реальности. Но следует заметить, что частностью самого изложенного взгляда и является предпосылка видения именно в предельной символичности. Нужно принять, что любая «модель» реальности есть частное и даже альтернативное представление этой реальности, которая сама по себе не терпит никаких ограничений в частном логосе. Но это же есть и свидетельство о присутствии потенциала безусловности отражения этим символом некой грани присущего реальности осуществления в причастности Бытию. Глубина и сущность символа в том, что он своею оформленностью выражает не специфику оформленности символизируемого (даже и приближённо), а схватывает один из импульсов (посланий, манифестаций), посылаемых этим таинственным образованием, которое и есть совокупный мир.
И это потому, что ВСЁ может быть только НИКАКИМ. Но в при-частности Бытию сущее в своей «этости» тоже наследует потенциал НИКАКОГО и в этом смысле имеет модус ВСЕГО. И во всём этом нет агностицизма, поскольку вопрос о непознаваемости даже не может быть поставлен. Ведь черпается потенциал ВСЕГО из НИЧТО. Мы не должны рефлектировать ни на какое подставное, интуитивно подозреваемое сущее, предлагаемое нам нашей уже осуществлённой фантазией в качестве претендента на непознаваемость.
Сказанное и выявляет степень соотносимости вышеизложенной идеи с христианством. Здесь возможен только акт парадоксального выхода за пределы тех безграничностей, которые узурпирует всевозможность без границ. Этот трансцендентный акт возможен, если возможен, только в снятии привязанности сущего в самоосознании к наличной этости и погружении в новую безграничность, безграничность Сверхсознания.
Но здесь следует поставить точку, поскольку актуальный вопрос о сохранении в акте спасения в христианстве требует погружение в проблематику, выходящую за пределы темы об Эмпедокле.
Миф об Эдипе
Миф об Эдипе можно понимать как символистическое описание инициатического пути человека в его посвящении в сакральное знание. Каждое из трагических событий на этом пути было шагом в этой инициации. Не будучи ещё посвящённым, Эдип совершал эти шаги в профаном мире в переживании им как действий, которые не могут им ещё оцениваться выходящими за пределы законов миропорядка в этом мире. Всё совершённое Эдипом на этом пути было совершенно соответствующим его нормам. В этом мире он не убивал отца и не женился на матери. Неведение не есть только отсутствие информации о том, что воистину имело место. Пифия, предрекавшая ему такую страшную долю, солгала тому Эдипу, который услышал её слова. Но и ведь он слышал не Бога, а только её. Познаваемое Эдипом в процессе его инициации было пошаговым вхождением в мир сакрального. И его неведение имело онтологически значимую природу. Он не мог убить отца и жениться на своей матери в мире профанных событий. Он и не сделал этого. И он совершил героическое деяние, избавив Фивы от ужасного Сфинкса. Всё, что он получил в награду, было заслуженным, а пророческая весть оракула была лишь не осуществлённой в этом мире ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем, манифестацией из иного мира.
Но идя по пути овладения сакральным знанием, Эдип должен был войти в мир, где онтологическое наполнение видимого происходящим должно было измениться фундаментальным образом. И для того, чтобы осуществить шаги во вхождение в этот мир, Эдип должен был совершить действия, которые бы открывали ему двери в него. В этом мире он и убил отца и женился на матери. Чтобы войти в него, ему необходимо было отменить те законы мироустройства, которые связывают всё происходящее в профанном мире. И он совершил в нём ужасные деяния, находясь ещё и в нём, но уже и там, где он их воистину совершил. И именно потому, что он уже сделал этот шаг по вхождению в мир сакрального. Это знак утверждения надзаконных оснований для того мира, в который он вступал. И для утверждения метафизической оправданности этого мира он должен был совершить ещё одно инициатическое действие, которое сняло бы в фактуре мира и новом существе Эдипа остатки нечистоты в различении сущих по образу законности мира профанации. Введя себя своими действиями, убийством отца и инцестом, в мир, который вмещает в себя эти действия как знак недозволенной надзаконности для прежнего мира, он самоослеплением стряхнул с себя различение в сущих профанного мира. Это был метафизический акт, как и всё то, что он совершал на пути инициации прежде. Откуда он взял для себя оправдание в своих действиях, хотя бы и имеющих модус восхождения в сущих? Ниоткуда!
У того, что над всяким универсумом, есть один признак и одно имя в этом мире. Оно – НИКАК. Оно по ту сторону Бытия и Небытия и соотносится с ними как универсальное с частным. Оно больше, чем НИЧТО и ВСЁ. Ведь только оно (глубже, чем и НИЧТО, и ВСЁ) имеет потенциал для того, чтобы инспирировать как возможное, так и невозможное. В мифе об Эдипе отчасти выявлена фактура досократического Логоса.
Музыка сфер
О, Владычица Богов
Свет незримый…
В Эфире перворождённый
…Эрос, когда Ночь
…Тогда возник…
Ипсипила, фр. 57
(ЕВРИПИД)
РАПСОДИЧЕСКАЯ ТЕОГОНИЯ
60. ДАМАСКИЙ. О началах, 123 (I, 316,18 R.): В этих имеющих хождение Орфических рапсодиях теология умопостигаемого такова. Истолковывая её, философы принимают Хронос за единое начало всех вещей, Эфир и Хаос – за двоицу, яйцо объясняют как абсолютное бытие и полагают эту триаду первой. Ко второй относятся либо вынашиваемое и вынашивающее Бога яйцо, либо «сияющее одеяние (хитон)», либо облако, из которых «выскакивает» Фанес…
67. Всё было в тёмной мгле… 70. Затем сотворил великий Хронос в божественном Эфире Серебрянное яйцо… 72. Бездна туманная и безветренный раскололся Эфир, когда начал возникать Фанес. 73. Перворождённый Фаэтон, сын пространного Эфира. 75. Его зовут Фанесом, ибо он первый стал видим (fanto> v) в эфире. (ДАМАСКИЙ, ПРОКЛ, ЛАКТАНЦИЙ).
ТЕКСТ
(1) Эти два события произошли с небольшим между ними интервалом времени. Первое видение произошло ночью, когда я находился в состоянии, пограничном между сном и бодрствованием. Я вдруг оказался в чёрной первозданной пустоте, как если бы нигде ничего ещё не было. Вдруг я стал свидетелем присутствия в пространстве какого-то округлого и герметически замкнутого предмета, содержащего внутри себя некую неопределённую светящуюся живую субстанцию.
В следующий момент произошла катастрофа, приведшая к разрушению твёрдой оболочки яйцевидного предмета (тогда мне показалось, что это странный, похожий на яйцо, летательный аппарат), из которого выплеснулась световидная субстанция.
Я последовательно-одновременно пережил-понял-осознал со всею доступной мне полнотой, что вижу гибель всего живого (осознание этого переживания сопровождалось приливом острейшей скорби) и сразу же вслед за этим последовало глубочайшее радостное переживание, и осознание, и видение принципиальной невозможности гибели ничего живого вообще, развеявшие всю мою скорбь. Пространство наполнилось этой серебристо-светящейся живой субстанцией, распространившейся во все пределы. Я как будто побывал в самом центре мироздания в момент его возникновения.
(2) Второе видение произошло вскоре после первого и при похожих обстоятельствах. Я вдруг оказался выходящим из какого-то тёмного замкнутого неопределённого пространства. Причём слово «выходящий» не совсем верно отражает характер моего движения. Я, скорее, плавно «выдвигался» из него (или оно отодвигалось назад), причём у меня полностью отсутствовало представление о том, что находится позади меня. Как и обо всей предыстории моего появления там.
Я как будто бы понимал, что нахожусь в забытых мною таинственных и потаённых местах, находящихся неизмеримо давно в моём прошлом, хотя я, несомненно, одновременно оказался в них именно сейчас. Я выходил из темноты в прозрачный ночной простор, в полную и благостную тишину, поворачивая всё время направо; вокруг стояли белые величественные давно покинутые здания (или храмы) античного стиля и всё пространство вокруг было пронизано той же, что и в первом видении, субстанцией.
(3) Вдруг я осознал, что слышу необыкновенную беззвучную музыку, и музыкальным инструментом служит всё небо и весь Космос. Музыка воспринималась одновременно и как явленность небесной гармонии. С её совершенством не может даже отдалённо сравниться самая совершенная музыка, созданная величайшим музыкальным гением. Вокруг меня в каких-то холмиках находились живые души давно умерших. Они о чём-то горячо и беззвучно молились. Рядом, я помню, протекал чистый и прозрачный ручей.
Всё созерцаемое мною происходило слева от меня, а справа оставалось то неопределённое, откуда я вышел. Я как будто проходил по окружности в следовании движению часовой стрелки, созерцая внешность ограниченного этой окружностью круга. Внутренность же круга была неопределённым местом, откуда я вышел. Я всё время немного поворачивал направо.
Я знаю, что эти два события связаны и одно из них есть продолжение другого.
(4) Впоследствии отголоски пережитого не раз возвращались ко мне, но, конечно же, не с той остротою. Мне приходилось видеть отдалённый прекрасный белый храм или дворец на освещённом солнцем холме; недостижимый при всём моём всепоглощающем желании оказаться там. Моя скорбь была тем более сильной, что связывалась и с какой-то давней, но постоянно живущей во мне утратой. Я как будто ожидал, что именно там я и обрету это утраченное. Странным образом это скорбное состояние было смешано с радостным и светлым переживанием.
Уже годы спустя я, прочитав РАПСОДИЧЕСКУЮ ТЕОГОНИЮ и некоторые другие орфические тексты, с удивлением обнаружил много общего между ними и этими видениями.
(5) Можно сказать несколько слов об особенностях, отличающих такие видения от обычных состояний сна и бодрствования. Хотя они и содержат моменты сновидческой зыбкости и бодрственной материальности, они появлялись, в отличие от обычных состояний, вдруг и в сопровождении острого интуитивного осознания истинности переживания. Как пробуждение. Они как будто сами свидетельствуют о своей значимости большей онтологической насыщенностью и полнотою. Их влияние, как и некоторых других событий подобного рода, имевших место в моей жизни, на дальнейшее формирование моего умозрения и мироощущения невозможно переоценить. Как будто излившийся в видении свет преобразовался в невидимую и неосязаемую субстанцию интеллектуальной интуиции.
ТЕКСТЫ НА ЗОЛОТЫХ ПЛАСТИНКАХ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ
Я вырвался из многострадального, мучительного круга, я погрузился в лоно Владычицы Подземной Царицы.
– «Счастливый и блаженный, ты станешь Богом вместо смертного!» Как только душа покинет свет Солнца, иди направо, тщательно остерегаясь всего. (3) Радуйся, испытав испытанное, прежде ты не испытывал этого никогда. Ты стал Богом из человека. Ты – козлёнок – упал в молоко. Радуйся, радуйся! Ступай направо (6) по священным лугам и рощам Ферсефонейи. Слева от дома Аида ты найдёшь источник, рядом с ним стоит белый кипарис. (3) К этому источнику даже близко не подходи. Найдёшь и другой: из озера Мнемосины текущую холодную воду, перед ними – стражи. (6) Скажи: «Я дитя Земли и звёздного Неба, но род мой – небесный, об этом вы знаете и сами. Я иссохла от жажды и погибаю – так дайте же мне скорей (9) холодной воды, текущей из озера Мнемосины». И они дадут тебе пить из божественного источника. И тогда ты станешь царствовать вместе с другими героями. Эта могила принадлежит Мнемосине. Когда тебе суждено будет умереть, ты пойдёшь в хорошо сделанный дом Аида – источник. (15) И ты пойдёшь по многолюдной священной дороге, по которой идут и другие славные вакханты и мисты.
Сворачивание
Мне не очень близка схема аргументации Стивена Хоккинга в связи с утверждением им перспективы «схлопывания» вселенной в результате заигрывания человечества с вновь открытым бозоном Хиггса. Его объяснения возможности такого события с приданием бозону чудовищной энергии не кажутся достаточно прозрачными. Попробуем сказать о похожем на это явлении несколько иначе. Я немного порассуждаю с позиции своей ограниченной осведомлённости в физике и превосходной самонадеянности авантюриста. Читателю не следует предполагать необходимость и даже возможность погружения в собственно детали и частности современной физики. За моими квазифизическими рассуждениями стоит интенсивность и плотность спекулятивной мысли (насколько это для меня доступно). Я пока не знаю, как иначе выразить эту мысль. Вся квазифизика здесь, фактически, есть распространённая метафора.
Для начала немного коснёмся явления конфайнмента (удержания) в кварках. Пусть читатель приготовится к тому, что дальше не будет ничего от физики, кроме её иносказательной составляющей. Но при этом мы сохраняем существенный потенциал спекулятивности в рассуждениях.
Мы вспомним о кварках только для того, чтобы дать наиболее простой пример осуществления принципов соотношения между объектами сколь угодно универсальной природы в разных условиях меры их тождественности в единстве и инаковости в различительности.
Какова природа удержания кварков в адроне (тяжёлой частице, которая из них «состоит»)? Можно предположить, что в основе этого явления лежит универсальный принцип совместной организации сущих. Он заключается в том, что никакая характеристика в факторе индивидуальной избирательности не может быть для объекта абсолютизируемой в качестве непреложной данности.
Что это значит? Мы допускаем, в частности, что даже свойство сущего быть «этим самым» подвержено неопределённости. Можно быть «этим» собою в одном отношении, но иным в другом. То есть, например, один и тот же кварк может принадлежать одновременно разным тяжёлым частицам. И это следует понимать как реальность. Объемлющие тяжёлые частицы могут находиться на том уровне иерархии при снижении парадигмы их осуществления в множественности, когда все они уже разные сущие. Но внедрение в их строение предполагает переход в рассмотрении на тот «реликтовый» уровень в манифестации в множественность, когда характеризующие их внутреннее устройство кварки ещё не вполне различимы как сущие.
Не стоит предполагать, что речь идёт обязательно о физических объектах. Я говорю о них сейчас только в порядке рассуждения о мысленном эксперименте с некоторыми правдоподобными конкретными сущностями. Сказанное выше может быть рассматриваемо как реализация общего принципа в частной ситуации.
Теперь же мы рассмотрим чуть более общую ситуацию. Пусть у нас есть множество типологически близких объектов. Предположим только для определённости в мысленном опыте, что они имеют почти физическую природу. Степень их тождественности и инаковости мы будем варьировать нужным нам образом в процессе рассуждения. Предположим ещё, что мы хотим воздействовать на один из объектов для его изменения (разрушить его, например). Мы осуществляем некое действие над некоторым объектом. Но, в зависимости от характера такого действия, мы имеем разную степень избирательности при этом. В случае, когда система воздействия не «когерентна» (не соотносима; не вполне «взаимоопознаваема в общности сформированности») структуре объектов воздействия при осуществлении направленности воздействия в его локальности, мы можем оказаться перед тем фактом, что для выбранной нами системы воздействия даже и индивидуальность объектов может быть весьма неопределённой и эфемерной.
Это выявляется в свойствах, аналогичных синхронистичности. Вопрос о том, наблюдают они друг друга или нет, не очень актуален по причине достаточности их общего (одного и того же) потенциала. Если они когерентны, то ничего в этом смысле друг другу не добавляют. Их общий «мир» остаётся всё тем же. Но если присутствует некогерентность, то она в фактуру их соотносимости может добавлять только модус неразличимости в сущих. В пространственных, темпоральных или иных характеристиках. Иначе – противоречие в их сосуществовании. От меры «завязанности» друг на друге этих сущих и может возникать необходимая мера и специфика неразличимости. Но сам Универсум бесконечен и безграничен. В нём присутствует потенциал осуществления любого мыслимого исхода для превращения сущих. И «запутанные» во взаимном «наблюдении – воздействии» сущие могут быть разрешены от стагнации во взаимодействии, сохраняя свой наличный совместный формат. Парадоксальным образом пренебрегая требованиями нормативной логики.
Кварки, например, не могут освободиться в результате распада адрона, поскольку на уровне их «считывания» наблюдателем (а это есть реальность) они недостаточно индивидуализированы, даже находясь «в» уже индивидуализированных адронах.
Но эксклюзивное воздействие на них в завязанности на безграничный потенциал Универсума и может во вновь порождённой в «запутанной» совместной системе—сущем разрешить эту коллизию. Что невозможно в малом «мире», то может разрешиться в его объемлющем.
Вот Уроборос глотает самого себя. Потом насильственно такой Уроборос, утрачивая единство съеденного, съевшего и «вот этого», распадается в множественность. Но каждый из многих сохранияет «память» о единстве. А синхронистичность тоже об этом глаголет. Но в «мою» ущербную реальность она включается как синхронистический артефакт. «Запутывает миры».
Потому идет речь о возможности результата воздействия на индивидуальное, которое в неразличимости передаёт действие тотальности.
(И ведь мои философские этюды имеют универсальную цель. В том смысле, что направлены на выявление единого во всём. Его и разыскиваем. А частность конкретики, и физической тоже, есть только метафорическая иллюстрация универсального положения. А такой частностью является всё. Вплоть до самых общих идей. А Принцип стоит за ними и только может быть приоткрыт. Но чтобы его можно было приоткрыть, он должен быть… сокрытым под покровом. Ведь не может он быть причастным никакой «чтойности». Но это – поясняющее мою цель дополнение).
Тогда в соотносимости между объектами и воздействующей системой нет ресурсов для действия модуса различительности в коллективе из этих объектов. Это не просто непреложность фактуры коллектива. Это реальная явленность его в наблюдении и воздействии со стороны данной системой. Тогда мы находимся в условиях, когда все объекты суть что-то вроде размноженного одного в дублировании друг друга. И каждый является только чем-то вроде «смещения» (аберрации) других. В этом случае может иметь место описанный ниже факт.
Пока мы не достигли достаточно высокой интенсивности («убедительности») уровня воздействия, ничего с объектами воздействия не происходит вообще. Но как только мы достигли критического уровня интенсивности (когда интенсивность воздействия начинает противоречить возможности сохранения неизменности такого положения), избранный нами объект разрушается. Но что такое – избранный? Ведь, как выше и сказано, он в ту меру «некогерентности», которую мы имеем в этом опыте, не индивидуален для нашего механизма воздействия. И получается так, что мы точечно направленным импульсом воздействия воздействуем на него одного, но (в недостатке модуса адресности) в его явленности в дублировании. И происходит «ответ» всех объектов сразу в их неразличительности. Избирательный, но и, парадоксальным образом, тотальный.
Я думаю, на этом построен «ответ» на «энергичное» вторжение в субстанцию коллектива объектов и в случае разрушения кристаллов, когда после достижения достаточного уровня энергии воздействия кристалл, доселе никак не реагируя, вдруг в ответ на продолжающееся незначительное усиление точечного воздействия почти взрывается всюду сразу. И в случае ядерного взрыва, когда на воздействие отвечает сразу весь коллектив, составляющий субстанцию взрываемого материала. В каждой точке субстанции происходит одно и то же событие. Именно не одинаковые, а одно и то же! Синхронистичность. В сущности, нет необходимости рассматривать ситуацию в строго физической парадигме. Мы нигде не конкретизировали специфику характера воздействия и тип объектов. Просто синхронистичность – это результат такого «разворота» в наблюдении, когда один и тот же объект раздваивается (размножается в дублировании). В пространстве или времени. Причём не обязательно в полной тождественности (рыба, изображённая на гобелене и поданная на стол Юнгу за обедом – одна и та же). Но в модусе тождественности.
Если вернуться к утверждению о возможности энергетически сильным локальным воздействием на однородную субстанцию инициировать «схлопывание» вселенной, то тут надо заметить, что для такого события имеются предпосылки в виде существования абсолютно однородной субстанции – вакуума. Ведь в нём присутствуют все элементарные объекты в полной свободе от привязанности к критериям тождественности, инаковости и взаимной расположенности. В этом смысле вакуум есть одно из частных проявлений Хаоса. Но как таковой он имеет ресурсы и по типу однородности кристаллической или радиоактивной. Поэтому в ответ на энергетически сильный локальный импульс он может ответить локально (в полноте тождественности) одним и тем же ответом… тотально. В этом было бы и схлопывание (всё-таки, один и тот же всюду), но и взрыв.
Взрыв-схлопывание сразу во всём вакууме – образе Хаоса в Космосе. Но чем или кем это может быть отражено как судьба сущего в наблюдении другим сущим?
Вот если наблюдается факт синхронистичности, то он наблюдается только внутри Универсума сущих в обозначенной оппозиции их. Как о том говорилось в этом тексте несколько выше. Когда же это происходит в «самом себе» во всей полноте (захватывая весь Универсум), то это не может быть наблюдаемым и рефлектируемым хоть в какой-то рефлексии. Потому что при этом отсутствуют все критерии и модусы выявленности всех фундаментальных признаков всякой «таковости». Ведь эти критерии задаются соотнесением разных сущих внутри самого Универсума. А в ином случае их оппозиции внутри Универсума нет. Некому, нечему и не в чем свидетельствовать.