– Расти ещё, и расти! – проворчал дядя. – А отправлю-ка я тебя, племянничек, на учёбу! Есть одно славное местечко в одном знаменитом городе. Заодно и с делами сердечными разберёшься. Я уже задол… хм… короче, разберёшься.
– Это куда? – насторожился я.
– Тебе понравится! – ехидно ответил Улар. – Значит, так! Ольшан и Брезан. Раненого доставить к Ирге и оказать первую медицинскую. Верес, Летяга и Змей остаются присматривать за гостями. Бус, а ты прогуляйся по окрестностям. Мало ли что?
Волки при упоминании моего имени насторожились, переглянулись, явно вспомнив слова Тьери про удава на солнышке. Ольшан и Брезан шустро, но аккуратно утащили раненого. Бус, сбросив вещи, перекинулся и умотал в лес. Спустя пару часов волк оклемался, и дядя, взяв в сопровождение меня, лично отвёз волков в аэропорт. И лично убедился, что они честно сели в самолёт. Успокоился только, когда железная птица скрылась за облаками.
– Что-то мне неспокойно, – проворчал он, направляясь к машине. – Юргеш, почему ты ему помогать-то взялся? Скажешь?
– Все просто, дядя Улар, – отозвался я, следуя за ним. – Он прилетел мстить не по своей воле. Видно его братец тоже за горло держал. Да ещё похлеще меня.
– С чего ты так решил? – недоверчиво хмыкнул он.
– В Круге, когда он не смог меня даже достать, я видел в его глазах отчаяние. Такое, знаешь, когда у тебя на руках друг умирает или ребёнок, а ты ничего не можешь сделать. В такую минуту, на что угодно пойдёшь, если это вернёт жизнь. Любую клятву дашь и любой приговор подпишешь. Вот и он решил, что лучше позор пережить, чем смерть того, кто дороже жизни. И потом, когда я удавку на него накинул, он очень грамотно замер. Ровно так, чтобы не затягивать петлю. Такое было ощущение, что он в такой удавке всю жизнь проходил. И жить он остался, потому что его там, где-то, ждут. Жена, две дочки. А, может, уже и три.
– Однако! – хмыкнул Улар и задумался, садясь в машину. А потом нахмурился. – Но, постой. Все клятвы теряют силу после его смерти. Разве нет?
– Ну, дядя, есть же и такие, что не теряют силы, а переходят по наследству, – я рухнул рядом с ним на переднее, пристегнулся и укоризненно посмотрел. – Ты ж сам объяснял. И Верес тоже, когда про обряд рассказывал. Есть и посмертные клятвы, что работают до исполнения обещанного независимо от смерти носителя. Например, если обещание было связано с его смертью или с его родичами. Вот, под такой и был он, – я ткнул пальцем в потолок машины.
– Я понял, – дядя помрачнел ещё больше и взрыкнул двигателем, разворачиваясь. – Значит, я не зря беспокоюсь. Ещё неизвестно, сколько Тьери таких закладок пооставлял! Чтоб ему на том свете покоя не было! – он немного помолчал, а потом спросил. – Так, что, ты решил что-нибудь? Уйдёшь обратно в тайгу или останешься?
– Не, хорош, уже нагулялся, – улыбнулся я.
12. Брат.
Москва встретила меня проливным дождём. Впрочем, несмотря на осадки, самолёт приземлился нормально. Автобус, отвозивший пассажиров от трапа к вокзалу, подогнали максимально близко, так что можно было сразу нырнуть в него. Из автобуса тоже сразу попал под крышу. Зато на выходе пришлось задуматься. Переждать ливень или рискнуть? Правда, мама обещала, что Матвей меня встретит, но мой мобильник во время пути приказал долго жить и связаться с ним я не мог. Благо, над входом была раскинута приличная, такая, крыша и можно было спокойно встать в стороне от выхода, никому не мешая. Неожиданно я уловил сквозь шум толпы и ливня знакомое ворчание волка и обрадовался, обшаривая взглядом улицу. Точно! Вон внедорожник Матвея! Я подошёл к краю дождевой завесы и помахал рукой, в надежде, что меня заметят. Сидевший в машине волк ворчать перестал, завёл машину и подогнал прямиком ко мне, так что я смог нырнуть прямо в салон, закинув туда же рюкзак.
– Ну, и погодка у вас! – с чувством глубокого облегчения выдохнул я, захлопнув дверь.
– Нормальная погодка! У вас, небось, и не такая случается! – смеётся с водительского места Матвей, выруливая к выезду из аэропорта. – А ты вымахал, прямо не узнать! Кабы рукой не махнул, я б ещё долго соображал. Сколько тебе уже?
– Двадцать шесть было зимой, – улыбаюсь я. – В прошлом году вторая линька была.
– А к нам, как я понял, на призыв? – прищурился Матвей. – Небось, уже в курсе, что в армию вся ваша банда уходит?
– В курсе, – улыбаюсь я. – Сборы уже завтра, верно? Матвей, можно я у вас переночую? Дом дядя кому-то сдал и не хочется вторгаться из-за одной ночёвки. Заодно с братишкой познакомлюсь. Уже, ведь, можно?
– Можно, – кивает волк. – А я все думаю, спросишь или нет. Да, брат, странно как все вышло. Веришь, я тебя как родича ощущаю. Как часть стаи. Что-то вроде племянника.
– Представь себе, очень даже верю! – проворчал я. – У самого такое же. Даже интересно, как на меня мелкий отреагирует?
– Зуб даю, с ходу признает! – смеётся Матвей. – Тем более что мать ему твои фотки чуть не каждый день показывает! Да, что там фотки, когда… – он резко умолк и хитро прищурился. – Не, не скажу. Сам увидишь. Ты мне лучше расскажи, сколько правды во вранье Улара? Он такие кружева выплетал, что и с моим чутьём не разобрать! – он слегка посерьёзнел. – Признавайся, кто порвал Тьери?
– Которого из двух? – невинно спрашиваю я.
– Оба-на! Там ещё и второй был? – крякнул с досадой Матвей.
– Я теперь каратель, так что много сказать не смогу, – уже серьёзно отвечаю, любуясь через зеркало заднего вида вытянутым лицом волка. – Только то, что и так известно посторонним. Этьена Тьери действительно убил я. По официальной версии я уже был к тому времени карателем. Не стал Вожак афишировать, что на самом деле его грохнул несовершеннолетний сопляк, толком не вошедший в силу. Второго тоже я. Но убивать не стал. Ему и так хватило.
– Значит, не померещилось мне тогда, – вздохнул Матвей. – Дар Улеша в тебе раскрылся.
Спустя пару довольно нервных часов мы, наконец, въехали в ворота частной территории закрытого посёлка, где обитала стая Черных. Двое стражей на въезде кивнули Матвею, обнюхали меня и зависли с обалдевшими лицами. Видимо, родич-рысь никак не желал укладываться в привычную картину мира. Одно дело теоретически знать, что где-то там, в далёкой тайге есть я – сын женщины, вошедшей в их род. И совсем другое, когда глаза и нос видят кота, а внутреннее чутье говорит, что это дальний родственник! Матвей только усмехнулся и проехал, крикнув, чтобы закрыли ворота, припарковал машину под навес недалеко от ворот и заглушил мотор. Ливень остался позади, в Москве, сюда ещё не добравшись. Я вылез из машины, вытащил рюкзак с вещами и с любопытством осмотрелся. Посёлок был самым обычным, с похожими друг на друга коттеджами, собранными по одному проекту. Не то, что у нас, где каждый строил дом по своему разумению и достраивал под личные хотелки! Наверное, не найдётся двух одинаковых домов, даже если обойти все поселения рода!
– Юрка! Наконец-то! – я не успел отойти от машины и двух шагов, как на меня налетела мама. Обняла, потрепала по волосам и обнюхала, как настоящая волчица. – Какой же ты стал! Взрослый!
Ничеси я вырос! Мама оказалась даже чуть ниже меня! От нее, как и прежде пахнет красками, булочками с корицей и волком. Даже двумя. Второй, вон он, мчится следом за матерью со всех лап! Он ещё серый, этот пушистый, неуклюжий комок шерсти. Сколько ему? Кажется, четыре? Или уже пять? Пока у него нет даже собственного имени. Это просто мелкий. Щенок. Имя он обретёт только лет в десять-двенадцать. Мама чуть отступила и замерла рядом. Почти добежав до нас, мелкий резко попытался затормозить. Не вышло. Пропахав попой по траве, он кувыркнулся вперёд и, коротко вякнув, распластался почти у моих ног. Закинув рюкзак на плечо, я опустился на корточки.
– Ну, привет, что ли, братишка? – тихо проворчал я на зверином языке и медленно протянул вперёд руку.
Волчонок собрал лапы в кучу, встряхнулся и деловито обнюхал, радостно виляя всей попой и подпрыгивая от нетерпения.
– Ты мой брат? Который из тайги? А я тебя знаю! Мама про тебя все-все рассказала! Тебя зовут Юрррргеш! Правильно? – руки мелкому показалось мало, и он взобрался передними лапами на моё колено, обнюхивая все, до чего только мог дотянуться своей носопыркой. Потом и вовсе попытался запрыгнуть весь.
– Правильно, – смеюсь я, придерживая рукой меховой шарик, набитый любопытством. – Идём-ка в дом. У меня есть для тебя подарок.
– Идём! Я очень люблю подарки! – он попытался спрыгнуть, навернулся вниз, тут же вскочил и во все лапы понёсся обратно к дому, забавно тявкая и рыча. – Ура! Брат приехал! Мой брат приехал!
– Юр, а ты надолго? – осторожно спрашивает мама.
– Я только переночевать, ма, – улыбнулся и, не удержавшись, слегка поддел. – Долго терпеть не придётся.
– Ой, дурной! – ворчит мама, отвешивая лёгкий подзатыльник. – Это когда это я терпела? И куда ты теперь намылился?
– Так, в армию! – ухмыляюсь я. – Мне по паспорту уже девятнадцать!
Мы не спеша направились к одному из типовых домиков. И как волки их различают? По запаху, что ли? У них же все весь мир через нюх воспринимается. Наверное, для волков дома и впрямь разные. А, вот, мне нужно принюхиваться, чтобы их отличить. Внутри все устроено примерно так же, как и у нас. Сразу за дверью небольшая прихожая. У нас она одновременно и кладовая, потому как почти круглый год, за исключением пары месяцев, температура там отрицательная. Дальше одна комната большая. Это гостиная, зал для посиделок, столовая и библиотека в зависимости от обстоятельств. И, вот, как только я туда зашёл, замер и завис. Прямо напротив входа висела картина. Таёжный лес, запорошённый пушистым снегом, какой бывает только в начале зимы. Наш, рысий посёлок Лесной. Дом, в котором я вырос, на нем легко узнается. Сейчас там дядя Улар с Дианой в ожидании первенца. Но на картине там… я! В рысьей ипостаси, каким я выглядел лет пять назад. И рядом дядя Улар.
– Похоже, получилось, правда? – улыбается мама. – Уверена, что там и сейчас ничего не изменилось.
– А, вот, тут ты ошибаешься! – я достал мобильник и раскрыл фотографии. – К нам приехала тётя Ди. И вот… – протягиваю маме телефон, на котором наши бревенчатые избушки, заборчики и плетни раскрашены под камень, мрамор, берёзовую рощу, вязаный шарфик. – Теперь это не Лесной, а Цветной!
Мама с удивлением рассматривает фотографии, смеётся. Потом слегка грустнеет. Я достаю из рюкзака подарок. Деревянную фигурку на которой две рыси. Папа и я. Вместе.
– Мам, это тебе. Папу не вернуть и ты уже не принадлежишь роду рыси. Но он все равно с нами. Здесь, – я вложил фигурку в ее ладони и прижал их к ее груди.
– Улеш! – всхлипнула мама. И неожиданно обняла меня. – Думаешь, я забыла твоего отца? Юрка, ты не представляешь, как я его любила! Больше жизни! Если б не ты тогда, я бы, наверное, тоже не смогла дальше жить. Когда узнала, что ты там с голоду помираешь, бросила все! Наплевала на все контракты! Я его никогда не забуду. Не смогу.
– Знаю, – проворчал я. – Мам, не плачь. Я ее сделал не для того, чтобы ты плакала. Я хочу, чтобы глядя на нее ты вспоминала самое лучшее, что было в той жизни. Папа ушёл и больше не вернётся. Он тебя отпустил, понимаешь? И то, что ты сейчас с Матвеем, это правильно. Так и должно было быть. С самого начала.
– Думаешь, я сделала тогда неправильный выбор? – скривилась мама, отстранившись. – Они, ведь, оба за мной ухаживали. Твой отец и Матвей. Нет, я не ошиблась тогда. Будь Улеш рядом…
– Мам, ошиблась не ты, – вздохнул я. – Ошибся отец. Он должен был… да, все это по сути уже неважно. Просто Матвей действительно твой. А я попробую исправить то, что не сбылось.
В памяти всплыл образ Риты Котовой. Судьбой предназначенная мне пара. Что мне с ней делать? Смогу ли я переупрямить ее дурной характер? Получится ли исправить былую ошибку? Или судьба сделает новый виток? Пока я не знаю. Время выбора ещё не настало, оно для меня впереди. И что я выберу, знает, наверное, только Бог.