Эмеральд

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Оборотни – это люди под воздействием вероятностной магии, когда-то в их гены попала волчья, как бы сказать, суть.

Суть – это то, чем существо является, хочет оно этого или нет.

Вот моя суть – разрушение, твоя – некромантия, мы не в городе, так что можно говорить это слово.

Ну дак вот, в гены человека попала волчья суть, и в полнолуние оборотни превращаются в волков или вервольфов, тут как повезет.

А ликаны людьми не были и не будут, они другой вид, просто когда-то магия вероятности, посмотрев на то, как у эволюции ловко получилось сделать из обезьян людей, подумала: «Эй! а ведь не плохо вышло» и сделала тоже с волками.

Причем одним махом. Раз, и новый вид готов.

– И что, они однажды станут как люди? – спросил Дэрэк

– Нет, не думаю, им это ни к чему, они умнее зверей, сильнее людей. Ты видел ту тварь? Да, по-моему, у его мускулов есть мускулы. Он может говорить и строить планы на будущее, – продолжал Дэроу.

– И поэтому вы его пощадили, из-за разума?

– Нет, вернее не столько из-за разума, а из-за того, что его все же не много. Он атаковал, не зная кто мы, подчиняясь инстинкту. Он хотел убить нас? Да, но не потому что он злой, а потому что примитивный. Он зверь и ему не повезло, за такое не убивают. Это слишком, как мне кажется, все могут ошибиться. Но сейчас они знают кто мы, и, если нападут, это уже будет осознанный выбор, и пощады не будет, – последнюю часть Арчибальд произнес нарочито громко.

И Дэрэк заметил, как разочарованно опустел еще один густой кустарник впереди них.

– К тому же у ликанов сейчас сезон спаривания, и наш приятель наверняка хотел просто произвести впечатление на какую то, – маг кашлянул, но все же продолжил, – сучку.

– К слову о делах сердечных, Господин искоса глянул на Дэрэка

Тот как всегда был непроницаем.

– Труди, то есть Госпожа Гертруда, хотела, чтоб я поговорил с тобой о … ну о женщинах, – он снова кашлянул.

Повисла пауза.

– Ну, парень! Что ты там такого ей сказал, что милейшая Госпожа так разволновалась?

Дэроу остановился на опушке и весело посмотрел на своего протеже.

– Господин Арчибальд, я не говорил ничего такого, я просто, – и паренек пересказал магу суть вчерашней щекотливой беседы с Гертрудой.

В процессе пересказа серые бесстрастные глаза то и дело поблескивали изумрудным светом.

– И ты говоришь, они хихикают? – со всей серьёзностью уточнил маг.

– Да, Господин, – спокойно ответил парнишка.

– Ну, сказать, что ты привлекаешь внимание, парень, это ничего не сказать. Но и тут Труд права, мы все как-то позабыли, что привлекать к себе внимание ты будешь и женское, в том числе.

–А скажи-ка мне дружище, что ты знаешь о сексе?

– Ничего Господин, – спокойно ответил Дэрэк.

– И это полностью моя вина, признаю это, – задумчиво пробормотал Арчибальд.

– Ну тут дело такое… секс это…

И бывалый боевой маг просто начал рассказывать, однако постепенно к рассказу присовокуплялись красноречивые жесты.

Я избавлю себя от труда пересказывать суть этой лекции или описания самих жестов, их не сложно вообразить любому, кто знаком с данным вопросом.

Ссылка: не врите что вы совсем не понимаете, о чем там шла речь, в конце концов, в начале книги было слово пенис. Конец ссылки

По окончанию лекции Дэрэк невозмутимо спросил:

– Значит, оргазм – это своего рода сильнейшая судорога, в результате которой происходит выброс эндорфинов в мозг?

Арчибальд задумчиво почесал свою щеку, прежде чем ответить.

– Да, но скажи мне парень, тебе и правда тринадцать лет?

– Да, Господин.

– И в тринадцать лет, после рассказа о сексе, все что тебя волнует – это судорога и эндорфины?

– Да, Господин Дэроу, вы все доходчиво объяснили, – Единственное, что я не понимаю, почему этот процесс должен вызывать столько, как вы выразились, волнений?

– Ты знаешь, Дэрэк, я был лет на сто пятьдесят постарше тебя, когда пришёл к этому же вопросу. Но к тому времени, надо признаться, уже порядком пристрастился к…эндорфинам. Но как бы то ни было, при удобном случае обязательно попробуй этот, как ты сказал, «процесс». Только пусть девчонка будет знать заранее, кто ты такой, а то у тебя глаза так вспыхивают, что ты ими любой бордель распугаешь.

– Да, господин Арчибальд, – честно пообещал Дэрэк.

–Ну… знаешь, что, теперь давай займемся уже магией разрушения, оно всяко поспокойней, чем эндорфины, – сказал наконец Арчибальд Дэроу.

А время пошло дальше…

Глава 6. Во власти сил…

Если наблюдать за событиями со стороны, они всегда кажутся интересней и значительней, в то время как участники происходящего зачастую даже не замечают, что в их жизнях происходит что-то интересное.

Казалось бы, жить в Мэджикшилд само по себе приключение, верно?

Нет. Любой город, даже если он находится в волшебном лесу и укрыт от посторонних магическим куполом, это прежде всего город.

А в любом городе жизнь течет примерно одинаково: люди просыпаются, занимаются своим ремеслом, едят, спят и так постоянно.

Конечно, в этом нет нечего плохого, это жизнь, но иногда людям так остро хочется, чтобы что-то наконец произошло.

Любому человеку хоть раз в жизни хотелось отвесить пинка вселенной и сказать: «Я вообще-то живу, и мне все опостылело! Ну, когда там уже произойдёт что-то интересное?»

И люди ошибаются, «интересное» уже происходит, причем постоянно.

Просто принято думать, что перед тем как произойдёт что-то значимое, непременно должны быть знамения.

Ну вы знаете, звезды упадут из своих святилищ, дождь из лягушек, ну или на худой конец начнется солнечное затмение.

Однако весь секрет, хотя это и не секрет вовсе, в том, что необычные, знаменательные события происходят в самые обычные дни, никак не удовлетворяя при этом человеческой страсти к спецэффектам.

Вот и в нашей истории не произошло ничего драматического, в тот день, а вернее в ту ночь, когда упорядоченная жизнь Дэрэка навеки переменилась.

Возможно, вы скажите: «Ага это была ночь! Наверняка ночь была особо темной, или, возможно, на город опустилась гроза с молниями?»

И снова нет. И нет, не было даже приличного размера стаи ворон, круживших над цитаделью, хотя, признаю, это было бы весьма уместно.

То была обычная, непримечательная ночь, когда пятнадцатилетний, мраморно-бледный юноша, лежавший в своей постели, резко открыл глаза.

И в тот же миг в его серых нечего не выражающих глазах вспыхнуло изумрудное свечение.

Но нет, то были не вспышки, не отблески, не легкие зеленые искры, а равномерный, постоянный и негаснущий свет двух зеленых светил.

Дэрэк резко встал, и движениями, скорей напоминающими заводной механизм, нежели живое существо, направился к двери комнатки.

–Дэрэк? Дэрэк! – закричал, проснувшись, его опекун Генрих Шульц.

И боролся на перерез юноше, пытаясь остановить его.

«Куда? Куда ты? Очнись! Да проснись же!», – кричал пожилой мужчина, всем весом повисая на фигуре молодого парня.

Но, хотя Генрих был высоким, как и Дэрэк, при этом намного тяжелей и сильней своего подопечного, ему не удавалось ни остановить, ни хотя бы замедлить механическое продвижение.

Попытки Шульца задержать мраморного юношу, были подобны, попыткам остановить голыми руками продвижение слона.

Однако, не переставая взывать к сознанию подопечного, Генрих предпринял очередную попытку и, встав между ним и дверью, всем весом навалился на обманчиво тщедушного Дэрэка, и принялся толкать в противоположном направлении.

Заметив наконец неожиданное препятствие на своем пути, юноша, а скорее то, что сейчас управляло его телом, медленно положил бледную руку на плечо Шульца.

– Сынок? Что? – начал говорить мужчина, надеясь, что смог докричатся до его сознания, когда тонкие пальцы Дэрэка словно железные тиски сжали плечо.

И резким движением, как-будто отбрасывая с пути набивную игрушку, некромант отшвырнул опекуна в сторону.

Генрих всем телом налетел на стену и упал на пол комнаты, то время как Дэрэк прошёл сквозь дверь, не удосужившись ее открыть.

И это не было мистическое прохождение сквозь дверь, о нет.

Примерно так же бульдозер проходит сквозь забор из картона, никакой мистики, лишь щепки.

Когда Дэрэк вышел в общий холл помещения для прислуги, раздались первые крики испуга. Генрих Шульц подполз на локтях к своему тайнику и скривившись от боли в сломанном ребре, достал из него маленький магический артефакт, инкрустированный камнями.

«Надо позвать Господ», – думал он.

Однако, при попытке активировать волшебное переговорное устройство, по его золотому корпусу пробежали зеленые молнии, и артефакт треснул как скорлупа ореха.

«Ну конечно», – с досадой и болью сказал мужчина и отшвырнул бесполезный теперь артефакт.

«И куда же ты направился?» – пробормотал Генрих, с трудом поднимаясь на ноги и смотря туда, где минуту назад была дверь их скромной комнаты.

А тем временем Дэрэк шёл словно марионетка, а вернее его вели по коридорам и лестницам цитадели магов.

Люди не пытались его остановить.

Вернее, уже не пытались, когда, механически переставляя ноги, он уже выходил из коридора, где были комнаты прислуги, трое дюжих мужиков с криками: «Эй, стой» навались и попробовали его задержать.

Знаете, всегда, в любой человеческой коммуне находятся люди подобные этим мужчинам. Они не злые, не глупые, просто такими людьми, по непонятной причине, управляет инстинкт, гласящий: «Я не знаю, что тут творится, но я в это вмешаюсь».

И они вмешались, повиснув на тощем парне всем весом.

Со стороны это выглядело так будто кто-то решил, что лучшее место для тюков с мукой – это вешалка для верхней одежды.

Мужчины кряхтели и ругались, пытаясь опрокинуть юношу и тем самым помешать ему, в принципе довольно безвредно идти по своим делам.

 

Но жизненное кредо: «Я этого не понимаю и потому остановлю» слишком укоренилось в логике рабочих мужчин, чтобы променять ее на такую штуку как логика.

И, наконец, победа. Им удалось остановить парня, но ликование было не долгим. Возгласы одобрения, такие как «Ага, молодцы парни» и «Вот так! Держи его», сменились криками боли и ужаса, когда тело Дэрэка вспыхнуло объятое зеленым огнем.

Заставив плотно обхвативших его мужчин падать на пол и кричать, пытаясь сбить с себя колдовское пламя.

Зеленоглазая фигура, превратившаяся в живой факел, как-будто не замечала этого огня, медленно переводя взгляд с одного обожжённого здоровяка на другого.

Как-будто убедившись, что препятствие устранено, то, что сейчас управляло телом Дэрэка двинулось дальше.

Огонь пропал так же внезапно, как появился, и теперь совершенно обнажённый, подобно марионетке, он двигался вперед, и вниз, вниз, вглубь цитадели.

А вслед за ним двигался раненый Генрих Шульц, стараясь не приближается к своему подопечному.

Обитатели ночных коридоров поспешно запирали двери, открытые чтобы посмотреть, что там за шум, когда во мраке появлялись два зеленых глаза.

И Дэрэк, наконец, добрался до широкой винтовой лестницы, ведущей на подземный уровень хранилища магов.

Шульц, державшийся позади, понял, что будет дальше и бросился, чтобы помешать, но не успел.

Бледное щуплое нагое тело парня просто прыгнуло в лестничный пролет, не утруждая себя спуском по лестнице.

Когда Генрих подбежал к перилам и, перегнувшись через них, посмотрел вниз, то на дне шестиэтажного лестничного колодца, он увидел два далеких зеленых огонька, которые, как ни в чем не бывало, двигались дальше.

Знаете, в том, чтобы быть стражником, нет ничего веселого, особенно в том, чтобы стоять на посту.

Даже если вы стоите на посту у дверей хранилища магов Мэджигшилда.

Вообще, Бил и Фрэд были единственными стражниками в цитадели.

Они заступали на пост у дверей хранилища каждую ночь от заката и до рассвета, прекрасно осознавая при этом, что в их работе нет никакого смысла.

Просто когда-то маги решили, что у дверей хранилища должна по ночам стоять стража, и точка.

В этом было что-то схожее с тем, как люди устанавливают горшки с пальмами и прочими подобными растениями в офисных помещеньях.

Просто так принято, и все.

Ссылка: или кто-то всерьез думает, что один жалкий забытый богами куст может обогатить кислородом целый офис? Конец ссылки.

И потому Бил вместе с Фрэдом стоял на посту или на часах, как вам больше нравится.

Как и их отцы до них, а до того их деды.

Работа была не бей лежачего, но до безумия скучная, не происходило ровным счетом ничего, никогда.

Отец часто рассказывал Билу, как лет, эдак, восемнадцать назад был один воришка, который пытался что-то украсть у магов.

Но был пойман еще до того, как он добрался до его поста, так что даже это событие нельзя назвать значимым.

«Начинается ночь, и ты стоишь, – часто думал Бил, – Ты стоишь, а рядом спит Фрэд, вот и все».

Есть категория людей, которые просто не реализуют себя, ну не складывается их жизнь так, чтобы талант нашёл применение.

Взять к примеру Била, он был стражник, причем отличный, даже к этому декоративному посту он относился серьезно.

Он не спал, он не отвлекался, он нес свою службу и выполнял свой долг.

Такому человеку цены бы не было, лови он преступников или охраняй покой граждан на ночных улицах, но судьба и преемственность поколений распорядились иначе.

Другое дело, его напарник Фрэд, простой и неприхотливый, темно, тепло и не нужно ничего делать, пришёл, прислонился к стене с алебардой в руках и все, спи не хочу.

И потому нет ничего удивительного, что именно ответственный и серьезный Бил первым закричал: «Стой, кто идет!», когда в темноте показались изумрудные глаза.

– Ну… ну что ты оре…Боги мои! – перепугался спросонья Фрэд и схватился за древко своего оружия.

–Что … Что это Бил?

– А ну, стой! – приказал Бил вновь, обращаясь к неведомому нарушителю.

«Отвага, она или есть, или вы Фрэд», – часто думал Бил и сейчас готов был это доказать, взяв алебарду на изготовку.

Довольно странно, что стража, которая обычно охраняет разного рода двери внутри помещений, часто вооружена древковым оружием.

В узком коридоре, где развернутся-то толком нельзя, куда уместней длинный кинжал или короткий меч. Ну насколько часто внутри помещения нужно отражать атаку кавалерии?

Но, нет, почти всегда на посту стоят люди с пиками или алебардами, по-видимому, здесь действует все тот же эффект офисных насаждений.

Как бы то ни было, глаза приближались, и Бил был готов встретиться с чем угодно, с любой тварью, любым ужасом, любым…

«Это голый парнишка? – неожиданно осознал Бил, и неуместность происходящего не укладывалось ни в какие рамки, – Так, так это не спроста, судорожно думал он, глаза светятся, весь какой-то щуплый, движется как-то рывками, что он тут делает? Это магия, магическая тварь, вот он и пришёл к хранилищу магов, нужно быть на стороже, тянуть время, дождаться магов и тогда…»

– Ах ты, мелкий поскудник! Рявкнул осмелевший при виде подростка Фрэд и рубанул пришельца алебардой.

Однако зеленоглазый нарушитель, резко выбросив руку вперед, перехватил оружие раньше, чем лезвие достигло его шеи.

Бил был человек не глупый, а о том, что сейчас произойдёт догадается любой, кроме Фрэда.

Поэтому стражник Бил успел только сказать своему напарнику, голосом полным рухнувших надежд:

– Ну почему ты такой тупой?

А в следующее мгновение свет вырвался из изумрудных глаз существа и заслонил собой весь мир Била и Фрэда.

Когда туда добрался раненый Генрих Шульц, которому стоило огромных усилий преодолеть шесть этажей лестницы, и который теперь отчетливо понимал, что кроме ребер у него несомненно треснула еще и бедренная кость.

Перед его глазами предстало зрелище у дверей хранилища, как-будто что-то с неимоверной силой, приложенной к одной небольшой точке, продавило их внутрь.

По обеим сторонам от входа валялись груды одежды и доспехов, а когда Генрих подошёл ближе, он заметил и мумифицированные останки стражников, выглядевшие так, будто они долго лежали под солнцем пустыни.

Сжав зубы от нестерпимой боли, причиняемой ему при ходьбе, пожилой мужчина медленно вошёл в дверной проём.

За массивными, но более бесполезными дверями находилось оно – хранилище магов.

Стены облицованы золотом, массивные колонны подпирали куполообразный потолок- все было залито светом, который просто присутствовал в помещении, не нуждаясь в каких-либо источниках.

А в центре всего был купол, подобный тому, что закрывал город, однако, он не был прозрачен, а скорее темен и, лишь приглядевшись, можно было различить как внутри него бушует смерч, переливающийся всеми цветами радуги.

Вся ирония в том, что у магов невозможно украсть что-либо ценное, купол не пропускал внутрь тех, в чих венах нет вероятностного элемента, проще говоря, не маг не сможет его преодолеть. Как не могут преодолеть городской щит лесные чудовища.

И неизвестно, что было внутри вихря, укрытого куполом.

Скорее всего все, что было, будет или могло быть, переплетается с тем, чему быть невозможно и, попав в это хаотичное безумие, маг просто находил то, зачем пришёл.

Так же инстинктивно как птица знает, как найти путь в теплые края, даже ни разу не бывав в них.

И перед куполом стоял Дэрэк, погрузив свои руки сквозь щит, он как-будто что-то искал в глубине волшебного вихря.

«Дэрэк!» – окликну его опекун.

Откуда-то из-за двери на лестнице уже доносился топот множества ног.

«Маги идут за ним, – подумал Шульц, – они убьют его, и даже Господа их не остановят».

–Дэрэк, беги отсюда, – простонал Генрих. – Они уничтожат тебя сынок! За то, что ты некромант, – в отчаянии закричал Шульц.

«НЕКРОМАНТ!»

Голос отразился от золотых стен, и в то же мгновение голос, который не мог принадлежать миру живых, произнес:

«НЕКРОС!»

Магический вихрь содрогнулся и, из переливающегося всеми цветами, вспыхнув, стал изумрудно зеленым.

«Проклятье», – закричал мужчина, и пожилой, раненый Генрих Шульц, движимый безысходностью и отчаянием, забыв про собственную боль ринулся к своему мальчику.

Налетев на Дэрэка всем телом, опекун втолкнул его внутрь купола, отдавая того на волю изумрудного вихря.

Но магический барьер не терпит посягательств и как только влекомый инерцией Шульц коснулся его, пучок молний, пробежавших по магическому щиту, пронзил тело Генриха Шульца, превратив его в прах.

И хоть этого никто не видел, но прежде, чем исчезнуть в водовороте магии, зеленый свет погас в глазах Дэрэка, а мраморное лицо единственный раз за его жизнь исказилось от боли и скорби, и он исчез.

Пару мгновений спустя в хранилище ворвались маги, но не найдя ничего, кроме горстки праха, оставшегося от Шульца, они долго и разъярённо бранились, стараясь выяснить, что же стряслось,

Когда все немного успокоились славные парни решили запечатать хранилище. И они возвели новые двери и наложили новые руны, и много чего было потом, но главное время пошло дальше…

Но не для Дэрэка.

Глава 7. Ночной визит

На улице было темно.

Вернее, на улице было то время суток, когда нельзя с уверенностью утверждать, поздняя ли это ночь или все же раннее утро.

Нет-нет, это не были утренние сумерки, но тот час, когда, небо чуть заметно меняет свой тон, хотя солнечные лучи еще и не думали появляться.

В час, когда кажется, что ночь вполне может передумать и остаться в мире навсегда, хотя этого еще не бывало, по улице бежал человек.

Точней, человек скорей скользил, поскольку в это время года любая поверхность, которую власти городов во всей множественной вселенной осмеливаются назвать дорожным покрытием, превращается в сущий ледяной кошмар.

Этакий гибрид из страшного сна фигуриста и мечты, сделать из суицида что-то веселое и простое.

Хорошо, вы правы. По улице скользил человек, и в те моменты, когда его траектория вынужденно делала поворот, центробежная сила, беспощадно и весьма настойчиво, знакомила бегуна с прелестной кирпичной кладкой стоящих рядом домов.

Ситуацию усугублял необычный выбор обуви для зимней ночной пробежки, по тому, как обувь на его ногах отсутствовала как класс.

Впрочем, иной одежды на высоком, жилистом теле мужчины не наблюдалось.

Если, конечно, вы не склонны считать одеждой ковер, который мужчина обмотал поверх своих бедер на манер весьма откровенного килта, и теперь был вынужден придерживать его одной рукой.

Однако для нас, как для сторонних наблюдателей, коими мы и являемся, в происходящем важно лишь два обстоятельства.

Ссылка: Ну хорошо, три обстоятельства, но не больше. Конец ссылки.

А именно: первое – улицы, составлявшие маршрут бега-скольжения, были улицы Мэджикшилд.

Второе – эти улицы были примерно на пять лет старше, чем они были в ту ночь, когда погиб Генрих Шульц.

И наконец третье – весь этот бег, скольжение, падения и врезания в стены, болезненно, но верно приближали тощую фигуру мужчины к конкретному переулку, а точнее дому, а еще точней двери.

Тихий, но все же весьма отчетливый стук разбудил чутко спящую Госпожу, известную также как Тетушка Гертруда.

Гертруда встала с постели и настороженно прислушалась к темноте, наполнявшей ее домик, стук повторился и снова, и снова.

Но было в этом скуке в ночную дверь ведьмы что-то необычное.

Когда люди приходят ночью к Тетушке, они всегда торопятся и хотят, чтобы их впустили, так как боятся, что кто-то узнает, что они приходили к ведьме.

И от этого любой стук любого ночного визитёра, становился все громче все нетерпеливее, когда ему, визитёру, приходилось ждать.

А госпожа считала правильным, заставить кого угодно слегка понервничать, раз уж они будят ее среди ночи.

Но этот ночной стук в ее дверь оставался ритмичным, тихим, но настойчивым, даже когда прошло добрых пять минут ожидания.

Гертруда, решив, что ждать дальше становится уже неприлично даже для дамы, направилась к двери домика, на ходу принимая облик Тетушки.

Однако, открыв дверь, полная старушка непонимающе окинула взглядом высокого мужчину, и настороженно спросила старческим голосом:

– Кто вы?

–Госпожа Гертруда? Спросил мужчина низким бас-баритоном, а в его глазах блеснули изумруды.

И нано секунда не смогла бы втиснутся между вспышкой в глазах пришельца и превращением пухлых пальцев Тетушки в длинные черные когти.

Инстинкт и жизненный опыт ведьмы наперебой твердили, если видишь зеленый свет, сначала выпускай когти, потом начинай думать, так как в обратном порядке можно и не успеть.

 

Проворно отскочив назад, одновременно превращаясь из Тетушки в Госпожу, Гертруда приготовилась к битве.

Но в это момент юбка –ковер с предательским шорохом раскрылась, представляя на суд ведьмы, то, что должна была скрыть.

Повисла пауза, после чего незнакомец, спокойно посмотрев вниз, абсолютно бесстрастным голосом произнёс:

– Проклятье.

Гертруда жила долго и повидала много мужчин, и хоть она в этом и не призналась бы, многие из этих мужчин представали ее взору, как бы это по деликатней, …au naturel, не только по медицинской необходимости.

Но за всю свою жизнь ведьма знала лишь одного человека который, даже в ситуации, когда с него сваливаются штаны, а точнее ковер, оставался бы настолько безэмоционален.

– Дэрэк? Это ты, – все еще с недоверием спросила Гертруда и ее когти исчезли.

– Да Госпожа, это я, – ответил мужчина, который, отвернувшись быстро, но все же без суеты, повторно придавал, противоестественный любому ковру, функционал юбки.

–Но … Но как? Мы …Мы думали, – ошарашенным, но все более восторженным с каждым словом голосом начала было Госпожа.

Но Дэрэк, наконец совладавший с предательской одеждой, прервал ее.

– Госпожа Гертруда, простите, что прерываю, но хоть по мне и не заметно, все же я констатирую у себя обморожение, если вас не затруднит, я бы хотел войти.

Говоря, это ночной визитёр, смахнул с мраморного плеча появившийся на нем иней.

–Добрые Боги! Что же я мой милый! Конечно, скорей-скорей заходи.

И всплеснув руками, Госпожа Гертруда поспешно втащила его в свой домик.

А потом было много суеты и хлопот, включавшие себя первую помочь при обморожении, а также горячий куриный бульон, крепкий алкоголь и многие, многие другие мероприятия, увенчавшиеся наконец горячим чаем.

Удовлетворённо глядя на сугроб из оделял, из которого торчала темноволосая голова некроманта, Госпожа, равно как и Тетушка Гертруда, вздохнула и, изможденная хлопотами по спасению, рухнула в вишневое кресло напротив Дэрэка.

И, смотря на него, словно мать, дождавшаяся сына с войны, она спросила:

– Мой дорогой мальчик, как, как это возможно?

Мы с Арчи год пытались найти хоть зацепку, указывавшую, что с тобой случилось той ночью. Но все было безуспешно, тебя как-будто стерло из самой реальности, ни крупиц, ни молекулы ничего не было, а …

Ведьма, замолчав, долго смотрела перед собой, потом перевела взгляд на Дэрэка, и наконец печально продолжила:

–А Генрих, он …

И Госпожа Гертруда разрыдалась, просто по-женски, как-будто она вовсе и не была могущественной и грозной ведьмой.

– Я знаю, – выждав паузу, спокойно ответил мужчина.

– Знаешь? – все еще плача переспросила Гертруда, вытирая белоснежным платочком слезы и тушь.

Ссылка: не важно двадцать тебе или пятьсот, подобающая косметика, равно как и белоснежный платок должны быть спутниками уважающей себя ведьмы, считала Госпожа.

Но … Откуда? Я имею веду как? – наконец совладав с эмоциями, продолжала она.

– Я это видел, – бесстрастно пояснил Дэрэк.

Госпожа, охнув, закрыла свой рот рукой, и в покрасневших от слез глазах попеременно отражалось сочувствие и ужас перед тем, что пришлось пережить ее воспитаннику, при виде гибели Генриха Шульца.

Не обращая на это внимания, некромант монотонно говорил, как-будто речь шла не о гибели дорогого его сердцу человека, который стал для него отцом, а так, как-будто это был бухгалтерский отчет о доходах и расходах.

И только человек знавший его так же хорошо, как Госпожа Гертруда, по одной лишь силе и интенсивности вспышек колдовского света некромантии в его пустых серых глазах, мог бы оценить ту бездну страдания, которую ему принесла гибель Генриха.

–Это было как во сне, когда кричишь, но не можешь проснутся, но его смерть я видел собственными глазами, – наконец закончил он свой рассказ.

– А что же с тобой было? Где ты был? Ведь прошло пять лет, – говоря это благородная дама сделала жест кистью руки, и все следы недавних слез исчезли с ее лица, а макияж вновь стал безупречен.

Теперь лишь маленький, некогда белоснежный платочек, плотно зажатый в другой руке, был свидетельством ее недавних слез.

Дэрэк сделал глоток горячего чая из кружки, которую держал в руках и, помедлив, сказал:

– Госпожа Гертруда, я не знаю, как описать это, я как-будто спал, тело и сознание рассыпалось, но вместе с тем я присутствовал там, как-бы глядя на свое тело со стороны. Как-будто моя личность была удалена на время, изъята из тела как нечто ненужное. Я не испытывал ни жажды, ни голода, это не была жизнь, вернее это было что-то за гранью жизни и смерти. Я прибывал между этими понятиями. В то же время я видел, как растут волосы, как изменяется тело, пока моя память заполняется как сосуд жидкостью, в меня вливались знания, а тело, или если угодно душа, сама моя суть, наполнялась силой…

Он замолчал, пытаясь найти формулировку точнее и через некоторое время сказал:

– Простите, Госпожа, но «неописуемой» силой, хотя это описание не имеет смысла, – констатировал он. – И, хотя я стараюсь максимально точно описать пережитое мной, в нашей реальности нет слов, способных это сделать.

После чего некромант посмотрел прямо в глаза ведьме, сидящей напротив, и сказал:

– Госпожа, более нет ничего, чего бы я не знал о смерти и жизни, и нет таких чар или тайн, связанных с этой магией, которыми я бы не овладел.

И, повинуясь мультивселенскому жанру, Дэрэк добавил:

– Я знаю некромантию.

Госпожа Гертруда в ужасе уставилась на мужчину.

–Ты что, нельзя говорить, – зашептала она.

–Госпожа, мне можно, – и с этими словами глаза некроманта на мгновение превратились в изумрудные солнца.

– Охотно верю, мой милый, – поспешно подтвердила Гертруда. -И не нужно мне ничего демонстрировать, договорились? – с интонацией учительницы, она добавила:

–Надеюсь ты помнишь наши беседы? Я всегда говорила, что нужно стараться обходится без магии тогда, когда это возможно, особенно тебе, молодой господин.

Дэрэк благоразумно не стал намекать Госпоже, на то, что косметику тоже вполне можно наносить без магии, а лишь спокойно ответил:

–Да, Госпожа, я все помню.

–Однако я не понимаю, как ты вернулся и почему ты, ну …

Благородная дама в душе Гертруды, взяла в этот раз верх над урологом, и она, слегка покраснев, продолжила:

– Ну…В ковре?

– И снова мне нечем удовлетворить ваше любопытство, милостивейшая Госпожа Гертруда, – мужчина вновь сделал глоток чая. – Просто примерно пару часов назад, я обнаружил себя лежащим на полу хранилища магов, совершенно голым. Я даже не сразу догадался, где я, но потом активировалась защитная система рун.

Однако руны нанесены так, чтобы не впускать никого внутрь хранилища, а не на то, чтобы не выпускать.

И все же руны обнаружили мое присутствие и мне пришлось открыть портал, а вам известно, что магия других сфер мне не дается. Поэтому меня перенесло в какой-то переулок города, и я пошёл к вам, так быстро как мог. А что до ковра, это единственная одежда, которую я смог найти, вернее украсть в одном из дворов.

– Но почему ты не пошёл к Господину Дэроу? – удивленно спросила Гертруда.

– Я не был уверен, что защита цитадели не помешает мне переместится, к тому же, я интуитивно хотел оказаться за пределами этих рун, их гул сводил меня с ума, – бесстрастно ответил некромант.

– Конечно, я хочу встретится с Господином, однако я хотел попросить вас Госпожа, привести его ко мне. Я думаю, что из-за того, что я стал некромантом в полной мере, так сказать, зашитая магия цитадели стала реагировать на мое присутствие более агрессивно. И я не уверен, смогу ли я вернутся обратно, – наконец подытожил он.

– Хорошо, мой дорогой Дэрэк, конечно, я приведу Арчи, он будет счастлив, узнав, что ты жив, – ласково улыбнулась Госпожа. – Но все же я не понимаю, почему ты не создал себе одежду, как это делают все маги?

Теперь убедившись, что все хорошо, вопрос с ковром не давал ведьме покоя.

–Госпожа, ну разве вы не помните? Господин Арчибальд даже сформулировал теорию на этот счет?

– Правда? – удивилась Гертруда

– Да, он утверждает, что из-за моей природной склонности к некромантии, прочие сферы магии мне почти не подвластны, однако по той же причине я, более чем другие маги, склонен к мономорфичности. Иными словами, я постоянен, как смерть. Мои раны не вылечиваются и не заживают, как раньше думал Генрих…

Дэрэк на секунду застыл, а Госпожа Гертруда силой закусила нижнюю губу, увидев, как вспыхнули глаза молодого некроманта, когда он произнес это имя.

– Как он думал, – медленно проговорил мужчина и вновь продолжил, – мое восстановление – это не регенерация тканей, это стремление моего тела к постоянству, я просто не могу меняться, пока я жив, за исключением взросления до пика физической формы, как и у прочих магов и ведьм. С учетом всего выше сказанного, у меня не получается творить магию изменений, – закончил наконец Дэрэк.