Постепенно Юрий Васильевич стал посещать не только ИЗО-студию, он стал участником практически всех мероприятий в отделении. Он ходил на группу психологической поддержки, где участники группу обсуждали волнующие их проблемы, такие как конфликты с родственниками, обиды, одиночество. Эту группу, как правило, посещают люди, еще не очень пострадавшие от болезни. Юрий Васильевич всегда опаздывал на 5 минут, пациенты говорили: «Ну вот, наш смешной человек опять опаздывает!» Если он задерживался больше, чем на 5 минут, участники группы начинали волноваться, и кто-нибудь предлагал сбегать его поискать. На группе каждый предлагал свою тему для обсуждения, Юрий Васильевич всегда предлагал одну и ту же тему: «как найти работу», к этому тоже все привыкли. Во время группы он обычно молчал, хотя мог иногда неожиданно не к месту задать какой-нибудь вопрос, например: «А пиво – это тоже алкоголь?» или что-нибудь в этом духе. В конце группы, когда все делились впечатлениями, Юрий Васильевич всегда говорил одну и ту же фразу: «Пообщались, главное, мы здесь пообщались!». Однажды ведущая группу психотерапевт не пустила опоздавшего Юрия Васильевича, группа стала за него горячо просить, но она все-таки не разрешила ему присутствовать. После этого случая, он перестал опаздывать. Кроме того, Юрий Василевич начал ходить в театральную студию, тренажерный зал, танцевальную терапию, тренинги. Везде он оставался «смешным человеком», часто задавал нелепые вопросы, но везде ему были рады. Однажды, на группе, вместо привычной темы о том, как найти работу, Юрий Васильевич вдруг предложил поговорить об одиночестве и даже сказал, что одиночество – это очень плохо. Он стал пытаться как-то общаться с окружающими, подходил к пациенту или к сотруднику и задавал какой-нибудь вопрос, повторяя его несколько раз. Юрий Васильевич стал по– другому одеваться. Первое время он ходил в отделение в растянутом свитере и старых брюках. Однажды он пришел в джинсовом костюме, новой рубашке, хорошо подстриженный. С тех пор Юрий стал хорошо, даже щеголевато одеваться (одежду ему покупала двоюродная сестра из Москвы, которая часто навещала дядю с племянником). Теперь, когда он уходил с утра из дома, отцу казалось, что сын делает это с удовольствием. Когда были выходные и праздники, Юрий Васильевич явно скучал и ждал, когда же они закончатся. Возвращаясь домой, он иногда рассказывал отцу в своей своеобразной манере о том, что сегодня происходила в отделении, приносил рисунки. Он стал значительно меньше курить и даже несколько раз пытался бросить. Все это очень радовало Василия Николаевича, однажды под Новый год он даже позвонил в отделение с поздравлением сотрудников.
– Спасибо вам, я Юрия уже много лет таким не видел, – сказал он. Психологу, которая разговаривала с ним по телефону, показалась, что он плачет.
Василий Николаевич договорился со своей племянницей из Москвы, что после его смерти, она не отдаст Юру в психоневрологический интернат, хотя раньше он не смел ее об этом просить.
А потом у Юрия Васильевича появился товарищ. Это был пациент того же отделения. Их судьбы были в чем-то схожи. Сергей, так звали пациента, в свое время тоже получил высшее образование, он окончил консерваторию по классу скрипки и даже два года аспирантуры. Он был примерно ровесником Юрия, тоже очень давно болел и был на инвалидности, также жил вдвоем в отцом. В реабилитационное отделение от тоже сначала ходить не хотел, повторяя, что ему везде плохо: «Дома плохо, здесь тоже плохо!». Приходил первое время только потому, что врач вырвала у него обещание, что он будет ходить месяц, а Сергей был человеком слова. Потом его попросили принести скрипку и подготовить маленький концерт. Он стал репетировать. Вот тогда они с Юрием Васильевичем стали общаться. Сергей приходил на завтрак, садился рядом с Юрием. Потом они шли в комнату для репетиций. Сергей начинал играть, Юрий Васильевич сидел и слушал. Периодически Сергей вскакивал, начинал ходить по комнате. В такие моменты между ними происходили короткие диалоги, которые постороннему слушателю могли показаться достаточно бессмысленными.
– А это скрипка, скрипка? –спрашивал в десятый раз Юрий Васильевич.
– Что скрипка! Плохо мне, все плохо! Сил нет! – отвечал Сергей.
После чего опять начинал играть, через 10-15 минут опять вскакивал и получал новый вопрос: «А ты шампанское пьешь, пьешь?» На что получал ответ: «Что я здесь делаю, когда мне так плохо».
Вот такое у них было общением. Однажды Юрий Васильевич в очередном перерыве сказал: «А у меня мама умерла, умерла давно мама, а у тебя есть мама?» Сергея ответил, что живет вдвоем с отцом.
– И я тоже, и я тоже с отцом, – сказал Юрий Васильевич.
В этот день он рассказал дома отцу о том, что у его друга тоже нет мамы. Старик был потрясен. За много лет, прошедших со дня смерти жены, Юрий ни разу о ней не вспомнил.
– Сынок! Ты скучаешь по маме? – спросил Василий Николаевич.
– Скучаю, скучаю, я скучаю по маме, и ты, папа не болей, болеть плохо! – ответил Юрий.
Репетиции продолжались, концерт состоялся, было много зрителей, нельзя сказать, чтобы аплодисменты были Сергей неприятны, после выступления он улыбался и долго кланялся. Юрий Васильевич сидел в первом ряду.
Когда Сергей однажды заболел и не приходил несколько дней, Юрий Васильевич все время у всех спрашивал: «А где Сергей? Заболел, заболел?» Ему терпеливо объясняли, что Сергей скоро придет. Но Юрий Васильевич спрашивал опять и опять. Успокоился только тогда, когда Сергей пришел, теперь они вместе рисовали и ходили на группы.
Когда у Юрия Васильевича умер папа, и сестра забрала его в Москву, в интернат она его не отдала. Несколько раз он приезжал в Питер, приходил в отделение, говорил, что скучает!
Со стороны, наверное, кажется – невеликое достижение – ну, стал человек куда-то ходить, что-то делать – но не выздоровел же, не вышел на работу, не завел семью! Остался странным, смешным, больным! Но те, кто рядом, знают каких усилий стоит увидеть свет, когда человек смотрит на мир как бы через толщу воды! Это сложнее, чем приспособиться к жизни без руки или без зрения. Будьте здоровы, Юрий Васильевич!
СНЕГУРОЧКА
Сегодня был ее день. Сегодня она была особенно хороша – глаза почти черные, влажные, с поволокой, волосы, фигура, ножки… Сегодня она была снегурочкой на празднике – пела, читала стихи, смущалась и кокетничала с окружающими.
Сколько ей было лет? Может быть 19-20, трудно сказать. Иногда ее хорошенькое личико становилось жадно порочным, взгляд вызывающим, и она казалась вульгарной девахой лет 30-ти. Иногда, напротив, на лице появлялось забитое и робкое выражение, она вся съеживалась, становилась маленькой и казалась девочкой – подростком.
У Снегурочки была бабушка, которая вырастила ее одна, потому то непутевые родители-алкоголики сгинули много лет назад, когда девочка была еще совсем маленькая. Бабушка очень ее любила, баловала, как могла, все прощала и жалела.
Жизнь Снегурочки вмещала совсем немного событий. В 14 лет она впервые попробовала наркотики, сразу внутривенно, без всех этих глупостей с алкоголем и анашой, как это бывает у подростков. И сразу началась серьезная взрослая жизнь. Сначала были стимуляторы и много половых партнеров к обоюдному удовольствию, потом стал героин, мужчин меньше не стало, но уже за деньги и без удовольствия.
А еще у девочки была ВИЧ-инфекция, которая грозила вот-вот перейти в СПИД. Но молодость не знает страха смерти, и сегодня она была Снегурочкой на празднике в психиатрической больнице, где уже не первый раз лечилась после очередной попытки самоубийства.