Мы добрались до большого серого здания и вошли в полутёмное помещение, заполненное, подобно кинотеатру, рядами мягких кресел. За стеклом располагался ставший музейным экспонатом зал Центра управления полётами.

– В этих креслах за ходом полётов наблюдали приглашённые зрители. Были среди них и президенты, и родственники астронавтов, и журналисты, – начал рассказ гид. – Самые напряжённые дни здесь выдались во время полёта «Аполлона-13». Взрыв кислородного бака привёл к утечке!

Бойскауты затаили дыхание.

– Мистика числа «13» преследовала корабль с самого начала. «Аполлон-13» стартовал в 13 часов 13 минут с космодрома на мысе Канаверал. Взрыв бака произошёл на третьи стуки полёта: 13 апреля 1970 года. Про посадку на Луну пришлось забыть. Никто не знал, удастся ли, вообще, вернуть экипаж домой!

– Корабль обогнул Луну и, корректируя траекторию двигателями лунного модуля, смог благополучно вернуться на Землю, – гид окинул зал. – Это была победа, достигнутая общими усилиями экипажа и инженеров на Земле. Сейчас Центр управления находится по соседству, в новом современном зале. А в те дни здесь всё и происходило, – закончил он повествование.

– Нереально! – восхищённо выдохнула блондинка.

Все двинули к выходу.

Я дождался, пока помещение опустеет, и сделал пару снимков, разглядывая устаревшее оборудование. Вдоль рядов на столах покоились древние клавиатуры. Торчали пожелтевшие панели и телефонные трубки. Темнели экраны приборов. Вдоль стен висели памятные знаки каждой миссии.

Я толкнул дверь, пора было догнать группу. Проходя узким коридорчиком, я вдруг услышал из распахнутой двери лаборатории приглушённые сдавленные голоса:

– Телеметрия по-прежнему стабильна. Траектория приведёт их прямо сюда… По нашим оценкам они будут здесь через пару недель!

– Через пару недель?! – просипел кто-то в ответ. – Вы шутите? Нужно срочно предупредить Вашингтон! Сообщите по закрытым каналам в Москву и Пекин!

Я огляделся – разве мы проходили по этому коридору?

Растерявшись, я выронил на пол крышку объектива, она брякнула со звонким стуком. В раскрытой двери над широким столом, заваленным бумагами, тут же показались две озабоченные физиономии. Послышались щелчки рации.

Через секунду в конце коридора из-за угла вынырнул охранник.

Я двинул назад и, пятясь, вывалился обратно в пустой зал Центра управления.

Вскочив на ноги, я отыскал нужную дверь и, бросившись по лестницам вниз, настиг группу на выходе из здания.

Экскурсовод продолжал историю:

– Последним кораблём, севшим на Луну, стал «Аполлон-17». Его командиром был Юджин Сернан. До этого он облетел Луну в составе миссии «Аполлона-10». Сернан стал последним человеком, шагавшим по Луне в двадцатом веке.

– Выйдя на поверхность, он стал жаловаться, что у него чешется нос, и он никак не может его почесать, – рассказывал гид. – Экипаж «Аполлона-16» тоже жаловался на эту проблему. Поэтому в шлемах у экспедиции «Аполлона-17» был специальный кусочек ворсистой ткани, о которую нос можно было потереть. Однако у Сернана, на беду, нос чесался в таком месте, которым потереться о ткань никак не получалось.

– Ужас! – произнесла блондинка и потёрла носик.

– А почему мы не летаем на Луну сейчас? – поднял руку долговязый бойскаут в очках.

– Спасибо за вопрос! Всё потому что, как известно… – начал отвечать гид, увлекая группу в следующий зал.

– Всё потому что, мы там никогда и не были! – пробурчал краснощёкий.

– Я слышал, у них там был контакт с пришельцами, и те запретили нам совать нос на Луну, – бросил ему вслед курчавый. – Под страхом уничтожения цивилизации! НАСА это, конечно, скрывает!

– Программа полётов на Луну будет возобновлена очень скоро, – поспешил успокоить бойскаутов преподаватель.

– Боюсь, поэтому сюда и летит группа захвата, – добавил курчавый. – Их уже обнаружили в созвездии Тельца.

– Кошмар! – испугалась блондинка.

Мы прошли к следующему экспонату, и гид продолжил:

– «Вояджер-1» – самый дальний от Земли аппарат, созданный человеком. В настоящее время он уже пересёк границу Солнечной системы. Ему удалось сфотографировать Землю с максимально удалённого расстояния, – он показал на фотокарточку под стеклом. – Наша планета выглядит на снимке, словно крохотное зёрнышко в бесконечной чёрной пустоте.

Группа перешла к круглому золочёному диску на стене в рамке.

Карапуз выудил из кармана новый батончик и развернул.

– На борту «Вояджера-1» находится «Золотая пластина», на которой указано точное расположение нашей планеты относительно крупнейших звёзд. На пластине также записано изображение молекулы ДНК. Схема эмбриона и яйцеклетки. Кроме того, там находятся записи классической музыки. Звуки природы и животных.

– Теперь понятно, почему к нам заторопились гости! – встрял курчавый.

Бойскауты обернулись к нему. Повисла пауза.

– Сдали координаты, – подлил он масла. – Вот вам яйцеклетка… А вот ДНК! У этих ребят с Земли, наверное, жутко вкусные мозги!

Карапуз застыл с батончиком у рта.

– Невероятно! – возмутилась блондинка.

– Обратите внимание на этот макет, – гид повернулся в другую сторону. – Космический аппарат «Кассини-Гюйгенс» исследует спутник Сатурна. Он уже обнаружил несколько химических аномалий в атмосфере Титана.

Краснощёкий достал платок и протёр пальцы, испуганно глянув на меня. Я кивнул.

– Из атмосферы Титана пропадает ацетилен, – пояснил гид. – Учёные подозревают, что им могут питаться какие-то формы жизни.

– На всё воля божья, – смиренно заметил пастор.

– На этом наша экскурсия закончена! – поднял руки гид, улыбаясь.

Рыжий карапуз, утерев шоколадный рот, вышел вперёд и, сжимая в руке початый батончик, спросил:

– Скажите, а кто был самым первым человеком в космосе?

Гид умилённо улыбнулся. Положил руку ему на плечо.

И с теплотой открытого сердца торжественно отчеканил:

– Гэ-гэ-рин!

Все двинули к выходу.

Монашки по очереди сфотографировали друг друга на фоне макета шаттла. Блондинка прижалась к курчавому. Краснощёкий задумчиво тёр платком пальцы.

Добравшись до парковки, я вырулил на трассу и, минуя центр, потащился сквозь Хьюстон по пробкам, вперёд на запад.

Глава 23. Хьюстон – Сан-Антонио

Трафик медленно продвигался, огибая островок даунтауна.

За лесом высоток мелькало солнце. Логотипы и бренды венчали верхушки зеркальных башен. В стеклянных панелях преломлялись этажи тесно прижатых друг к другу зданий. Зазеркалье офисного королевства. Тонированное царство чистогана.

Первое прозвище: «Город Магнолий» – Хьюстон получил благодаря огромному парку магнолий в центре, который потом, правда, срубили.

Этот город со дня основания уверенно захватил звание финансовой столицы Юга. А уж, когда в заливе нашли нефть, банки здесь стали расти, как после дождя.

В город в поисках лучшей доли хлынули переселенцы. Теперь их потомки жгут нефтепродукты в затяжных пробках. Пробки – бич Хьюстона. Власти в поисках решения начали прокладывать пешеходные зоны и велодорожки прямо на многополосных шоссе, рассекающих город, с тем, чтобы побудить горожан добираться до работы не на авто.

Хьюстон был одним из первых городов, офисы которого в пятидесятых стали в массовом порядке оснащать кондиционерами. Многие здания даунтауна соединены системой тоннелей и крытых переходов. Их общая протяжённость порядка десяти километров, что очень удобно и в дождь, и в зной – можно обойти весь деловой центр и магазины, не выходя на улицу.

Борясь с перенаселением, мэр Хьюстона объявил о грандиозных планах строительства новых районов – город пора расширять! Правда, на него сразу накинулись с подозрениями консерваторы. Пошли слухи, что мэр просто хочет создать зоны комфортного проживания гей-комьюнити. Ведь мэр Хьюстона – лесбиянка, публично заявившая о своей ориентации. Причём, объявила она о ней до выборов. Горожане поддержали голосами. Хьюстон стал первым городом с мэром-лесбиянкой.

Центр, наконец, остался позади. Я миновал циклопические нагромождения окружных развязок, и вдоль дороги вновь растянулась умиротворяющая картина – изумрудные поля, широкие пастбища, отдалённые ранчо средь дубов на холмах.

Впереди до отрогов Скалистых гор лежала величественная равнина, нескончаемая песчаная прерия – Техас. Тысяча миль до Эль-Пасо. Перегон на двое суток, не меньше. Радио забормотало что-то о приближении пылевой бури.

Я свернул с трассы в небольшой тихий городок и зарулил на парковку какого-то подвернувшегося колледжа, чтобы слегка отдохнуть и спокойно задать маршрут навигатору.

Занятия, похоже, закончились. Студенты прыгали в машины и разъезжались. На лужайке перед входом прохлаждались группки с учебниками. Я вышел, чтобы размять ноги.

Рядом с учебным корпусом на небольшом стадионе по зелёному полю, рассечённому белыми линиями на ярды, бегали две агрессивные группы в плечистых доспехах. На груди и шлемах грозно щурился раскосый буйвол. С двух сторон поля торчали рогатки ворот. На трибунах загорало человек двадцать с тетрадками и едой.

На нижней скамье, выставив вперёд загипсованную ногу, за игрой наблюдал паренёк с бутылкой «Колы» в руках.

Я подошёл и прислонился к бортику, разглядывая игроков в поле.

– Кто выигрывает? – приветливо повернулся я к покалеченному.

– Тренировка, – вяло махнул он.

К нашему краю вдруг вырвался квотербек с мячом, за ним рванула группа. Он бросился поперёк поля к нашему бортику и как только достиг нас, его смачно впечатали в землю два бугая из команды противника. Мне показалось, раздался хруст. Бугаи поднялись и в прыжке стукнулись грудными клетками, хлопнув над головой руками. Паренёк остался лежать. Подошёл тренер и, перемалывая жвачку квадратными челюстями, приподнял козырёк бейсболки.

– Должен сказать, сынок, ты умеешь притвориться! – обратился он к лежащему. – Пожалуй, поведаю о твоих талантах руководителю театрального кружка. Он как раз подыскивает талантливых девочек в кордебалет!

Лежавший попытался что-то произнести, но у него получилось только простонать тихим голосом.

Тренер склонился над ним:

– Хотя тебя, пожалуй, и в хор возьмут солистом. Я похлопочу после игры.

Он выпрямился, оглядел команду и, набрав в грудь воздуха, снова нагнулся к бедняге:

– На позицию, Бэмби! – заорал он ему прямо в шлем.

Парень перевернулся на колени.

Прополз чуть вперёд. Шатаясь, поднялся. И, спотыкаясь, побежал.

Команды забегали, формируя линии.

Тренер выпрямился, энергично поправил козырёк и, выбивая пудовыми ладонями ритм, заорал вслед:

– Бегом! Давай-давай-давай! Живо, леди!

– У него тут каждый день Супербоул. Задолбал уже, – прокомментировал загипсованный, поправляя ногу.

Квотербеки заняли позиции, команды выстроились друг против друга и по сигналу ринулись в мясорубку. Кто-то вырвался с левого фланга, и мяч полетел вперёд. Того, кто его схватил, тут же взяли в клинч, смяли и вбили в землю. Над полем разнёсся слабый стон, следом послышались яростные проклятия тренера.

Я вернулся в машину и, включив радио, вырулил на хайвэй.

Ведущий в эфире обсуждал изменения погоды:

– Сильный ветер и высокая температура обеспечивают быстрое продвижение пылевого фронта на юге штата. По-прежнему велика опасность возникновения стихийных очагов возгорания. Просим отнестись со всем вниманием к штормовому предупреждению…

Я переключил канал и под медитативные звуки стал вновь погружаться в гипнотическое состояние, навеваемое монотонным набеганием дорожного полотна.

Вскоре скрылись посёлки и строения. Трасса вбежала на холмистое плоскогорье и стала петлять, падая и поднимаясь средь жёлтых песков, покрытых колючкой.

В детстве я откладывал книгу и вжимался в кресло, холодея от ужаса, представляя: как среди этих голых пригорков и камней потерянно бредёт в лунном свете мустанг, на широком крупе которого, покачиваясь, восседает всадник… у которого… нет… Головы!

Кровь в жилах застывала всякий раз и, бросив книгу, я начинал воображать: что будет, если сейчас вдруг откроется дверь, и из тёмного коридора покажется человек, у которого… не будет головы! Закричу я или нет?!

Разглядев за пригорком дрейфующий в пыльном мареве тёмный силуэт, я набрал в грудь воздуха и заорал, что есть мочи!

Чёрт, что бы ещё сделать, чтобы не заснуть?

Однообразие дороги здорово усыпляет. Пора сделать привал.

Я зарулил на пустынную заправку и выполз на горячий асфальт под слепящее солнце. Возле хлипкого деревянного домика торчали ржавые колонки.

На краю парковки возле размалёванного дряхлого Фольксвагена, с узнаваемой скруглённой крышей, на газоне валялись бородатые длинноволосые оборванцы.

Перед ними торчала табличка: «Нужна горючка и еда!».

Один из них лохматый, в майке с изображением листка канабиса, держал в руках картонку с надписью: «Нужно больше денег на пиво и бошки!». Похоже, коммуна торчала посреди пустыни с пустым баком и пустыми желудками.

Упав на асфальт, я сделал десяток отжиманий и потом раз двадцать присел. Прогнать сон! Разогнать кровь!

Сразу появился аппетит.

Я выудил двадцатку, отгрузил её по-братски бродягам и с чистой совестью зашёл в кафе.

Заняв место, заказал томатный суп, черничный пай и крепкий кофе со сливками.

Телевизор над стойкой бубнил новости:

– Ситуация на юге штата в связи с пылевой бурей продолжает оставаться напряжённой. Резкое падение видимости. Отмена авиарейсов. Массовые отключения электроэнергии. Наш вопрос специалисту из обсерватории Сан-Антонио: стоит ли связывать эту ситуацию с возросшей солнечной активностью или аномалии могут быть напрямую связаны с зафиксированным движением объектов в созвездии Тельца?

Прошла реклама, началась телевикторина.

Два посетителя у окна не спеша жевали сэндвичи. Кого-то они мне напомнили. Высокий худой и низкий толстый. От них донеслось:

– Поверить не могу, что ты потерял ту коробку. Хорошо хоть на парковке запомнили марку машины. Мы ведём его уже вторую неделю. Скоро он должен проехать здесь.

Докончив перекус, я залил бак и вырулил обратно на трассу. Хиппаны с газона проводили поднятыми пальцами.

– Лайк! – крикнул лохматый, махнув тлеющим косячком.

Сон, как рукой сняло. Я пёр прямо на запад под скрип колёс полноприводного фургончика, вперёд к золотым приискам Калифорнии.

В окна задувал сухой ветер.

В приёмнике бодрый голос вновь зачитал устрашающую сводку погоды.

До зоны опасности далеко. Пока доберусь, рассосётся.

И снова потянулись мили.

Нагретая пустыня за окном крутилась, как бесконечная кинолента. Я вращал головой по сторонам. Что должны были чувствовать здесь под палящим солнцем первопроходцы, прокладывая дорогу на запад?

Впрочем, не все рвались на запад. Многие здесь и оставались.

Техас по своей площади равен примерно Франции. Расселиться есть где с размахом.

Поначалу, правда, пришлось слегка подвинуть селившихся в прериях индейцев. Апачи, Команчи и Чероки занимали здесь обширные территории.

Силы на противостояние у переселенцев были. Помимо забравшихся в пустыню твердожильных и трудолюбивых пуритан, сюда бежало и множество бандитов. Сюда же ссылали и уголовников. Шерифы контролировали поселения на востоке, а здесь на западе царил хаос.

После ряда стычек и войны за независимость поселенцы отобрали эти территории у Мексики, и Техас вошёл в состав Соединённых Штатов. Началось активное заселение западных территорий.

В одиночку пробиваться через пустыню было тяжело и опасно. Могло не хватить припасов и питьевой воды, могли напасть индейцы или мексиканцы. Семейства объединялись в группы. Целые поселения снимались с якоря и караваном отправлялись в путь, снарядив фургоны. Путь к Тихому океану мог занимать полгода и больше.

Однако не все стремились в благословенную Калифорнию. Ведь в Техасе водилось и собственное золотишко. Оно не лежало в земле. Оно по ней ходило!

Поселенцы обнаружили здесь в больших количествах потомства одичавших коров, завезённых ещё испанцами.

Длиннорогие коровы, Лонгхорны – символ Техаса. Они отлично приспособились к суровым условиям и жаркому климату. Золотая жила скотоводов неприкаянно скиталась сама по себе по пустынным холмам и могла добывать пропитание не только под ногами, но и над головой, забираясь на скалы и объедая деревья. Тут же появился спрос на людей, способных отлавливать вольнодумную скотину. Сформировался целый класс работников, заселивших ранчо – ковбои. Они загоняли коров, клеймили их и охраняли.

Дело было весьма непростым. Пастбища в основном были не огорожены. Скот с разных ферм смешивался и пасся вместе. В конце дня надо было всех загнать в одно место, рассортировать по клейму и вернуть хозяевам. Тёлки мешали и тупили. Быки всякий раз норовили начать потасовку.

Не менее опасным был и перегон скота к месту продажи или к станциям железной дороги. Ковбои объединялись в группы, защищаясь от набегов индейцев. По железной дороге поток живого скота шёл во все штаты. Прибыли техасских фермеров росли, как на дрожжах.

В первое время присутствие властей на западе было минимальным. За регионом быстро закрепилось прозвище: «Дикий».

Жители объединялись, выбирали шерифа и защищались, как могли от индейцев и банд, промышлявших угоном скота, грабежами поездов и банков. Иной раз шерифом выбирали самого отчаянного бандита, который был согласен за хорошую плату стать на сторону закона.

Одним из таких шерифов был Джеймс «Бешеный Билл» Хикок, на котором, поговаривали, висело не меньше пятидесяти убийств. Хикок у себя в округе быстро навёл порядок – он сначала стрелял, а потом разбирался.

Впрочем, кончил Бешеный Билл предсказуемо. Один из недругов продырявил ему череп выстрелом в затылок. Хикок в тот момент сидел за покерным столом. На руках у него было два чёрных туза и две чёрных восьмёрки. С тех пор эту комбинацию прозвали: «рука мертвеца».

Оружие в Техасе – фетиш и предмет культа, такой же, как шляпы, ковбои и быки.

Штат просто набит оружием. Закон штата разрешает даже студентам ношение оружия на территории университета и в общежитиях. Вторая поправка, дающая право на самооборону – здесь священна. С другой стороны, применение оружия с целью нападения – карается жесточайшим образом. Каждый второй казнённый в этой стране – был казнён в Техасе.

К исходу дня на горизонте, наконец, показался Сан-Антонио.

Стало быстро темнеть. На въезде нашёл первый же мотель и отрубился без снов.