– Не давай воли негативным чувствам, Мэри. Слава Богу, эти времена давно остались в прошлом и наши дети не увидят те страшные картины воочию. Лишь в фильмах они будут видеть те страшные картины, которые не должны иметь место в жизни.

– Не знала, что у тебя было такое тяжелое детство. Я- то самая была маленькой, когда началась война, даже отца плохо помню, который погиб на войне, а вот тебе досталась тяжелая ноша, значит, – задумавшись над словами Миши, сказала Мэри.

– Не только у меня было тяжелое детство, Мэри. У всех ребят моего возраста было тяжелое детство. Я о тех временах даже никогда не говорил, старался не вспоминать то, что делает больно сердцу. Только совсем не вспоминать, тоже не получается. Зачем вспоминать часто то, что делает больно сердцу?

– Век живи и век учись. Никогда бы не подумала, что в наших лесах сохранились места, где от немцев прятались люди.

– Да, есть. Свидетелем того времени является пещера, – Миша указал на скалу, которая располагалась высоко над ними.

– Удивительно. Те самые пещеры?

– Те самые, – грустно подтвердил Миша.

– А туда есть вход? – Спросила Мэри.

– Есть, Мэри, есть. Хочешь, зайдем внутрь?

– Хочу, только боюсь, что мои старые кости не согласятся подниматься по этому склону, – Мэри указала на подъем.

– Наши кости, и наше тело подчиняется разуму. Если разум желает, то тело будет подчиняться. Иди за мной медленным шагом, – сказал Миша и, держа Мэри за руку, начал подниматься по склону медленными шагами.

Подниматься по склону в пещеру было делом не легким, но старики не сдавались.

– Миша, а вы больных и детей как поднимали в пещеру? Тут же и птица безопасно не может пролететь!

– А что нам оставалось? Обычно передвигались ночью, чтобы немцами не были замечены, а это было сложно. Сама понимаешь, и видишь наглядно, как трудно перебираться в пещеры, а ты попробуй ночью без света это сделать.

– Вот вы были настоящими героями! – С восторгом сказала Мэри.

– да, мы были маленькими героями, – с улыбкой ответил старик, – тяжело было переносить стариков и детей на плечах в безопасное место. Сложнее всего было с детьми. Они своим криком могли привлечь внимание. Мы же не знали точно и не были уверены, что немецких лазутчиков нет на нашей территории. Поэтому и осторожничали, чтобы не нарваться на рожон. Старики- то все же понимали, что донести их до безопасного места очень сложно и вели себя так, как мы им и говорили, а вот, говорю же, что с детьми было все очень сложно.

Миша понимая, что Мэри уже не в силах подниматься, взглянул на нее.

– Устала, да? – Глядя на измученное лицо Мэри, спросил Миша.

– Нет, дальше я не могу, – с досадой сказала Мэри, – как бы мне не хотелось увидеть пещеру, которая в годы войны стала убежищем для многих, но мне все же лучше вернуться вниз.

– Нет, уж. Раз решили подняться, то поднимемся, чего бы нам это не стоило, – ответил Миша уверенным голосом.

– Чего бы нам ни стоило? – Спросила Мэри, – даже ценой жизни?

– Нет, ценой жизни, нет, конечно, – начал уверять ее Миша.

– Но я больше не могу, Миша. Я валюсь с ног от усталости.

– А мы разве куда-то спешим?

Миша снял свой тулуп и расстелил на камни, – присядь и отдохни, – сказал он.

После того, как они отдохнули, Миша взял за руку Мэри и все же добрались до желаемого места.

Разбросав по сторонам старые ветки и бревна, они зашли внутрь пещеры.

– Это и есть та самая пещера?– Спросила с удивлением Мэри, оглядываясь по сторонам в темноте.

– Подожди, так ничего не видно, – ответил Миша.

Он достал из рюкзака фонарь и начал светить по сторонам.

Пещера оказалась не маленькой. Общей площадью она могла быть внутри не менее пятидесяти квадратных метров.

– И тут были когда-то люди? – Удивлялась Мэри.

– Очень много людей, но точное количество сказать не могу, – ответил Миша.

– А что это за свечи на стенах? Это точно остатки свеч! Это с тех времен?! Нет! Это свежие свечи! Миша, мне тут страшно! Это какое-то сектантское место, наверное! – Начала паниковать Мэри, – и угораздило же меня сюда прийти!

– Не надо было тебя сюда приводить, – пробубнил тихо Миша, – не бойся, Мэри. Здесь нет ничего опасного.

– Что это все?– Оглянувшись по сторонам на стены, на которых видны были недогоревшие свечи, спросила Мэри.

– Мэри, тут не только люди спасали свою жизнь, – грустно сказал Миша.

– А что еще? Тут собираются какие-то сектанты иногда? Тогда нам лучше уйти отсюда и не приходить больше! – Снова запаниковала Мэри.

– Где жизнь, там, что еще бывает?

– Что бывает? Я не знаю, что бывает, – Мэри попыталась уйти от вопроса.

– Знаешь, Мэри. Где жизнь, там и смерть.

– Причем смерть? И зачем мы сейчас в такой нагнетающей обстановке говорим о смерти?

– Присядь, – сказал Миша, и, сняв свой тулуп, снова постелил его на продолговатый камень.

Мэри присела на тулуп, но дрожь по ее коже не проходила.

– Мэри, если бы ты только знала, сколько детей тут пустили души. Дети, у которых родителей разворовало бомбами. Я их, вот, этими самыми руками носил в пещеру. На мне засыхала кровь раненных детей. Они больные и голодные, не смотря на то, что над ними нависла смерть, все же боялись темноты. Мы с ребятами старались, чтобы факел никогда не угасал. Только мы не могли все время быть тут рядом с ними. Нам приходилось возвращаться в город, чтобы найти среди развалин новых пострадавших и привести их в пещеру. Все было не просто. Приходилось в такое ужасное время искать им еду и питье, что было делом не легким. В те самое время, когда нас не бывало в пещере, многие дети умирали тихо. Да, Мэри, они умирали, так и, не поняв, зачем они вообще родились и зачем умерли. Они жаждали выпить глоток воды. Мы то, не смотря на то, что им с открытыми ранами нельзя было давать воду, все же подносили к их губам мокрые марли, только мы, как я уже говорил, не могли быть рядом, и многие из них умирали в одиночестве.

– Боже, какие страшные вещи ты говоришь, – у Мэри снова мурашки пробежали по коже.

– Это тебе страшно, Мэри, я же в детстве видел и пережил все это. Да, конечно боль осталась сердце, но время научило жить с этим. Тем более каждый живой человек обязан ценить жизнь. Нельзя жить прошлым.

– Значит, ты научился с этой болью жить?

– Научился. Говорю же, что время лечит раны.

– Странно все это.

– Мэри, как только у меня появляется возможность, приношу свечи и зажигаю их для детских душ. Да, мы не знаем, нашли ли их души покой. Быть может они и до сих пор тут обитают. Нам это знать не велено. А если они тут все же обитают, то пусть маленькие души ничего не боятся, потому что старый Миша не даст их в обиду. И пока я жив, для них всегда будут гореть свечи, чтобы они не боялись темноты.

– Вот почему ты так часто ходишь в лес…

– Я даже не знаю имена этих детей…

– Ни одного?

– Одного помню. Игнат – цыганенок. Как сегодня помню его кучерявые волосы, большие и круглые глаза. Мальчик издыхая, повторял имя своего коня. Он так и просил, чтобы его отнесли к его коню или бы коня привели к нему. Не знаю, был у него в действительности конь или быть может, это была его фантазия в бреду, но на его мучения жутко было смотреть.

Женщина, лежащая возле него, больше не могла смотреть на то, как цыганенок скучает по своему коню. Она попросила отрезать ее длинные волосы и просила отдать цыганенку. Женщина, как только мы вложили ее волосы в руку цыганенку, с трудом от боли, но все же произнесла:

– Сыночек ветра, сыночек свободы, вот кончики гривы твоего коня. Он у тебя такой славный, что не помещается в пещере, поэтому его оставили на улице, а это его грива и держи коня своего за хвост.

Мальчик, как только взял волосы, прижал их к груди, и, сказав какие-то ласковые слова на своем цыганском языке, закрыл навечно глаза.

– Обман во благо?– Мэри вытерла свои слезы.

– Обман во благо, – подтвердил Миша.

– Боже, как же тут больно находиться.

– Больно? Нет, не больно. Мэри, я прихожу сюда и сижу часами. Я люблю тут быть. Это чистое место. Да, есть и место ненависти к пещерам, но вместе с тем и какая-то непонятная любовь. Тут спустили души хорошие люди. Здесь в пещере аура чистая и легкая. Это тебе на первый взгляд кажется, что находиться тут тяжело. Но если бы ты так же, как и я приходила сюда со времен окончания войны практически каждый день, то ты бы тоже полюбила это место.

– Теперь я тебя больше понимаю. Ты видел много горя, Миша. Вот почему ты всех всегда понимаешь, и всякой даже непонятной и сложной ситуации находишь разумное объяснение. Ты закален тяжелой жизнью.

– Плохо все, Мэри. Я хотел, чтобы ты развеялась и забыла о своих неурядицах в жизни, а я привел тебя в такое место, где, наверное, тебе стало еще хуже.

– Что ты, Миша. Знаешь, что я поняла, несмотря на то, что больно сердцу за тех ребят, для которых пещера стала последним местом?

– И что же?

– А то, что я страдаю и думаю о тех вещах, которые в жизни не имеют столько значения, чтобы из-за них так страдать. Как же я не понимала, что в жизни есть вещи страшнее моих проблем. Да, я не обесцениваю свои проблемы и переживания, ведь для каждого человека его боль самая большая. Только придя сюда, я поняла, насколько незначительны мои переживания, которые создавали мне бессонницу и отнимали мой сон. Ведь, в жизни были крохотные люди – дети, которые в муках находили свой конец в сырой пещере, мечтая сделать глоток свежего воздуха. Миша, как же ты правильно поступил, что привел меня сюда.

– Может и правильно. Только, говорю же, что не специально. Мне всего лишь хотелось, чтобы ты развеялась. Думаешь, на меня не нападает тоска или у меня не бывает плохое настроение? Бывает. Только в такие минуты мне приходится подолгу гулять по лесу. Лес очень помогает прогнать тоску. Не знаю, каким образом, но помогает.

– Никогда бы не подумала, что пещера, служившая во время второй мировой войны убежищем для больных, поможет и мне.

– А ты уверена, что помогла тебе?

– Больше, чем уверена. Да, мне помогла пещера, но и ты мне помог. Если бы не ты, я бы никогда не знала о существовании пещеры.

– Пустяки, – уставшим голосом ответил старик.

– Мне даже неудобно стоять перед тобой, Миша, зная, что ты глубоко в душе можешь осуждать меня за мое малодушие. Ты, человек, который прошел такое, и все же остаешься тем, который по сей день помогает другим. А что касается меня, то я раскисла, словно квас хлебный.

Обратно в село Миша и Мэри возвращались молча. У Мэри все время крутились картины перед глазами, которые рассказал ей в пещере Миша.

Мэри в какой-то степени чувствовала себя виноватой перед Мишей, так как считала свое поведение капризным.

Несмотря на усталость в ногах и во всем теле, Мэри шла лёгкой походкой. Сумок у нее не было, так как маленькое количество грибов, которые им удалось собрать, нес Миша. Когда они приблизились к дому Мэри, она довольно вздохнула и сказала:

– Наконец то дома.

– Да, наконец, добрались, – тоже довольно произнес Миша и присел у лавочки отдыхать.

– ну, и прогулка, – удивлялась Мэри.

– Рада, что, наконец, добралась?

– Да, рада. Несмотря на жизнь в селе, я же практически никуда не выхожу. Разве что на рынок когда-то один раз и до центра села в магазин. Для меня прогулка по лесу это что-то невероятное, как например, пройти Гималайские горы.

– Это намек на то, чтобы всякие старики вроде меня, которые любят шляться по лесу, тебя больше не беспокоили и не звали на прогулку? Да, это намек такой? – С улыбкой спросил Миша в надежде рассмешить Мэри.

– Нет, что ты, Миша. Это никакой не намек. Говорю же, что я всего лишь не привыкшая.

– А, я- то я подумал, что намекаешь.

– Спасибо тебе за прогулку. Скорее не за прогулку, а за урок истории. Никогда бы не подумала, что в свои годы сделаю для себя такое открытие, как пещера в лесу.

– Если бы я знал, что тебя это так впечатлит, то и раньше бы тебя отвел туда.

– Так уж получилось, что живя уже более трех лет в селе, только сейчас попала в пещеру. Но, ничего, все же попала и это главное, – с восторгом сказала Мэри.

– Я в любом случае рад, и спасибо тебе, что согласилась на прогулку со мной.

– Это тебе спасибо, Миша.

– Ладно, я пойду, а то вечереет, а кое-какие дела по дому требуют к себе своевременного внимания.

– Впрочем, как и у меня, – сказала Мэри.

Миша попрощался и уже уходил, как Мэри остановила его.

– Миша, приходи завтра, и отведаем наших грибов. Собрал то их ты, значит и поесть их должны вместе.

– Какая разница, кто собирал, и кто есть будет, – с улыбкой ответил Миша.

– Все равно несправедливо.

– Значит, приглашаешь меня.

– Приглашаю.

– И я не имею право на отказ?

– Да, считай, что не имеешь право отказаться от приглашения, – подтвердила Мэри.

– Тогда завтра к обеду и приду, так как с утра грибы нежелательно есть, а в обед точно отведаем, – пообещал Миша и тяжелыми шагами направился в сторону села.

Да, Мише снов не хотелось разлучаться с Мэри, но ничего ему не оставалось, как вести себя подобающим образом, ведь и сегодня он не смог рассказать ей о своих чувствах. Иной раз Мише казалось, что он так никогда ей и не расскажет о том, что она ему так дорога. Хотя он был уверен, что Мэри ответит отказом. Тем не менее ему иной раз хотелось, чтобы она была в курсе о чувствах к себе с его стороны.

Весь вечер увиденная картина в пещере не могла покинуть голову Мэри. Она думала обо всем, что рассказал ей Миша. Женщина данную прогулку считала не терапией, а настоящим исцелением. Понимая, что ей грех жаловаться на жизнь, так как своими ушами слышала, как Миша рассказывал ужасные истории про тех, кто кончил жизнь в ужасных муках в той самой пещере, в которой она сама смогла побывать.

Даже когда Мэри ночью легла в свою постель, мысли касательно ее будущего больше не беспокоили. Несмотря на переполняющие ее эмоции, она уснула, словно младенец и проснулась утром лишь тогда, когда из курятника начал горланить петух.

Мэри, как всегда, сделав утренние дела по хозяйству, села на лавочку и начала чистить вчерашние грибы, собранные в лесу с Мишей. Теперь ее мысли занимал только Миша, который в последнее время начал занимать слишком важное место в ее длинной, как ей казалось жизни.

– И что он так стесняется говорить мне имя своей любимой? Хотя, какая там любимая. С его стороны чувства, а она – ее любимая о его чувствах и знать не знает. Это не полноценная любовь, а скорее всего безответная, – говорила сама себе Мэри, – какая женщина смогла так свести его с ума на старости лет? Кого это Миша впустил в свое сердце? Знать бы только, но он молчит словно рыба, а допрашивать его нехорошо. Это его жизнь и право тоже его, кого любить и когда. Только бы хоть краем глаза увидеть ту счастливую, – все говорила вслух себе Мэри.

Так бы и разговаривала Мэри, если бы Зина не появилась на своём велосипеде возле ее дома.

– Доброе утро, Мэри, – поздоровалась она, возясь как всегда с газетами.

– Доброе утро. Что это ты так рано объезжаешь? – Спросила Мэри, – даже полудня нет.

– Так погоду глянула. Сегодня шквалистый ветер обещают. Разнесу газеты и домой, а то еще ветер настигнет.

– Посиди пока рядом. И до ветра успеешь все газеты развести. Вон, гляди, какой у тебя помощник надежный, лучше любой машины, – Мэри указала на велосипед Зины.

Зина присела рядом с Мэри и достала ей газету, которую она и выписывала вот уже несколько лет. Мэри не любила смотреть телевизор, так как стоило ей сесть перед ним, как от него сразу же начинали слезиться глаза. Поэтому она и знакомилась с новостями исключительно через газеты.

– Дары леса?– Спросила Зина, увидев грибы рядом с Мэри на лавочке.

– Дары леса, – подтвердила Мэри, балует нас в этом году лес своим дарами, балует.

– Миша принес? – С хитрой улыбкой спросила Зина, все еще пересчитывая свои газеты.

– Почему Миша… Я сама, – уверенно ответила Мэри.

– Сама ходила в лес? – Удивленно спросила Зина.

– Тут Мэри задумалась, отвечать Зине как есть на самом деле или промолчать. Только побоявшись, что Зина пойдет и расскажет всему селу о прогулке с Мишей по лесу, отвела разговор:

– По телевизору передавали, что будет шквалистый ветер? – Все перебирая грибы, спросила Мэри.

– Да, вчера вечером и передавали. А ты что не смотрела? Или, может, тебя в это время дома не было?– Зина снова попыталась вернуться к закрытой теме.

– Может с курами возилась и не слышала ничего, – стала оправдываться Мэри.

– Ладно, Мэри. Сидела бы тут с тобой, и разговаривали бы по душам, только мне убегать надо, а так, хотелось сказать тебе что-то важное.

– Что за важность? Давно я не в том возрасте, когда важные вещи меня касаются.

– А то, что приглянулась ты нашему односельчанину. Разве это не важная новость? – С улыбкой сказала Зина и подозрительно посмотрела на Мэри.

– Что? Это шутка такая, да? – С улыбкой и удивлением спросила Мэри.

Она не понимала, как реагировать в таком случае на новость, которую только что услышала.

– Почему шутка? – Все еще пристально глядя на грибы, произнесла Зина, – в нашем возрасте с этим уже не шутят.

– Тогда это какое-то недоразумение или чья та неудачная шутка, – сказала Мэри, уверенная в том, что кто-то решил над ней подшутить.

– А почему должна быть ошибкой? Или у тебя настолько пониженная самооценка, что не веришь, что можешь кого-то заинтересовать?

– Я об этом и не думала, – со смущением ответила Мэри, – меня эти вопросы и не занимают. Давно не в том возрасте, чтобы любовными вопросами интересоваться.

– Ну что же ты так… человек по тебе днями и ночами думает, а ты…

– Не в том я возрасте, Зина. И вообще не хочу даже эту тему затрагивать, – сделав голос строже, сказала Мэри, тем самым дала понять Зине, что ее не интересуют такого рода вопросы.

– Ну почему же? А если ты так дорога человеку, почему бы и нет? – Не унималась все же Зина, несмотря на неуместность ее слов.

– Допустим и так, то что? Разве женщине в моем возрасте к лицу на мужиков смотреть? Не мое это все уже, не мое. Что скажут люди, Зина?

– Что скажут люди? – Переспросила Зина?

– Да, что скажут люди?

– А людей волнует то, что скажешь ты?

Зина задала тот же вопрос Мэри, что и Миша днём раньше.

– Ты говоришь точно так же, как Миша. Он тоже как- то говорил, чтобы я мнение людей не ставила выше своих интересов. Хотя, какие еще интересы могут быть у женщины в моем возрасте…

– Миша?

– Да, он.

– Вы разговаривали с ним на эту тему? – С удивлением спросила Зина.

– Да, говорили. Пожилые люди часто делятся своими мыслями друг с другом, и в этом ничего удивительно нет.

– И он тебе сказал? – Снова с вытаращенными от удивления глазами, повторила свой вопрос Зина.

–А что он мне должен был сказать? – Не менее удивленным лицом спросила Мэри.

– Ну, то, что…

– Не в том я возрасте, чтобы даже обсуждать данную тему.

– Мэри, ты не чужого мужика уводишь. Мужчина, которому ты приглянулась, давно уже вдовец. Было бы хорошо, если бы у вас появились обоюдные чувства, – настаивала на своем Зина.

– У меня свои взгляды на жизнь, – сухо проронила Мэри.

– Ладно, тогда и имя того человека, который тобой интересуется, не имеет никакого смысла называть. Что толку если ты так категорично настроена. Пусть и имя его останется втайне от тебя.

– А мне и не надо, чтобы ты называла его имя, – ответила Мэри снова сухим голосом.

– Ошибку делаешь, Мэри. Ой, какую огромную ошибку.

– Не станет уважающий себя человек на старости лет на старушек посматривать.

– Человек тот, который в тебе заинтересован, настолько хороший, что все односельчане до единого души в нем не чают. Смотри, Мэри, не пожалей о неправильно принятом решении. И не говори, что уважающий себя человек на старости лет не будет на старушек поглядывать. Почему это не будет? Все в этот мир приходят, чтобы счастье познать. Тем более, говорю же, что человек он – вдовец. Еще мы прекрасно знаем, что человеку всегда нужен человек, тем более людям преклонного возраста.

Обернув голову в сторону, чтобы Мэри не увидела, Зина тихо проворчала:

– Умная нашлась. Две книги прочитала, и уже корчит из себя неизвестно кого. Видите ли, то что человек в преклонном возрасте ищет себе спутницу жизни, по ее мнению очень пошло…

– Что за «пуп» земли ваш вдовец? – Спросила Мэри все же брезгливым тоном.

– А тот, который больше всего своим добрым сердцем в глаза бросается. Только почему-то ты его не замечаешь, – ответила Зина и в ее словах чувствовалась обида.

– И кто же так в глаза бросается? Я что- то не приметила такого, который бы в глаза бросался.

– А он сказал, что ты слишком своенравна, и не хочет разочаровываться.

– Тайный поклонник, – покачав головой, равнодушно сказала Мэри, – и еще для него я слишком своенравна. Вы же посмотрите, какие мужики впечатлительными бывают и с тонкой душой, – рассмеялась Мэри.

– Да, именно тайный поклонник и быть может впечатлительный. Поэтому он не хочет раскрывать свое имя, зная, что ты отвергнешь его. Он всего лишь не хочет перед всеми падать лицом в грязь.

– Значит и для него важно мнение окружающих?

– Не столько мнение окружающих, сколько страх того, что ты отвергнешь. Да и мнение окружающих, наверное, раз он старости лет окажется отвергнутым.

–Понятно, – равнодушно ответила Мэри, таким образом, давая понять Зине, что данная тема разговора ее утомила.

–Но, тем не менее, не так, как ты считаешься с мнением общества…

– Да, Зина, я из числа тех, кто париться о том, что о нем подумают другие. Даже если это и неправильно, все же на данный момент это мое мнение. Даже если бы я захотела пересмотреть свое мнение, я не могу этого сделать.

– Мэри, по твоим словам понятно, что тебе неприятно продолжать разговор.

– Да, так. Мне действительно не хочется продолжать данную тему.

– Но ты даже не знаешь, что за человек. Быть может он так тебе понравится, что ты будешь иначе смотреть на ситуацию.

– Каким бы ни был мужиком, все равно мне мой возраст уже не позволяет смотреть на кого-то, – усталым голосом от спора голосом сказала Мэри, – посылала бы мне судьба спутника жизни стоящего, послала бы в молодости, а в моем возрасте, в каком сейчас пребываю, я не хочу становиться посмешищем для людей.

– Ну, право твое, Мэри. Только смотри и не пожалей от своего характера.

– Был бы характер, свою жизнь бы обустроила в молодости. А в моем случае это всего лишь бесхарактерность, – снова с равнодушием сказала Мэри, но Зина ее уже не слышала.

Зина попрощалась и уехала. Мэри же пришлось больше вдаваться в догадках касаемо тайного поклонника.

– Что за дела происходят в селе? Это потому, что весна и поэтому обострение чувств? Миша в кого-то влюбился. В меня кто-то тайно тоже влюблен. Что за старики пошли, – говорила Мэри, перебирая грибы, – вот придет Миша, и я поговорю с ним. Может он знает имя моего тайного воздыхателя. Хотя вряд ли он скажет что-то. Он и имя своей любимой женщины не сказал, а чужую тайну подавно не будет раскрывать.

*****

Был полдень, и грибы Мэри уже были готовы. Мэри, несмотря на то, что Зина предупреждала насчет дождя с ветром, все же накрыла на стол во дворе под деревом и ждала появления гостя.

Гость же задерживался, и Мэри пришлось гадать насчет его опоздания.

Спустя некоторое время, он все же появился на дороге. Приблизившись, Мэри пристально посмотрела на него, и стоило ей больших усилий, чтобы скрыть радость от его появления. Вид у него Миши был грустный. Только в руках у него были полевые цветы, и стоило Мише обратить свой взор на маленький букет цветов, как легкая улыбка тут же появлялась на его морщинистом лице.

– Добрый день, Мэри. Каждый раз прихожу к тебе с пустыми руками. Будь я на твоем месте, давно бы прогнал такого гостя, который и букет цветов нарвать не желает для тебя.

– Добрый день, Миша. Что ты, какие цветы. Они не обязательны. Главное, чтобы человек сам ходил в гости, а так, какая надобность, чтобы он с собой что-то приносил. Не из тех я хозяек, которая гостя за подарки любит. Сама таких хозяек не особо жалую. Тем более одной из них я точно становиться не хочу, – строгим голосом сказала Мэри и взяла цветы у Миши.

Мэри тут же вынесла вазу. Положила цветы в стеклянный сосуд и поставила на стол.

– Примула, – обрадовалась она цветам, – мой любимый вид первоцветов. Где ты их еще раздобыл? В это время весны их уже не бывает. – Спросила Мэри и помогла снять с Миши ему тулуп.

– Под старым дубом их обнаружил. Видать в тени и не спешили отцветать.

– Да, тогда получается, что тень их и сохранила.

– Как-то эгоистично, получается, – взволнованно сказал Миша.

– Ты к чему? – Спросила Мэри.

– К тому, что вдвоем только будем обедать грибами. Был бы третий человек, было бы прекрасно.

– Кого мне позвать? В это время все своими делами заняты.

– Да, ты права. В это время дня все заняты своими делами. Другое дело, если бы вечером решили посидеть. Еще и почтальона нигде не видно.

– Так она была уже утром.

– Правда?

– Проехала тут и газету мою занесла.

– Странно. А почему я ее не встретил по дороге?

– Не знаю. Хорошая она женщина, только иной раз может и обсуждать чью-то жизнь, что ей честь не делает, – строго сказала Мэри.

– Ничего подобного. До сих пор я такого за ней не замечал.

– Не замечал?

–Нет. Вот на этих плечах выросла непоседа. Была бы сплетницей или женщиной, которая в чужие дела лезет, я бы непременно знал, – рассмеялся Миша и потер свои старые руки.

По лицу Миши было видно, что он очень волнуется, вытирая пот со лба каждую минуту. Это насторожило Мэри, и она спросила:

– Что с тобой? У тебя взволнованный вид. Что-то беспокоит?

– Нет, ничего. Все хорошо. А скажи, Мэри, Зина тебе ничего не говорила? Может, разговаривали о чем-то? Нет, не подумай, что лезу в женские дела, нет, но…

– Поговорили немножко. Например, сегодня она, словно хорошая сваха, что какой-то тайный поклонник у меня в селе появился. Сказала, что он во мне души не чает и прочие выдуманные вещи.

В этот момент Миша словно перестал дышать и уставился на тарелку с огурцами. Ему казалось, что Зина все рассказала Мэри, касательно его чувств к ней. Только поведение Мэри не говорило о том, что она осведомлена насчет его чувств и старик немного расслабился.

– Правда? И почему ты решила, что все это выдумано? – Нахмурив брови, спросил Миша.

– Да если и правда, кому такая, правда, нужна?

– Не знаю. Жизнь разная бывает, – откусив соленый огурец, сказал Миша.

– Как у тебя, например? – Ехидно спросила Мэри.

– Как у меня, например, – согласился он.

– Смешно получается, да, Миша? Ты кого-то полюбил в селе. В меня кто-то влюбился, – с улыбкой сказала Мэри.

– Да, было бы смешно, если бы не было так печально.

– А что печального?

– А то, что мы не ценим то, что нам дает Господь.

– Не понимаю. Это и меня касается? Это камень в мой огород?

– Может и тебя. Если ты примешь это в свою сторону, то и тебя будет касаться.

– А что ты хочешь сказать? Хочешь сказать, что я не ценю, что в старости в меня влюбился кто-то? Я должна благодарить своего тайного воздыхателя за чувства, которые мне уже и не нужны?

– Да, должна благодарить, – сухо ответил старик.

– Но это неправильно, – возмущенно сказала Мэри, словно ее насильно хотели за кого-то выдать замуж.

– А что правильно? – Грустно спросил старик.

– А то, что любовь должна приходить вовремя, а не в старости, – скривив свои губы, произнесла с обидой Мэри.

– А что если запоздала и пришла в старости то прогнать ее? Как жестоко, однако…

– Да прогнать. Потому что люди могут неправильно понять.

– Ясно, – сказал Миша с такой интонацией, словно у него пропал аппетит.

– Не ясно тебе вовсе, а я разъясню. Всему свое время. Вот.

– Откуда ты заешь, когда время любви?

– Что?

– Ответь, – требовал ответа Миша.

– Ты смущаешь меня, Миша. Как откуда знать. Все знают, что время любви – молодость.

– Правда? И где это написано?

– А где должно быть написано? Сама жизнь ее диктует и мы знаем, когда у любви право на рассвет.

– Жизнь диктует?

– Диктует.

– Как же мы по разным берегам реки с тобой Мэри.

– Почему же?

– А ответь мне: ты хочешь сказать, что нигде не написано, когда должна приходить любовь?

– Да, но по всем понятиям в молодости. А когда человек в нашем возрасте устал от многого, то любви в груди данного человека делать нечего. От набравшихся проблем за всю жизнь любовь может и задохнуться.

– Если бы любовь не могла найти место в уставшей от жизненных проблем груди, то и не ютилась бы там, – ответил Миша, все еще жуя огурец, словно во рту у него была ложка дёгтя.

– А она глупа эта любовь, глупа, раз приходит так поздно. А с другой стороны, если человек в преклонном возрасте влюбляется, то эта самая любовь, подачка от судьбы. Понимаешь, Миша? Это всего лишь подачка. Не каждый уважающий себя человек станет ее принимать. Согласись, что подачки не все принимают.

– Подачка…

– Подачка, – подтвердила Мэри строгим голосом.

– Не может быть самое красивое чувство из всех быть глупой, и как ты ее называешь подачкой, – все еще жуя свой огурец и не в силах проглотить, сказал Миша.

– Не могу утверждать ничего. А ты случайно не знаешь того человека, который в мою сторону смотрит? Нет, не принципиально мне знать его имя, но ты же знаешь всё-таки женское любопытство сильное чувство, – с улыбкой сказала Мэри.

– Того мужчину? – Спросил Миша с таким голосом, будто не знал о ком речь.

– Да, который все рассказал Зине.

– Да всех мужиков в селе знаю. Тут состарился, а твоего поклонника тайного я знать не знаю.

– Смешно да? Я не знаю, кто меня любит и женщина, которую ты любишь, тоже не знает об этом.

– Мы повторяемся, – потерев свои старые глаза левой рукой, сказал Миша.

– Да, мы это обсуждали. Впрочем, оставим эти разговоры. Грибы остыли.

– А я люблю грибы в холодном виде, – сказал Миша испорченным настроением.

Дальше они обедали молча.

Мэри видела, что у Миши испортилось настроение и чтобы исправить это, сказала:

– У меня для хорошего гостя есть хороший коньяк. И почему я раньше не додумалась вынести его.

– Коньяк пьют, когда отмечают какое-то событие, а нам что отмечать? Я лично что? То, что любимая не знает о моих чувствах, или ты не знаешь своего тайного воздыхателя.

– А что, нас только это должно занимать? Каждый день по своему красив и неповторим. Выпьем за наше здоровье и за то, чтобы жизнь нас радовала.

– Так неси свой эликсир для счастья, – согласился Миша.

Мэри зашла в дом и вышла с бутылкой коньяка.

– Я всю жизнь ни грамма не пила. Все некогда было и желания не было, – глядя на бутылку, сказала Мэри.

– Иногда выпить пятьдесят грамм и для здоровья неплохо.

– Только не в моем случае. Всю жизнь приходилось иметь свежую голову на плечах, занимая важную и ответственную должность, и старалась оставаться разумно соображающей, – с улыбкой сказала Мэри.