Будущее неизбежно. Мироустройство на фоне хаоса

Что и почему пошло «не по плану»? Деструктивные истоки марксизма-ленинизма и их последствия

Возникает большой вопрос: как могло случиться, что в первом социалистическом государстве к концу 1980-х годов оказалось столько рвачей на всех уровнях управления, которые принялись безбожно растаскивать свою собственную Родину? Ведь всё это происходило в отечестве Пушкина, Лермонтова, Толстого… Как такое стало возможно в России – стране с великой культурой и историей?

Причины этого кроются в идеологии большевизма и породившего его марксизма, целью которой всегда было одно – разжечь мировую революцию, в которой источником пламени должны стать войны как между народами (мировая война), так и классовые войны внутри них. Эта коммунистическая идея, изначально безжалостная к Человеку, расценивая его как средство построения глобального единого государства, не могла привести к иным последствиям, чем это имело место в нашей стране.

Смысл «логоса» в широком его понимании – это то, что сказано в Библии: сначала было «слово», то есть замысел, который всегда первичен по отношению к своей реализации. Мысль, творящая себе формы, всегда предопределяет материальный мир, как бы Маркс и Энгельс не пытались убедить нас в обратном. А это означает, что марксизм должен был сработать именно так, как он и сработал.

Всё, что у нас по крупному счёту было во благо человека и человечества, – это отнюдь не результат марксистско-ленинской философии как таковой, это результат её интерпретации нашими людьми в наложении на русскую многовековую культуру. Кроме того, как мы видели, чисто технологическое или военное доминирование в мире, если под ним нет духовности, суть ничтожество. Именно поэтому страна была развалена изнутри, морально и в тот момент, когда никакой войны не вела, имела развитую промышленность, огромное население, территорию, обладала прогрессивнейшими достижениями в области науки и техники.

Ведь в 1990–1991 годах, да и потом в ходе гайдаровских реформ, нашу родину растаскивали и грабили не марсиане, а наши соотечественники, которые до этого выросли с именем В.И. Ленина на устах.

В аспекте такого мировоззрения очень интересна книга В.Д. Кузнечевского «Сталин: как это было? Феномен XX века»^[91]. Не подумайте, автор этой книги не ругает вождя, отнюдь, признавая его личные выдающиеся качества, он показывает его как ярчайшего представителя большевизма, при этом утверждая (с чем я согласен и активно провожу эту точку зрения во всех своих работах), что «преступными методами можно построить только преступную систему управления обществом. Именно это и было сделано. Мы именно такое общество и построили…»^[92].

Со многими частными оценками В. Кузнечевского я не согласен, прежде всего по вопросу фигурантов так называемого «Ленинградского дела», так как будучи юристом, неоднократно имевшим дело с так называемой организованной экономической преступностью, могу достоверно утверждать, что уголовное дело против ленинградцев не было фальсифицировано, во всяком случае в отношении его основных фигурантов.

Но общий вывод Владимира Кузнечевского – правильный, и в этом разделе постараемся это показать. Вы поймёте, что марксизм «работал» в нашей стране, «перековывая» народ, именно так, как это было задумано его авторами, и действовал именно на их изначальных принципах.

О том, что марксизм противоречит естественным законам ноосферы, неоднократно писал В.И. Вернадский, но его мало кто слушал в СССР, так как все были увлечены экономической (материальной) стороной этого учения, а она, признаемся, только на первый взгляд оказывается самой важной.

В позициях категорий «стоимости», «капитала» и других утилитарных политэкономических понятий, безусловно, марксизм давал основательное представление об организации производительных сил. Но его взгляды на систему мотивации, сугубо материалистичные, примитивные, противоречат человеческой природе. И когда мы, наша страна, начали подчинять себя марксизму в этой сфере, мы сразу же обрекали себя на заведомый провал, на лицемерие, на имитацию лояльности к этому учению.

Все наши традиционные ценности: совестливость, милосердие, народничество, традиционное крестьянство, наконец, объединяющее наши народы славянство – всё это противно самой сущности марксизма.

Для последнего человечество – это сырьё для переработки в революционный класс, который в результате резкой трансформации (революции) совершит переход к новой качественной форме общественных отношений (коммунизму).

И вот В.И. Ленин, И.В. Сталин и другие, хотели они того или нет, но, подчиняясь «логосу» марксизма, готовили почву к достижению этой главной цели: они перерабатывали наш народ в революционный класс. В этом были и плюсы, и минусы: ликвидировалось сословное общество Российской Империи, устранялись соответствующие барьеры.

Но революционный метод – резкий, неэволюционный – имеет под собой совершенно негуманные способы, прежде всего насилие, возведённое в максиму (уничтожение представителей «враждебных» классов – террор). Революция не останавливается на отдых, она должна идти с неустанным напором и до конца.

Такими же большевиками в методах построения «рынка» стали: Б.Н. Ельцин, А.Б. Чубайс, Е.Т. Гайдар и прочие. Вся их новая рыночная политика – это всё большевизм чистой воды. И сейчас происходит всё ровным счётом то же самое.

Но вернёмся к истокам^[93]. В своих сочинениях середины XIX века К. Маркс и Ф. Энгельс проводили бескомпромиссный водораздел между народами, которые являлись, с их точки зрения, революционными (западные народы – немцы, французы, англичане), и теми народами, которые по своей социокультурной сущности признавались ими контрреволюционными, а посему подлежащими или принудительному превращению в народы революционные, или уничтожению. И к таким, последним народам они относили русский народ и всех славян.

В предисловии к изданию 1957 года проводится линия, направленная на сглаживание этой бескомпромиссной позиции марксизма, что, мол, такова была оценка незрелым славянским народам, не осознавшим необходимость революции и её позитивный характер. Но дело-то в другом. К. Маркс и Ф. Энгельс изначально отрицали возможность ужиться панславизму или вообще славизму с идеей мировой революции или революции вообще. Они, никого не обманывая, писали, что эти два явления несовместимы.

Поэтому вспомните обращение И.В. Сталина к русскому народу 1945 года, где он провозглашает о победе славянских народов в многовековой борьбе за выживание. Это была не победа. Невозможно было победить, оставив у себя в качестве идеологической основы теорию, которая не переносит русскости, славянства – то есть де факто именно того, за что русские люди и другие народы СССР шли в бой и гибли во Второй мировой войне.

Конечно, те же казахи, узбеки, киргизы, мусульманское татарское население шли в бой не за славянство, но, ощущая себя единым народом с русскими, живущими на одной земле с единой историей, связанными культурами, они защищали всё это – то, что с достоинством мы называем Родиной. Они защищали свою малую и большую Родину.

Но марксизм не приемлет Родины, его цель – уничтожение национальных государств, именно поэтому космополитические государства превозносятся в нём, а национальные (народные) – угнетаются.

Пренебрежение и отрицательная оценка славизма и любого другого здорового национализма сквозит у Маркса/Энгельса в каждой букве их сочинений:

«Южные славяне, уже тысячу лет тому назад взятые на буксир немцами и мадьярами, только для того поднялись в 1848 году на борьбу за восстановление своей национальной независимости, чтобы тем самым одновременно подавить немецко-венгерскую революцию. Они – представители контрреволюции. К ним присоединились две нации, тоже давно пришедшие в упадок и лишённые всякой исторической дееспособности: саксы и румыны Трансильвании»^[94].

Посмотрите на художественные приёмы: «взятые на буксир немцами», восстановление национальной независимости – это подавление революции, южные славяне – представители контрреволюции.

«Программа демократического панславизма лежит перед нами в виде брошюры „Призыв к славянам. Сочинение русского патриота Михаила Бакунина, депутата Славянского съезда в Праге“. Кётен, 1848208. Бакунин – наш друг. Но это не помешает нам подвергнуть критике его брошюру…

Тогда был созван Славянский съезд. Он стал целиком на точку зрения этих иллюзий. Послушайте: „Живо чувствуя общие узы истории(?) и крови, мы поклялись, что не позволим вновь отделить нас друг от друга в нашей судьбе. Проклиная политику, жертвами которой мы так долго были, мы сами утвердили за собой право на полную независимость и торжественно поклялись, что последняя впредь должна быть общей для всех славянских народов. Мы признали независимость Богемии* и Моравии… мы протянули братскую руку немецкому народу, демократической Германии. От имени тех из нас, которые живут в Венгрии, мы предложили братский союз мадьярам, ярым врагам нашей расы… В своём освободительном союзе мы не забыли и тех наших братьев, которые стонут под игом турок. Мы торжественно прокляли ту преступную политику, которая трижды расчленяла Польшу… Всё это мы высказали и вместе со всеми демократами всех народов(?) потребовали: свободы, равенства, братства всех наций“ (стр. 10)» ^[95].

С позиции Маркса/Энгельса, общие узы истории М. Бакунина, единая судьба славянских народов – это «иллюзии».

А дальше в изложении статьи «Демократический панславизм» раскрываются мысли, столь созвучные, например, взглядам, которые приписывают бывшему госсекретарю США М. Олбрайт, сводящимися к тому, что огромные природные ресурсы должны принадлежать только развитым, читай, революционным народам^[96]:

«… и? И что за беда, если богатая Калифорния вырвана из рук ленивых мексиканцев, которые ничего не сумели с ней сделать? И что плохого, если энергичные янки быстрой разработкой тамошних золотых россыпей умножат средства обращения, в короткое время сконцентрируют в наиболее подходящих местах тихоокеанского побережья густое население и обширную торговлю, создадут большие города, откроют пароходное сообщение, проведут железную дорогу от Нью-Йорка до Сан-Франциско, впервые действительно откроют Тихий океан для цивилизации и третий раз в истории дадут новое направление мировой торговле? Конечно, „независимость“ некоторого числа калифорнийских и техасских испанцев может при этом пострадать; „справедливость“ и другие моральные принципы, может быть, кое-где будут нарушены; но какое значение имеет это по сравнению с такими всемирно-историческими фактами?»

Как уже отмечалось в книге «Освобождение России. Программа политической партии», коммунизм имеет своей целью уничтожение национальных государств и создание единого всеземного правительства и государства, первым шагом к чему должно стать раздробление и крушение крупных исторически сложившихся и устойчивых государственных образований, в том числе России^[97]:

«…Как хорошо было бы, если бы хорваты, пандуры и казаки представляли авангард европейской демократии, если бы посол Сибирской республики вручал в Париже свои верительные грамоты! …Мы повторяем: кроме поляков, русских и, самое большее, турецких славян, ни один славянский народ не имеет будущего по той простой причине, что у всех остальных славян отсутствуют необходимые исторические, географические, политические и промышленные условия самостоятельности и жизнеспособности. Народы, которые никогда не имели своей собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть или лишь при помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, нежизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность. Именно такова была судьба австрийских славян. Чехи, к которым мы причисляем также моравов и словаков, хотя они и отличаются по языку и истории, никогда не имели своей истории.

…Но теперь в результате мощного прогресса промышленности, торговли и путей сообщения политическая централизация представляет ещё более настоятельную потребность, чем тогда, в XV и XVI веках. Всё, что ещё может быть централизовано, централизуется. И вот теперь являются панслависты и требуют, чтобы мы „освободили“ этих полугерманизированных славян, чтобы мы уничтожили централизацию, которая навязывается этим славянам всеми их материальными интересами! Словом, оказывается, что эти „преступления“ немцев и мадьяр против упомянутых славян принадлежат к самым лучшим и заслуживающим признательности деяниям, которыми только могут похвалиться в своей истории наш и венгерский народы»^[98].

Оценка качеств народа марксизм делает только в привязке к его способности к революции^[99]:

«Если бы славяне в какую-нибудь эпоху своего угнетения начали новую революционную историю, они уже этим одним доказали бы свою жизнеспособность. Революция с этого самого момента была бы заинтересована в их освобождении, и частные интересы немцев и мадьяр отступили бы перед более важными интересами европейской революции. Но как раз этого-то ни разу и не случилось. Славяне – мы ещё раз напоминаем, что при этом мы всегда исключаем поляков, – постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. Угнетаемые дома, они вовне, всюду, куда простиралось славянское влияние, были угнетателями всех революционных наций.

…И тем не менее эти упрёки оказались бы излишними и несправедливыми, если бы славяне где бы то ни было приняли серьёзное участие в движении 1848 года, если бы они поспешили вступить в ряды революционных народов. Одна смелая попытка совершить демократическую революцию, даже в том случае, если она терпит поражение, вытравляет из памяти народов целые века позора и трусости, немедленно реабилитирует даже глубоко презираемую нацию. Немцы испытали это в прошлом году. Но в то время как французы, немцы, итальянцы, поляки, мадьяры подняли знамя революции, славяне, как один человек, выступили под знаменем контрреволюции. Впереди шли южные славяне, которые уже давно отстаивали свои контрреволюционные сепаратистские поползновения против мадьяр; далее чехи, а за ними русские, вооружённые и готовые появиться в решительный момент на поле сражения.

…Поляки – единственная славянская нация, чуждая всяким панславистским вожделениям. Но они имеют для этого достаточно причин: их угнетают главным образом свои же собственные так называемые славянские братья, и ненависть к русским у поляков даже сильнее – и с полным правом, – чем ненависть к немцам. Но именно потому, что освобождение Польши неразрывно связано с революцией, потому, что слова „поляк“ и „революционер“ стали синонимами, полякам обеспечены симпатии всей Европы и восстановление их национальности, в то время как чехам, хорватам и русским обеспечены ненависть всей Европы и кровавая революционная война всего Запада против них.

…У всех панславистов национальность, т. е. фантастическая общеславянская национальность, стоит выше революции. Панслависты согласны примкнуть к революции при условии, чтобы им разрешено было объединить в самостоятельные славянские государства всех славян без исключения, не считаясь с насущнейшими материальными потребностями. Если бы мы, немцы, выставили такие же фантастические условия, далеко бы мы зашли в марте! Но революция не позволяет ставить себе никаких условий. Приходится либо быть революционером и принимать последствия революции, каковы бы они ни были, либо броситься в объятия контрреволюции и в одно прекрасное утро очутиться, быть может, против собственного желания, в одном лагере с Николаем и Виндишгрецем.

… От нас и других революционных наций Европы требуют, чтобы мы гарантировали силам контрреволюции беспрепятственное существование непосредственно у наших ворот, гарантировали им свободное право устраивать заговоры и вооружаться против революции; мы должны в сердце Германии создать контрреволюционное чешское государство, мы должны сломить силу немецкой, польской и венгерской революций при помощи вклинившихся между ними русских аванпостов на Эльбе, на Карпатах и на Дунае! Мы не намерены делать этого. На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает ещё быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределённое демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как к врагам. И если Бакунин, в конце концов, восклицает: „Поистине, славянин не должен ничего потерять, а должен выиграть! Поистине, он должен жить! И мы будем жить. Пока будет оспариваться хотя бы малейшая часть наших прав, пока хотя бы единый член нашего общего организма останется отделённым или оторванным от нас, до тех пор мы будем бороться до конца, до тех пор мы будем беспощадно бороться не на жизнь, а на смерть, пока, наконец, славянство не станет великим, свободным и независимым“, – если революционный панславизм принимает эти слова всерьёз и будет отрекаться от революции всюду, где дело коснётся фантастической славянской национальности, то и мы будем знать, что нам делать. Тогда борьба, „беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть“ со славянством, предающим революцию, борьба на уничтожение и беспощадный терроризм – не в интересах Германии, а в интересах революции!»^[100]

Поэтому воспринимать написанное надо буквально и чётко, не замазывая отнюдь не двусмысленные формулировки какими-то оправданиями, как написано у Энгельса: «при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности… Тогда борьба, „беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть“ со славянством, предающим революцию, борьба на уничтожение и беспощадный терроризм – не в интересах Германии, а в интересах революции!»

Это был Ф. Энгельс, а теперь что пишет К. Маркс:

«По поводу Польши я с большим интересом прочитал сочинение Элиаса Реньо „Европейский вопрос, ошибочно называемый польским вопросом“. Из этой книги видно, что догма Лапинского, будто великороссы не славяне, отстаивается г-ном Духинским (из Киева, профессор в Париже) самым серьёзным образом с лингвистической, исторической, этнографической и т. д. точек зрения; он утверждает, что настоящие московиты, то есть жители бывшего Великого княжества Московского, большей частью монголы или финны и т. д., как и расположенные дальше к востоку части России и её юго-восточные части… Во время последнего польского восстания Духинский получил от Национального правительства премию за свои „открытия“. Было также доказано с геологической и гидрографической точек зрения, что к востоку от Днепра начинаются большие „азиатские“ отличия по сравнению с местами, лежащими к западу от него, и что Урал (это утверждал ещё Мёрчисон) никоим образом не представляет границу. Выводы, к которым приходит Духинский: название Русь узурпировано московитами. Они не славяне и вообще не принадлежат к индогерманской расе, они intrus (незаконно вторгшиеся), которых требуется опять прогнать за Днепр и т. д. Панславизм в русском смысле – эти измышления кабинета и т. д.

Я бы хотел, чтобы Духинский оказался прав и чтобы по крайней мере этот взгляд стал господствовать среди славян. С другой стороны, он объявляет неславянами и некоторые другие народы Турции, которые до сих пор считались славянскими, как, например, болгар…

Славяне – мы ещё раз напоминаем, что при этом мы всегда исключаем поляков, – постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. Угнетаемые дома, они вовне, всюду, куда простиралось славянское влияние, были угнетателями всех революционных наций»^[101].

Таким образом, К. Маркс и Ф. Энгельс были заинтересованы в распространении так называемой «норманской теории», ошибочность которой в настоящее время уже доказана ДНК-генеалогами Клёсовым и др. Между тем такая теория была выгодной марксистам, так как позволяла представить славян отсталыми, реакционными народами, которые могут и должны стать лишь хворостом в топке мировой революции. Марксисты хотели обосновать то, что цивилизованность привнесена для «отсталых» славян извне, с Запада, что было отнюдь не так.

Далее необходимо привести ряд наиболее иллюстративных цитат из работы К. Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII века»^[102], которые мы потом обсудим:

«Но, будем ли мы рассматривать Россию как спиритуалисты или как материалисты, будем ли мы считать её могущество очевидным фактом или просто призраком, порождённым нечистой совестью европейских народов, – остаётся всё тот же вопрос: „Как могла эта держава, или этот призрак державы, умудриться достичь таких размеров, чтобы вызывать, с одной стороны, страстное утверждение, а с другой – яростное отрицание того, что она угрожает миру восстановлением всемирной монархии?“ В начале XVIII столетия Россию считали внезапно появившимся импровизированным творением гения Петра Великого. Шлёцер, обнаружив, что у России есть прошлое, счёл это открытием, а в новейшие времена такие писатели, как Фаллмерайер, не зная, что они следуют по стопам русских историков, решительно утверждают, что северный призрак, устрашающий Европу XIX века, уже нависал над ней в IX столетии. По их мнению, политика России начинается с первых Рюриковичей и систематически, правда, с некоторыми перерывами, продолжается до настоящего времени.

…Развёрнутые перед нами старинные карты России показывают, что раньше она занимала в Европе даже большие пространства, чем те, которыми может похвалиться теперь: они со всей точностью свидетельствуют о непрерывном процессе расширения её территории в IX–XI столетиях. Нам указывают на Олега, двинувшего 88 000 человек против Византии, прибившего в знак победы свой щит на вратах её столицы и продиктовавшего Восточной Римской империи позорный мир; на Игоря, сделавшего эту империю своей данницей; на Святослава, с торжеством заявлявшего: „греки снабжают меня золотом, дорогими тканями, рисом, фруктами и вином, Венгрия доставляет скот и лошадей, из России я получаю мёд, воск, меха и невольников“; на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию, заставившего греческого императора, подобно тому как Наполеон заставил германского императора, выдать за него свою дочь, соединившего военную власть северного завоевателя с теократическим деспотизмом порфирородных и ставшего одновременно господином своих подданных на Земле и заступником их на небесах.

Подобно тому как империя Карла Великого предшествует образованию современных Франции, Германии и Италии, так и империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, прибалтийских поселений, Турции и самой Московии. Быстрый процесс расширения территории был не результатом выполнения тщательно разработанных планов, а естественным следствием примитивной организации норманнских завоеваний – вассалитета без ленов или с ленами, существовавшими только в форме сбора дани, причём необходимость дальнейших завоеваний поддерживалась непрерывным притоком новых варяжских авантюристов, жаждавших славы и добычи.

…Нескладная, громоздкая и скороспелая империя, сколоченная Рюриковичами, подобно другим империям аналогичного происхождения, распадалась на уделы, делилась и дробилась между потоками завоевателей, терзалась феодальными войнами, раздиралась на части чужеземными народами, вторгавшимися в её пределы. Верховная власть великого князя исчезает, поскольку на неё претендовали семьдесят соперничающих князей той же династии. Попытка Андрея Суздальского снова объединить некоторые крупные части империи путём перенесения столицы из Киева во Владимир привела лишь к распространению процесса распада с юга на центр страны. Третий преемник Андрея отказался даже от последней тени былого верховенства – титула великого князя и чисто номинальной феодальной присяги, которую ему ещё приносили. Южные и западные уделы по очереди переходили к литовцам, полякам, венграм, ливонцам, шведам. Сам Киев, древняя столица, перестав быть резиденцией великого князя, превратился в заурядный город и был предоставлен своей собственной судьбе. Таким образом норманнская Россия совершенно сошла со сцены, и те немногие слабые воспоминания, в которых она всё же пережила самоё себя, рассеялись при страшном появлении Чингисхана. Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображённая Московия.

Татарское иго продолжалось с 1237 по 1462 г., более двух столетий. Оно не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой^[103]. Татаро-монголы установили режим систематического террора; опустошения и массовая резня стали непременной его принадлежностью. Ввиду того, что численность татар по сравнению с огромными размерами их завоеваний была невелика, они стремились, окружая себя ореолом ужаса, увеличить свои силы и сократить путём массовых убийств численность населения, которое могло поднять восстание у них в тылу. Кроме того, оставляя после себя пустыню, они руководствовались тем же экономическим принципом, в силу которого обезлюдели горные области Шотландии и римская Кампанья, – принципом замещения людей овцами и превращения плодородных земель и населённых местностей в пастбища.

Татарское иго продолжалось целых сто лет, прежде чем Московия вышла из безвестности. Чтобы поддерживать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор, „подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростёршись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы“.

Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей в конце концов одержала верх. В 1328 г. Юрий, старший брат Ивана Калиты, подобрал у ног хана Узбека великокняжескую корону, отнятую у тверской линии с помощью наветов и убийств. Иван I Калита и Иван III, прозванный Великим, олицетворяют Московию, поднимавшуюся благодаря татарскому игу, и Московию, становившуюся независимой державой благодаря исчезновению татарского владычества. Итог всей политики Московии с самого её появления на исторической арене воплощён в истории этих двух личностей.

Политика Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал её против своих соперников – князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба. Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль, чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надёжную основу для его системы лжи и узурпации….

Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество – это докажет простая замена имён и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага – татар, которую он использовал против более мелких своих врагов – русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба.

Стоит еще отметить те изощрённые усилия, которые Московия, так же как и современная Россия, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики, завершилось всё Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478 по 1528 год.

Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытой узурпации лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути её достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путем враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть её с помощью средств, созданных ею же самой, – эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощённой расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы. Пётр Великий действительно является творцом современной русской политики. Но он стал её творцом только потому, что лишил старый московитский метод захватов его чисто местного характера, отбросил всё случайно примешавшееся к нему, вывел из него общее правило, стал преследовать более широкие цели и стремиться к неограниченной власти, вместо того чтобы устранять только известные ограничения этой власти. Он превратил Московию в современную Россию тем, что придал её системе всеобщий характер, а не тем лишь, что присоединил к ней несколько провинций.