Za darmo

Царь всех птиц

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Свете стало страшно: «Саша, успокойся, милый! Тебе надо в больницу!».

– Никуда я не поеду! Мне живым отсюда не выйти! – Саша метался по комнате.

И Света решилась вызвать скорую помощь. В это время раздался стук в дверь – пришли Сашины родители. Как ни странно, услышав их голоса, Саша убрал стол, открыл дверь и лег на диван.

– Мы пришли забрать сына, ему здесь нечего делать, ему от тебя только хуже! – Изольда Михайловна решительно подошла к дивану.

Ивану Сергеевичу было неловко за жену, но он не вмешивался, так как тоже считал, что Саше будет лучше дома.

– Он болен, ему нужен врач – взмолилась Света, – Давайте, вызовем скорую.

– Мы лучше знаем, что ему нужно, а чего не нужно, – говоря это, Изольда быстро собирала Сашины вещи, – Он уже побывал однажды в психиатрической больнице, хватит! Саша! Вставай, поехали домой.

Сын послушно встал и пошел за родителями. На пороге комнаты он обернулся: «Прощай, Светка!» и ушел в темноту коридора. Света бессильно опустилась на стул и заплакала.

Родители привезли сына домой.

– Изольда! Завтра вызовем врача из диспансера или скорую, наш сын болен. – Сказал Иван Сергеевич.

– Ничего подобного! Вы все слепцы! Мальчик просто устал, я сама буду за ним ухаживать!

Два следующих дня Саша лежал на диване, отвернувшись лицом к стене. Ночью вторых суток он не спал ни минуты, метался по своей комнате, постоянно что-то бормотал. Родители прислушивались к звукам, доносившимся из комнаты. Отец опять стал настаивать на вызове врача, но Изольда была непреклонна. К утру, они все-таки заснули. Проснувшись, родители не обнаружили сына дома. Саша ушел. Отец бросился на улицу и увидел Свету, которая сидела на скамейке рядом с подъездом.

– Ты Сашу не видела? – спросил он.

– Нет, я тут только час сижу, а он что, ушел?

– Да, прозевали мы его с матерью.

Они молча сели рядом на скамейке, Иван Сергеевич закурил, говорить было не о чем.

Через сутки в квартиру Богдановых позвонили из милиции и сообщили, что вчера в морг было доставлено тело молодого человека, в кармане куртки которого был обнаружен студенческий билет на имя Богданова Александра Ивановича, студента пединститута. Смерть наступила в результате падения с высоты, парень спрыгнул с крыши. Родителей пригласили на опознание.

Через несколько дней были похороны, на которых присутствовали мать и отец Саши и Светлана. Всю церемонию они молчали, молча же попрощались с Сашей и после похорон, разошлись в разные стороны. Изольда осталась жить в родительской квартире. Иван Сергеевич вернулся в свою квартиру, где некогда жила его безумная тетка, носительница проклятой наследственности. А Света вернулась в свою коммуналку, чтобы попробовать начать новую жизнь, жизнь без Саши Богданова.

ПЕРЕПУТАЛИ…

Тетя Зина была женщиной простой и малообразованной. Жила она одна в маленькой квартире, была в разводе, детей не имела. Родилась Зина в небольшом городке в средней полосе России, в Советские времена по лимиту приехала в Ленинград, работала на фабрике прядильщицей.

В целом, жизнью она была довольна – своя квартира, денег хоть и мало платят, но ей хватает. А то, что живет одна, так это ее с годами стало даже радовать. Бывший тети Зинин супруг был пьяницей, бил ее, пропивал все деньги, и теперь разведясь, она могла наконец– то жить в покое.

Иногда тетя Зина ходила в гости к подружкам, которые когда-то, как и она приехали по лимиту работать на фабрику. Но делала она это нечасто, т.к. у подружек были мужья, дети, а у некоторых уже и внуки, а Зина привыкла быть одна, и суета ее раздражала.

В свободное время любила тетя Зина смотреть телевизор, особенно телесериалы про любовь.

Водился за тетей Зиной грешок – любила она выпить. Пила она, как правило, ровно три дня – пятницу, субботу, воскресенье, а в понедельник шла на работу. Обычно, в пятницу после работы Зина заходила в большой магазин недалеко от дома, покупала побольше продуктов, обязательно чего-нибудь вкусненького – салата оливье, селедки, копченой колбаски, четыре бутылки пива и пол-литровую бутылку водки. Раньше Зина могла выпить гораздо больше, особенно, когда жила с мужем пьяницей. Но теперь, ей нужно было совсем немного. В пятницу вечером, усевшись перед телевизором, она сначала медленно выпивала бутылку пива, совмещая эту процедуру с просмотром очередного телесериала. При этом тете Зина обильно и с удовольствием закусывала. Ближе к концу трапезы и очередной серии, она выпивала примерно стакан водки и шла спать. Утром в субботу Зина вяло завтракала, стараясь не пить спиртного до обеда. За обедом выпивала пива, а к вечеру повторялся вчерашний сценарий. Воскресенье отличалось от субботы тем, что тетя Зина старалась не пить водки. Есть ей уже совсем не хотелось, поэтому вкусности оставались на понедельник. В ночь с воскресенья на понедельник тетя Зина обычно плохо спала, ей снились кошмары, утром у нее дрожали руки, очень хотелось выпить, но она крепилась до следующей пятницы и с трудом тащилась на работу. Удерживаться было трудно, однажды в отпуске Зина пила три недели почти каждый день, чуть не умерла, долго выхаживалась и после этого случая даже не пила несколько месяцев. Этот опыт она крепко запомнила и старалась из своего «графика» не выходить.

Однажды, в одну из пятниц, как раз в тот момент, когда Зина налила в стакан пива и подцепила кусок селедки, в дверь позвонили. «Кого это принесло» – подумала она, и нехотя пошла открывать дверь. В дверях стояли три здоровенных мужика, одетых в какие-то синие костюмы. Ни слова ни говоря, они взяли тетю Зину под белы рученьки и поволокли на улицу, она даже не успела закрыть входную дверь. Тетя Зина просто онемела и только, когда ее запихали в машину скорой помощи, стала, наконец-то, робко интересоваться, что же происходит. На что получила туманный ответ – «в больнице все объяснят».

***

Сергей Петрович Смирнов, врач–психиатр с 20-леткитм стажем вышел на очередное суточное дежурство. Когда-то после окончания института и интернатуры, он, как и многие студенты, хотел работать в больнице, но так сложилось, что попал на скорую помощь, да так там и остался. Он уже давно эмоционально выгорел и практически утратил интерес к профессии и относился к своей работе как к неизбежному злу. Работал Сергей Петрович много, несколько суток в неделю. Жена у него тоже была врач, участковый терапевт в поликлинике. Ее и его денег еле хватало, чтобы прожить самим и прокормить двоих детей.

В свободное от дежурств время, он либо спал после работы, либо смотрел телевизор, в основном футбол или новости. Когда-то в молодости, он и сам любил поиграть в футбол или волейбол, но последние годы стал ленивым, обрюзг и растолстел. Кроме того, доктор Смирнов стал частенько выпивать, объясняя это для себя и окружающих тем, что нужно как-то мириться с этой собачьей жизнью. На этой почве имел он постоянные конфликты со своей супругой. На работе, правда, старался не пить, но в выходные мог изрядно набраться.

В тот день, Сергей Петрович, как было уже сказано, заступил на дежурство. Был он сильно не в духе, т.к. накануне перебрал. Дело уже шло к вечеру, т.е. к ужину. Поступил очередной вызов. Вызов был почему-то из диспансера. Вообще-то на такие вызовы должен был ехать просто сантранспорт, но по каким-то причинам послали его бригаду. В направлении было написано, что пациентка, которую нужно госпитализировать, ведет себя агрессивно, кричит, угрожает покончить жизнь самоубийством. Приехав на дом, доктор и два фельдшера, обнаружили в квартире женщину, которая вела себя совсем не так, как обещало направление из диспансера. Она показалась Смирнову какой-то забитой и с явными следами алкоголизма на лице. Доктор немного удивился, но разбираться долго не стал – было время ужинать. По дороге в больницу удивление Сергей Петровича еще больше усилилось, потому что жертва вела себя совершенно спокойно, робко пытаясь выяснить, что происходит. «Странно» – думал он – может эта психопатка успокоилась, пока мы ехали, ну да ладно в больнице разберутся, не отпускать же ее с таким направлением». Приехав в больницу, Смирнов поделился своими сомнениями с дежурным врачом, но последний предложил отправить пациентку в отделение, мол пусть завтра там и разбираются. На всякий случай доктор Смирнов все-таки написал свое направление, в котором аккуратно обрисовал вторую стадию алкоголизма с похмельным синдромом. Врач приемного покой добросовестно переписал данные первого направления, отметив, что на момент осмотра пациентка успокоилась, а так же, спросив тетю Зину, выпивает ли она, и, получив положительный ответ, описал также и алкоголизм, ссылаясь, в том числе, и на второе направление. Дежурный врач и доктор Смирнов, не прикладывая никаких усилий, уговорили тетю Зину побыть в больнице до утра, и разошлись довольные друг другом. И ни тот, ни другой не удосужились посмотреть на ФИО и адрес, написанные в направлении из диспансера.

***

Светлана Васильевна работала психиатром уже десять лет. Последние годы она была заведующей женским отделением. Работу она свою любила и ходила в больницу скорее с удовольствием. Она вообще была человеком жизнерадостным, отзывчивым и сострадающим. Правда, последнее время, очень многие нюансы ее работы, которых она раньше не замечала, стали ее угнетать, но она и мысли не допускала, чтобы уйти в другое место, как сделали ее многие коллеги. В частности, она ненавидела работать по субботам. Дома ее ждали муж и сын, она и так очень много работала, и выходные были единственной возможностью побыть с ними, убрать квартиру и сделать другие дела.

В эту субботу была ее очередь выходить на работу. «Хоть бы поменьше больных поступило» – думала Светлана Васильевна, подходя к больнице.

В этот день в ее отделение поступила одна пациентка, и Светлана Васильевна облегченно вздохнула. Открыв историю болезни вновь поступившей, она немного удивилась, что в ней присутствует два направления. В одном из диспансера стоял диагноз: психопатия, декомпенсация и описано соответствующее поведение, а в другом, написанном врачом скорой помощи, был описан похмельный синдром. «Странно, мы же алкоголиков не берем» – подумала Светлана Васильевна. Дежурный врач и вовсе написал диагноз: «психопатия, осложненная алкоголизмом». При этом история жизни и болезни пациентки, так же как и ее психический статус были изложены крайне невнятно. «Ну, сейчас посмотрим» – подумала доктор и попросила привести пациентку в ординаторскую. Больная показалась Светлане Васильевне какой-то забитой и серой и уж явно непохожей не психопатку. Возможно, алкоголизм у нее и был, но похмельный синдром, требующий медицинского вмешательства, не прослеживался.

 

Светлана Васильевна стала расспрашивать пациентку о ее жизни, выяснила, что та никогда на учете не состояла и вообще с психиатрами дела не имела. Окончательно удивившись, она отправила больную в палату, а сама стала дозваниваться в диспансер. Ей повезло – врач, которая вчера выписывала направление, в эту субботу работала. Теперь настала очередь удивляться врачу диспансера, т.к. направление она выписывала на пациентку с другой фамилией и адресом.

И тут-то, Светлана Васильевна, наконец-то сделала то, чего не сделал ни врач скорой помощи, ни врач приемного покоя, ни она сама при первом осмотре – она посмотрела на фамилию, имя, отчество и адрес больной, написанные в направлении. Они не совпадали с тем, что говорила пациентка. «Вот это номер, – подумала доктор – «Что же теперь делать? Не ту тетку загребли» Она с тоской подумала о Законе оказания помощи психически больным, правах человека и прочих достижениях гуманизма. «Эти сволочи напортачили, а мне за них расхлебывать, что я теперь этой тетке скажу, а вдруг пойдет жаловаться». С этими невеселыми мыслями, Светлана Васильевна нашла тетю Зину в палате и пригласила опять в ординаторскую.

Видите ли, уважаемая Зинаида Ивановна, – Начала врачиха, проклиная свою долю –Произошло некоторое недоразумение. – Она сделал паузу, наблюдая за реакцией тети Зины. Та сидела в отупении и никак не реагировала на слова врачихи.

– Мы Вас сейчас немедленно отпустим, т.к. бригада скорой помощи, перепутала дом, и Вас к нам привезли по ошибке.

При этих словах тетя Зина немного оживилась – Вы меня отпустите?

– Ну, конечно, просто произошла ошибка, и я приношу Вам свои извинения.

После этих слов, тетя Зина начала бурно радоваться, порывалась целоваться, постоянно повторяя – Спасибо, спасибо вам! А потом даже всплакнула.

Тетю Зину выписали. Когда за ней закрылась дверь, Светлана Васильевна подумала: «Да, вот тебе и свободный человек в демократическом обществе» и пошла делать обход.

А тетя Зина, нарушив свой привычный график, ушла в недельный запой.

АНДРЮША ИВАНОВ

Андрюша Иванов был дауном. Мама – Зинаида Васильевна родила его, когда ей было 43 года. К этому возрасту она успела обзавестись целым букетом различных болячек – страдала гипертонической болезнью, холециститом, гастритом, остеохондрозом и множественной миомой матки. Да и выглядела она неважно – старообразная тетка с вечной кичкой на голове, в унылых кофтах и юбках. Работала она инженером в каком-то НИИ. Там же трудился и ее супруг, с которым они прожили больше 20 лет. Когда-то в молодости они с мужем планировали родить ребенка, не то, чтобы очень хотели, но ведь вроде надо. Но ребенок не получался. Зинаида Васильевна ходила по бесконечным и бесполезным врачам, те только руками разводили – никакой особой патологии у нее не обнаруживалось. Они с мужем не очень-то горевали по этому поводу, смирились и, в конце концов, даже стали находить свои плюсы в бездетности.

Жизнь Зинаиды Васильевны проходила на работе, где она «отбывала номер» и дома с мужем, где она чувствовала себя несколько более комфортно, любила готовить, побаловать себя и супруга «чем-нибудь вкусненьким». Жили они скучно, в кино, театры не ходили, на курорты не ездили. Зинаида Васильевна и сама не понимала, почему так сложилась жизнь. В молодости она была довольно бойкой, миловидной девушкой, часто ездила в поездки по тогда еще республикам Советского Союза, ходила на премьеры, концерты. Однако, нельзя сказать, что нынешняя жизнь ее сильно тяготила, жила как-то, как во сне.

И вот теперь, когда ее жизнь, как ей казалось, всегда будет такой, она забеременела. Это известие вызвало у обоих супругов шок. Муж сразу предложил делать аборт, говорил, что «уже не потянуть» и все, что положено говорить мужчине, который не хочет детей. Зинаида Васильевна была в смятении. Она вдруг «проснулась» и ей ужасно захотелось ребенка.

Когда она пришла в женскую консультацию, врач, посмотрев на нее, привычно спросила: «Будете делать аборт?». Зинаида Васильевна несколько опешила. Она почему-то полагала, что гинеколог должен ее уговаривать оставить ребенка и ждала поддержки. Врачиха, поняв, что пациентка колеблется, стала ей объяснять, что «ребенка ей не выносить, а если и выносить, то он родится дауном, что в таком возрасте – это преступление» и все в таком духе. Зинаида Васильевна обещала подумать. Про себя она уже приняла решение, но в разговорах с мужем и врачом, продолжала делиться своими сомнениями. Складывалось впечатление, что сам факт беременности и возможность его обсуждать, доставляют ей удовольствие. Муж продолжал вяло настаивать на том, что ребенок им не нужен: «Зин! Ну, какой нам ребенок, мы его вырастить не успеем, старые уже, да и со здоровьем плохо». Втайне он надеялся, что «само как-нибудь рассосется».

После того, как Зинаида Васильевна сообщила о своем решении в женской консультации, ее тут же отправили в больницу, где она с короткими перерывами провела всю беременность. С мужем они как-то очень быстро стали чужими, как будто и не прожили 20 лет вместе. В больнице он практически ее не навещал. У Зинаиды Васильевны сложилось впечатление, что у него кто-то появился. Но думать ей об этом было некогда – она вынашивала ребенка. Она все время сдавала какие-то анализы, получала интенсивное лечение уколами, капельницами, но, несмотря на усилия медиков, она все-таки выносила и родила мальчика – дауна.

Ей предложили оставить ребенка в роддоме, но она не смогла. Муж не пришел ее встречать, а через несколько дней вообще исчез, так ни разу не взяв сына на руки. Зинаида Васильевна несильно горевала, все ее мысли занимал сыночек Андрюшенька. Она, вопреки господствовавшим тогда представлением о воспитании, не спускала сына с рук, кормила его, когда он просил, спала с ним в одной постели. Когда Андрюше исполнилось три года, он пошел в специализированный детсад для детей с задержкой развития. Она всеми правдами и неправдами устроилась туда нянечкой. Учился он, как водится, также во вспомогательной школе, хотя был довольно сообразительным мальчиком. Мама много ему читала, занималась с ним развивающими играми, водила в театры, стараясь не обращать внимания на косые взгляды. Она вообще вела себя так, как будто у нее был обычный ребенок, и пресекала всякие попытки окружающих жалеть себя или сына, а уж тем более издеваться. Им очень повезло с соседями. В квартире напротив жила семья детских врачей. После появления на свет Андрюши они очень сдружились, а через несколько лет у них родилась дочка Лидочка. Они очень помогали друг другу. Соседи, будучи педиатрами, очень опекали Андрюшу, давали маме литературу по уходу за детьми с болезнью Дауна, наблюдали мальчика, когда надо лечили (у мальчика был еще порок сердца).

Лидочка тоже очень подружилась с Андрюшей. Поскольку она общалась с ним от младенчества, ее не смущал и не пугал его необычный вид, тем более, что папа с мамой ей со временем ей все очень правильно и по-доброму объяснили. Эта дружба не прекратилась, когда Лидочка училась в школе, а позже в Педиатрическом институте. Когда они вышла замуж, и у нее родился сын, Андрюша даже помогал ей, играл с мальчиком, иногда сидел с ним, как нянька.

Счастливая жизнь закончилась для Андрюши, когда умерла мама. Он даже не понял, что произошло: мама была на кухне, что-то готовила и вдруг упала. Андрюша побежал к Лидочке, но их никого не было, было лето, семья уехала в отпуск. Он стал звонить другим соседям, те вызвали скорую, маму увезли в больницу, откуда она уже не вернулась. Появились какие-то родственники, которых Андрюша не знал, похоронили маму, а его отправили в психиатрическую больницу, настаивая на оформлении в интернат.

Андрюша никак не мог понять, где оказался, и куда делась мама. Он так растерялся, что, казалось, даже стал гораздо глупее. Его поместили в палату, где лежали еще 12 человек, в основном, старички. В палате все время кто-то ругался, плохо пахло, и на Андрюшу никто не обращал внимания. Он целыми днями сидел на своей аккуратно заправленной кровати (мама приучила его за собой ухаживать), из палаты выходил только поесть и в туалет. Он мучился запорами, потому что никак не мог уединиться в туалете, (там было три унитаза, без перегородок и стеклянная дверь) он плохо ел, потому что больничная пища ему не нравилась. Он часто плакал и постепенно начал хиреть. Когда в палату заходили врач или медсестра, Андрюша бросался к ним и спрашивал: «Когда меня заберет мама?» Врач, обычно терпеливо объясняла ему, что мамы больше нет, и что теперь он будет жить в другом большом доме. Медсестры просто отмахивались от него: «Померла твоя мать, поедешь в интернат». Андрюша не понимал, что они говорят, и начинал плакать. Однажды, он услышал, как одна медсестра сказала другой: «Не доживет он до интерната, ему ведь уже 30 лет, для дауна старый». Он понял, что почему-то должен умереть, и ему стало страшно.

Иногда приходила Лидочка и приносила любимые булочки с маком. Андрюша просился домой, но Лидочка отвечала, что не может его забрать, но обязательно будет его навещать. Когда она уходила, Андрюша часто видел, что она плачет. Он не знал, что Лидочка пыталась его отстоять его у родственников, но тем нужна была Андрюшина квартира, а сам он был без надобности. Они даже не навестили его в больнице, только принесли врачу необходимые для оформления в интернат документы. Когда Лидочка пыталась настаивать, говорила, что он умрет в интернате, родственница – толстая тетка – седьмая вода на киселе, равнодушно заметила: «туда ему и дорога, убогому». Когда Лидочка стала настаивать и призывать к христианским чувствам, тетка и вовсе ее оскорбила, прямо ей заявив, что бьется она для того, чтобы «захапать квартирку и пенсию». И у Лидочки опустились руки.

Андрюша дожил до интерната и умер через месяц после переезда.

СЛАДКАЯ ПАРОЧКА

Наталья Михайловна – врач дневного стационара психоневрологического диспансера переходила на другое место работы. Как обычно бывает в таких случаях, она должна была передать своих больных на лечение другому доктору. В числе ее пациентов была одна пожилая женщина – Вера Дмитриевна, особо ничем непримечательная, которая много хлопот своему лечащему врачу не доставляла.

– В дневной стационар ее привел гражданский муж после того, как она ушла в магазин и потерялась, – рассказывала Наталья Михайловна своей приятельнице и коллеге Ольге Владимировне. – Память у нее начала слабеть давно, но последнее время, это стало очень заметно. Вера Дмитриевна – женщина простая, всю жизнь проработала на заводе фрезеровщицей, куда утроилась в 18 лет после окончания ПТУ. Много лет она крепко пила, предпочитала водку, иногда из-за запоев прогуливала работу. Последние годы, выйдя на пенсию, пить стала меньше, и вроде, никому это особо не мешало. Разве что ума и памяти не добавляло. Официальный муж Веры Дмитриевны давно умер, дочь – пьяница проживает отдельно, с матерью особо не общается. Живет Вера Дмитриевна в коммунальной квартире, последние 10 лет с сожителем или, как это теперь принято говорить, с гражданским мужем. Зовут сожителя Иваном Александровичем, он тоже вдовец, двое его взрослых сыновей живут отдельно. Человек он малообразованный, даже среднего образования не получил, но при этом малопьющий и положительный. Сейчас он на инвалидности. Когда они только сошлись, жена несколько докучала Ивану Александровичу своим пьянством, но не капитально, т.к. среди его знакомых пили все, и он считал это практически нормой. Но когда Вера Дмитриевна стала терять память, он попросту стал забирать у нее все деньги «на хозяйство», алкоголь не покупал. Она часть выпрашивала у него «копеечку на пиво», но он не давал. Они летом и осенью в лес ездят, угощают в дневном стационаре регулярно всех своими грибочками и вареньем. Так и живут.

– Да ты их знаешь! Вера Дмитриевна – такая моложавая, хорошо, даже можно сказать, со вкусом одевается, даже странно, учитывая ее анамнез. А муж рядом с ней просто старичок, на воробья похож. Они раньше всех приходят, читают или телевизор смотрят. Он каждый день ее приводит за ручку, боится, что потеряется. Я уж ему говорила, чтобы он дома сидел, а он ни в какую – губы синие, еле ходит, того и гляди инфаркт получит, два у него уже было. Трогательный старичок, так о ней заботится! Ну да ладно! Давай дальше. Кто там у меня по списку – и Наталья Михайловна перешла к обсуждению следующего больного.

 

Наталья Михайловна ушла, а жизнь шла своим чередом. Каждое утро Иван Александрович приводил Веру Дмитриевну в дневной стационар и был там с ней в течение всего дня. После завтрака Вера Дмитриевна мерила у медсестры давление, та записывала результат на бумажку, и Вера Дмитриевна шла к врачу ее показать. Вера Дмитриевна не помнила своего врача и регулярно путала, к кому ей сегодня идти. Обычно она робко заходила в кабинет и протягивала врачу бумажку с цифрами давления. «Вера Дмитриевна! Вас сейчас лечит другой доктор!» – говорил ей врач, и она шла то к одному его коллеге, то к другому. Если рядом не оказывалось мужа, она могла обойти всех. Если она попадала к своему доктору, Ольга Владимировна, посмотрев в бумажку, обычно говорила: «Все хорошо Вера Дмитриевна, если жалоб нет, можете идти». И так каждый день, пока однажды Иван Александрович со слезами на глазах не прибежал в дневной стационар и сообщил, что жена выгнала его из дома.

– Она и до этого не слишком жаловала меня всякими нежностями, а последнее время и вовсе стала часто ругаться, говорить всякие нелепости вроде того, что мои сыновья воруют у нее вещи, –рассказывал Иван Александрович. – Когда я пытался вразумить Верочку, она еще больше начинала кричать, скандалить, приводила массу «доказательств», не терпела никаких объяснений и оправданий. Если «украденные» вещи находились, жена утверждала, что ей их «подкинули, чтобы выставить ее дурой». А теперь она меня вообще выгнала. Что же мне делать? – спросил Иван Александрович и заплакал. – Она же без меня пропадет, мне надо ее каждый день видеть, я не могу по-другому!

–А, давайте – ка я вас приму на лечение – сказала Ольга Владимировна, – нервы у вас расшатаны, плохо спите, плачете все время.

И Иван Александрович стал ходить в стационар уже как пациент. Он приходил в отделение первый и поджидал свою подругу, каждый раз обмирая при мысли, что она может потеряться по дороге. Но за те несколько лет, что Вера Дмитриевна лечилась в дневном стационаре, она хорошо запомнила дорогу от дома до диспансера, поэтому, несмотря на плохую память, всегда приходила. Ивана Александровича она демонстративно не замечала, а когда он пытался с ней заговорить, грубо его обрывала, иногда начинала кричать и ругаться. Он же постоянно подходил к Ольге Владимировне с разными вопросами и напоминаниями: «не забудет ли Вера пойти на процедуру, сдать анализ, принять лекарство, может ей надо напомнить?». Он все время старался держать свою подругу в поле зрения. Иван Александрович очень страдал, он осунулся, похудел, губы приобрели пугающий лиловый оттенок. Она же, в свою очередь, стала тоже хуже выглядеть: появилась небрежность в одежде, иногда она приходила в грязной кофте, чего раньше никогда себе не позволяла, кроме того, стала опять попивать. Иван Александрович плакался лечащему врачу: «Она, наверное, ничего не ест, ведь она же давно не готовит». Персонал дневного стационара с горечью и сожалением смотрел на эту драму – всем было жаль Ивана Александровича.

Иногда, Наталья Михайловна звонила своей приятельнице, и Ольга Владимировна периодически рассказывала ей продолжение этой истории.

– Представляешь, у нас тут Санта-Барбара какая-то, он не пьет не ест, того и гляди помрет, а она на него ноль внимания! – волнуясь говорила Ольга Владимировна. – И, я тут не выдержала, пригласила ее в кабинет и провела с ней беседу. «Послушайте! –говорю я ей – конечно, Ваша семейная жизнь не мое дело, но я хочу Вас предупредить, что состояние Вашего здоровья, после расставания с Иваном Александровичем, стало значительно хуже. Возможно, Вы забываете принять лекарства, кроме того, Вы снова начали пить. Скажу Вам по-простому: вы просто пропадете без своего мужа. Очень подумайте над тем, что я вам сказала».

– И ты представляешь, Наташа, может быть, мои слова подействовали, может Иван Александрович все-таки настоял, а может Вера Дмитриевна просто оголодала, но так или иначе она пустила его обратно, и они снова стали жить вместе. Уж не знаю, как они там живут, но Иван Александрович похоже счастлив. Прямо я ей завидую, этой Вере Александровне, ведь как любит!

Через несколько месяцев, Наталья Михайловна случайно встретила Ивана Александровича на улице. Он ее узнал, обрадовался, стал расспрашивать, где та работает.

– А мы тут с Верочкой в лес ходили, много черники набрали, как бы мне вам хоть немножко передать чернички –то? – спрашивал Иван Александрович.

– Спасибо вам, Иван Александрович, но уж, наверное, не получится. А как Вера Дмитриевна поживает? – поинтересовалась Наталья Михайловна.

– Да память-то, конечно, плоховата, но теперь со мной хоть не ругается. Вы, может быть, слышали, ведь она меня выгоняла из дома, говорила, что дети мои ее обворовывают. А сейчас, все, слава Богу! Как-то поутихла. Жаль, что чернички мне вам не передать. Ну, всего вам доброго! – и Иван Александрович пошел в свою сторону, а Ольга Владимировна в свою.

– Надо же! – думала Ольга Владимировна – вот, что любовь делает! Даже бред, который практически не лечится, и тот этому деду не помеха! – и она тоже немножко позавидовала Вере Дмитриевне, ведь не каждый день такое встретишь!

ЦАРЬ ВСЕХ ПТИЦ

Этот пациент лежал в больнице очень давно. У него, конечно, были имя и фамилия, короткая биография, скупо описанная в истории болезни. Но, его настоящее имя, так же, как и все остальные данные, остались в прошлой жизни, жизни до больницы. Там же остались и его жена с сыном.

Для всех окружающих он был Царь всех птиц. Жил он в своем собственном, обособленном от других мире, где, по-видимому, происходило много разных событий. Нельзя сказать, что он совсем не пускал окружающих в этот свой мир, он пытался, но его никто не понимал – ни больные, ни врачи с медсестрами. Ходил Царь всех птиц всегда в короне, которую делал из серебряной бумаги и украшал птичьими перьями, которые собирал во время прогулок. Периодически с него эту корону снимали – под ней иногда находили вшей, но каждый раз, на следующий день, корона, украшенная птичьими перьями, оказывалась на своем месте. Еще Царь всех птиц рисовал деньги. Для этих целей использовалась любая бумага, которая попадалась ему под руку – газеты, страницы из книг, пачки из-под сигарет. Купюры всегда были огромного достоинства – сколько влезало нулей на бумагу. Сверху было написано: «Кремль, Царь». Он охотно дарил эти деньги окружающим, особенно любил студентов и интернов, для него они были новыми людьми. Разговаривать с ним было трудно, его умственные построения соответствовали собственным логическим законам, которые ничего общего не имели с логическими построениями окружавших его людей. Речь его напоминала «словесную окрошку», где, на взгляд, собеседника логика отсутствовала вовсе. Иногда Царь всех птиц подходил к кому-нибудь из студентов, совал ему свои деньги и просил: «Купи колбаски по три рубля». Когда ему объясняли, что колбаски по три рубля уже нет, он не понял.

В целом, можно сказать, что Царь всех птиц, был милым, добродушным и безобидным малым. Его уже давно должны были перевести в интернат, но не трогали, т.к. очень удобно было демонстрировать его студентам в качестве наглядного примера исхода шизофрении.

Это только люди далекие от психиатрии думают, что в больнице в каждой палате сидит Наполеон, а на деле это бывает редко.

Так и проходила его дни в одиночестве, рисовании денег и постоянных разговорах с самим собой. Царь всех птиц выглядел человеком счастливым.