За границей цветочного поля

5

В начале следующей недели я весьма неожиданно столкнулся со старым знакомым. Но друзья его, кажись, не обрадовались. Да и какая тут радость, когда никто за меня поручиться не мог, мы ж восемь лет не виделись. За это время даже асфальт в парке дважды поменяли, про людей и говорить нечего. Обрадовался только сам Морф, с которым мы дружили с детсада и которого так больше не звали. Морфом он был в начальной школе, потому что всё время просыпал первый урок. Теперь его звали просто по имени – Кларк.

А он, конечно, назвал меня Лютеком – и все сразу навострили уши. Всем сразу стало интересно. Шуточки посыпались одна за другой, в ход пошли все слышанные мною прозвища – ничегошеньки нового не прозвучало.

И вот когда первая волна издевательского восторга схлынула, Кларк позвал меня присоединиться к ним вечером, типа они собираются в клуб. На вопрос «в какой?» ответил – в «Пустошь». Наверно, в тот же самый, куда я за каким-то чёртом попёрся с Гриком: вероятность того, что они шарятся по одним и тем же местам, была высокой.

– Не получится, парни. Папаша не отпустит.

– Так мы недолго, – подхватил кучерявый с плевком-бородкой.

Соглашаться не хотелось.

– Пойдём к восьми, в одиннадцать уйдём, – уговаривал Кларк. – Можно и пораньше свалить. Ты только на девок там не ведись, а то неприятности могут быть.

Тут в башке укрепилась мысль, что «Пустошь» – и есть тот самый клуб.

– А вы с Гриком общаетесь?

– Да нет, – ответил Рыжий. – У нас тут гимназия открылась лет пять назад, отец его туда перевёл. С тех пор и не общаемся. Видимся иногда, но так: «привет-пока».

– Ну так чё, идёшь? – подбивал Кларк.

– Ладно. До десяти.

– Э, нет, – влез кучерявый. – До одиннадцати, потом все вместе по домам.

Отказываться было поздно.

– Ладно. До одиннадцати.

Договорились встретиться в половине восьмого на Зимней возле часов. Домой я не попёрся, зная, что папаша никуда не отпустит. Он и так начнёт названивать уже в девять. А к одиннадцати совершенно рассвирепеет, даже обнюхивать не станет – сразу звездюлей навешает, типа для профилактики.

В общем, коротая время, я потащился к Нинке. К счастью, она была дома. Сидела на скамейке у палисадника и улыбалась, завидев меня ещё и́здали.

– Привет, Лу.

– Привет. Как колено?

Она посмотрела на свою ногу и пожала плечами.

– Нормально. Папа биомазь купил, думаю, и шрама не будет.

От жуткой ссадины остались бледно-розовые следы. Наверно, реально без шрама обойдётся. Это к лучшему – у неё красивые ноги.

– Нин, а ты знаешь, где «Пустошь»?

Нинка резко обернулась на дом, – видать, боялась, что нас подслушают, – и похлопала по скамейке, приглашая сесть рядом. Тут нас надёжно скрывал куст – из окон не подсмотришь.

– А ты туда собрался? – прошептала она.

Я кивнул.

Нинка взволнованно облизала губы, убрала прядь волос за ухо… грёбаное её ухо, смешное такое – и глаз не отвести, чёрт возьми.

– Ты чего? – спросила она.

– Серёжка красивая.

Хрен знает какая там была серёжка, главное – была. Нинка улыбнулась.

– Я ходила туда однажды. Года два назад. Или три. Не помню, в общем. Нас с девчонками парни из восьмой школы позвали. Сказали, что смена Звонаря, он всех пускает, если заплатить. Но там у них потасовка произошла, Звонарь и сказал не появляться больше. А ты с кем собрался?

– Да Кларк позвал. Морф который, помнишь? Не знаю, кто ещё пойдёт. Все, наверно. Ты тоже хочешь?

– Нет. Нет, я не пойду.

– Едва ли Звонарь тебя вспомнит.

– Не в этом дело. – Она закусила ноготь, резко обернулась, выглядывая окна, и придвинулась ближе ко мне. Шёпотом сказала: – Там наркотики толкают. И ходит слух, что владельцы и есть дилеры. А в прошлом месяце там одну девочку избили и выбросили из клуба. Говорят, её в этой подворотне потом ещё изнасиловали. Я боюсь, в общем. На фиг надо, правда? Да и ты бы лучше не ходил.

– Ни-и-на-а, – заорал пухлый, выскочив на крыльцо. – Тя мама зовёт.

– Мы пирожки делаем. Я так-то за сливой вышла.

– Иди, мне тоже пора, – нагнал я.

Она грустно улыбнулась, взяла корзину со сливами и поднялась со скамейки. Походка у неё была лёгкая, плывущая. Резиновые тапки шлёпали по голым пяткам, длинная юбка трепалась на ветру, обтягивая ноги. Со спины красивая она была. Да и вообще… хорошая типа. Если бы не переезд, мы наверняка стали бы лучшими друзьями. Да и сейчас могли, почему нет? С ней было уютно. И по-особенному волнительно.

Жаль, что жизнь нас разлучила.

Я долго бродил по одним и тем же улицам. Внутри зудело от неясного беспокойства. Наверно, не стоило тащиться в клуб. Никогда не любил толпу и шум. Да и Нинка с Гриком страшилок нарассказывали. Но, вообще, это не значило, что мне тоже не повезёт.

Я набрал Грику.

– Алё-алё, – ответил он радостно.

Тут в башке всплыл наш последний разговор, и я внезапно выдал:

– За мной уже второй день ходит какой-то мужик.

Грик долго молчал, потом спросил почему-то шёпотом:

– И сейчас?

– И сейчас тоже.

– Как он выглядит?

– Высокий. И на руке у него надпись.

– Чё за надпись?

– «Параноик» написано.

В динамике повисла тишина. Грик шумно вздохнул и рявкнул:

– Ты ваще кретин?! Какого хера так шутишь?

Я силился не заржать и спросил, пока он не дал отбой:

– Как тот клуб назывался?

– Тебе зачем?

– Да пацаны в клуб позвали, вот думаю, тот или нет.

– Ну, если пацаны, то тот. «Пустошь». Только туда незрелых и пускают. И то не всех и не всегда. Когда идёте?

– Сегодня в восемь.

– Лады. Смотри не вляпайся в неприятности. До встречи.

– Пока.

Как и договорились, в восемь мы встретились на площади под часами. Когда нас набралось семь человек, двинули в клуб. Видать, это был тот состав – за исключением меня, конечно, – каким они обычно туда ходят. Но что-то подсказывало, что семь – слишком уж много, ни один хоть сколь-нибудь разумный вышибала не возьмёт на себя такую ответственность. Ещё можно понять два или три. Но семь? Семерых надо гнать.

На удивление, нас впустили без вопросов. Угрюмый лысый мужик, шириной как четыре колонны, только проводил нас мрачным взглядом, нагнав жути. А в прошлый раз на входе никого не было и дверь нам с Гриком открыли изнутри.

«Может, это не тот клуб?»

Наша компания влилась в толпу потных танцующих тел, и я боялся потеряться. У меня даже денег не было, чтоб в баре выпить или домой уехать. В этой подворотне и так было стрёмно, а когда стемнеет, то всё – до свидания. Короче, теряться было нельзя.

Сначала мы остановились у бара, но заказывать ничегошеньки не стали. Видать, я был не единственным нищебродом. Кучерявый болтал с девушкой-барменом, пока другие присматривали себе компанию. Неподалёку как раз веселились две подружки, к ним и подвалили Кларк и Рыжий. Постепенно все разбрелись, а я ожидаемо остался один. Что делать дальше, понятия не имел, во сколько и где встречаемся – тоже. Мог только предположить, что ровно в одиннадцать здесь же, вот и остался у бара.

Минут через пять – может, десять – рядом со мной приземлился мужик, бесцеремонно закинул руку мне на плечо и вроде как приобнял. Я опешил и пока соображал, он довольно скалился.

– Здравствуй, Лютик, я уж думал, ты не придёшь.

«Ты на хрен кто?» – крутилась мысль. А потом озарило:

– Тот мужик в майке.

Я машинально полез в карман, нащупал две конфеты и протянул ему. Он заржал и не взял.

– Костя Костолом, – назвался он. – Лет тебе сколько?

– Семнадцать.

Он что-то прикинул, недовольно скорчился, жестом подозвал бармена и заказал:

– «Горькую вишню» для друга. Лёд не добавляй, рома поменьше.

Неожиданная щедрость насторожила: оказаться в одной упряжке с Гриком вообще не хотелось. Я и так, кажись, знал больше, чем следовало. А тут ещё эта клятая «Горькая вишня». И зачем припёрся – всегда же ненавидел грохот, толпы и чёртовы лазеры!

И Кларк со своей командой окончательно пропал. Звездец повезло!

Передо мной поставили стакан. Я, щурясь как мышь, выпил коктейль в два глотка и поперхнулся от дикого жжения. Костолом заржал и жестом попросил бармена повторить.

– За счёт заведения, цветочек, – сказал он.

Я послушно выпил вторую порцию и только потом сообразил, что мог отказаться. Перед глазами уже поплыло, но мыслил я связно и пока не беспокоился.

Костолом осмотрел меня придирчиво, снова подозвал бармена.

– Под твоей ответственностью. Чтоб никакой херни, ясно?

Тот кивнул. Костолом попрощался и свалил.

Всё-таки торчать у бара весь вечер было глупо и смерти подобно, но Кларк и его дружки бесследно растворились в толпе. А там все рожи тонули в темноте, двоились и смазывались. На такси мне явно не хватало, топать в одиночку не хотелось – пришлось сидеть на месте и пухнуть со скуки.

Примерно полчаса я играл на мобильнике, потом началась первая волна родительского контроля. Папаша позвонил трижды, и с каждый разом звонки становились длиннее. Ответить я не мог: сразу бы спалился, что в клубе. Но и игнор был не лучшей затеей. В итоге написал ему: «Буду в половине двенадцатого. Меня проводят. Всё ладно». Отправил сообщение и понял, что папаша обязательно дождётся и с радостью отматерит за выпитое.

– Что-нибудь налить? – предложил бармен.

– Да я без денег.

– Костолом угощает. Кстати, откуда его знаешь?

– Да я… Да мы как-то парой слов перекинулись.

Бармен недовольно цыкнул, – видать, не поверил.

– Тех, с кем парой слов перекинулся, он не опекает.

Да я понятия не имел, чего Костолом так расщедрился. Может, дело было в Грике? Хотя какое там дело – ходит у них в фамильярах, долг отрабатывает. А в чужую башку не заглянешь. И напрямую не спросишь: Костолому что не понравится, сразу вломит. Не зря же у него такое прозвище.

– Слышь? – позвал я. – А почему его Костоломом зовут?

Бармен ухмыльнулся, покачал головой и отъехал:

– Ты лучше у него спроси.

– А чё там? Дурацкое чё-то, да? Ну скажи.

Очарование было выкручено на максимум – и бармен, на удивление, поддался. Он отдал клиенту заказ, наклонился ко мне и выдал:

– Он в юности решил на магазинной тележке с горы скатиться. И весь поломался.

– Вот потеха.

«Ни хрена интересного!»

Кларк и его приятели не появлялись. Папаша снова позвонил, потом прислал сообщение, что придушит. Испытывать его терпение было дерьмовой затеей – я подозвал бармена.

– Слышь, подскажи, как на Павловский выйти. Ну типа чтоб без приключений.

– Я закажу тебе такси.

– Да у меня денег нет!

– За счёт заведения. Или давай Максу позвоню: он отвезёт тебя.

– Да хер там! Ты просто скажи.

Бармен нарисовал схему на салфетке.

– Здравствуй, котик, – крикнула девчонка.

Видать, совсем от музыки оглохла. Но выглядела ладно, дышала прерывисто и стреляла стеклянными глазками. Одна лямка топа сползла с её плеча. На груди блестели капельки пота… И тут же вспомнилась история Грика.

– Угостишь даму? – заканючила она.

Мы с барменом переглянулись. Он пожал плечами и спросил у неё:

– Что для дамы?

– Фруктовый микс. Только водки поменьше, а то я уже весёленькая.

Девчонка совсем расслабилась. Всё тыкалась мне в ногу костлявой коленкой, накручивала на палец волосы и пьяно хихикала. Заигрывала типа. Но вряд ли соблазняла, скорее на коктейли разводила. На халяву выпить как бы всегда охотников найдётся, и она этого не скрывала.

Бармен поставил перед ней странной формы стакан с соломинкой. Девушка попробовала, расплылась в улыбке и, чмокнув меня в щёку, поблагодарила за коктейль. Потом сразу свалила, даже имени не назвала.

Что ж, не самое дерьмовое знакомство.

– Гля, какой воспитанный, – похвалил подваливший мужик. – Даму угостил и приставать не начал. Ты такой джентльмен или других кровей?

– Чё?

– Мужчины тебе нравятся?

Я опешил и не успел свалить: он грубо схватил меня за руку и с опозданием оскалился.

– Не убегай. Выпьем с тобой, немного поболтаем о жизни, ты же не против?

– Против.

– Не отказывай. Это невежливо.

Всё ещё удерживая меня за запястье, он потискал мои пальцы и довольно причмокнул.

– У тебя, парень, красивые пальчики.

– Пианино.

– Правда? А мне больше дудки нравятся. – Он облизнулся и подмигнул.

Тут я знатно трухнул и чуть не блеванул от ядрёной смеси алкоголя, отвращения и ужаса.

– Бармен, – позвал мужик. – «Чистый яд» нам с другом.

Бармен налил. Я пить не стал. А мужик начал вещать про свою жизнь, про работу, про «тупую меркантильную суку», с которой расстался две недели назад. Видать, всерьёз полагал, что хоть кому-то интересен его воняющий перегаром поток сознания. И говорил, говорил не затыкаясь. Я никак не мог освободить руку и боялся с психу ему пальцы переломать. А пьяная башка уже подводила и потихоньку погружалась в туман.

Мужик не умолкал ни на секунду и ни хрена не слушал. Переставлял на стойке наполненные рюмки и почти не пил. И какого ж чёрта прицепился?

– Уважаемый, мальчишку отпустите, – попросил бармен.

– А тебе какое дело, уважаемый? – огрызнулся мужик. – Работаешь – работай, к нам не лезь. Мы просто болтаем, да, парень?

Я умоляюще посмотрел на бармена.

– Я настаиваю, – сказал тот.

– А ты чё лезешь-то не в своё дело? Мы тебе мешаем, что ли, или тебе докопаться не до кого? Твоё дело людей обслуживать, а не советы раздавать. Мы тут сами разберёмся, понял?

Бармен кивнул и ушёл из-за бара.

– Выпьем – и попрощаемся, – сказал мужик, придвигая мне рюмку.

Я залпом выпил, но он не отпустил, оскалился по-людоедски и давай про грёбаную Олечку с работы вещать. А мне стало совсем тошно, – видать, перебрал с алкоголем. Перед глазами плыло, и сознание потихоньку гасло.

Наконец немножечко отпустило. Я с трудом разлепил глаза и уставился на красную стену с тусклой белой гирляндой.

«Папаша меня убьёт».

И тут весёлой чехардой поскакали картинки: клуб, бар, клятый мужик с паршивыми историями… Сердце забилось тяжело и часто. Я приподнялся, в башке что-то взорвалось – мозги мои, наверно. Если они вообще там на хрен были! От боли аж слёзы брызнули. Я рухнул обратно на подушку, а когда перед глазами прояснилось, оказалось, что правая рука прикована к спинке кровати. Цепь была недлинная, сложного плетения…

«Бля-ядь. Блядь! Какого хрена?»

В башке смешались фильмы ужасов, порнуха и история Грика. Но додумать я ни хрена не успел: припёрся Костолом и вроде как обрадовался.

– Лютик, доброе утро. Выглядишь плохо.

Вот потеха! Типа он меня приковал? А какого чёрта уже утро? Мне звездец! Я ж написал, что не пью, а сам ужрался до полного отруба!

Костолом сел на кровать и как ни в чём не бывало спросил:

– Зачем от такси отказался?

– О чём ты?

– Хотел в тёмной подворотне приключения найти?

– Я, кажись, без подворотни их нашёл.

– С этим не поспоришь. Ты хоть понимаешь, что вчера произошло?

– Едва ли. А почему… – Я тряхнул рукой. – Почему я прикован? Чё-то натворил?

– В том состоянии, Лютик, ты не мог ничего натворить. Тебе наркотики подсыпали. Хорошо, Велес вовремя отреагировал, а то, представь, чем бы дело кончилось.

– Какой Велес? Какое дело?

– Бармен наш. Прибежал вчера и сказал, что к тебе проблемный пассажир подсел. Мы когда вышли, ты уже под стойкой лежал, а он тебя утащить пытался. Знаешь зачем?

– Догадываюсь. А пристегнул ты меня на хрена?

– Напугать хотел. Маленький урок для наивного цветочка: за доверчивость приходится платить. Подумай, в каком положении ты мог проснуться. – Он внезапно озлобился и выдал: – А мог и не проснуться.

– Ладно. И теперь я, конечно, должен, так?

Костолом таращился на гирлянду и, видать, соображал, куда меня приспособить.

По-любому это была очередная рабочая схема. Ну типа знакомые Грика уже не поведутся на девчонку, вот ко мне и подослали мужика, который заболтал и опоил. А клятые звездочёты типа вовремя спасли, за что им, конечно же, полагалась награда. Вот только вовсе не хотелось на пару с Гриком шариться в потёмках и отсыпать наркошам «звёздную пыль».

– Расслабься, Лютик. Я не люблю, когда в моём клубе разводят грязь. Веришь-нет, вовремя прибрать в моих же интересах. Считай, тебе повезло.

– Гонишь.

Костолом спорить не стал, хлопнул меня по ноге и поднялся.

– Отдыхай. Позже загляну.

– Слышь! Руку мне освободи.

Он ухмыльнулся и расстегнул браслет – там даже ключ не понадобился!

– Адреналин пошёл на пользу, да, Лютик? Поднимайся, отвезу тебя домой.

Я кое-как сел, надел кроссовки – даже шнуровать не стал и, шатаясь, двинул за ним. Солнечный свет больно резанул по глазам, я зажмурился, споткнулся о порог и вывалился из клуба. В башке всё перемешалось – я понятия не имел, на что опереться и как встать.

– Поднимайся, – велел Костолом.

Но подняться было нереально.

Он выругался, дотащил меня до машины, закинул назад и пристегнул. Сам сел за руль. На хрена возился со мной, я спрашивать не стал, ну типа какая теперь разница – хуже явно не будет.

Стекло хоть чуточку холодило лоб, но тошнота не отпускала. В башке шумело, а в носу стоял запах крови. Костолом молчал. Наверно, проклинал Грика за то, что пришлось возиться с моей беспомощной тушкой. И оно понятно: мало приятного тащить на себе пьяное тело. Из приятного был разве что мой заячий вес.

– Слышь, – позвал я. – Это… ты это, останови где-нибудь неподалёку. Ну, чтоб типа не палиться. А то мало ли кто из соседей увидит, папаше ляпнет. Слышь?

– Слышу.

Костолом отнёсся с пониманием, только долго донимал, дойду я или нет. Потом велел набрать ему, как доберусь, номер записал и отдал мой мобильник. Какого хрена тот делал у него, меня не особо беспокоило, а вот двадцать четыре пропущенных от папаши…

«Вот же ж говно!»

– Всё, Лютик, беги. Если что – звони.

На прощание Костолом дал солнцезащитные очки. Брендовые, с тончайшей оправой и кофейными стёклами. Ладные такие. Я тут же нацепил их, вывалился из машины и, кое-как распрямившись, потопал домой. По дороге несколько раз терял равновесие и лишь чудом находил опору, заблевал соседнюю клумбу и споткнулся о порог подъезда. А может, на шнурок наступил. С полом встретился стремительно, чуть не убился на хрен. И очки разбил. Уже дома стащил с себя кофту, кроссовки, штаны, добрёл до кровати и рухнул мордой в подушку.

Надо, наверно, было ехать в больничку. Хотя ладно, папаша отвезёт. Сразу после того, как отлупит за двадцать четыре пропущенных. Какой же это звездец!

***

Я проснулся, чувствуя на себе пристальный взгляд. Раньше и сам не верил, что такое бывает, а вот, пожалуйста. По спине аж холодок пробежал. Папаша по-любому давно стоял там, пялился, как грёбаный маньяк, но почему-то не будил. И я бы с радостью притворялся хоть полдня, но в туалет хотелось дико.

– Воды принести? – совершенно спокойно спросил папаша.

– Я ссать хочу.

– Ну так вставай, пока не обоссался.

Он тут же подхватил меня под мышки и чуть ли не волоком дотащил до туалета. Видать, одного оставил. Я даже не сразу понял, что грохнулся, заблевал пол и всё же обоссался. Так паршиво было, что хотелось сдохнуть. Но папаша не орал, даже, кажись, не злился. Прибрал за мной, помог вымыться, обтёр, как маленького.

– Прости, – проблеял я, ткнувшись носом ему в плечо. – Я не хотел, клянусь. Оно само так вышло. Прости. Мне говнюк какой-то наркоту подсыпал. Я…

Он резко отстранил меня и уставился ошарашенно.

– Тебя опоили? Чёрт, Люций, что… тебя… тебя… это…

– Да не трахали меня!

Папаша облегчённо выдохнул, обнял и тихонько взлохматил мне волосы.

– Хорошо. Это хорошо. Но ты не в порядке – нужно съездить в больницу.

Видать, он всё-таки любил. Жаль только, опоздал на восемь лет.

6

Анализы в больничке взяли оперативно, проверили реакцию зрачков, давление и всё такое. Пульс, кстати, был за сто тридцать. В лаборатории довольно быстро определили вещества, и медсестра залила в капельницу лекарства. Врач ещё нудел, что коктейль мне подмешали ядрёный, но типа дело не так уж плохо и утром, скорее всего, можно будет ехать домой. А папаша раз сто повторил, что я хороший и совсем не наркоман. Видать, беспокоился, что всё это дерьмо выльется в знатные проблемы. Но врач не особо вслушивался, кивал невпопад, поглядывал на часы. Потом сослался на дела, выставил папашу из палаты и сам тоже свалил.

Вена под иглой неприятно пульсировала. Башка кружилась даже в положении лёжа. Спать хотелось дико, но сон не шёл. А ближе к одиннадцати притащили пьянющего мужика. Он быстро вырубился под своей капельницей и громко захрапел.

Я раза четыре таскался к медсёстрам, просил о переводе, но они возмущались, что мест нет и что типа мне и так повезло попасть в двуместную палату. В чём именно заключалось везенье, они не уточнили. Зато пригрозили вколоть ридол.

Пришлось смириться и оставить их в покое.

В общем, потом мужик перевернулся на бок и наконец заткнулся. Но уснул я только на рассвете. А уже в семь припёрлась медсестра с утренней побудкой. Она измерила нам температуру, погнала на очередные анализы, а после снова поставила капельницы. Мужик угрюмо молчал, сидел, обхватив себя за колени, и таращился в окно. А меня люто клонило в сон.

– Храпел? – спросил он.

– Аж стены дрожали, – выдал я злобно.

– Бывает. – Он снова уставился в окно.

«Бывает, чёрт возьми! Хоть бы извинился, говнюк».

В совершенной тишине сон накрыл моментально. Уже картинки какие-то мелькали, когда кто-то вошёл в палату. Тут же завоняло тошным мужским парфюмом. Папаша таким не пользовался, свободных мест не было. Врач, наверно, припёрся. Но дёргаться ради клятого осмотра не хотелось.

– Вот Стокер, – сказала медсестра вполголоса.

Тут-то я и трухнул.

– Господин Стокер, просыпаемся, – потребовал мужик.

В башке стоп-кадрами вся жизнь проскакала. Пульс перешёл на торжественный марш. Но притворяться спящим было тупо – пришлось подчиниться. Паладин дежурно оскалился, вежливо поздоровался, назвался. Откинул одеяло, сел и жестом подтолкнул к добровольной исповеди. Я молчал. Тогда начал он:

– Нам поступила информация о детоксикации несовершеннолетнего наркотическими веществами. Рассказывайте, где, с кем были, что делали?

«Серьёзно?»

Меня и так дико напрягала вся эта ситуация, а тут ещё паладин припёрся с допросом. И, кажись, уходить ни с чем не собирался. Лишь бы до угроз и запугиваний не опустился. А то ведь начнётся что-то типа: если сейчас ни хрена не расскажешь, сядешь за торговлю наркотой. А мне вовсе не хотелось отвечать за чужие косяки.

– Я с пацанами вчера познакомился. Не, не вчера. Позавчера, получается. Они в клуб позвали.

– Как клуб называется?

– Да понятия не имею. Даже внимания не обратил. В подворотне какой-то.

– Они все в подворотне. Знакомых как зовут?

– Да их много было. Троих помню: Рыжий, Кучерявый и Морф.

Паладин скривил рожу, – кажись, ему не нравились показания. Но вслух он этого, конечно, не сказал.

– Дальше что было?

Медсестра улыбнулась, подбадривая. Она как бы не имела права тут находиться, как и мужик на соседней койке, но в больничке, видать, были проблемы с психологами, вот она и выполняла роль представителя – я ж типа несовершеннолетний. Да меня, в общем-то, и допрашивать не имели права. Но неподчинение могло вызвать подозрения.

– Я один сидел. У бара. Пацаны на танцульки двинули. Потом подвалил ко мне мужик, начал угощать. Я свалить хотел, а он меня за руку схватил и не пускал. Я сказал, что мне домой надо, а он про работу, про девушку и всё такое. Потом говорит типа: давай выпьем. Я выпил, чтоб он свалил быстрее. А он, видать, наркоту подсыпал. Мне плохо стало, я отрубился. Потом мне сказали, что бармен всё видел и доложил владельцам. Те меня и забрали. Всё. Я в клубе отоспался, а вечером папа́… отец отвёз меня в больничку.

– Мужчину запомнили? Сможете описать?

– Так это… темно там было. Лазеры ещё эти, всё мерцало.

Паладин положил планшет на колени, тяжело вздохнул и подытожил:

– Имён знакомых не помните, название клуба не знаете, опоившего вас мужчину описать не можете. Как домой добирались?

– Сотрудник клуба подвёз.

– А почему сотрудники клуба не позвонили в палату правопорядка и не сообщили об инциденте?

– Так вы у них спросите.

– Так вы хоть какую-то зацепку дайте. Или мне по всем кубам пройтись?

– Их не так уж и много.

«Вот же ж прицепился!»

– Ваш отец будет подавать жалобу?

– Зачем? Всё ведь ладно.

– Тогда вопросов больше нет. Спасибо, что уделили время.

Паладин свалил, а мужик на второй койке уставился на меня с любопытством.

– В каком клубе был? – спросил он.

– Тебе-то чё?

– Да ты не злись. Просто интересуюсь.

У него запищала капельница. Он посмотрел на экран, – видать, раствор закончился, – рывком вытащил иглу из вены и примирительно сказал:

– Знать хочу, где это лапочкам вроде тебя наркотики в коктейли подсыпают.

– Тебе-то на хрена? Паладин ты, что ли?

Он бы наверняка не отвалил и выспрашивал до последнего, но зашла медсестра, сняла с меня капельницу и велела собираться, типа за мной приехали. Я быстро натянул штаны, схватил кофту и двинул на выход.

Папаша стоял у сестринского поста, заполнял документы на древнем мониторе и шушукался с паладином.

– Как самочувствие? – спросил он, едва я подошёл.

– Так себе. Ты закончил?

– Да. Всего доброго, инспектор. Ты, Люций, один дома справишься?

– Хватит. Поехали.

Папашина забота раздражала. Кого он силился обмануть? По-любому ведь только о своей заднице беспокоился. И с чего я вообще решил, что ему на меня не насрать? Он просто играл свою роль, типа помогите, мою деточку опоили. А его вины в этом, конечно, не было, он же не позволял мне по клубам таскаться, звонил ночь напролёт, беспокоился типа. Звездец хороший – и не подкопаешься. Только хорошим он не был. Ни хрена в моё воспитание не вложил. А в детстве вообще ремнём лупил, прям жёстко, от всей грёбаной души. У меня потом неделями на жопе синяки расцветали.

– Голова болит? – спросил он, когда мы уже домой притащились.

В такси он даже не смотрел в мою сторону. Злился, видать.

Я молчал.

– Ещё одна подобная выходка – и поедешь в военный интернат, это ясно? Где ты шлялся?

– Я ж сказал: меня в клубе опоили.

– Если я узнаю, что ты долбаный наркоша… – Он не договорил. – Дома сегодня чтоб был. Выйдешь за порог – разговор будет короткий.

Он задумался на мгновение, но ключ у меня не забрал. И свалил на работу.

Уже днём после домашних дел я вспомнил, что не отзвонился Костолому. Он как бы вряд ли беспокоился – если только для галочки, типа имидж, там, и всё такое, но мне тоже стоило эту галочку поставить. Хотя бы потому что на мобильнике было до хрена пропущенных. А ещё куча сообщений.

Для начала я набрал Костолому.

– Алё, – ответил он грубо.

– Здрасьте, это… Лютек.

– А, цветочек. Как ты? – тут же подобрел он.

– Да ладно всё, из больнички вот приехал. Прости, что не набрал сразу, я… Я забыл, да и плохо мне было. И это… Короче, я упал и очки разбил.

– Нестрашно. Значит, ты в порядке?

– Ну типа.

– Ну и замечательно. Всего хорошего, Лютик.

Он тут же дал отбой, не дожидаясь ответных приличий. Ну хоть за очки не высказал – и на том спасибо.

Кларку я написал, что всё ладно, и набрал Грику.

– Ты где потерялся? – спустя всего гудок проорал он.

– И тебе привет.

– Какое, к чёрту, «привет»? Мы за тебя переживали, где ты был?

– В больничке. А кто это «мы»?

– Ну… мы с Костоломом.

– Он всего-то три раза звонил.

– Это тебе три, а мне тридцать три! Чуть душу из меня не вынул! Даже домой к тебе послал вчера. Ты какого хера не открыл?

– Так, стоп! Чё ты взъелся? И без тебя башка трещит.

– Ща приду, – сказал он и дал отбой.

Вообще, я не ожидал от него такой прыти и весьма удивился, когда через десять минут он позвонил в дверь. Либо был где-то рядом, либо очень активно шевелил задницей. Во всяком случае, Грик знатно постарался, чтоб прибыть в кратчайшие сроки, как грёбаная медицинская помощь.

Ещё войти не успел, он сразу накинулся:

– Давай рассказывай.

Я подождал, пока он расшнурует свои боты, проводил его в кухню, включил чайник. И мы вдвоём стояли над ним, ждали, когда вода закипит. Потом уже с готовым чаем сели за стол, вроде как печенек пожрать собирались. Но Грик ухватил меня за руку, сжал больно и зашипел:

– Говори, Лютек. Чё было?

– Да чё ты взъелся? Всё ладно. Мы пошли с пацанами в клуб, я остался один, Костолом велел бармену за мной приглядывать. Потом подвалил какой-то мужик, начал угощать и вещать о всякой херне. Потом я не помню ни хрена. Короче, утром Костолом отвёз меня домой, а вечером мы с папашей в больничку поехали. Вот я вернулся, и всё со мной ладно.

– Чё ж ты ему сразу не позвонил?

– Да я спал, мне плохо было! Ему вообще не насрать ли?

Грик злобно выдал:

– Нравишься ты ему!

Это был тот самый случай, когда мозги отключаются и в башке шумит пустота.

– Ну и рожа у тебя! – обрадовался Грик, хлопнув в ладоши. – Не паникуй ты, я пошутил. Костолом просто человек правильный, привык дела до конца доводить, вот и переживал. Матвей, кстати, извинения приносит.

– Это ещё кто?

– Владелец клуба.

Грик помрачнел, на роже недовольство нарисовалось. Вроде давно уже на поводке бегал, а до сих пор не приучился. Но его переживания меня вообще не беспокоили, гораздо интереснее было другое: чего вдруг грёбаные звездочёты такие сердобольные?

– Слышь, Грик, как-то странно, не? Помощь, извинения и всё такое.

– Да не. – Он усмехнулся. – Матвей просто… хороший.

– С тобой он не очень хорошо поступил.

Грик озлобился и не ответил. Я и сам пожалел, что ляпнул не подумав, но хрен ли там – мы оба знали правду.

– Слышь, а ты чё, про слежку забыл?

– Иди ты в жопу, Лютек!

– Да чё ты взъелся, разве ж я не прав? Ты в такой заднице, Грик, ни один проктолог не вытащит. Щелчок – и тебя сотрут на хрен, никто твоего имени не вспомнит. Ты просто ноль, сам-то осознаёшь? Ещё меня втянул. Да мне это говно сто раз аукнется!

Всё он прекрасно осознавал, оттого и бесился. Оттого-то и молчал, разыгрывая сожаление.

– Ты зачем меня тогда в клуб потащил? – спросил я прямо.

– Надо было.

– Чё надо? Прикрытие? Типа при посторонних тебя не трогают?

Грик оскалился и с явным вызовом выдал:

– Офеню они ищут.

Я опешил. Он реально это сделал?

– И как прошли смотрины?

– Не понравился ты им. Слишком сладкий для такого дерьма. Ты не думай, Лютек, тебе бы просто предложили, без подстав.

– А ты не думал, что меня уже подставили? Такой ты говнюк, Грик!

– Знаешь, лучше бы спасибо сказал. Если бы не те смотрины, никто бы за тобой не приглядывал. – Он зло усмехнулся. – Сечёшь, как закончился бы твой вечер?

Тут он был прав. Если, конечно, тот вечер не был спектаклем.

– Да меня тупо развели и за спасение ещё стребуют.

– Блин, да не паникуй ты. Если был бы должен, тебе бы так и сказали.

– Уверен?

Грик явно засомневался и промолчал. Потом сослался на дела и свалил побыстрее. Видать, осознал, что мне звездец.

А я, подумав, набрал Кларку.

– Да, алё, – далеко не сразу ответил он заспанным голосом.

– Привет. Слышь…

– О, Лютек! Ты в порядке? Мы тебе не дозвонились. Бармен сказал, что ты уехал.

– Всё ладно. Короче, ты это, в каких кругах вращаешься?

– В смысле?