И пусть весь мир под дождем

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Сильвия накрутила волосы на руку. Привычным жестом собрала в пучок на затылке и зафиксировала кистью номер два, вытащив ее из банки с колонковыми кистями. Она всегда использовала кисточки вместо спиц или заколок, когда работала в мастерской.

До усмехнулся, глядя на ее манипуляции с волосами.

– Надень капюшон и не снимай его.

Сильвия послушно накинула на голову капюшон.

Как грабители заправок, честное слово.

– Выключай свет, закрывай мастерскую, – скомандовал До.

Сильвия не возражала. Сделала, как просили.

За полчаса до его прихода Сильвия дала себе самой обещание – полностью принять правила игры. И будь что будет.

А было вот что.

До показывал Сильвии ранее не виданный ей город.

Ночной, с высоты крыш.

Казалось, он знал проходы, тайные пути на каждую крышу.

Они поднимались по пожарным лестницам, перелазили через заборы, взбирались на широкие высокие стены, пробирались через узкие лазы черных ходов и чердачные люки.

Сильвия удивлялась самой себе, когда ей удавалось, при поддержке До, забраться на крышу очередного дома.

Когда они стояли вдвоем на самом гребне покоренной крыши, у Сильвии перехватывало дух.

Оттуда город выглядел совсем по-другому.

Он светился далеко внизу огоньками – белыми, желтыми, голубоватыми, вспыхивал красными и зелеными проблесковыми маячками. Они были размыты, как будто нереальны. Лишь отражения.

Сверху открывался вид на двухскатные крыши домов, и Сильвии казалось, что она смотрит через ночную темноту на огромные раскрытые книги, положенные корешками вверх, страницами внутрь. И пишется на этих страницах в каждом доме своя история. Где-то получается обычная домовая книга, где-то любовный роман, где-то криминальное чтиво. Никогда не увидишь снаружи, чем заполняются страницы под обложками обветшалых крыш.

И было тихо-тихо. В такой тишине каждое движение отзывалось звуком. Скрип черепицы под подошвой кроссовка. Шорох пачки сигарет, вылавливаемой из кармана. Громкое чирканье спички о картон. Шипение тлеющего кончика сигареты.

Только До был совершенно, абсолютно бесшумен. Его не было слышно. Совсем.

Несколько раз Сильвия как будто даже теряла До из виду. Он полностью выходил из поля ее зрения. Вроде как попадал в слепую зону.

А потом вдруг снова оказывался рядом. Совсем близко, в шаге от нее.

До как будто и правда растворялся в ночном воздухе города, был его духом.

Когда они спускались с очередной крыши, До вел ее через незнакомые проходные дворы. Они ныряли под какие-то арки, оказывались в асфальтированных дворах-колодцах, выходили через черные ходы парадных в какой-то следующий двор, на этот раз с садиком и бельевыми веревками, и дальше, дальше по запутанному лабиринту улиц.

До знал эти уличные лабиринты как свои пять пальцев.

С легкостью открывал любую запертую или даже заколоченную дверь, встретившуюся на пути.

Для него как будто не существовало препятствий.

Каждый шаг был четко рассчитан.

Складывалось впечатление, что До уже ходил этими запутанными петлями улиц и дворов сотни раз.

Сильвии оставалось только следовать за ним шаг в шаг, не отставать. И четко выполнять короткие инструкции: «пригнись», «вверх», «вперед».

Было весело, таинственно и немного страшно.

Как в детстве, давным-давно, когда играли в «казаки-разбойники».

Когда выпадала роль «разбойника» и нужно было убегать, не попадая на глаза «казакам».

Время от времени они проходили мимо настенных работ До. Тех, что еще сохранились кусками. Сильвия их сразу узнавала. До равнодушно скользил мимо, будто даже не замечая.

Возле очередной торцевой стены дома, где сохранился фрагмент его знаменитого на весь мир мурала, Сильвия притормозила, ухватив До за рукав.

До остановился, вопросительно посмотрел на Сильвию.

Тогда она задала ему тот самый вопрос, который он адресовал ей, когда пришел первый раз в мастерскую.

– Зачем ты рисуешь? – спросила Сильвия До, показывая на то, что осталось от его работы.

Она показывала на кусок стены, где еще осталась стершаяся, облупившаяся краска. Изначально красная и белая, но сейчас бурая и грязно-серая. В правом верхнем углу, на уровне пятого этажа, под самой крышей.

– Счастье в чистом виде, – пожал плечами До. – Ты ведь это тоже чувствуешь.

– Почему здесь, на улицах? Из-за опасности?

До рассмеялся.

– Тебя могут поймать, и от этого немного страшно. Ты настороже. Чувство опасности заводит. Да? – он внимательно посмотрел на нее, глаза в глаза, через темноту.

– Я не знаю, – смутилась Сильвия.

– Опасность привлекательна, да, но только в самом начале. Так и правда было, когда начинал. Бомбили тогда поезда в ярдах, знаешь? Проникаешь тайком в отстойник, где стоят составы. И заливаешь с ребятами холтрейн, вагонов шесть-семь за раз. И тут появляется охрана, орут что-то по громкой связи, трещат рации, облава. А ты – сначала добомбишь свой кусок, а потом бежать. За тобой погоня, охранники, иногда полиция. Вот это был адреналин. Кураж.

– А теперь, значит, никакого куража.

– Сейчас качественно другое удовольствие. Оно не из-за опасности.

– Из-за чего тогда?

– Сейчас я иду на улицы, потому что чувствую желание Города. Он просит меня об этом.

– Желание Города, говоришь. Он ведь не человек, чтобы иметь желания. Не живой, чтобы просить…

– Город – тоже живое существо. Более сложного порядка, чем люди, но не менее живой. Ему необходимо внимание, как любому живому существу.

– И ты умеешь слышать? Город?

– Да. Наш Город, он ведь… милашка.

– Что? Милашка?

Это слово неожиданно было услышать в исполнении До. Оно прозвучало как-то нежно, так говорят о том, кому искренне симпатизируют.

– Ну у него такой характер, у Города. Любит, когда ему рисуют. Сам подставляет свои стены. Знаешь, когда собака хочет, чтобы погладили, поласкали, подставляет тебе бок или брюхо. Вот, и город наш так. Любит, чтобы погладили его кистями, залили красками.

– Не могу поверить, что ты это серьезно сейчас.

– Конечно, серьезно. Такими вещами не шутят. Я же тебе это не просто так рассказываю. Не чтобы впечатлить. Город попросил.

– Что?!

– Короч, Город хочет, чтобы ты его тоже погладила. Нарисовала на его стенах что-то.

Сильвия достала сигареты. Долго не могла прикурить из-за налетевшего ветра.

– Погладить, значит… Мне не кажется, что я…

Она крутилась, пряча огонь зажигалки от ветра.

– Ты, ты. Иначе зачем бы я к тебе пошел. Думаешь мне делать нехрен?

Получилось. Прикурила.

– Так, подожди, – на всякий случай уточнила Сильвия, не готовая к таким странным откровениям До, – то есть ты утверждаешь, что Город, вот этот наш город, в котором мы сейчас находимся, попросил тебя найти меня и передать, чтобы я порисовала где-нибудь на его стенах. Я ничего не упустила?

– Упустила. Не порисовала где-нибудь, а нарисовала что-то.

– Это не одно и то же?

– Нет.

Сильвия сделала длинную затяжку, медленно выпустила дым вверх. Ветер тут же его подхватил и утащил за собой.

– Значит, я должна нарисовать ему что-то. Что?

– Это ты сама должна понять.

– Пока ничего не понимаю.

– Прислушаться. Нужно прислушаться к желанию Города.

– Но ведь не я, а ты – эксперт по коммуникациям с ним. Может, ты и прислушаешься тогда?

– Как же с тобой трудно, Силвиа, – опять это ударение. – Все-то ты усложняешь.

Сильвия поняла, что перегнула палку. В конце концов, обещала себе играть по правилам До, а ее опять не туда понесло.

– Извини, наверно, я – тупая. Объясни еще раз.

До рассказал тогда, что Городу нужны окна в другие миры, иначе он превратится в затхлый непроветриваемый чулан. И ничего хорошего в этом нет.

Рисунки До на стенах – это то, что лично он может сделать для города. Окна в его личный внутренний мир, в которые Город может заглянуть. Ведь они нарисованы на его стенах, на теле.

Но Город выбрал еще и Сильвию. «Нашептал мне про тебя» – так вот выразился До.

На вопрос Сильвии о способе нашептывания отмахнулся и пробормотал что-то непонятное про умение слышать стены.

Мол, услышал желание Города через его стены, когда увидел ту желтую картину в кофейне на углу 3-ей Северной и 7-й Западной.

– Вот и пришлось искать автора работы, то есть тебя. Объяснять то, что объяснить невозможно. Не думал, что будет так трудно.

– Уж извини, я с таким подходом впервые сталкиваюсь.

– Не веришь, значит? – усмехнулся До, – Тогда покеда. Сделал, что мог. Жаль, что ты оказалась непроходимой занудой.

Он повернулся спиной и почти уже растворился в ночи, но Сильвия успела в последний момент ухватить его за рукав.

– Постой, До.

– Чего еще?

– Я согласна.

До развернулся к ней. Снова налетел ветер, закружил вокруг них.

– Я согласна рисовать Городу окна.

– Ишь ты, – присвистнул До. – Поняла, значит.

– Тебе придется меня учить.

– Заметано.

Глава 3. Стены и окна

До сказал, что первым делом нужно выбрать стену. Для этого необходимо вообще научиться их слышать, чувствовать.

– Раньше я слушал так. Прижимался спиной к стене, закрывал глаза. И как будто бы по позвоночнику вверх поднималась… не знаю… информация. Раскрывалась где-то в области затылка и перед глазами начинали мелькать фрагменты. Они складывались как пазлы в общую картину. В сообщение от города.

– Круто. А что там бывает, в сообщении?

– Как объяснить-то… город как будто говорит, что именно он хочет узнать от тебя. Ты же художник, должна понимать такое.

– У меня по-другому. Я прислушиваюсь к себе, когда рисую. Как будто рисую внутри комнаты, которая внутри меня. Но на самом деле – пишу на холсте.

– Сделаешь так же и на стенке. Потом. А сейчас пока что найди свой способ слышать Город через его стены.

 

– Как это сделать?

– Походи по Городу, можно и днем, смотри на его стены. Только очень внимательно. Рассматривай их текстуру. Трогай. Гладь. Нюхай. Лизни языком, если захочется. Что-то обязательно сработает. Когда услышишь голос Города, ни с чем это не спутаешь.

И Сильвия начала изучать стены.

Оштукатуренные стены домов.

Кирпичную кладку заводских заборов.

Останки старой крепостной стены.

Круглые бревна двухэтажных деревянных домов на окраине.

Исписанный тэгами бетон трансформаторных подстанций и перекрытий моста.

Осыпающаяся известь церковной стены.

«Город, его стены, они – живые,» – говорил ей До. Она проводила пальцами по различным поверхностям стен, дотрагивалась до них ладонями, иногда прижималась спиной и затылком.

Стены молчали. Они оставались равнодушными к ее прикосновениям.

Что ж, имели полное право.

Наверное, трудно доверять людям. Ведь никто, кроме До, не считал их живыми.

Люди долбили их отбойным молотком, завешивали рекламой прокладок и чипсов. Разрисовывали уродливыми надписями, перекрывали слоями фасадной краски. На них прибивали таблички-указатели и справляли нужду.

Сильвия понимала их причины молчать.

Но все равно не останавливалась. Она сможет услышать Город. Ведь он сам ее позвал, если верить До.

Скоро она поняла, что больше всего ее привлекают старые кирпичные стены пятиэтажных домов на окраине. Заброшенные, давно расселенные дома. Под снос. Они сиротливо жались друг другу, повернувшись к городу пустыми проемами с выбитыми стеклами.

Торцевые стены – глухие, без окон. Им частично удалось освободиться от штукатурки, как будто стряхнули с себя ненужную шелуху и вздохнули с облегчением.

На одной из стен штукатурка местами сохранилась, но стоило ее задеть, и пласт тут же отваливался.

Сильвия прошлась вдоль стены, помогая ей скинуть шкуру. Нужно было только прикасаться ладонью, и толстый верхний слой отваливался сам, падая Сильвии под ноги.

А глазам открывалась прятавшаяся под ним годами кирпичная кладка.

Сильвия погладила бурые кирпичи, провела пальцем по серым дорожкам скреплявшего их цемента. Прижала к стенке ладонь, впитывая ее шероховатость, влагу, пыль.

И вдруг стена прогнулась под ее рукой, стала гибкой, пластичной. Как мокрая глина, пластилин, что-то такое. Ладонь проваливалась, проходила прямо вовнутрь стены. Сильвии стало не по себе, она отдернула руку.

Перед ней снова была обычная кирпичная кладка.

Но в голове, перед тем зрением, которое включалось, когда она рисовала, явственно проявилась картина.

Город приветствовал ее. Еще он говорил: «Не бойся».

– Вообще-то это было жутко, – делилась Сильвия своими ощущениями с До. – Как в триллере. Только наяву.

– А ты бы предпочла не заглядывать за пределы Твердого мира, да? – подначивал ее До.

– Ну не так же!

– А как?

– У тебя вот более лайтовый вариант. Прижался спиной и смотришь картинки.

– Это смотря какие картинки, – рассмеялся До. – Мне иногда такое показывают. Прямо в голову. Ничего, со временем привыкаешь.

– Отличная перспектива.

– Сильвиа, с тобой случилось чудо, что совершенно нетипично для Твердого мира, заметь. А ты жалуешься, ноешь. Не стыдно вообще?

– Силь-ви-я. Ударение на первый слог.

– Для улиц нужно имя покороче. Придется сократить. Будешь Си.

– Почему это Си?

– Сама говоришь, ударение – на первый слог.

Так Сильвия стала еще и уличным художником Си.

Художником, способным слышать голос города и рисовать на его стенах окна в другой мир.

Стрит-арт увлек ее по-настоящему, затянул в сети городских улиц и говорящих на особом языке стен.

Все чаще она присоединялась к ночным вылазкам До.

До предпочитал работать баллончиками.

Она – фасадными красками, с помощью кистей и валиков.

Даже на огромных работах – муралах, занимавших целый фасад дома, мир Сильвии получался словно отраженным в какой-то невидимой водной поверхности.

– Смотришь на стену, а как будто в воду. Как будто можно зайти, нет, нырнуть туда, в твой рисунок, – говорил До, рассматривая ее мурал на торце дома с крыши соседней пятиэтажки. – Как ты все-таки это делаешь, а?

Иногда они рисовали вдвоем. Если стенка подходила обоим, если легко складывался общий эскиз, и если город просил их обоих о новом окне – одном на двоих, они это делали.

Совместные работы подписывали двумя нотами. Си и До.

Две закорючки нот в углу рисунка.

Рисовали по ночам, с высокой приставной лестницы, которая была у До, или со строительных лесов, которым уже были оплетены некоторые хорошие стенки города – для ремонта или реконструкции.

Если стенка была высокой, спускались на закрепленных на крыше веревках, как промышленные альпинисты, и рисовали.

Висеть в ночном небе, на стене, на расстоянии вытянутой руки от До, и гладить город валиком с краской по боку – что может быть лучше.

И город, в свою очередь, заботился о них. Иногда Сильвии казалось, что они становились невидимками для всех, когда работали на стенах.

Их не видели даже проезжающие мимо патрульные машины, не говоря уже о случайных прохожих и праздно шатающихся по ночам компаниях.

Они с До могли висеть прямо у них над головами, со всеми своими красками и инструментами, но так и остаться незамеченными.

– Магия, – говорила Сильвия.

– Защита Города, – говорил До.

Возможно, это было одно и то же.

Город был доволен.

Чего не скажешь о властях и полиции, для которых появляющиеся по утрам на стенах города картины становились серьезной проблемой.

Все их работы на стенах были нелегальными. Незаконными. Вандализмом. Нарушением правопорядка.

Но полиции приходилось закрывать на это глаза. Ведь здесь был замешан До, для всех он – уличный художник с именем мирового масштаба.

Следовательно, работы приходилось оставлять. Да еще и охранять, чтобы кто-нибудь не вырезал из стены кусок для продажи на аукционе. Вот это как раз и раздражало власти города больше всего.

С превеликим удовольствием они бы избавились как от До, так и от Си-До – вместе со всеми их ночными художествами на городских стенах.

Но они не собирались останавливаться.

До оказался прав. Рисовать на улицах, на стенах города было истинным наслаждением.

Особенно когда знаешь, что работаешь по живому.

Когда сам Город откликается, помогает тебе рисовать.

«Делать Окна для Города» – так До называл то, чем они занимались.

Холсты, казались после этого мертвым материалом. И слишком мелким форматом.

То, о чем ей и говорил До, еще в самый первый раз.

Их приходилось оживлять, расширять с помощью красок и кистей, но все это было уже не то, по сравнению со стрит-артом.

Не творчество, а скорее ремесло, которым зарабатываешь на жизнь.

Сильвия писала картины в мастерской все реже. Только когда галереи, продававшие ее работы, просили об этом сами.

Можно сказать, под заказ.

Так ее жизнь разделилась на две половины.

Дневная, легальная, в которой она была в меру популярным художником, которого хорошо покупают.

И ночная, тайная, где она была никому не известным уличным художником, скрывающим свое лицо под капюшоном, а имя – за нотой Си.

Глава 4. Белый город

Однажды До предложил:

– Поехали в Белый. Порисуем.

Белый город был столицей другой страны Твердого мира. Маленькой страны на юге-востоке.

До был оттуда родом, что и объясняло его иностранный акцент.

Сильвия в Белом городе никогда не была. Знала только, что не так давно в Белом еще было военное положение. Отменили около месяца назад, открыли границы.

– А поехали, – согласилась Сильвия, – Надолго?

– Как пойдет, – ответил До.

За неделю Сильвия уладила все дела с галереями, отдала им картины для выставок, закрыла висевшие контракты. На карте собралась внушительная сумма – хватит на полгода, может, и год.

Тем более в Белом, где цены в разы ниже и на съемное жилье, и на продукты. Надо думать, на краски с кистями тоже.

У До деньги тоже были, так что справимся – решили они. И поехали в Белый город налегке, только с рюкзаками.

Добирались сначала поездом, потом паромом, в конце – на попутках.

Через границу проходили долго, около пяти часов. Там стоял военный кордон. Длинная очереди из машин и людей.

Документы проверяли со всей тщательностью, задавали вопросы о цели приезда.

– Скажем, что ты – моя невеста. Едем знакомиться с моими родственниками.

– У тебя там остались родственники?

– У нас вся страна – друг другу родственники, – уклончиво ответил До.

Как ни странно, такое объяснение не вызвало у пограничников подозрений.

Их пропустили в Белый город.

Сначала город произвел на Сильвию удручающее впечатление. Он казался измученным, как будто больным.

Его белоснежные стены, благодаря которым он получил когда-то свое название, по фотографиям этих стен Белый город узнавали во всем мире, – посерели, поблекли. Как будто осунулись.

– Это после бомбежки, – коротко пояснил До, – пошли в кавану.

Каванами в Белом городе называли крошечные забегаловки, два на два метра, где жарили на гриле огромные мясные отбивные и подавали на ароматной лепешке, присыпав сверху луком и душистой зеленью.

Той каваны, в которую повел До, обещая лучшее мясо в городе, на месте не оказалось. Судя по открывшемуся их глазам пейзажу, кавана попала под воздушный обстрел и была сметена с лица земли. Вместе с частью здания, к которому когда-то примыкала.

– Я знаю другую, – сказал До.

Перекусив, они отправились в гостиницу, которая точно сохранилась и работала, если верить словам пожилого хозяина каваны, накормившего их вкуснейшим мясом – отбивными с ладонь – за какие-то смешные деньги.

– Такие цены сейчас у нас везде. Кризис, коллапс, конец всему, – пояснил он, заметив их удивленные взгляды на счет.

Они оставили ему хорошие чаевые.

Гостиница, хоть с виду и казалась запущенной, нежилой, действительно работала. Внутри – сразу же охрана. Двое крепких парней в военной форме и с оружием.

Они проверили документы сразу на входе и указали на стойку, за которой сидела администратор.

Сильно накрашенная женщина неопределенного возраста в лоснившемся от долгого использования форменном пиджаке, с вышитым логотипом гостиницы на кармашке, натянуто улыбнулась и забрала их паспорта.

Пришлось заполнить от руки немыслимое количество форм и анкет, поставить десятки подписей, прежде чем с них взяли оплату за три дня, опять же очень мало, и выдали ключи с тяжелыми латунными брелоками-грушами, на боку которых были выбиты цифры.

Закинув вещи в номер, они снова вышли на улицу. Посмотреть на город повнимательней.

До показывал ей по памяти лучшие из стен города. То, что осталось от них.

– Вряд ли они позволят, чтобы мы рисовали, – поделилась Сильвия своими сомнениями с До, показывая глазами на военных с оружием, которые были повсюду. Патрулировали город. Останавливали прохожих для проверки документов.

– А кто когда спрашивал? – ответил До тихо, сквозь зубы.

В его черных глазах уже вовсю плясали черти. И Сильвия вспомнила, что именно в этом городе До начинал. Пробирался в ярды, бомбил из баллончиков поезда, убегал от копов. Это все происходило именно здесь.

Вряд ли кто-то сможет его остановить и сейчас. Даже она.

Но попытаться стоило.

Сильвия готова была рисковать, но в рамках разумного. Рисовать на стенах в чужой стране, под угрозой быть схваченной вооруженным военным патрулем – это уже перебор.

До внимательно выслушал ее аргументы, пожал плечами и сказал:

– Можешь и не ходить.

– То есть ты пойдешь в любом случае?

До кивнул.

– Это риск. Большой риск. Нас могут и убить, – попробовала еще раз Сильвия.

– С чего вдруг?

– Они же все с оружием!

– Ерунда. Они не будут стрелять из-за рисунков на стенах. У них есть дела поважнее.

– Это какие?

– Предотвращение возможных терактов. Они вычисляют террористов.

– Ночью, в капюшонах на головах, тайком спускающиеся на веревках с крыши. Кто же это?

– Мы не террористы. Просто рисуем. Вернее, я… Тебе лучше и, правда, не ходить.

Но все-таки она пошла с ним. И первый раз, и второй, и третий.

Они рисовали небольшими кусками.

Сначала в проходных безлюдных улицах. Там, где были удобные пути отступления. Откуда было легче убежать, если их заметят.

Пару раз их замечал патруль, но обошлось. Удавалось вовремя скрыться.

Днем До знакомил Сильвию с Белым городом, она все больше сближалась с ним.

Белый был насторожен, но благосклонен. Отзывался, открывал им постепенно свои тайные стенки.

 

До облюбовал боковую стену здания в самом центре. Часть здания была снесена взрывом. На сохранившейся торцевой стене он хотел сделать работу.

– Это слишком рискованно, – говорила Сильвия.

Мимо них проходили женщины, мужчины, дети – все в черном, с ног до головы. Как ей объяснил До, здесь носили траур до полугода.

– Не дрейфь, – говорил ей До. – Мы же все знаем. Во сколько они патрулируют. Где. По сколько человек. Просто нужно все хорошо просчитать.

– Может, не надо здесь? Я, правда, боюсь, – предприняла еще одну попытку Сильвия.

– Если боишься, лучше тебе не участвовать.

Сильвии не удалось его отговорить.

До серьезно и долго готовился к этой вылазке. Уходил один. Часами наблюдал за патрулями. Рассчитывал все действия по секундам. Разрабатывал пути отступления.

Это была одержимость идеей.

Или Белый город его так настойчиво просил об этом окне?

Сильвия не знала.

До был уверен, что город, если что, прикроет.

У Сильвии такой уверенности не было.

Наверное, поэтому она решила идти с ним.

Она не могла отпустить До одного.

– Рисовать будем с крыши примыкающего дома, – инструктировал До, – Четырехэтажка. Со двора есть пожарная лестница. Сначала лезем по ней, затем по карнизу и водосточной трубе – попадаем на эту крышу. Она не плоская, двухскатная. Поэтому сильно не размахнуться с рисунком. Делаем компактно, только с ног.

– А веревки?

– Не успеем веревки. Там патруль каждые пятнадцать минут. Примерно. На самом деле, то раньше, то позже на две-три минуты. Придется резко пригибаться, ложиться на крышу – время от времени. Если повиснем на веревках – не успеем.

– Что рисуем?

– На месте разберемся. Красок с собой – по минимуму. Сколько войдет в рюкзак. Мои баллоны уже там. Потом все скидываем, по дороге. Я покажу где.

– Зачем?

– Убегать налегке, без улик. Потом заберем.

На крышу примыкающего дома они поднялись быстро, без особых проблем.

Стенка и правда была хорошая – шершавая кирпичная кладка, долго прятавшаяся под слоем штукатурки и оголившаяся после взрыва. Массивные куски отлетевшей штукатурки так и остались на крыше.

За этой стенкой, с той стороны, было двадцать метров сломанных перекрытий, а дальше зияла пустота. Результат бомбардировки ракетами воздух-земля.

Но с той стороны, где они стояли на крыше, это была просто стена. Пять метров в высоту, около десяти в длину.

– Закрепись ногами на скатах и рисуй с места. Здесь. Это будет центр. Я заливаю по краям.

– Что рисуем? – снова спросила Сильвия.

– Послушай стену. По моим ощущениям, у тебя там круг и что-то в нем, внутри. Как отражение в круглой, не знаю, луже или озере. Давай, сама разберись.

Сильвия прижалась ладонями к стенке, закрыла глаза, прислушалась.

В ладонях возникла легкая вибрация – стенка отозвалась.

Теперь она казалась на удивление тонкой, как мокрая пленка.

Нет, как стена воды. Как водопад, как…

– … весь мир под дождем, – услышала она голос До, откуда-то издалека. Так бывало всегда, когда Сильвия отключалась от внешнего мира.

– Что? – переспросила она, переключив внимание обратно, вовне.

– У нас, говорю, есть ровно час, и пусть весь мир подождет.

– И пусть весь мир под дождем, – задумчиво отозвалась Сильвия. Теперь она знала, что ей нужно рисовать на этой стенке.

Сильвия рисовала – внутри мысленного круга.

За стеной дождя, где-то далеко внизу, просматривалось сооружение цилиндрической формы. Похожее на… жезл уличного регулировщика. Красные и белые горизонтальные полосы попеременно.

На верхушке сооружения должен быть свет. Через дождь для обычного человеческого глаза его было не видно, но он там все равно спрятан, этот свет. Она должна его тоже нарисовать.

– Ложись.

Голос До выдернул ее из работы.

– Патруль.

Сильвия пригнулась, потом легла на крытый железом скат крыши.

– Ближе к стене, – шепнул ей До.

Сильвия бесшумно передвинулась, вжалась в кирпичную стену.

– Не шевелись.

До лежал на втором скате. Их руки касались друг друга на коньке крыши.

Одежда у обоих была темно-серая, снизу их можно было запросто принять за два куска отвалившейся от стены штукатурки. На что и рассчитывал До.

Лишь бы не заметили их начатый рисунок.

– Вставай. Ушли.

До легонько похлопал ее по руке, которой Сильвия из всех сил вцепилась в единственное горизонтальное ребро крыши.

Он помог ей подняться на ноги и продолжил заливку баллончиками со стороны своего ската.

Сильвия вернулась к своему куску.

Да, он определенно будет круглой формы.

Вокруг далекого красно-белого сооружения, которое получилось размером с ладонь, вырисовывался песчаный холм. По нему шли широкие каменные ступени. У подножия холма смыкались в круг высокие деревья. Кажется, сосны. Видимость стиралась хлесткими водяными струями.

– Маяк в лесу? – услышала она далекий шепот До.

Сильвия переключилась. Оказывается, До стоял совсем рядом. В правой руке держал баллончик. Левой очищал стену под ее рисунком. Собирался там что-то заливать.

Сильвия всмотрелась в свой рисунок и кивнула. Да, наверно. Еще там будет море.

Они уже так рисовали и раньше. Делали общую работу, заранее не сговариваясь, кто и что рисует. Следуя только тому, что подсказывает сама стена. Прислушиваясь к голосу города.

Получалось всегда круто.

Вот и сейчас – работали на интуиции и доверии.

Нужно было создать еще тот невидимый огонь, на верхушке красно-белого сооружения. Свет на верхушке маяка, который не видно днем. Только ночью.

Сильвия смешивала краски для света прямо в своей ладони.

– Алхимия?

До улыбнулся, глядя на нее. Сильвия слышала это по его голосу. Он по-прежнему рисовал рядом, бок о бок с ней.

Краска в ладони засветилась. Живой, нематериальный свет. Как солнечный зайчик.

То, что надо, теперь можно переносить свет на стенку.

Внезапно стало как-то ярко вокруг. Холодный, безжалостный белый луч ослепил их сзади.

До схватил ее за правую руку, чуть ниже локтя. Кисть выпала и покатилась по скату крыши.

– Вы арестованы! – орали в громкоговоритель.

До Сильвии дошло, что на них с До направлен мощный луч прожектора.

– В случае сопротивления стреляем на поражение!

Они стояли вдвоем на крыше, в полный рост.

Под лучом прожектора они были как на ладони. Отличные мишени.

– Поднимите руки и положите их на стену!

До ослабил хватку, чтобы отпустить руку Сильвии.

Но она поймала его пальцы, изо всех сил вцепилась и удержала.

– Повторяю, поднимите руки…

Сильвия не слушала. Она шептала До: «Держи меня за руку. Не отпускай.»

Он кивнул и сжал ее ладонь.

Рука у До была теплой, это вселило в нее уверенность.

– Положите руки на стену!

Сильвия подняла свободную руку, где с ладони был смешал свет, родившийся в ночи солнечный зайчик, и припечатала этот свет ладонью к стене.

Ровно в то место, откуда в маяке выходит луч.

«Только держи меня за руку».

– Повторяю, в случае сопротивления стреляем…

Стена под ее ладонью тут же прогнулась, стала гибкой и прохладной, завибрировала.

Сильвия почувствовала пальцами вертикальные дуги – струи дождя.

Стена готова пропустить, спрятать.

Нужно только нащупать самое тонкое место в этом занавесе дождя и пройти насквозь.

«Просто держи меня за руку. Не отпускай».

-… На поражение!

Проскользнуть между струями и протащить за собой До.

Времени на объяснения не было. Сильвия надеялась, что До доверится и пойдет за ней.

Сильвия зажмурилась и сделала шаг прямо в стену, теперь это была стена дождя.

И она потянула за собой До – за руку, которую крепко сжимала.

«Только не отпускай».

Под дождем пальцы становились скользкими, она тянула До за руку изо всех сил, но его ладонь выскальзывала, как будто таяла.

Тогда Сильвия вцепилась в его руку выше, ухватила за запястье, но она все равно ускользала.

Где-то далеко, за дождем, что-то кричали, потом раздались короткие очереди приглушенных дождем звуков.

Потом рука До судорожно задергалась в ее руке и резко вырвалась.

Сильвия шарила вслепую под дождем, пытаясь еще поймать его за руку.

Ее там уже не было.

А потом весь тот мир, что остался у нее за спиной, стал исчезать.

Он как будто гас, отключался.

Ткань реальности истончалась, становилась прозрачной, невесомой.

Все, что только что было твердым и реальным, расползалось на нитки и растворялось.

Реальным теперь был только дождь. Стена дождя. Струи воды, окружавшие Сильвию со всех сторон. Проникавшие в нее, заполнявшие ее тело, мозг, легкие.

Вода протекала сквозь нее, была внутри и снаружи. Она была материей, из которой создается вселенная.

И Сильвия была ее частью.

Тонкой струйкой, готовой раствориться в мощном потоке воды, в этой прослойке между мирами, но стена дождя начала вдруг твердеть.

Струи воды густели, превращались в желе, а потом в похожую на лед массу. С обеих сторон появлялись, формировались прозрачные кирпичи-пластины, складывающиеся в ровные ряды и надвигавшиеся на Сильвию.

Еще чуть-чуть и Сильвия оказалась бы замурованной в ледяную стену, через которую собиралась пройти насквозь.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?