Тут же люди. Жизнь неизвестных

О том, чего лучше для Стюарта нет

Стоит октябрь 1666 года. Город Лондон слегка выдохнул после Великого пожара, Парламент выделил первые 1 800 000 фунтов на его восстановление. Недельные чумные списки демонстрируют падение смертности до 150—200 человек в день. Всего. Война с Голландией зашла в патовую ситуацию и ограничивается перестрелками кораблей в нейтральных водах. На нее Парламент выделил всего 600 000 фунтов, и главной проблемой становятся бунты капитанов. Но наконец можно заняться дельными делами. В этом плюсы абсолютной монархии.

15 октября 1666 года Карл II объявляет в Уайт-холле, что отныне все придворные и желающие быть принятыми при дворе с любой целью должны следовать новым фасонам: обязательно ношение жилета – нижнего приталенного камзола до колен с шелковой, желательно белой, подкладкой. Под обшлагами жилета – скрывающая кисти рук и перевязанная лентами на запястьях белая тафта. Поверх жилета носится верхний камзол на 15 см короче жилета, открытый на груди. Панталоны испанского кроя, чулки и туфли с лентами – в цвет жилета. Женщинам предписывается носить юбки до щиколоток и не ниже. На следующий день принц Йоркский (младший брат короля) принимает во дворце, одетый по повелению. Приличные лондонцы срочно перешиваются.

Причиной является прибытие в Лондон с дипломатической миссией сестры его величества Генриэтты-Анны «Котеночка» (Minette), герцогини Орлеанской, супруги младшего брата Людовика XIV и наложницы Людовика XIV. В воспоминаниях маркиза Галифакса (1704) сказано, что она, как и все французы, следовала линии внешней политики Людовика-Солнце: сделать Францию законодательницей во всем, в первую очередь, в языке, манерах, одежде, танцах, музыке и живописи. «Французы мечтают сделать нас всех своими обезьянами, дабы затем сделать нас своими рабами». Именно «визит Мадам побудил нас отбросить их моду и переодеться в жилеты, чтобы выглядеть как приличные люди; и она сделала свое дело очень эффективно, потому что поначалу многие стали отменять ношение ливрей для своих слуг, да и сами стали переодеваться по их моде, что давало критическое преимущество Франции».

Торговец Рюгге пишет в дневнике, что «это переодевание по персидской моде весьма удобно и выглядит мило».

Но великая жилетная война только начиналась. Жестокий и беспринципный Людовик-Солнце немедленно по возвращении Генриэтты во Францию велел переодеть в жилеты всю дворцовую прислугу Версаля, и каждый французский патриот и почвенник последовал его примеру и переодел своих слуг. Это сильный удар. Самуэль Пипс пишет 22 ноября 1666 года, что «это величайшее оскорбление, какое один владетель мог нанести другому, и Бог не позволит Его Величеству промолчать и оставить этот шаг без ответа».

28 декабря одновременно на постановках «Макбета» в театре Дьюка и «Генриха V» в Уайт-холле, в присутствии короля, и народ, и придворные демонстрировали недреманное единение ношением жилетов. «Все в новых жилетах, сшитых к нынешнему вечеру», – одержимый восторгом, пишет Пипс с патриотической слезой в углу глаза.

К началу осени 1667 года жилеты стали уже настолько привычны, что вовсю шли соревнования по их расшитию наиболее аляповато, и лорд Чарльз Джерард заслужил осуждение церкви и двора за неумеренно суетный подход к украшению жилета. Держава выстояла и лишь еще окрепла.

Это не спасло династию Стюартов, и через 21 год все они переместились под защиту Людовика-Солнца. Но тот уже так никогда и не оправился от нанесенного ему английскими жилетами удара и, старый и больной, через каких-то 48 лет скончался в депрессии и унижении.

О стюартовских брачных играх

Дневник Самуэля Пипса

8 февраля 1663 г.

«Делясь со мною дворцовыми сплетнями, капитан Феррерс рассказал среди прочего, будто с месяц назад на балу во дворце одна дама, танцуя, выкинула; кто это был, так и осталось неизвестным, ибо плод тут же, завернув в платок, унесли. Наутро все дамы двора явились как можно раньше во дворец, торопясь представить доказательства своей невиновности, а потому, с кем приключилась эта история, выяснить не удалось. Говорят, однако, в тот же день миссис Уэллс занемогла и с тех пор куда-то пропала, и все сочли, что выкинула она.

Согласно другой истории, леди Каслмейн, спустя несколько дней после вышеописанного случая, пригласила к себе миссис Стюарт и, развеселившись, предложила ей «сыграть свадьбу». Свадьба получилась как настоящая, с обручальными кольцами, церковной службой, лентами, кремом-брюле в постель, швырянием чулка – все обычаи были соблюдены. Но в конце, говорят, леди Каслмейн (она была женихом) уступила свое место на брачном ложе королю, и тот лег с обворожительной миссис Стюарт. Говорят, что именно так все и было».

Русский переводчик «избранного» из Пипса Ливергант невероятно лжив и чопорен. Его, видимо, учили, что таковы англичане. Он дает к «миссис Стюарт» благочестивое примечание «То есть королева». Не-а, не таков простак был Карл II Стюарт. Фрэнсис «La Belle» Стюарт королевой не сумела стать, но была герцогиней Ричмондской, дочерью придворного врача сестры короля Генриэтты-Марии и очень отдаленного родственника августейшей семьи, но тоже Стюарта, да. Прославилась она не только ангельской красотой, но и дивным упорством в отклонении внимания Карла II. Однако всему приходит конец, и ее сопротивлению тоже. Она послужила ряду художников моделью для образа невинной типично британской красы. Почему и потребовались такие ухищрения и помощь прежней фаворитки, готовой работать в команде.

Леди Каслмейн – это, само собой, Барбара Вильерс-Палмер, графиня Саутгемптон, герцогиня Кливлендская, племянница герцога Бэкингема, неспроста выполнявшая мелкие дипломатические поручения вроде доставить ему некие подвески либо затем их доставить обратно, международная авантюристка при трех дворах, владычица сердец нескольких правящих домов, прототип Миледи Винтер.

О жертве стюартовских брачных игр

В 1659 году Эдвард Монтэгю, виконт Хитчинбрук, боевой генерал армии Парламента, вовремя сориентировался в европейской повесточке и всеми душой и телом (и флотом, и дипломатическими связями) прикипел к Карлу Стюарту, проживавшему то в Голландии, то в Германии. В мае 1660 г. он возглавил флот, с помпой и фанфарами привезший реставрированного короля обратно в Англию. При первой встрече адмиралы и генералы надели специально заказанные новенькие с иголочки костюмы, шитые золотом и серебром, и взяли с собой саквояж с 10 000 фунтов золотом, выделенными Парламентом королю на первое время. Застав его величество короля Англии Карла II, ее величество Елизавету, королеву Богемскую (его тетя), его высочество принца Йоркского (его младший брат и будущий король Иаков II) в Гааге в гостиничном номере, они поставили перед ним саквояж и попросили факельщиков зайти внутрь (там было темно, был вечер). Его величество сильно обрадовался и проявлял радость без всякого стеснения, громко позвав ее величество и его высочество посмотреть на такую кучу денег, а также попросив ее величество бросить и перестать перелицовывать его старый камзол, потому что утром можно будет заказать новый (это прямая цитата).

В июне 1660 г. его воцарившееся в Лондоне величество пригласило Эдварда Монтэгю к себе и попросило его выбрать себе местность для графского титула. И Эдвард Монтэгю стал графом Портсмутом.

Однако в 1673 г. его королевское величество вновь пригласило Эдварда Монтэгю к себе и попросило придумать что-нибудь другое, потому что дело личное, дело частное, но мы ж мужики, и вы же понимаете, что если им, да-да, вот им, которые в кринолинах, в голову что-нибудь втемяшится, то тут уж хоть святых вон выноси. И таким вот частным полюбовным образом Эдвард Монтэгю перестал быть графом Портсмутом, потому что Луиза-Рене де Пенанкуэ де Керуай, ранее баронесса Петерсфилд и графиня Фэйршем, стала теперь герцогиней Портсмутской. Потому что еще в 1668 г. Луиза-Рене очень вовремя сумела втереться в свиту сестры его величества Генриэтты-Анны и переехать с ней в Лондон, где заняла почетное место в королевской любовничьей массовке, но постепенно выбилась на главные роли и наконец воцарилась в его сердце, став восьмой из известных истории четырнадцати официальных фавориток. И ежемесячно слала доклады о трендах и событиях своему католичнейшему покровителю и официальному бывшему Людовику-Солнце. Каковой Людовик в это же время с трудом делил бедную Генриэтту-Анну с ее официальным супругом – своим братом Филиппом, принцем Орлеанским, потому что ему она по причине ориентации была не особенно нужна, но он вредничал и не хотел делиться с братом. Впрочем, Генриэтту при любом удобном случае вообще усылали увещевать брата – его величество Карла Английского – и на это время французские величественные братья примирялись.

Но, как бы то ни было, Эдвард Монтэгю не мог оставаться ведь графом Ничего, поэтому он выбрал себе другой кентский город и стал графом Сэндвичем. Со временем у него родился праправнук Джон Монтэгю, главный Почтмейстер, потом первый лорд Адмиралтейства, активнейший член Клуба адского пламени и Общества дилетантов, покровитель наук и искусств, друг съеденного Кука и прочая. И это в его честь названы Сандвичевы острова (а также – и так же – Гавайи, но это название там не прижилось). И это он популяризировал пожирание куска мяса между двумя кусками поджаренного хлеба, будучи неизлечимым игроманом.

Ну так вот. А если бы не эти альковные штучки, то все не ломали бы язык и спокойно ели бы сейчас портсмуты и читали бы рекламу «Новый портсмут с индейкой в новогоднем меню».

И это если еще не рассказывать, как его величество Карл, полу-испанец, полу-шотландец, полу-итальянец, вводил в Англии спаниэлей/спаниярдов, потому что у них головы как будто в алонжированных париках и это прикольно.

О чемпионке стюартовских брачных игр

Элеонора (Нелл) Гвинн (1642—1687) родилась, судя по всему в Лондоне, в Ковент-гардене, в районе развлечений и искусства, в семье пьяницы Эллен Смит-Гвинн, то ли владелицы, то ли нестроевой сотрудницы борделя на Друри-лейн. В этой семье не вели архивов, сама Нелл за жизнь постаралась максимально аннигилировать следы своей ранней биографии, так что про нее мало что известно. Есть авторы, приписывающие ей разных отцов – от валлийского каноника до капитана дальнего плавания – и разные места рождения, но все это, по сути не очень важно.

До 12 лет Нелл вела обычную жизнь девочки своего класса: торговала вразнос устрицами, овощами, подрабатывала золушкой (cinder-girl, т.е. или трубочисткой или, что скорее, продавщицей собранной после трубочистов золы на удобрения), разносила по борделю укрепляющие напитки и готовилась присоединиться к старшей сестре в рядах полноценных работниц учреждения.

Однако в ней с детства открылся актерский талант, в частности, она торговала на улицах в мужской одежде с приклеенной бородой, кривлялась, изображая ирландца или валлийца, и тем привлекала покупателей.

Что бы о ней ни говорили впоследствии, только в 20 лет она впервые стала жить во грехе с состоятельным господином по имени Дункан, который снял ей апартаменты и помог устроиться работать в театр. Собственно, только после реставрации Стюартов театр и стал возможен, потому что при пуританах Кромвеля само актерство было преступно и наказуемо, ибо были запрещены даже праздники вроде Рождества, и в отсутствие радио «Радонеж» можно было вообще только молиться и поститься. В 1663 году на Друри-лейн открылся Театр Королевской Труппы Томаса Киллигрю, и в том же году старой проститутке «Апельсиновой Молли», Нелл и ее старшей сестре господин Дункан устроил лицензию на торговлю «китайскими апельсинами» (по-нашему, мандаринами) вразнос во время представлений. Так Нелл попала в театр.

«Апельсиновая Нелл» в течение года обрела невероятную популярность своими красотой, остроумием и спонтанными мини-шоу в антрактах, когда она меняла «апельсиновую» оранжевую униформу на мужские костюмы и выступала со своими старыми номерами. Уже тогда ее заметил завсегдатай театра Карл II Стюарт. Равно как и ряд его приближенных, и театровладелец Киллигрю.

Практически сразу ее взяли в оборот театральные власти, отдали на обучение знаменитым артистам Харту и Лейси, и она вышла на сцену в роли дочери индейского царя Монтесумы в героической драме Драйдена «Индейский император». Пристрастный мемуарист Пипс постоянно восхищается остроумием и сексуальностью Нелл, но брюзгливо бормочет, что трагические роли – это не ее, а лучше всего она смотрится в комедиях и дивертисментах с песнями и танцами.

Одновременно с этим ею увлеклись сразу двое молодых аристократов – членов «Веселой компании», дворянского кружка при дворе Карла II, как и все подобные европейские кружки, начиная со знаменитых миньонов, занимавшиеся в основном кутежами и выбрасыванием денег на ветер. С их компанией Нелл пропраздновала несколько лет, пока к ней не обратились посланники второго герцога Бэкингема Джона Вильерса, который незадолго до того пристроил к королю дочь своего дальнего племянника барона Уильяма Вильерса – Барбару. Герцог сообщил юной популярной актрисе, что пора взрослеть и использовать свои юность и талант во обеспечение своего будущего. И определил ее к королю для заполнения пауз в общении с девицей Барбарой.

Карл II потерял счет дамам своего сердца на втором их десятке, но был неизменно со всеми галантен и никого не оставлял без помощи, даже когда ссорился с ними и отсылал к заботливо им самим подобранным мужьям. А всех получавшихся детей приближал ко двору, наделял титулами и имениями, да и страдал потом от их эдиповых комплексов, когда, например, герцог Монмут формировал оппозицию родному папе в парламенте.

Нелл же продолжала играть в театре, родила королю герцога Сент-Олбанс и графа Берфорда и абсолютно спокойно принимала все правила игры.

Рассуждения о древнейшей профессии преследовали Нелл, само собой, всю жизнь. Однажды в светской беседе с коллегой по артистическому цеху Ребеккой Маршалл она снова выслушала, кто она такая, и ответила: «Я-то шлюха лишь для одного, хоть и выросла в борделе, разливая клиентам выпивку, а вы вот примерная дочка пресвитерианского пастора, а спите с кем ни попадя». Всенародно прославилась она, однажды въезжая в экипаже во двор дворца Уайтхолл, когда негодующая толпа преградила ей дорогу и стала раскачивать карету, грозя расправой и выкрикивая традиционные обвинения. Нелл вылезла на крышу экипажа и, стоя там, приняла театральную позу и закричала: «Вы совершенно правы, господа! Да, шлюха, шлюха, и еще какая. Но протестантская!». И напомнила собравшимся, что «католическая шлюха» – это Луиза де Пенанкоэ де Керуай, герцогиня Портсмут, и ее визит к королю назначен на завтра. На этом толпа резко поменяла направление истерики, сохранив интенсивность, и внесла карету и лошадей во двор на руках.

Умирая, Карл II оставил младшему брату (Иакову II) распоряжения относительно всех своих спутниц и потомков, отдельно сердечно попросив его не оставить вниманием Нелл: «Не дай бедной Нелл умереть с голоду». Но ее и так, судя по всему, любили все. Пипс называл ее «pretty-witty» (симпатичной и остроумной). Она умерла от инсульта в 45 лет. Иаков II выплатил все ее долги, дооплатил ипотеку на дом на Друри-лейн, выделил ей пенсию в 1500 фунтов (около 300 000 современных фунтов) в год и устроил карьеру ее сыновьям, своим племянникам. Нелл посвящают таверны, просто здания на Друри-лейн, до сих пор рисуют портреты и ставят статуи. Ее образ отражен в сотнях картин и десятке фильмов.

Потомок Нелл Гвинн – Мюррей Боклерк, 14-й герцог Сент-Олбанс, возглавляет Королевское стюартистское общество и потенциально не прочь попретендовать на престол, в принципе, если у Винзоров возникнут неприятности.

О последней стюартовской королеве

Королева-консорт Камилла короновалась в специальной консортской «короне королевы Марии», она же переделанная «корона Марии Моденской».

Мария Моденская (1658—1718) была дочерью моденского герцога Альфонсо IV д‘Эсте, открывшего публике «Галерею д’Эсте» в нынешней Италии, и племянницы кардинала Мазарини Лауры Мартиноцци. В пятнадцать лет ее выдали замуж по доверенности за герцога Йоркского Джеймса Стюарта, младшего брата Карла II Английского. Сразу по приезде молодую жену Джеймса в Англии окрестили «папской дочкой», сильно не любили и желали ей всего плохонького. Она честно пыталась рожать наследников, но десять раз выкидывала, рожала мертвых или почти сразу умиравших детей, а при отсутствии у старшего брата ее мужа законных детей (при изобилии противозаконных, из которых старшенький – герцог Монмут – уже успел сколотить изрядную политическую группировку с поддержкой парламента) это было чревато многим. И ситуация разрядилась в 1678 году громким заявлением о католическом заговоре против правящего короля и высылкой Йоркской четы в Брюссель с исключением из линии престолонаследия.

Ссылка продлилась меньше года, и когда Карл II опасно заболел, супруги бегом возвратились в Англию, чтобы встать на пути у Монмута, который с престолом шутить не планировал, а парламент, по старой памяти, был готов дать ему титул лорда-протектора и о монархии снова забыть, как полвека назад. Но король выздоровел. Тогда же следствие по делу о католическом заговоре зашло в тупик, зачинщики как-то сразу признались, что были попросту соврамши, их повесили, Джеймсу Стюарту вернули место в линии престолонаследия и назначили протектором Шотландии – но с релокацией на место работы.

Король Карл II, изможденный ртутью, которой лечился от сифилиса (как бы прекраснодушные историки ни апеллировали к тому, что он был безумно одержим алхимией и нахватался вещества якобы в лаборатории; да-да, а презервативы в кармане – спички от сырости хранить) и добитый апоплексией, умер 6 февраля 1685 года. И события побежали вперед как гончие псы. Всем было понятно: либо престол занимает младший брат, либо снова гражданская война. Поэтому Иаков II Стюарт воцарился фактически без сопротивления. В апреле состоялась коронация, обошедшаяся стране в 119 000 фунтов (18 735 980 фунтов на 2022 г.). В частности, для нее ювелиром Ричардом де Бовуаром была изготовлена новая корона королевы-консорта. В последний раз совместная коронация короля и королевы проводилась для Генриха VIII и Екатерины Арагонской, и корона не сохранилась. Описание новой короны таково: «Венец с чередующимися четырьмя крестами и четырьмя геральдическими лилиями, выше которых от крестов идут восемь полуарок, венчает которые шар с крестом. Корона изготовлена из золота и была украшена 561 бриллиантом и 129 крупными матовыми жемчужинами. Диаметр 19 см.».

В конце 1687 года широкой общественности и парламенту стало известно, что Карл II перед смертью принял католицизм. А Иаков II во всем следовал примеру старшего брата и демонстративно не жил с женой, живя при этом… да с кем только не. Оскорбленная Мария переехала подальше от него в новые покои дворца Уайтхолл, которые спроектировал для нее сам великий сэр Кристофер Рен. А пару месяцев спустя вообще уехала в длительное паломничество в Бат, на воды.

Далее телетайпной строкой. Возвратившись в Лондон, королева к Рождеству объявляет о беременности. В июне рождается Джеймс-Эдуард Стюарт, будущий «Старый Претендент». Парламент, пресса и двор в голос рассуждают о подмене мертвого ребенка, потому что до сих пор у Марии никто не выживал. Также они уверены в тайном католицизме старого и нового королей. Зять Иакова – голландский статхаутер Вильгельм Оранский, герой борьбы с католицизмом – списывается с парламентскими вигами и заверяет их в своей готовности действовать. По приглашению вигов, он уже в ноябре 1688 года высаживается в Англии… и в январе 1689 года Вильгельм III и Мария Стюарт, дочь Иакова, занимают престол вместе. А правившие Стюарты отправляются в изгнание, открывая якобитскую страницу истории.

Корона Марии Моденской остается в Тауэре. Ну хоть что-то. Остальное ее достояние в итоге осталось в цепких лапах алчных французских монахинь в период изгнания.

Спустя много лет (ну не очень), в 1705 году, юный (ну так, средне) 22-летний принц Георг-Август, наследник принца Георга Брауншвейг-Люнебургского, отправляется инкогнито в Бранденбург свататься к юной герцогине Каролине, потому что его любвеобильный (а кто из них не) отец всеми отеческими запретами запретил ему жениться по доверенности и рекомендовал выбирать спутницу жизни только по любви. Брак состоялся и действительно удался, жили они дружно и горя не знали. Отец запретил Георгу-Августу участвовать в текущих войнах, как тот ни просил, до появления потомства мужского пола. И принц трудился, в основном, в этом направлении.

А времена всё бежали. В Англии умерла королева Анна Стюарт, последняя из рода. И отец принца Георга-Августа воцарился в Лондоне как Георг I Ганноверский. А потом он тоже умер, и в июне 1727 года на трон взошел Георг II. На его правление выпало подавление последнего шотландского восстания и начертание жирного креста на истории Дома Стюартов и движении якобитов в Европе и Америке. Но в нашем случае важно, что для коронации его супруги Каролины была извлечена из запасников Тауэра корона Марии Моденской.

Ненадолго, впрочем. В 1831 году из нее выковыривают бриллианты и заменяют их хрусталем. А бриллианты пересаживают на специально сделанную новую коронационную корону королевы-консорта Аделаиды (в ее честь назван австралийский город), жены Вильгельма IV, правнука Георга II. После 1836 года ее перестают использовать вообще.

Вновь достают ее на свет только в 1911 году для коронации королевы-консорта Марии Текской (жены Георга V, внучатой племянницы Александра I Романова, бабушки Елизаветы II, так красочно сыгранной в сериале «Корона»), и наскоро инкрустируют какими-то там попавшимися под руку бриллиантами. А потом – снова в запасники Тауэра.

Вплоть до сих пор, когда королева-консорт Камилла получила корону в свое распоряжение, и она ей не понравилась. Поэтому к майской коронации у короны из восьми полуарок останутся четыре, а многострадальные лунки займут три бриллианта Елизаветы II, которые та носила в брошах. А вот бриллиант Кох-и-Нор, как бы ни хотелось монархам, место там не займет. Подаренный королеве Виктории здоровенный раритет вызывает такой пост-колониальный рессантимент у правительств Индии и Пакистана, да еще и у Афганистана с какой-то стати, что решили обойтись без него.

Разные времена – разные монархи, разные монархии, разные короны.