– Безделушка, – вклинился Крез. – Талисман – богатство приносить, удачу… от бедности защищать.
Ученая протянула руку, намереваясь взять кулон, но Агафон отстранился, отбив руку – и грубо ударив по ее запястью.
– Безбожница! Как смеешь ты прикасаться к божественному символу?!
Лена вскрикнула от боли. Послышалась возня, и из толпы появился полковник.
– Ты, черт малахольный, ударил мою жену?! – проорал он, заикаясь.
– Грешники! Горите в аду! – выкрикнул Агафон, сверкая глазами, пока Томас дергал его за плечо, пытаясь успокоить.
В руках Горина сверкнул металл, и прогрохотал выстрел – прямо старику в лоб. Тот свалился, обрызгав кровью лейтенанта с негром.
– Поговори мне теперь! – загоготал вояка, брызгая слюной.
Все застыли, потеряв дар речи и не зная, как реагировать.
– Илья! Илья Андреевич, зачем?! – Крез подскочил к полковнику, прося опустить пистолет.
– А что я? Я ничего, – ответил Горин, прищурившись, и посмотрев на жену. – Да, Лена? Этот скотина ударил тебя… – он оказался рядом, и положил руку на ее шею, придавливая. – Да, любимая? Это только я могу тебя отшлепать… только я могу тебя…
Он провел пистолетом воображаемую линию по людям, заставив их отскакивать, как ошпаренных, с траектории потенциального выстрела. Крылова испуганно взглянула на Менаева, тот – не отводил глаз от Горина, пытаясь понять, что у того на уме. Успокоили полковника Сидоров и Шпигин. Что-то нашептывая командиру, они увели его в сторону штаба.
– Чего стоите-то? Идите за мной! – послышался сладкий голос Ливанова, который повел в медчасть Афродиту и окровавленного Томаса.
Люди быстро, как по команде, разошлись, оставив там Менаева, Крылову и труп Агафона. Даже отец Киприан испарился. Лена поджала губы, пытаясь совладать с эмоциями. Муж запил, и это было плохо. Почему он сорвался? И можно ли его остановить?
– Тетрадь сама себя не прочитает, – вдруг сообщила она Грише. – Иди работай, будем спасать человечество – если еще осталось, что спасать, – она посмотрела вслед Горину. – А мне нужно поговорить с мужем – СРОЧНО!
Она побежала, догнав полковника в дверях Куба. Менаев с грустью глядел, как она взяла мужа под руку. Даже издалека было видно ухмылку пьяного вояки, когда он обхватил жену за талию… или за округлые бедра, стянутые юбкой? В голове у Гриши стучал набатом один и тот же вопрос: «С МУЖЕМ? А Я КТО?!». Оказывается, и его можно было заставить ревновать…
****
Гермес соврал, что они с Томасом – пара, а на самом деле им просто нужно было остаться вместе, иначе они оказались бы в разных палатах. Вместе с тем, этот ход повлек и негативное последствие – несмотря на показное отвращение к межрассовому интиму, солдаты первое время буквально оккупировали пространство под дверью, надеясь услышать звуки развратного совокупления. Слава Богу, вскоре их разогнал начмед, правда, оставив одного охранника.
Гермесу и самому было противно делать вид, что они с Томасом влюблены друг в друга – его мужская сущность грубо протестовала против этого. Но появилось и еще кое-что, ужаснувшее его.
Сначала он переоделся в чистое синее платье, белье и колготы, естественно, не придав этому значения, и сделав это прямо перед ошеломленным чернокожим. А уже когда Томас переодевался, Гермес случайно провел рукой по бедру, ощутив нежное тепло и шелковистость капрона. В животе странно заныло – болезненно, и в то же время, приятно. Мелькнула мысль, что он давно не пользовался набором, полученным в поезде. А ведь обязательно нужно было поддерживать вагину в порядке. Взгляд застыл ниже пояса богобрата, а затем синдик отвернулся, встряхнув головой – ЧТО ЗА ХРЕНЬ?!
Он категорически не желал превращаться в женщину, но организм, физиология и еще что-то непонятное внутри непреклонно склоняли психику на другую сторону весов. Это встревожило его, но он отмел переживания – его уродство было ужасно, но сейчас были более насущные задачи.
Ливанов провел диагностику, взял анализы – и вскоре принес брюнетке таблетки. Пей регулярно, в одно и то же время! – строго приказал начмед, «на глаз» определивший у девицы эпилепсию, отягощенную шизофренией. Врач не сводил с нее маленьких, заплывших жиром глазенок, поэтому Дита была вынуждена все выпить – открыв затем рот, чтоб Ливанов удостоверился в ее приверженности лечению.
Как только Ливанов ушел, Гермес вырвал проглоченное – таблетки подавляют нервную систему, а ему нужен был трезвый ум. А вот египетскую микстуру пора пригубить…
В руке как раз была фляжка, когда заявились выродок с Межника и рыжеволосая ученая. Они представились и сначала расспрашивали о каких-то малозначимых вещах: кто такие, откуда родом, как выжили после Вспышки. И Гермесу пришлось бесстыдно врать – к примеру, шрамы после операции он списал на пытки в банде Пирата. И так далее. Не мог же он, на самом деле, рассказать о Синдикате Божьего промысла? Затем, устав от вопросов вокруг да около, Крылова спросила напрямик:
– Что значит кулон, который был у Агафона? У вас тоже есть такие?
Гермес-Дита повел плечами и с недоумением взглянул на африканца, застывшего на койке в роли молчаливого статиста.
– У нас такого нет. Да, Томас? – и получил в ответ невозмутимый подтверждающий кивок. – Кажется, у деда эта побрякушка была всегда – мы с ним проскитались около года. Нашел где-то, может быть. Или семейная реликвия. Или просто красивая штука. А что не так с этим кулоном? – он смотрел невинным взглядом.
– Все так, – сказала ученая, и положила на тумбочку кулон Агафона. Пристально посмотрела на Томаса и положила рядом еще один. – А что вы делали в Межнике?
– Где? – Томасу даже не пришлось разыгрывать удивление. – Я там не был.
– А ботинки на Афродите? – она повернулась к девице. – Ты ведь была в Межнике?
Гермес был озадачен. Откуда она знает? Что не так с его ботинками, кроме того, что они мужские?
– При чем здесь ботинки? – ответил он вопросом на вопрос.
– Они ведь мужские, – отметила Крылова. – И они фирменные – на подошвах саламандры. Точно такие же, как Гриша нашел в Межнике, – при этих словах лапоухий брюнет снял ботинок и показал им – вместе с подошвой.
Точь-в-точь, как у Гермеса.
– У меня чувство, что мы с тобой уже встречались. Именно с тобой, – вклинился в разговор Менаев, таращась на синдика. – Не пойму откуда…
– Жизнь состоит из множества пересекающихся дорог, – улыбнулся Гермес.
– Вы знаете, кто такой Мчатрян?! – неожиданно ученая пошла напролом. – Следы от твоих ботинок были обнаружены на месте катастрофы самолета, на котором он летел. И такой точно кулон, – она показала на два кулона, поблескивающих на тумбе рядом с нетронутой из-за их визита флягой.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил Гермес, внезапно почувствовав себя плохо.
Перед его глазами сгустился туман, и он свалился, снова погружаясь в галлюцинации. Менаев попытался подхватить девицу, но упал тоже. Лена изумленно смотрела, как в конвульсиях трепыхались два тела. Неужели Гриша чем-то заразился от этой суки?!
Глава 14. Игроки в прятки
Я провалился под лед, захлебываясь замерзшей водой, а открыв глаза – оказался в другом месте. Это так реалистично, что я ощутил на веках солнечные лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, уловил запахи пряностей и грейпфрута, лежащего на столе…
В кресле сидит обычный мужчина с короткими темно-русыми волосами. Ему под 30, и он недавно устроился работать охранником на важном объекте. Его продолговатое лицо идеально, как для человека, упорного в достижении целей: небольшая залысина, визуально увеличивающая и так высокий лоб, пронзительные серые глаза, крупный нос с горбинкой, узкие губы и крепкий, четко выделенный подбородок. Сейчас его цель – набить татуировку.
– Надо было все же разбить на несколько сеансов, – констатирует бородатый татуировщик, устало сопя. – Уже четыре часа делаем. И что это значит – ХТК? Конечно, клиент всегда прав. Но я дорожу репутацией, и хотелось бы знать, что я набил.
– Не думаю, что вы поймете, – отвечает мужчина в кресле. – Делайте свою работу.
Бородач вздыхает и добивает последнюю букву. А еще нужно сделать скрипичный ключ – красиво вписать его между вычурных литер.
Мужчина откидывается в кресле, прикрыв глаза. Жизнь успела его потрепать, когда он познакомился с Марго – очаровательной девушкой из денежной семьи. Он влюбился с первого взгляда, она стала его богиней, манией и фетишем. Естественно, Громовы не желали и слышать, чтоб дочурка что-то имела с неудачником, только недавно с трудом выкарабкавшимся из зависимости. Они, наверняка, проклинали тот день, когда она решила поволонтерить в клинике для наркоманов. И было ясно, что не удастся заполучить ее просто так – придется потрудиться.
– Ты должен что-то сделать, чтоб доказать свою любовь, – озорно улыбнулась она. – Не знаю, что-то безумное… точно! Набей большое тату – ХТК. И скрипичный ключ рядом! – она рассмеялась, радостно и беззаботно.
«Хорошо темперированный клавир» Баха. Бред. Больше похоже на издевательство богатой избалованной малолетки, но для него это не важно. Главное – не слова, а поступки. Он сделает то, что она сказала. А когда-то, со временем, Марго поймет, что он единственный человек в мире, на которого она может положиться. Он станет для нее фундаментом, а она для него – очагом. Пламенем, согревающим израненную душу…
****
Видение прекратилось, как только ученая рассоединила Гришу и Афродиту.
– Что с тобой?! Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила она.
– Не понимаю… что это было, – Менаев со страхом и недоумением посмотрел на брюнетку. – Ты видела того мужика? С татуировкой?
Девица кивнула. Она выглядела шокированной.
– Ты и раньше его видела? – язык у парня заплетался.
– Нет.
– Хватит! – оборвала их диалог Лена. – Нам пора!
Им действительно было пора, но ушли они не только поэтому. Крыловой не понравилось произошедшее, она приревновала Менаева. Они открыли дверь, чтоб выйти, и нос к носу столкнулись с Крезом.
– Александр Борисович, вы сюда? – удивленно спросила ученая.
– Нет, нет, – пролепетал он. – Просто искал Ливанова, думал, что он может быть здесь.
Иммунолог развернулся и резво, чуть ли не бегом, выскочил. Крылова с Менаевым провели его недоуменными взглядами, а затем побрели по коридору, обмениваясь односложными репликами, и все еще приходя в себя.
ХТК… это было так знакомо, словно ответ витал в воздухе, но Менаев не мог его прочесть. Где он видел такую татуировку? Перед лестничной площадкой он встал, сраженный наповал.
– Охотник, – сказал он, однако Крылова ничего не поняла.
– Я видел то же самое, что и Афродита, – объяснил он. – Это был кракл, выпрыгнувший из школьного окна. Только в видении я увидел Охотника еще до метаморфозы. Человеком. Как он сделал себе эту татуировку – ХТК.
– Мы вернемся сюда, – успокаивающе сказала Лена и быстренько, чтоб никто не видел, поцеловала в губы, одновременно запустив ладонь в его волосы. – Вернемся, и все узнаем. Эта парочка очень странная.
****
Гермес был потрясен подключением выродка к своей галлюцинации. Разве это возможно? Но да – это произошло, и нечего забивать голову глупостями. Это не является первостепенной задачей, особенно учитывая, что они с Томасом оказались на грани разоблачения.
И еще мужчина с татуировкой ХТК… это было странно – пока что видения еще ни разу не касались реального земного мира.
А тот непонятный старик, седой интеллигент в коридоре? Что ему было нужно? Как же достали эти любопытные извращенцы, тянущиеся в палату, как безмозглые паломники… Синдик задумался, но ненадолго, после чего радостно охнул. Ну, конечно же – вероятно, что Буревестник был на плаце, видел задержанных гражданских, и в том числе Агафона с кулоном, а значит, знал о прибытии богобратьев.
Буревестника не нужно искать. Скоро он придет сам. Осталось придумать, как завладеть Ковчегом.
****
Тетрадь Мчатряна оказалась его дневником. Я не знаю, зачем он его зашифровал – может, чтоб обезопасить содержавшуюся там информацию – что логично, учитывая то, что его самолет сбили неизвестные террористы. Либо просто, как любой человек, ведущий дневник, он не хотел выставлять свои мысли напоказ.
Судя по всему, племянницу Милану он любил. Я так не умел любить – еще и это противное чужое отродье. Кроме того, исходя из записей, любил он и Кареглазку. Как женщину, а не невестку или подругу. Это не было написано черным по белому, и Лена, насколько я понял, этого не просекла. Но для меня не скрылись нотки восхищения, адресованные не только ее научным талантам, но и женским особенностям – доброте, нежности и грации.
Помимо множества отступлений личного характера, подробно расписывались маршруты, по которым он летал и ездил. Это были экспедиции по разным научным центрам, институтам, подразделениям противочумной службы и т.д., в которых собиралось оборудование, техника, аппаратура, биологические материалы: все, что могло быть полезным. Часть из этого добра осела в Новом Илионе и использовалась группой Крыловой для исследований викрамии.
Фактически, самой важной частью дневника для нас стала последняя страница. Надо полагать, перед тем, как сообщить невестке о спасении человечества и о Ковчеге, майор побывал в Новониколаевске. Это был крупный сибирский город, примерно в полутысяче километров от Крепости, и в нем располагался крупнейший научный центр «Биоген».
– Как я могла забыть? – сокрушалась Кареглазка, поняв, где раньше видела те самые две розовые волны, изображенные на пенале из дипломата Мчатряна. – Конечно, это ведь логотип Биогена!
Дневник подтвердил, что контейнер был из Биогена и, что мы уже знали, он был заполнен допандемическим штаммом INVITIS. Очевидно, что и видеозаписи делались камерами наблюдения Биогена. То есть, к вечеру мы добрались до финиша наших изысканий. Ковчег не нашли, но где искать дальше – поняли.
К сожалению, единственное упоминание Ковчега находилось в маленьком абзаце, в котором Мчатрян сообщил: «Я, конечно, не сразу понял, что Чапа – это и есть наше спасение. Он – Ковчег для человечества». Мало, но хоть что-то.
Что вообще оставалось вне понимания – это листок с религиозной цитатой. Разобраться в смысле Провидения, Бога и тварей нам пока так и не удалось. Теоретически, это могло ничего и не значить, просто завалящий отрывок бумаги. Хотя, в связке с кулонами – это было подозрительно.
Мы так были заняты, что едва не пропустили то, что происходило снаружи. После скупого полдника, состоящего из черствой булки и остывшего какао, я бахнул крепленого вина, унимая зеленую змею ревности. Но суперстрадание продолжало набирать силу, рисуя в воображении любовные сцены между Кареглазкой и мужем… и я сходил с ума. Одним глотком осушив бутылку, я вышел подышать, попутно устроив себе перекур.
Каково же было мое удивление, когда я увидел привезенных из Рудников возле Одеона. Афродита сменила синее платье на черные лосины, и они с Томасом о чем-то разговаривали, вглядываясь в Стену. А затем брюнетка приметила меня и заулыбалась, помахав рукой. Я не мог избавиться от чувства, что уже встречался с ней.
Вышел Горин, весь наухналь пьяный, и заорал так, что и я расслышал.
– Отелло, черт мой черномазый! – кричал полковник, брызгая слюной. – На кого ты оставил наш водевиль? Ну-ка, ступай своими черными копытцами на сцену, пока я не превратил твою жизнь в сплошную трагедию…
Ну, ладно… значит, негр с девицей подружились с воякой. Время даром не теряли.
– Главное, чтоб Илья не ушел в запой, – сказала Лена еще утром, когда вернулась с Куба. – Он скрытный алкоголик и превращается в маньяка, когда сорвется.
– Так ты его утешила? – язвительно уточнил я.
– Прекрати. Вы не можете быть соперниками, – и Кареглазка обрубила мою зарождавшуюся серию саркастических монологов. – Он – мой муж, но я его не люблю.
Была еще одна новость – Крез сообщил, что плоды Лилит развиваются с большой скоростью. Он предположил, что монстроматка разродится уже в течение недели. Это было катастрофическим известием, означающим новый виток в войне выживания. Если краклы начали размножаться, значит, природа окончательно избавляется от людей.
И словно в подтверждение этой сентенции из Трилистника пришла весть о гибели форта Джефферсон. Подробностей не было, но учитывая усилившийся напор тварей на последние человеческие форпосты, все версии сошлись на решающем факторе морфов. Для правительства, и для Горина в частности, это было не только напоминанием, каким хрупким является сегодняшнее «равновесие», но и означало потерю американских спутников. Уже давно форт Джефферсон координировал деятельность космических спутников, а начальник форта Стив Паркер делился данными с нашей стороной.
Теперь все мы были слепы. И теперь поиски Ковчега стали еще важнее – нужен был хоть какой-то козырь, способный преломить ход событий.
Мы расходились, и Кареглазка была озадачена необходимостью экспедиции в Новониколаевск – она растерялась, когда я приобнял ее за талию и прижался к бедрам, пропуская в дверях. Затем улыбнулась и плавно, как расческой, прошла пальцами сквозь мою отрастающую шевелюру.
– Нам придется сотворить чудо, Гриша. Ты поможешь? – ее карие глаза проникли в меня, и я даже испугался, чтоб она не увидела там чего-то лишнего. – Ты будешь со мной?
– Несомненно – я с тобой до конца, – подмигнул я, имея в виду совсем другой конец.
****
Горину было тяжело и тоскливо. В один миг все стало рушиться, и он оказался к этому не готов. Все его потуги, старания, усилия – могли пойти прахом.
Полковник построил Крепость, спас и защитил сотни людей, дал им хлеб, кров и вообще, жизнь. Он стал для них новым Соломоном, разбирал споры, награждал достойных и наказывал грешных. Он спас Лену от Мечникова, и все эти годы помогал ей в безрезультатной работе по перегону воздушных масс из одного места в другое. Был любящим мужем и пытался стать хорошим отцом для Миланы.
Взамен он просил немного – лояльность и дисциплину, труд и дружбу. А от Лены – любовь, которая была ему обещана. Гибель Данила подкосила его, и он долго винил в этом именно молодую жену, которая не смогла или не захотела найти общий язык с его сыном. Однако их отношения снова получили шанс, когда она согласилась родить. Илья надеялся, что появление общего ребенка поможет ему справиться с ежедневной болью. Ежедневно он приходил в Данину комнату, садился на пустую кровать и мечтал, что скоро здесь снова зазвучит детский смех.
Теперь все это оказалось под угрозой. Он, конечно, и раньше осознавал, что их отношения трещат по швам. Не всегда они с женой понимали друг друга, ссорились – ну, с кем не бывает? Ссоры – это вообще неотъемлемый компонент человеческих взаимоотношений. И все же он надеялся, что супруга видит и ценит все то, что он для нее делает. А потому, когда Степа под синей елью сообщил, что видел изменяющую с выродком Елену Ивановну – Горин влепил лейтенанту в ухо. Он не мог в это поверить. Когда же он нашел свои цветы в собственном бачке…
Жена знала об этом, однозначно знала. И когда он метался по Крепости в поиске вандала, и когда скандалил дома – все это время она знала. Почему ничего не сказала? Как розы оказались в мусоре? Кто их принес? КОМУ? В душе он чувствовал неладное, но не хотел в это верить. Не хватало ясности в мыслях, слишком много гнева… 394-е утро без алкоголя – при этом, бренди не помешал бы. Бренди-бренди-бренди, – заело в голове. Он не алкоголик, а расслабиться сейчас, понять, что происходит – жизненно важно. Нужно во всем разобраться, отогнать ревность, хлюпнуть еще в стакан янтарно-карего напитка. Цвета Леночкиных глаз…
А потом он увидел, как жена шепчется с Менаевым, как задерживаются их ладони во время случайных, казалось бы, прикосновений… и Горин застрелил Агафона. Сбрендил. Излил гнев. Показал власть. Продемонстрировал проходимцу, кто в доме хозяин.
Остаток дня полковник все больше напивался. Его перестали интересовать бытовые вопросы и геополитические расклады, как например, падение форта Джефферсон. Ему нужно было расслабиться, и он занялся любимым делом – театром. А черномазый Томас стал целой находкой, позволившей воплотить в жизнь тему безудержной ярости и ревности, витавших в атмосфере. Горин достал из ящика новую бутыль. Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!
****
Елена Ивановна рассчитывала отправиться в Биоген уже завтра.
– Время не терпит, – сказала она. – В этом году аномальное тепло, льды тают, и морфы собираются у буферной зоны. Если мы опоздаем, колонии в Арктике будут атакованы, и человечество лишится возможности победить фуремию.
Дело оставалось за малым: уговорить мужа на срочную экспедицию, и оставить с ним Милану, которая уже много ночей не засыпала под мамину колыбельную. А значит, мы с Кареглазкой сегодня больше не увидимся. Поэтому я позволил себе накатить настоянной календулы.
Я расстроился, что не увижу Лену до завтрашнего утра. Хотя в сфере секса мы прогрессировали. Даже умудрились сделать это в Логосе. Моя Кареглазка оказалась агрессивной и напористой в этом плане – она активно вовлекла мою голову туда, куда я никогда принципиально не пристраивался. При этом, мы сделали это, когда она стояла, прислонившись к стене чулана, лишь приспустив колготы и нижнее белье.
Честно, я такие вещи не делал с универа, со времен Вероники. Потом я разочаровался в женском поле, а после Вспышки – во всем человечестве. А тут… такое. Мне понравилось. Ее аромат, нежность, бархат кожи… ее горячая женственная сущность была настолько близко, настолько осязаема, что еще ближе просто не могла быть. А она наслаждалась властью надо мной, и вела себя, как царица. Ох уж эти современные леди!
И меня это напугало – до чертиков прям. Может, она меня просто использует? Может, я не должен делать это? Она, значит, будет уговаривать мужа – знаю я, как жены уговаривают мужей! – а я потом буду ее целовать?! Это ведь демонстрация слабости с моей стороны? И почему это «вы не можете быть соперниками»? Я ведь трахаю чужую супругу – как это я не соперник для ее мужа? Или она имеет в виду, что у меня нет шансов против Горина? Что со мной – несерьезная интрижка?!
Я испугался, меня стало колбасить, и чем больше я погружался в алкогольную темень, тем больше меня охватывало отчаяние. Почему? Все просто – я не такой. Я не должен был заморачиваться несерьезностью намерений старшей замужней девушки, да еще и с «прицепом» в виде спиногрыза. Наоборот, это должно было меня обрадовать. Но – я почувствовал к Кареглазке странные чувства, сродни тем же, что испытывал к Веронике. Только еще сильнее и ярче. Я почувствовал, что она поселилась в моей голове, и даже когда я думаю о выпивке или баранине – огненно-карие очи тут как тут.
Это делало меня слабым. Это делало меня зависимым. Это погружало меня в хаос эмоциональности и соответствующих ошибок. Это делало меня рабом – в конце-то концов!
****
Горин подошел к жене, пошатываясь, и она отпрянула – от него несло, как от бочки с брагой.
– В чем проблема? – спросила она. – Два часа туда, два часа назад. И в Новониколаевске часов десять. Мы успеем узнать то же, что и Артур. Мы узнаем, что такое Ковчег. И, даст Бог, найдем его.
– Я сейчас не хочу говорить об этом. Я не в состоянии, – муж икнул. – Сначала – постель. Я соскучился.
– Илья, я устала, – Крылова сложила руки на животе. – Ты же знаешь, был тяжелый день.
– У меня тоже, – он навис над ней. – У меня есть для тебя кое-что, – в его руках появился золотой браслет, украшенный голубыми бриллиантами.
– Нет, нет… НЕТ! Я не хочу твоих подарков, – она пыталась отойти, а муж схватил, и не отпускал. – Илья, я плохо себя чувствую. Давай потом. Ты же все равно не сможешь.
– Не выдумывай.
– Или будешь всю ночь…
– По крайней мере, никто не скажет, что у меня жена голодная.
– Да не хочу я! Ты пьяный. Ты сегодня убил старика у всех на глазах. Думаешь, я сейчас хочу тебя?! – она вырвалась, оттолкнув его.
Он упал лицом на пол, и браслет выпал, закатившись под шкаф. Горин пролежал там почти минуту, а затем подорвался и бросился к Лене.
– Ты моя жена! Выполняй свой долг!
Он так больно сжал плечи, что они хрустнули, а затем его руки спустились на грудь, грубо переминая ее. Крылова завопила от боли, но не могла освободиться – муж зажал ее между кроватью и шифоньером. Большие сильные пальцы словно погружались в нее – то в грудь, то в бока, то в промежность, его рот вдавился в ее губы, обдирая лицо щетиной.
Лена тарабанила по спине, но безуспешно. Тогда она заехала коленом в пах. Реакция Горина оказалась не такой, как она рассчитывала – он почувствовал боль, но не настолько сильно, как было нужно. Наоборот, он разозлился – лицо налилось пунцовым шаром, и тяжелая рука наотмашь рухнула на голову девушки, свалив ее, как молодую березу.
Крылова едва не отключилась, а перед глазами все застлал туман. Горин мигом закинул жену на кровать и подтянул к себе, разведя лодыжки и крепко сжав их.
– Будешь сопротивляться – будет больнее, – предупредил он и склонился, раздирая колготы.
Она впилась ногтями в его шею. Это было так больно, что он завопил, освободив жену.
– Хватит, Илья! – в глазах двоилось, но она вскочила – и испуганная, и решительная одновременно.
– Ты меня достала, – он развернулся, и тогда девушка ударила его по голове тяжелой лампой-ночником.
Муж свалился на ковер, и сразу же разъяренно вскочил.
– Шалава! Шлюха продажная! Прошмандовка! – и оказавшееся рядом кресло было рывком отправлено в нее.
Лену спасло только чудо. Кресло лишь слегка ее задело, с силой ударившись о стену и развалившись.
– Мамочка?
Она испуганно оглянулась. Рядом стояла Милана в пижаме и сжимала в ручонках тряпичную Свинку Пепу. Дочка изумленно смотрела то на пьяного злого папу, то на маму с всклокоченными волосами в разодранных колготках. Брошенное Гориным кресло едва не снесло девочку.
– Все, довольно, – вымолвила Лена дрожащим голосом. – Я развожусь с тобой. Мы больше не вместе. И не смей приближаться – ни ко мне, ни к Милане.
Она схватила дочку за руку и вылетела из спальни.
– Куда ты пойдешь?! – кричал муж, ухмыляясь. – К старому хрычу Мечникову? – он сделал паузу. – Или к выродку? К сопляку Грише?
Крылова не отвечала – она мчалась к входной двери.
– Мразь! Сука конченая, вернись! Вернись и расскажи, какого черта мои цветы оказались в нашем мусорнике?! Это выродок сделал?! – орал полковник. – Ты мне только скажи! Он трахает тебя?!
Она хлопнула дверью и уже снаружи, на тропе, к ней донеслась последняя тирада.
– Дуреха, пропадешь! Женщине не выжить без нормального мужика!
– Ты – ненормальный! – ответила она, по большей части, сама себе – Горин уже не слышал ее.
Они шли через рощу, и Лена плакала, и тогда дочка попросила ее наклониться – чтоб вытереть слезы.
– Мамочка, все будет хайясо! – ободряюще сказала Милана, хотя слезы капали и с ее глазенок.
****
Участие в репетиции оказалось отличной идеей. Благодаря этому Гермес разузнал, что Ковчег находится в том же здании, что и медчасть, только в подвальных этажах, и изучается командой под руководством Крыловой. Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком… теперь нужно было придумать, как забрать кейс с его содержимым.
Быстро пробраться в лаборатории было не так легко. Права доступа имело ограниченное количество людей, включающее ученую с членами ее научной группы, Горина с приближенными офицерами Сидоровым и Шпигиным, а также начмеда Ливанова.
Помогло банальное везение… или это промысел Божий? Стемнело, Афродита с Томасом сидели на скамье у Логоса, а приставленный к ним, то ли надзиратель, то ли охранник, отлучился в медчасть поболтать с санитаром на титановой ноге. Судя по всему, парни последовали примеру большинства обитателей Крепости, устроивших вслед за Боссом грандиозную попойку.
Солдата сменил белый красноглазый кот, который нагло кружил вокруг незнакомых ему людей, и пристально поглядывал на брюнетку – словно заподозрив что-то неладное.
Неожиданно дверь Логоса отворилась, и оттуда появился Валера Антонов, который задержался для поиска порнофильмов в Интернете. Синдик мигом смекнул, что это шанс.
– Я не догадывалась, что здесь есть такие симпатичные парни, – кокетливо обратился он к Валере, закрывавшему замок. – Кто спрятал красавчика в таком глухом месте?
Антонов опешил. Он узнал девицу с негром, привезенных с Рудников.
– Это научный центр Нового Илиона, а не какая-то дыра, – протяжно, с пафосом сообщил он. – И я здесь – ведущий научный сотрудник.
– Ты? Научный центр? И что вы там делаете? – Гермес недоверчиво сощурился, соблазнительно облизав губы. – Среди ученых – одни старики. А ты не похож на старого профессора…
Валера был обделен реальными сексуальными отношениями, что он связывал с ранним облысением, и сейчас ему дошло, что это шанс.
– У нас здесь уникальный комплекс по изучению фуремии, – сообщил он. – Мы разрабатываем вакцину, чтоб спасти мир.
– Викрама мать! – ошеломленно выдохнул Гермес. – У вас есть лекарство?
– Пока нет, – смутился молодой человек. – Но скоро будет. Елена Ивановна говорит, что мы близко.
На красивом лице Гермеса отразился скепсис, он кивнул Антонову, словно прощаясь, и вернулся к Томасу, виляя бедрами в обтягивающих леггинсах. Затем все также соблазнительно синдик склонился к негру, и что-то прошептал. Делалось это с единственной целью – добить жертву. Но Антонов был не так прост, и был готов использовать все методы – вплоть до тяжелой артиллерии.
– Пойдем, покажу, – громко предложил он. – Спорим, ты такого никогда не видала? – он использовал провокацию для всплеска азартности.
Брюнетка недоверчиво взглянула на Валеру.
– Хорошо. Мне все равно скучно. Босс нашел себе другую любимую актриску, – намекнул Гермес на близкое знакомство с Гориным.
Лаборант бросился отпирать дверь, а девица направилась к нему. Вслед шел и Томас.
– Нее… ему нельзя! – возмутился Валера. – Могу пустить только тебя. Он мужчина – у нас есть протоколы безопасности.
О том, что протоколы безопасности не предусматривали и проникновение в лабораторию Афродиты – Антонов промолчал. Главным сейчас было – претворить в жизнь все недавно увиденное в интернетах. Гермес многозначительным кивком обозначил Томасу ждать.
Антонов провел брюнетку вниз по лестничным маршам среди квадратов из старой голубоватой плитки, запертых железными дверьми – как в тюрьме. Они молчали, лишь иногда Дита ехидно комментировала что-то – как например, отсутствие лифта в «уникальном биологическом центре». Выйдя в коридор первого подземного этажа Логоса, освещенный тусклым красным светом, «ведущий научный сотрудник» застыл у диспетчерской.
– Дальше не пойдем, – заявил Валера, видимо, осознав свою ошибку. Либо решив, что показал вполне достаточно, чтоб забрать награду. – У меня есть вишневая настойка.