Тело обмякло. Дана перестала его чувствовать. Последним, что она успела ухватить перед падением в теплый мрак, были ноги. Ей казалось, что это лишь сон, потому что так не бывает. Белые, красивые, прямые ноги. Прямо как раньше. Только с пульсирующими синими венками и набухшими мышцами. «Это кошмар, просто кошмар», – убаюкивал голос – то ли ее собственный, то ли чей-то еще. Далекого незнакомца, способного прекратить кошмар, который и не думает кончаться.
*
Вениамин Львович спустил в подвал торшер и несколько резиновых игрушек для Сеньки. Потому что подопытные хорошо себя вели.
– А то в темноте все, в темноте. Не прощу тебя Сенька за то, что с Борькой сделал. Но хоть барыню нашу выходил, – облизываясь и причмокивая объяснял доктор Сеньке, но смотрел лишь на Дану.
Благодаря торшеру Дана и поняла, что просидела в подвале по меньшей мере двух недель. От тусклого света удалось разглядеть волоски на ногах. Обычно колючкой они покрываются не раньше двух недель после бритья.
Внутри все заколотило. К горлу подпрыгнул горький комок, а по щекам потекли горячие слезы. Сенька озабоченно прыгнул к Дане. Раньше старался прикрывать при ней пенис, но теперь так привык – что спокойно болтал им, как послушный пес хвостом. Дане же давно стало все равно, что перед ней на четвереньках бегает слизистое худющее нечто. Рукава кофты покрылись твердой коркой от подсохшей слизи. Монстрик помогал Дане отойти в угол, служащий уборной, поэтому заляпал мерзкой дрянью.
Сенька одной рукой обхватил плечо Даны, другой схватился за ее бедро. На нем иногда подрагивали мускулы, но вены уже пару дней как перестали плясать. Сжал бедро сильнее, начал его массировать, и в глазах Даны вспыхнула физиономия Борьки, который уже давно покоится в морозильной камере. Дед Веня объяснял, что тело ему нужно для исследований. Дана крепко ударила Сеньке по челюсти, отчего тот обрызгал одежду свежей порцией слизи и слюней.
– Нет, нет, Сенька холоший! – заплакал он.
– Какого черта лапаешь, полудурок!?
– Нохи! Нохи! Сильные нохи!
– Волосатые нохи, придурок, – буркнула Дана. Сенька обиженно опустил глаза. – Прости. Мне стало страшно. Что с моими ногами, Сень?
– Сильные… Пора.
– Куда пора?
Сенька указал пальцем на маленькое оконце под потолком. Дана как-то и забыла про него. Неприметная маленькая дыра, отделяющая от свободы лишь стеклом. Решетку старый психопат не оставил. Дана хотела было рявкнуть на полоумного за то, что не напомнил о нем раньше. Но не стала этого делать – поняла, что дотянуться можно лишь вдвоем, на крепких ногах.
Сенька помог Дане встать, и вместе они подошли к окну. Сенька опустился на четвереньки и жестом указал на спину.
– А как же ты, дружок?
– Дед Веня уфол в лес. Но я не наю, када придет, – Сенька глубоко вздохнул и отвернулся к стене, – я нужен.
– Я тебя поняла. Но вернусь, обещаю, вернусь с подмогой.
– Не надо, – Сенька еще раз коротко показал на спину, и Дана повиновалась.
Дана ловко забралась на спину. Сенька под девицей слегка пошатнулся, согнулся, но все же смог выпрямить спину. Удержаться на скользкой поверхности – задачка посложнее. Дана хваталась за каменистую стену, но все равно рухнула, не успев и пальца к окну потянуть. Во второй раз была смекалистее – сняла кофту, положила ее на тело Сеньки и куда смелее прошлой попытки, в одном лифчике запрыгнула на тельце. Сенька заскрипел зубами, под ногами Даны хрустнуло, но монстрик уверенно держался на четвереньках.
Пальцы уже коснулись холодного стекла, как наверху послышался шум. Кости под ногами затряслись, а пальцы судорожно застучали по окну.
– Да как же открыть!
Дана воткнула ногти в щель между стеклом и рамкой и потянула к себе. Послышался скрип, но окно не открылось ни на миллиметр. Приглядевшись, Дана поняла, что оно прибито гвоздями с той стороны. Дана чертыхнулась, зажмурилась и ударила в стекло локтем.
Осколки полетели на покрытое мятой тканью тельце. Ноги и руки Сеньки дрожали, но он не смел сдвинуться с места – хотя ноги Даны уже торчали в окне. Наверху шум прекратился, его сменил стремительно приближающийся топот. Дверь распахнулась, и Вениамин Львович сбежал по лестнице. Увидев торчащие из окна ноги, он чуть ли не в прискок настиг их и дернул со всей дури. Дана поцарапала руки осколками и повалилась на пол. Доктор безмолвно подошел к Сеньке, пнул его по ребрам и харкнул в худое тельце.
Вениамин Львович перешагнул через Дану. Та попыталась схватить его за ноги, но только слабо стукнула обессиленными руками. Все еще не проронив ни словечка, доктор подошел к двери, пренебрежительно взглянул на подопытных, недовольно хмыкнул и скрылся за дверью.
4
Вернулся заделывать окно Вениамин Львович только спустя сутки. Быть может, он не верил, что у Даны найдется силенок провернуть еще одну попытку побега. Или хотел помучить их Сенькой, ведь из окна всю ночь лился лесной морозец, а местные кровососы липли на ослабшие тушки.
Доктор молча подошел к окну с другой стороны и принялся ввинчивать прутики. На пленников он и не взглянул, заставляя почувствовать вину. Сенька забился в угол и скулил, а Дана только злилась и представляла, как вгрызается старику в глотку.
– Ну, ничего, – наконец, заговорил Вениамин Львович. Каждое слово он растягивал, смаковал, – ты скоро все поймешь и перестанешь рыпаться. Как Борька. Жаль, что из-за кой-кого все мои старания с ним коту под хвост.
Сенька заерзал в углу и хлюпнул носом. Дана сухо выругалась под нос.
– Некрасиво выражаешься, милая. Благодарна мне должна быть. Вот будь ты моей подопытной в лаборатории, где я прежде работал, забыла бы про домашний уют. Только холодные, холодные белые стены, – старик стиснул зубы, силясь укрепить прутик. – Наверное, любопытно узнать, что за лаборатория?
Дана вновь хотела выругаться. Но что-то не давало ей это сделать. То ли от вида дрожащего Сеньки понимала, что старику дерзить нельзя. То ли сломалась она, не только ногами, но и волей.
– Дело было, занимался секретными разработками. В те времена еще КГБ шума в стране наводил, а наша конторка делами тихо, в тени занималась, – Вениамин Львович вкрутил посильнее прутик и стукнул по нему молоточком, проверить, держится ли. – Не буду в твою юную головушку запихивать скучные подробности о делишках, какие она проделывала – и, боюсь, проделывает по сей день. Знай просто, милая, что случайности с конторой не случайны, а многие поворотные моменты в истории не просто так.
В сознание Даны закопалась неприятная, зловонная мысль о том, что значат слова старика. Он не видит ни в ней, ни в Сеньке угрозу. Поэтому и болтает – знает, что его звереныш… его звереныши никуда не уйдут. Машину он уже разобрал – на днях в подвал долетели звуки скрежета металла, дребезжания и подыхающего мотора. Вокруг один только лес. А в руках психопата жизни двух беззащитных пташек, залетевших в его берлогу и лишившихся крыльев.
Дана потянулась к углу – там скопилась горстка песка и крохотных камешков. Она сразу заприметила, как они фейерверком брызгали в темницу, пока старик вдалбливал один прутик за другим. Ухватила побольше грязи – собрала все, что поместилось в маленькие слабые ручки. Изуродованный французский маникюр забился серыми комками.
– Еще один, и спущусь! – сквозь прутья блеснула желтая ухмылка. – Так о чем это я? Контора. Занимался я там разработками биооружия, но свернул их – не успели они и глазом моргнуть. Статус, как никак, имел. Но буду с тобой честен, милая, корыстен был, ох, корыстен. Не спроста свернул, не спроста… Вот и готово, милая.
Вениамин Львович встал на своих хрустяшках, схватил чемодан с инструментами и заковылял прочь. Прошло не меньше часа, как мешок костей спустился в подвал. Старик мальчишкой проскочил все ступеньки, чтобы поскорее завершить свою историю. На его желтоватой белизне лица вспыхнул румянец, а в глазах запрыгали огоньки. Дед Веня был рад ухватиться за возможность поговорить с разумным человеком. Видно, Сенька да Борька давно утратили последние частицы ума, которыми еще можно было строить взрослые осмысленные разговоры.
Дана бросила взгляд на приоткрытую дверь и завела наполненные песком кулаки за спину. Старик не заметил. Или только сделал вид. Дане было все равно, она не могла удержаться, не могла не дать последней щепотке воли проявить себя. Пока ноги снова не искривились, и пока дед не дал отраву вкуса ежевики, которую насильно вливал в ее горло время от времени. Сладкую, терпкую, дарующую Дане сил и энергии, но в то же время железом притягивающую к гниющему полу подвала. Он несколько дней подряд поил дрянью. Дана брыкалась, умоляла, но все равно проглатывала все, что давал дед Веня, пока Сенька тихонько скулил и пускал голодные слюни. Вениамин Львович почему-то не разрешал ему пить отраву, оттого Дане становилось только тревожнее. Что это за дрянь, почему Сенька так ее жаждет и… почему хочется еще и еще? Чем дольше Дана здесь, тем меньше шансов вырваться, медлить было нельзя.
Вениамин Львович изменился. Он был весел и легок. Поставил к Дане стульчик ближе обычного, приземлился на него в расслабленной позе. И дверь, она приоткрыта – не вернулся, чтобы закрыть. Дана убеждала себя, что доктор упивается байками своими и теряет бдительность, поэтому надо действовать. Рассудок же говорил: «Ты пленница, ты под контролем, он что-то знает, чего не знаешь ты. Бежать некуда. Некуда больше деваться. Смотри на Сеньку и усеки – это ты, скоро станешь такой и будешь собачкой трахать скрипучую коленку старика, упрашивая его дать больше, больше ежевичной отравы».
Сухой комок проскреб глотку. Глаза заслезились, коленки сами по себе затряслись, а кулаки крепче прежнего сжали песок. «Ну, давай, сука, – даже в мыслях ей собственный голос казался жалким и писклявым, – садись поближе».
– Прости, милая, что заставил ждать, кхм, – старик искусственно откашлялся и игриво улыбнулся, – кстати, можешь называть меня дедом Веней.
Дана невольно посмотрела на Сеньку. Монстрик плюхнулся на корточки и принялся сверлить желтыми узкими глазами ремень старика. Дана знала, он принюхивается к фляжке – не ежевика ли там плюхается. Ежевика, конечно, она.
– Ничего, – прохрипела Дана и не узнала собственный голос. Ей не хотелось говорить со стариком, но пересилила себя и сделала это. Чтобы усыпить бдительность – дать поверить, что она теперь тоже псина, – дед Веня…
– Вот и славненько, – старик хлопнул ее по синей коленке, – тогда продолжу. Контора! Ох и темные люди там работали. Но не о них, расскажу тебе о том, что сподвигло меня прикрыть эту нелепицу с биооружием. Еще до конторы отправились мы с товарищами в экспедицию заморскую. Произошло страшное крушение на островке одном, картой не отмеченном. Выжил только я. И забрел там в одно поселение, с одичалыми. Представляешь, есть уголки на нашей необъятной планете, нетронутые цивилизацией? Ба-а-а! Навидался я там, ох и навидался, тебе и в самом кошмарном сне не привидится. Едят усопших – традиция такая. По кусочкам смакуют, меня даже заставили. А подробности про кровосмешение и вспоминать стыдно.
– Что вы говорите, дед Веня?
– С ума сойти, правда? – старик чуть ли не хрюкал от удовольствия. – И это не самое важное. Одичалые открыли мне историю о местном божестве – но не сразу, как только доверились мне.