Глава 12. Мастера многоходовок
Джип натужно ревел по пустому шоссе, распугивая редких зайцев и куропаток в околодорожной чахлой траве. В прошлую поездку на машине отбился глушитель, а сейчас никто из пассажиров не обладал навыками механика. Придется потерпеть. Хотя, о чем это он? Гермесу нравились громкость и пафос – так пусть же весть об их прибытии разносится на десятки километров.
Он сидел спереди, а на водительском месте был чернокожий Томас – истинный сын Африки, каким-то невероятным образом затесавшийся в ряды Синдиката. Высокий, мускулистый, кудрявый и широконосый. Сзади были остальные богобратья, предоставленные в помощь: Агафон, самый бесполезный, набожный невысокий старичок, вечно бормочущий под нос молитвы, и Иоанн, крепкий, молчаливый парень с волосами цвета сливочного масла.
Они проехали половину пути, по расчетам Гермеса, и он уже отошел от последнего приступа, случившегося в гараже. Немало он их пугнул своим бредом и судорогами. Абракс и Ахамот – их нельзя было упоминать вместе, а он преступил через этот негласный закон. Что поделаешь, синдик не контролировал галлюцинации, а апостол приказал неукоснительно подчиняться странной брюнетке в парике.
Гараж под Межником пришлось посетить – нужна была машина, чтоб доехать к месту назначения. Квадролет, на котором их доставили, был слишком заметным и вызвал бы лишние вопросы. Да их легенде просто никто не поверил бы. Теперь у них был внедорожник, и все шло как надо. Единственное, – и Гермес при этой мысли снова потер лицо – во время приступа он зацепился головой за железный стол, и рассек до крови часть лица, от виска до нижней челюсти.
Фактически, все шло, как нельзя лучше, но кое-что беспокоило: на теле, в самых разных местах, стали появляться необычные розовые пятна. Они чесались и шелушились, постепенно покрываясь струпьями. Гермес пробовал содрать несколько чешуек – там было окровавленное мясо с гноем. Наверное, это было связано с гормональной терапией, возможно – с инкарнацией.
Он рассчитывал, что гниение скоро пройдет, тем более, что самочувствие было прекрасным. Тринадцатый дал обещанный отвар из волчьих ягод. Это средство помогало сдерживать духа, оказавшегося на распутье – между своим миром и мозгом Гермеса-Афродиты. Пока что снадобье, почему-то называемое египетской микстурой, не сильно помогло – приступы приходили когда угодно, в самые неподходящие моменты. Как объяснил апостол, всему виной побочный эффект обряда – черви в голове. Если не завершить Нисхождение правильно, то эти черви полностью уничтожат мозг, подобно амебам ниглериям, превратив носителя сначала в растение, а затем, и совсем погубив – а в идеале они должны были лишь стать полезными паразитами, связующим звеном между сознанием человека и другим миром, из которого происходил дух. Сам ритуал осуществлялся именно благодаря червям и элефиру, играющему роль стартера.
Очень хорошо, что Тринадцатый сам поставил под вопрос преданность Буревестника. Конечно, Захария сам виноват – заполучил Ковчег и ничего об этом не сообщил. Чего он хочет? Восстать против Бога и Синдиката? Стать Саморожденным? Спасти человечество?
Задача, поставленная апостолом, была проста – выяснить, что задумал Буревестник, и в случае подтверждения предательства, устранить. Ковчег, естественно, доставить в Город Тысячи Дверей либо уничтожить. Вот только Гермес уже придумал, как все будет…
Достижение цели пошагово, задача за задачей – это было его жизненным кредо. Это было лучшее, что заложил отец. Глядя, как проносится мимо безжизненная равнина, он вспомнил, как отец заставил его с братом обуздать жеребца.
Сергей был чуть старше, но значительно крупнее и сильнее. Он пытался залезть на Мажора, но тот его даже не подпустил. Гермес потом еще долго с содроганием вспоминал, как конь топтал брата и бил копытами. И он после этого оказался в больнице с множественными переломами.
То, что не сумел брат, сделал Гермес – он взобрался на жеребца и продержался на нем 17 секунд. 17 секунд! Это было как вечность. А затем Мажору удалось сбросить мальчика. Гермес тогда легко отделался – сломал правое запястье и ключицу.
О произошедшем узнали соцслужбы, и забрали детей. Отец сразу отказался от борьбы за Сергея, так как не любил слабаков. А вот Саша-Андрей в его глазах имел потенциал, и только он был признан отцом своей кровью. Будучи человеком обеспеченным и уважаемым, отец решил проблемы с полицией и вернул Андрея из интерната.
Задача за задачей, кирпичик по кирпичику, – любил повторять отец, воспитывая Гермеса. Ты должен разбить свою цель на множество маленьких задач, и выполнять их – шаг за шагом…
Гермес достал коробочку из свертка, и проверил содержимое. Помятый лепесток отливал пурпуром. Этернум… дверь к богам. Ему удалось выкрасть его буквально перед выездом, когда он ждал апостола для напутственного слова.
****
Пули затарабанили по бронированному капоту, как градинки по черепице. Оглушительный хлопок – и закрутившийся внедорожник выбросило в кювет.
– Все готовы? – спросил Гермес, осматриваясь в салоне.
– Дед отрубился, – ответил Иоанн, тряхнув старика за плечи. – Сейчас… – он отвесил Агафону оплеуху, после которой тот открыл ошарашенные глаза.
– Надо выйти! – отозвался Томас, ища на полу упавший пистолет.
Гермес выглянул через лобовое стекло наружу, но кроме каменистого склона ничего не видел. Вернуться на дорогу на машине сейчас не получится – Томас прав.
Он вывалился в дверь, и ползком взобрался по насыпи, обдирая колготки. Как только голова поднялась выше уровня асфальта, рядом просвистели пули. Все по плану, не без удовольствия отметил синдик. Слева блондин с негром открыли ответный огонь по зарослям на западе, из которых выглядывала белая «волга». Агафон был где-то позади, таща на себе пулемет.
****
Одна рука Пирата была занята биноклем, а другой он озадаченно почесал голову под повязкой, скрывающей уродливый слепой глаз. Незваные гости не походили на обычных выродков или бандюганов – бронированный джип, пулемет, умелая стрельба – все выдавало людей с достаточной подготовкой. Неужто шатуны? Что они забыли на этой богом забытой трассе? Зачем едут в Путиловку?
Он отправил Сильвера с Борзым в обход по правому флангу, так как лобовая атака была чревата последствиями. И статус-кво нельзя было поддерживать долго. Противник ловко использовал бронь внедорожника как прикрытие. Вадим менял и менял рожки на автомате, пытаясь заглушить пулеметный шквал. Мелкий был рядом – Пират не рисковал отпустить младшего брата.
Автомат Вадима стих – снова заряжает? Пират отвлекся на треснувшую ветку, повернул голову – и уперся лбом в рифленый ствол револьвера. Рука с биноклем сама собой опустилась.
– Шшии, – попросила чахлая девчонка в изодранных колготах, прижав указательный палец к губам. – Знаешь, что это? РШ-12. В спецназе этот револьвер назвали Слонобоем. Если я выстрелю, от твоей головешки останется только мокрое место. Серьезно.
– Ты что, Никита? – съязвил головорез, скрывая испуг за иронией. – Чего ты хочешь?
Мелкий рядом потрясенно переводил взгляд то на Пирата, то на Гермеса-Афродиту, держа пистолет, как булыжник. Того и гляди, пальнет по дури. – Не надо, – попросил главарь брата, и он сконфуженно опустил оружие.
За кустом виднелись ноги – по обуви Пират опознал Вадима. Кто его оглушил? Эта чахоточная? Неожиданно перед его глазами всплыла картинка из недавнего прошлого – голая девчонка в поезде сектантов. Тогда нагота отвлекла внимание от лица, но… он понял, что это она. Изрезанный, в шрамах, киборг, разбросавший его людей по вагону, как щенков.
– Зачем ты приехала? Я не взял ничего твоего – только вернул товарища, – Пират всеми силами боролся с дрожью в голосе.
– Мне нужна твоя помощь. Ты и твои люди, – ответила Афродита. – Я хочу захватить оружие на складах в Рудниках.
Арсенал в Рудниках… Бандит знал это место. Армейские склады, ракеты, боеприпасы, законсервированная бронетехника. И все под охраной военных.
– Мы не пробьемся, – ответил Пират. – Там будет капец.
– Все пройдет так хорошо, что ты даже не можешь представить, – улыбнулась брюнетка. – Поверь, после этого ты ничего не будешь бояться.
****
Пират сомневался в благоприятном исходе нападения на Рудники, и упирался, как мог – но, как и рассчитывал Гермес, торги за объем доли дали свой эффект. 50 на 50 – это вообще не привлекло главаря, и лишь совершенно фантастические 80 на 20… от этого он не смог отказаться.
За час до запланированного нападения бандиты и богобратья собрались в штабе Пирата – в Путиловке, в двухэтажном здании бывшего общежития, укрепленном как небольшая цитадель. Благо, что раньше в банде был инженер, соорудивший множество оборонных рубежей – так просто не проникнешь. Сейчас же вся шайка вместе с главарем и четырьмя женщинами насчитывала всего девять человек – сказались потери при нападении на паровоз.
За общагой, на которой до сих пор висела вывеска с названием «Дружба», Гермес нашел турник. Подтягиваться было тяжело, но он сам удивился, когда сделал 16 повторений в первом подходе – в поезде ему едва удавалось подтянуться 8 раз. Вообще, физически он чувствовал себя великолепно – прибавилось силы и выносливости, а ловкость… это он был склонен относить к особенностям новой физиологии своего организма. Также он начал привыкать к перепадам настроения и женскому телу. Еще немного болела спина и зудели язвочки, особенно мешали те, что расположились на ладонях. Гермес надел перчатки, чтоб подтягиваться – да и чтоб уменьшить контакт ранок с окружающей средой.
– Ни хрена себе! – услышал синдик звонкий голос сзади. – Не каждый мужик столько подтянется.
Агент Синдиката нашел ногами землю, и обернулся. В старом кресле в побуревшей обивке расселся смуглый мужчина с волосатыми руками, и похабным взглядом наблюдал за тренировкой, заглядывая под платье каждый раз, когда брюнетка поднимала подбородок к перекладине.
– Я могу выковырять твои глаза. Медленно, растягивая удовольствие, – заметил Гермес-Афродита.
– За что? – удивился бандит. – В поезде ты разгуливала полностью голой, и тебя видел каждый, кто не слепой.
Гермес вспомнил – точно, этот выродок был шпионом, пленником в паровозе Стикса. Он был в Межнике, когда военные забрали Ковчег. Сильвер, кажется?
– Так это из-за тебя Пират напал на поезд? – успокоившись, спросил синдик. – Вы, значит, друзья?
– Друзья? Да я когда-то спас ему жизнь! Вытащил из-под упыря, когда дело было плохо, – Сильвер рассмеялся, брызгая слюной. – Мы с ним давно знакомы, мы – как братья.
Он пристально посмотрел на девчонку, приглаживая густые черные заросли на левой руке.
– Я выбрал другой путь – шел на Север… а потом напала стая. Тут, недалеко, в Межнике, – он показал на восток. – Но я выжил – меня так просто не уходокать.
Сильвер насупился, и Гермес обратил внимание на характерную сыпь, которой был покрыт его носогубный треугольник – точно так сыпет каннибалов.
– Все тот падла, – яростно брызнул слюной бандит. – Я уверен, что это он привел за собой трескунов.
Межник, нечисть, человек, который привел тварей – синдик замер, внимательно слушая и анализируя новую информацию. Выродок мог знать больше о Ковчеге.
– Тот человек тебя разозлил, – брюнетка присела перед выродком с широко расставленными ногами, но – опустив по середке платье руками, чтоб не было видно белья. – Это у него ты видел красный дипломат?
– Нет, я не видел у него дипломата, – Сильвер отрицательно повел головой. – Хотя да, это подозрительно, что солдаты вынесли дипломат из школы, где перед этим на нас напали краклы…
– Нет, я не видел, – снова повторил он. – Этот гад сразу мне не понравился, еще с момента появления в группе. Хитрожопый слишком, у него даже кличка была – Гитлер. Говорил я Толяну, не бери его… – он не отрывал глаза от цветастой ткани, закрывшей промежность девицы. – Этот ушлепок сбросил меня с трехэтажной школы. А вокруг – твари. Я чудом остался жив.
Афродита поддакивала и кивала, пытаясь узнать больше.
– Я тебе говорю, – продолжал Сильвер, ерзая на кресле от всплеска либидо. – Я его грохну, когда увижу. Ты даже не представляешь – когда началась Вспышка, он закрылся в доме и не пустил туда собственную мать. При этом неизвестно даже, была ли она заражена. Кабздец, сукин сын!
Он встал и подошел ближе к брюнетке, нервно сжимая пальцы рук.
– Меня вообще-то зовут Сильвестр. Как Сталлоне, – он улыбнулся и положил руку на колено девушки.
Божья невеста мгновенно схватила руку и завела ее за спину Сильвера-Сильвестра. Раздался хруст, словно затрещала манжета плечевого сустава – и мужчина взвыл от боли.
– Никогда больше так не делай, – попросила Афродита, отпуская руку бандита.
Как побитая собака, Латышев испуганно ринулся в Дружбу, лишь единожды обернувшись.
– Да что ж ты такое?! Терминатор что ли?
****
Как Афродита и обещала, Пират не мог и представить, что произойдет в Рудниках. Путиловцы и богобратья с азартом атаковали армейские склады и уже через пару часов изолировали оставшуюся охрану в ангаре с небольшим пропеллерным самолетом внутри, кажись, это был «кукурузник» АН-2. Дальше было сложнее – военные упирались с яростью загнанных зверей, поэтому бандиты решили идти напролом.
Борзый зарядил авто, выставил руль и придавил шлакоблоком педаль газа. Под стрельбу и ругательства старенький москвич со взрывчаткой врезался в ангар, разнеся ворота, как жестяную пивную банку. Теперь нужно было штурмовать. Но оказалось, что сектанты исчезли. Сильвер заметил, как они по одному скрылись за заброшенным банно-прачечным комбинатом.
Это срывало весь план – наступление имело шансы только при двукратном преимуществе. Одни штурмуют, другие прикрывают, подавляя огонь противника. То есть, для наступления сейчас стволов не хватало.
Главарь отправил Вадима с Борзым прояснить ситуацию и вернуть компаньонов обратно. Прошло минут десять, но никто не вернулся – ни ребята, ни богомольные. Тогда Пират приказал Сильверу с Мелким стрелять, чтоб не солдаты не высовывали носы из ангара, а сам пошел проверить, что происходит за баней.
За БПК находились машины, на которых они приехали: джип, волга, пикап с клеткой. Сама клетка не понятно, что здесь делала – но сумасшедшая сектантка настояла установить клетку в обмен на 20% доли от захваченного добра. Сказала, что возьмет пленных, если получится. Чудная она…
Афродита как раз вспорола глотки Вадиму с Борзым, и выпустила из клетки Иоанна, непонятно как там оказавшегося вместе с остальными сектантами… когда Пират пробрался сквозь паруса древнего рваного белья, повешенного здесь еще до Вспышки.
– Иоанн, нужно, чтоб ты вышел, – сказала брюнетка мелодичным, полностью сформировавшимся женским голосом. – Мы не все сделали так, как надо. Подержи это, пожалуйста, – и всучила парню нож, которым зарезала бандитов.
Крепыш со сливочными волосами взял нож и внезапно увидел Пирата, появившегося из-за выцветших простыней – он только хотел сообщить об этом, как выстрел разнес ему голову, забрызгав кровью ошеломленных богобратьев в пикапе.
Пират увидел убийство Иоанна, увидел закрытых в клетке Томаса и Агафона, увидел своих мертвых людей, валяющихся под плитами, словно резаные собаки.
– Что здесь, твою мать, происходит?! – заорал главарь, выбрасывая вперед ладонь с пистолетом. – Что ты творишь?!
Он выстрелил, но промазал. Сектантка развернулась, и Слонобой в ее руках изрыгнул столб пламени, разнесший стену рядом с бандитом. Пират немедленно свалился в канаву, чтоб не дать возможности Афродите прицелиться более метко. Его лицо задело осколками от кирпича, единственный глаз слезился – то ли от пыли, то ли в него что-то попало.
– Слишком рано, – с сожалением произнесла она. – Я хотела сделать это несколько иначе.
Ее голос приближался, глаз плохо видел – и Пират стал отступать. Он полз по канаве куда-то за баню и, наверное, засветил часть тела – голову либо задницу – так как прозвучал оглушительный рев от нового выстрела, которым девица стерла в порошок ближайший угол здания.
– Ты где? – у брюнетки был обиженный голос. – Нехорошо прятаться, когда ты нужен.
Рядом оказалась выгребная яма – в ней находилась мерзкая субстанция, видимо являвшаяся фекалиями, сначала высохшими, а затем обильно смоченными снегом и дождями. Недолго думая, главарь нырнул туда, едва успев спрятать голову, когда появилась Афродита.
– Ладно, ты плохо играешь, – произнесла девица, постояв над ямой пару минут. – Мне некогда.
И она ушла, кажется. Но даже если нет – он больше не мог скрываться в дерьме. Пират вынырнул, чуть не утонув, и чуть не задохнувшись – несмотря на давность экскрементов, вонь от них была, не дай бог. Кто-то подхватил его под руки, вытаскивая из ямы. Бандит попытался вырваться, но прозвучавший голос успокоил его.
– Это я, Сильвер.
– А где Мелкий, – с тревогой спросил Пират, поняв, что выстрелы у ангара стихли.
Добили солдат или они выбросили белый флаг?
– Мне жаль. Он словил пулю, – Латышев обтер платком лицо главаря. – Надо валить. Скоро вояки будут здесь.
– Чаморошная… ты видел? – туманность зрения уменьшилась, хотя до привычной четкости было далеко.
– Сука конченая, – констатировал Сильвер, видевший только, как Афродита загнала главаря в яму. – Нам нужна машина, чтоб вернуться в Путиловку. Где Борзый? Где Вадик?
– Они мертвы. Где нам взять машину?
– Мы справимся, – ответил Сильвер, волоча товарища за собой.
Они вернулись за баню и попытались подобраться поближе к волге, пока сектантка несколько раз врезала себе по губам кирпичом.
– Что она делает? – Сильвер ошеломленно глядел на распухшую челюсть брюнетки, и на запертых в клетке негра со стариком.
Пират не ответил, вместо этого он рванул к волге, пока Афродита отвернулась – вставляла в ладонь зарезанного Борзого пистолет, которым она застрелила Иоанна.
Девица услышала топот и развернулась. Пальнула в главаря. Появился Сильвер и открыл стрельбу, заставив ее кубарем откатиться за пикап.
Пират свалился, не добежав до машины – его плечо было разворочено, хлестала кровь. Латыш вкинул друга на заднее сидение, быстро заняв водительское сидение и вдавив педаль газа в пол. В зеркале заднего вида из-за бани выскочили солдаты, а Афродита успела послать вслед волге еще пару пуль. Затем стихло – волга отдалились, а вояки окружили брюнетку.
****
Я опоздал на общий ужин – не люблю толпу. Хорошо, что Ашотовна всегда меня привечает, и кормит в любое время суток. Из-за угла вынырнул Сидоров. Увалень увальнем, а умеет подкрасться незаметно.
– Куда идешь, донжуан? – спросил он, маршируя в такт со мной.
– Что ты хочешь? – я прекрасно помнил о произошедшем сегодня с Кареглазкой, а также то, что лейтенант стал свидетелем этого.
– Возможно, я хочу твоей кастрации, – ухмыльнулся Сидоров. – Но это ведь не важно – пока Босс этого не захочет.
Намек я понял, можно было и не быть таким прямолинейным. Вот сученок-то!
– Я мучу с Ашотовной, – сообщил я первое, что пришло в голову. – Хочу поесть, и пообщаться с ней. Ты ведь не против?
Отрицание было сейчас моим единственным оружием. Отрицание на словах, подкрепленное действиями. Я прекрасно понимал, чем чревато прелюбодеяние с полковничьей женой. Мне – смерть, а ей – не знаю, но тоже будет не сладко. Теперь нужно было исправить ситуацию.
– Я бы тоже перекусил, – заметил Сидоров, погладив себя по брюшку.
Мы вошли в столовую, и я позвал Наталью. Она выскочила с радостной улыбкой, и я снова воздвиг себе нерукотворный памятник за предусмотрительность – как хорошо, что я поддерживал огонек нашего с ней флирта.
– Я не успел покушать. Ну, как всегда – ты же у меня все понимаешь? – я обнял ее за талию и многозначительно посмотрел в глаза, задержав взгляд – очень интимный прием соблазнения.
– Гриш, осталась баранина, – затарахтела она, не зная, выбраться из моих объятий или еще побалдеть. – Я помню, ты не любишь, но это – объедение.
Я улыбнулся, сверкнув ровными зубами – объект моей оправданной гордости – и залепил ей рот поцелуем. Ахнула не только она, но и Сидоров, стоящий в полумраке за столами. Ашотовна только сейчас его увидела, и это тоже было невероятно удачное решение – хотя женщина удивилась именно внезапному поцелую, теперь ее реакцию можно было отнести к тому, что для нее стало неожиданным присутствие лейтенанта.
– Покормишь нас со Степой? – попросил я, и она озадаченно кивнула, уходя на кухню.
Мы присели, и Сидоров первым прервал молчание.
– Так ты с ней? – я кивнул, всем видом излучая уверенность и ковыряясь в обнаруженной на столе дыре. – А что у тебя с Еленой Ивановной?
– Степан! Ты что, подумал такое?! – я изобразил потрясение и понял, что моя актерская игра имела шансы удивить Горина. – Ешкин кот! Да это же была репетиция театральной постановки! Как ты мог такое подумать? Викрам на тебя!
Сидоров покраснел как турецкий флаг, у него внезапно зачесалась его рыжая грива.
– Хватит! Ладно, пошутил я – проверить тебя. Всякие дураки попадаются – а потом кормят рыб на плотине.
Я с радостью отметил, что мне удалось «сбить прицел» у лейтенанта. Но тема была слишком серьезной, и я должен был нанести последний удар по его сомнениям.
– Наташ, мне нужна сегодня твоя помощь, – подмигнул я Ашотовне так, что это было больше видно Сидорову, чем ей. – По стихам этого… Шота Руставели. Придешь, часиков в восемь?
Повариха только отошла от сегодняшних сюрпризов, а тут я плохо завуалировано позвал на свидание. Я ожидал какой-нибудь глупости – но нет, на ее щеках появился румянец, а она заулыбалась.
– Вообще-то, я занята. Но Шота Руставели… – она закатила глаза. – Да, ненадолго смогу придти.
И я расслабился, ведь пока что ничто не предвещало того, чем в итоге закончилось.
****
Крылова заметила в окно приближающегося Сидорова, когда он был еще на тропе, за синей елью. В водовороте эмоций, сразу же за испугом и чувством обреченности, она испытала азарт состязательности. За себя она не сильно боялась – ситуация была не слишком очевидна, доказательства измены не было, максимум, что мог сделать муж – снова избить ее. Она вздохнула – устало, и даже с чем-то похожим на ненависть.
А вот Менаев может получить на орехи. Он никому здесь нужен, никто за него не заступится перед разъяренным полковником. Да, его поведение было хамским, но и только. Он не делал ей больно, не срывал одежду и не насиловал – аж в животе заболело от таких мыслей – он был безобидным проходимцем, не заслуживавшим горинской мести.
Плохо, что она не могла прогнозировать реакцию Ильи – иногда он выглядел безревностным и спокойным, иногда – исчадием ада. Если мужчины, в общем, не понятны для женского разума, то Горин – это вообще черт-те что. Он мог посмеяться с рассказа Сидорова о том, как выродок лапал его жену. А мог через 5 минут застрелить его за это. Нет, она не позволит, чтоб из-за нее кого-то убили. Особенно за легкомысленный детский проступок. Особенно Гришу.
Крылова не хотела себе признаваться, что ей даже приятно от такой дерзости Менаева. Значит, она действительно вызывала у него желание. Ну, не убивать же за такое! На крыльце раздались шаги, и она обняла мужа, расслабленно читавшего в кресле биографию Ибсена.
– Дорогой, я хочу тебя попросить кое-что, – промурлыкала она. – Убери Менаева с лаборатории, пожалуйста.
– Почему? – Горин нехотя прикрыл книгу. – Чем он тебя не устраивает?
– Он… разлагает дисциплину, – заметила ученая, поглаживая бугристые плечи. – Издевается над Валерой, пристает к Зое. В итоге никто нормально не работает.
Из прихожей донесся голос лейтенанта.
– Босс, это я! Разрешите?
– Заходи, Степан, – ответил полковник, и снова вернулся к теме Менаева.
– Лена, я ведь ему обещал это место. Как я уберу его… договор дороже денег – ты ведь знаешь.
Сидоров ввалился как медведь, и застыл в двери, растерянно смотря на Босса с женой.
– Ты делала ему замечание? Припугнула? – Горин задумчиво теребил книжные листы. – Если выродок пристает… домогается… нужно в первую очередь поговорить с ним нормально. Я готов с ним разобраться, но уверен, что ты не исчерпала все свои возможности.
Крылова положила ладонь на шею супруга, и придавила.
– Оо, как хорошо, – и он пригнулся, чтоб не дай бог не помешать жене его массировать.
– Ты чего пришел? – с придыханием Горин вспомнил про Сидорова.
Лейтенант растерянно застыл в двери. Он хотел переговорить с командиром с глазу на глаз, но здесь оказалась Крылова. И так получилось, что она только что рассказала про Менаева. И Андреевич уже отреагировал. Было бы глупо продолжить эту тему. Сидоров не понаслышке знал, что такие вещи могут превратить Босса в зверя. Нетушки.
– Менаев сегодня встречается с Ашотовной.
– Чего? – недоумение на лице полковника, казалось, было заметно даже через его затылок. – ЛЕНА! Да больно ведь! – жена слишком сильно сдавила его шею.
– Степа, что ты мелешь?!
– Просто Наталья наш повар, а Менаев – выродок, чужак. И я решил на всякий случай доложить, что у них роман, – оправдывался Сидоров. – Лучше сказать лишнее, чем промолчать о важном, вы ведь сами этому учили.
– Да, Лена, ты права – Менаев как секс-машина, – Горин вдруг рассмеялся, разряжая установившееся напряжение. – Оно и понятно, парень-то голодным сколько был, а тут враз столько бабенок путевых.
Он с трудом вывернул голову из-под цепких пальцев супруги, и глянул на сконфуженного лейтенанта.
– Все нормально. Хорошо, что сказал. А Менаева не задалбывай – пусть развлечется.
Сидоров отдал честь, и поспешно выскочил. Крылова сказала, что выродок приставал – Босс не нашел в этом ничего плохого. Выродок встречается с поварихой – «все хорошо, не мешай». Степан замечал иногда, что чего-то не понимает, и сейчас была точно такая же ситуация. Ладно. Он оставит парня в покое – как бы. Присматривать будет все равно – не нравится он ему. Главное, что он обо всем доложил Боссу, и теперь никто ничего не предъявит, ведь его совесть чиста, словно капля росы.
Лейтенант заулыбался, скрываясь среди деревьев, и в это время также улыбалась Крылова, продавливая пальцами позвоночник мужа – все прошло как нельзя лучше. Вот только, что это за история с Ашотовной?
****
Накануне прихода Ашотовны я осознал, что не хочу ее. Я не волновался и не переживал, а трезво оценил ситуацию – и еще одна любовная линия была бы чрезмерной. Секс, конечно, лишним не бывает, но так уж повелось, что он всегда консолидируется с эмоциями, а это уже плохо. Как отвлекающий маневр, история с поварихой была великолепно придуманной и реализованной. Но Наталью я не хотел.
Признаюсь, осознав это, я даже испугался. Кареглазка завладела моими мыслями, я безумно сильно желал… ее бедра, грудь, губы. И глаза – я хотел смотреть в эти карие глаза вечно, тонуть в них, наблюдать в них и искры, и печаль, и оргазмы…
Наваждение – так я обозначил происходящее с нейронами в моем мозгу. Получу, что хочу, и пройдет. Иначе и быть не может. Стук в дверь отвлек меня уже тогда, когда все обдумав, я корпел над закорючками из мчатряновского талмуда. Поэтому подошел к двери я только на третий раз, когда Цербер уже надумал гавкнуть, изогнувшись в извращенном почесывании собачьих причандалов.
– Я собралась уходить! – обиженная Ашотовна ворвалась внутрь вагончика.
– Извини, забыл, – ответил я без какой-либо интонации. – Занят сильно.
Наталья выглядела непривычно без своего белого халата повара, и я рассмотрел ее с некоторым удивлением. Длинное, до колен, цветастое платье с преобладающей гаммой красного цвета, оранжевые мокасины под такое же оранжевое монисто, яркий макияж с малиновыми губами и угольно-черными ресницами, собранные в пучок роскошные черные волосы. Она довольно крупная, и даже полновата, и я не привык к такому – все мои женщины после Вспышки были худыми и чахоточными, так как нормально жрать ни у кого не получалось. Да и вообще, Ашотовна была совсем не в моем вкусе. И все же, я не мог не отметить, что даже со своей пышностью она выглядела вполне соблазнительно. Большая круглая задница под платьем и полная грудь оказались привлекательными.
Я закрыл дверь и вернулся к столу, демонстративно пытаясь сосредоточиться, и подперев скулы ладонями. Разгадка тетради действительно была важной – в моем плане это был кратчайший путь к сердцу Кареглазки. И в ее трусы.
Ашотовна застыла где-то сзади, и я затылком чуял, как она буровит меня взглядом. Затем за спиной послышался вздох, за которым последовали странные звуки, которые я классифицировал, как вторжение в личное пространство. Я обернулся и понял, что не ошибся – повариха подалась лазить по моим вещам, доставать книги с полки, за которыми скоро должна была обнаружить журналы с моделями ню.
– Не трогай ничего! – грубо приказал я. – Извини, я занят – я ведь сказал! Честно, – мой голос стал мягче, а глаза смотрели почти умоляюще. – Наташа, не могу, срочная работа…
Она снова вздохнула, при этом грудь всколыхнула ткань платья. А я вернулся к своему шифру. Так прошло минут 10-20-30, не знаю, но в какой-то момент я забыл о женщине в вагончике. А вот она обо мне не забыла – посидев на кровати и разгладив на постельном белье все складочки, она опять оказалась за моей спиной. Теперь – любопытно заглядывая через плечо.
– А что ты делаешь?
Я даже не смог возмутиться, настолько от гнева отобрало дар речи. Руки задрожали, а левое веко, обычно самое спокойное, задергалось, как частотные помехи на экране телевизора.
– Неужели так сложно… – начал я размеренным тоном, который предвещал Ашотовне неприятности, а она невоспитанно перебила.
– Я не поняла. Ты учишь армянский?
Я готов был ее грохнуть прямо здесь, не обращая внимания на последствия – необходимость отмывания крови и скрытного захоронения. Как вдруг, я понял. И захотел расцеловать Наталью, если мое понимание было правильным.
– Это армянский? – спросил я неожиданно нежно, чтоб не спугнуть недавнюю потенциальную покойницу.
– Ну, да. Вот буква «айб», это «бен», а вот – «дж» и «гх», – Наталья засмеялась. – Айбубен…
Я не понял последнего – белиберда чистой воды.
– И ты можешь прочесть?
Она присмотрелась к тексту, а затем, недоумевающе сморщив длинный мясистый нос и приподняв широкие смоляные брови, взяла тетрадь, чтоб рассмотреть ближе.
– Не понимаю, – сказала она, и я представил, как двигаются извилины под ее шикарной гривой, столкнувшись с этим самым непонятным. – Какая-то бессмыслица… ААА! – выкрикнула она, на миг превратившись в Архимеда, выпрыгнувшего из ванной. – Буквы армянские, а слова-то – русские. Вот оно что!
Я выхватил тетрадь, не веря в свою удачу. Вместо мчатряновских записей я подсунул ей блокнот.
– Сможешь написать все эти армянские буквы и их русские аналоги?