– Эй! А ну живо открывай!
– Какого дьявола ты здесь забыл?
– Ты с кем разговариваешь, самоубийца? Герб не видишь?!
Три четверти часа назад Трехпалый укрылся в густом мраке подворотни. Он видел карету и слышал перебранку возницы с привратником. Видел, как карета заехала, скрепя рессорами, через ворота во двор, и слышал недовольное ворчание стражников. Тем не менее, отказаться от задуманного он не собирался. Скрытые идут по его следу, а после того, как они узнают о смерти своего собрата, они бросят все силы на его поиски.
Он не одну ночь изучал обстановку у гарнизонной тюрьмы, отмечал сильные и слабые стороны, высчитал смены патрулей, и теперь готов был действовать. Наконец свершить свою месть.
Используя механический крюк, изготовленный мастером Гроттером по предоставленному чертежу, Трехпалый без особых сложностей взобрался на высокую, в пятнадцать локтей, каменную стену, затем так же ловко спустился с нее вниз. Живая изгородь, тянувшаяся вдоль мощенных булыжниками дорожек, скрывала его дальнейшие перемещения. Задержаться же под огромной ивой его заставило недовольное ворчание патрулирующих периметр стражников.
– Барон де Вольтер заявился! Будет хлопотать перед Жабельером за своего непутевого кузена, Тарбло.
– Ничего у него не выйдет! Жабельер своего не упустит и даром не отдаст, это как пить дать. Он как тот бульдог – вцепится мертвой хваткой и скорее сдохнет, чем разожмет свои челюсти.
– Брось, дружище, уверен, что у барона при себе уже имеется грамота с печатью об освобождении от самого бургомистра.
– Об этом я не подумал, – стражник остановился, почесал в затылке и с досадой добавил: – Ох и рассвирепеет начальник, если все так, как ты говоришь, приятель.
– Де Вольтер, – шепотом, почти не разжимая тонких губ, произнес Трехпалый. Стражники пошли дальше, по знакомому маршруту, а он оставался за живой изгородью, думая о том, что Тарбло могут освободить, и он надолго заляжет на дно.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, где коротал время в заключении виконт Тарбло. О Шелковой башне и о тех, кто содержался в ее стенах, слышали все даже глухие. Чтобы подобраться к ней, понадобилось немалое хладнокровие и уверенность наряду с ловкостью. Стражники и так не дремали, а с прибытием барона и вовсе стали как заведенные. Скрываясь в тенях, используя весь арсенал умений и навыков, даже тогда Трехпалому понадобилось не менее часа, чтобы преодолеть четыре сотни локтей, отделявшие его от обозначенной башни.
Удача или же обыкновенная халатность стражников сыграли на руку жаждущему отмщения убийце. Используя механический крюк, он без видимых усилий взобрался по отшлифованной ветром и дождем стене, исчез в открытом окне третьего этажа. Действовать приходилось осторожно, одно неверное движение могло свести на нет все старания. Но чем ближе он был к совершению мести, тем сильнее стучала кровь в висках. А в голове, необузданным, сводящим с ума, жутким воплем звучал голос: «Смерть Тарбло! Смерть Тарбло! Смерть Тарбло!»
– Смерть Тарбло, – невольно повторил Трехпалый шепотом и замер. На площадке четвертого яруса Шелковой Башни, из камеры, дверь которой вопреки всем ожиданиям оказалась не заперта, доносился мелодичный мужской голос, нараспев декламировавший стихи, похоже, собственного сочинения. В манерной позе Сартен Тарбло стоял перед большим, в пол, зеркалом, держа в руках прекрасной работы фидель3, инкрустированный серебром и золотом.