10 глава
ИЛИ-БАЛЫК – ТАЛЬХИЗ
«На пути верблюда груз не залеживается»
Тюркская поговорка
Добравшись до Или-Балыка, караван остановился на согдийском постоялом дворе за городскими стенами. Как рассказывали Салиму гостившие в Отраре купцы, этот город стоял на оживленном перекрестке торговых путей. Долгое время он был местом зимовки правителей чигилей и тухси. В местной округе ремесленники создавали свои поселки, среди них особую славу снискали кузнецы, изготавливавшие самые лучшие сабли и мечи.
В сопровождении Хасана отрарский купец сразу же отправился в рабат тюркских кузнецов. Дорогу к нему он знал по рассказам купцов и провожатый не понадобился. Зная о пристрастии местных правителей к белой фарфоровой посуде из страны Сун, он совершил выгодный обмен в одной из оружейных лавок, получив за десяток чаш отличные сабли и ножи. Железные кылыши и чабу были искусно изогнуты. С удобными рукоятками и изящной гравировкой вдоль лезвия. Орнаменты самые разные: растительные, с мифическими хищниками и птицами. По особому заказу мастера могли выковать легендарные «нарсекены», ими можно было одним ударом разрубить верблюда.
Салим решил, что выгоднее будет взять только лезвия.
– Рукояти и ножны для них сделают мои братья, – пояснил он свое решение Хасану. – И это будет выгоднее, чем брать здесь готовые изделия.
Городской базар шумел и бурлил. Слышались разговоры на тибетском, уйгурском, латинском, согдийском и тюркском языках. Местный климат был суров, но люди научились выращивать злаки и плодовые деревья, окружавшие город большим зеленым поясом.
Карлукский проводник, нанятый в Каялыке, покинул их сразу после переправы через Или. Салим решил дальше двигаться самостоятельно, тем более, что до следующего крупного города Тальхиза оставалось совсем немного. Дорога была известна Салиму тоже по рассказам купцов из Каялык, часто гостивших в Отраре. В детстве он по многу раз расспрашивал их о торговом пути в их город, составляя потом свой мысленный маршрут.
Они ехали через широкое горное ущелье, заросшее дикими яблонями и урюком. Огромные валуны, некогда скатившиеся с крутых склонов, лежали вдоль караванного пути. Тут они повстречали тальхизских торговцев, возвращавшихся из Или-балыка. Вместе ехать было и безопаснее, и интереснее. Дорогу они коротали за разговорами.
Новые спутники рассказали, что временами в этих местах происходят ужасное вещи, словно сам Великий Тенгри в гневе сотрясает землю и низвергает с гор потоки грязной воды с камнями, величиной с огромного быка. Этот поток несется с гор, сметая все живое на своем пути. Не раз их город испытывал на себе это бедствие, но стойкие и трудолюбивые жители Тальхиза, исповедующие разные религии, все вместе молили каждый своих богов о милосердии. Затем заново отстраивали город, высаживали сады и посевы.
Наконец, за горой они увидели этот удивительный город, обросший высокими елями и соснами. Он стоял на восточной стороне ущелья – в том месте, где стекал чистый поток со снежных горных вершин.
– Вода в реке чрезвычайно холодная, – предупредил местный торговец и показал за стены города. – А наши трудяги выращивают даже среди этих камней самые вкусные и ароматные яблоки. Сегодня вы сможете в этом убедиться!
Караван двигался вдоль городских стен, выложенных камнем. Навстречу им вышли местные жители, возглавляемые аксакалом. Они несли в руках чаши с напитками. Город населяли тюрки – мужчины носили короткие бороды и усы по местной моде, а женщины ходили c заплетенными косами, на которых блестели серебряные украшения. Все были одеты в длиннополые цветные теплые кафтаны, а высокие колпаки, расшитые разноцветными узорами и украшенные свисающими кистями, перекликались с силуэтами горных вершин, окружающих город.
Традиционная церемония встречи гостей состояла из угощения напитками, едой, приветственными танцами и игрой на музыкальных инструментах. Путники обратили внимание, что из-за близости бурной реки, шум от которой был слышен практически всюду, жителям приходилось громко разговаривать, чтобы перекричать реку. Церемония длилось недолго, после чего отрарский караван проводили на постоялый двор.
В центре города стояла постоянно работающая мельница, любой житель Тальхиза мог обмолоть зерно за мизерную цену. Также здесь имелись мечеть, бани, рынок. На базаре ходили самые разные деньги – от дирхемов до византийских солидов. Все лавки были заполнены до блеска начищенной медной посудой, сияющей на солнце, как золото. Также здесь изготавливали стеклянные кувшины для вина и оружие из закаленного железа. Местные гончары мастерили качественные изделия, соревнуясь в красоте и оригинальных формах с хорезмийцами.
Хасан первым посетив рынок, пока остальные отдыхали, потом восхищался:
– У них ножницы и шила из золота! И еще много кеза! Такую же парчу мы видели в Дуньхуане! Но самые удивительные здесь изделия из кости! – Хасан активно жестикулировал руками: – Такие тонкие изящные женские украшения, пуговицы! А фигурки для шахмат из слоновьих бивней и кабаньих клыков!..
Словно исчерпав запас хвалебных эпитетов, Хасан присел и, сделав глоток воды, выдохнул:
– Но тут очень холодно, правду говорят. Год кабана холоднее всех других!
Утренний морозный ветер, спускающийся в город со снежных гор, рассеивал сизый дым, поднимающийся из домашних очагов и уличных жаровен. Салим надел шубу с лисьей подкладкой, подаренную вождем племени ягма, и отправился в рабат, к местным гончарам. С самого утра там кипела работа. Производство керамики из местной глины было отлажено столетиями и со временем совершенствовалось. Ремесленники быстро перенимали лучшие приемы, формы, новшества, когда с караванами в город привозили заморские изделия. Звонкая посуда, изготовленная путем обжига, ярко украшенная затейливыми орнаментами, ничем не уступала продукции прославленных центров производства керамики.
Салима пригласили в большую комнату, где на резных деревянных полках стояли готовые изделия и образцы: всевозможные кувшины для воды и вина, с изображением виноградной лозы, бугачи, сосуды с узким горлом и изящной ручкой, чаши разных размеров и предназначений, кружки с крышкой, плоские тарелки всех расцветок.
В углу комнаты ярким синим цветом его внимание привлекли большие сосуды-хумы для зерна и масла. Особенно выделялись своеобразные двойные кувшины с ручкой в форме мифических животных. Многие изделия покрывала золотистая глазурь с изображениями павлинов, фазанов, хищных птиц и животных.
– Посмотрите на эти глиняные игрушки! – воскликнул Хасан. – Наши отрарские дети будут от них в восторге!
Он взял одну свистульку, сделанную в виде петуха, и попытался извлечь из нее звук. Однако у него ничего не вышло. Тут же подбежал сын гончара и лихо продемонстрировал, как надо свистеть. Звук получился звонкий и веселый. Все рассмеялись, глядя на недоумевающего Хасана.
– Не переживайте, уважаемый, дети сами разберутся с этой игрушкой, – успокоил гончар растерянного Хасана.
Игрушек для детей, посуды и всяких других изделий из керамики тут было такое множество, что им не хватало места на полках. Большая часть лежала в плетенных ивовых корзинах.
Салим подивился выдумке и фантазии местных умельцев:
– Видно, что вы очень любите детей, раз придумали для них столько развлечений! Да будет доволен вами Аллах!
В этом городе закончился не знакомый Салиму маршрут каравана. В прошлые годы он путешествовал в этих краях, но дальше перевала, находящегося перед Тальхизом, он еще не бывал.
***
Звуки колокольчиков на вьючных животных отрарского каравана эхом отзывались в тишине горного ущелья, разделяющего Таласскую и Жетысуйскую долины. Наступившие холода поздней осени, сопровождающиеся утренними заморозками, заставляли людей все чаще согреваться кострами, кипятком и горячей едой.
Охранники Темира зорко наблюдали по сторонам, оглядывая неприветливые скалы, нависающие над дорогой. Ощущение тревоги придавал густой туман, который медленно полз по ущелью. Временами со склонов скатывались камни, словно злые духи гор бросали их под ноги идущих верблюдов и лошадей, пугая путников и животных. Салим оглянулся назад. Караван растянулся, последние вьючные мулы еще скрывались за горным выступом узкой дороги.
– Хасан, скачи назад, пусть поторопятся. – Салим подстегнул коня, направив его к голове каравана.
Догнав переднего верблюда, он увидел, что дозорный охранник поднял вверх ладонь. Этот жест означал команду «Остановиться!» Салим повторил этот жест, и караван встал. Верблюды недовольно засопели от неожиданной остановки, вытягивая вперед свои длинные шеи. Темир выехал вперед и через некоторое время вернулся, толкая древком копья, идущего перед ним худого и испуганного человека в заплатанном плаще.
– Этот презренный шайтан следил за нами из-за камней, наверняка это лазутчик разбойников. – Темир с силой ткнул незнакомца, тот упал под передние ноги лошади Салима.
– Аллах, Аллах, душа моя, Аллах, сердце мое, Аллах! Кроме тебя нет у меня защитника и покровителя! Клянусь Аллахом, я не лазутчик! Я дервиш Билге-Чигил из суфийского ордена Яссави. Если вы мусульмане, то должны выслушать меня. Я заночевал среди камней и услышал разговор лихих людей. Они говорили о том, как напасть на ваш караван. Их души окутаны туманом и темнотой, они сбились с праведного пути и нарушают Шариат…
– Где эти презренные? – Темир прервал причитания незнакомца, угрожая копьем.
– Они ушли вперед и ждут в засаде.
– Похоже, он говорит правду, – произнес Салим.
Он редко ошибался в людях и по виду дервиша понял, что тот честен с ним.
– Темир, организуй оборону! – Салим поправил свою саблю и достал лук.
Хасан отвел животных назад, и, оставив несколько погонщиков приглядывать за тюками, вернулся с теми, кто мог сражаться. Все еще не доверяя дервишу, Темир держал его рядом с собой. Потом доверил его одному из воинов и во главе охраны осторожно двинулся вперед. Дозорный доложил, что впереди среди камней притаились несколько разбойников. Темир приказал двум лучникам подняться на гору, чтобы напасть на них с тыла.
Неожиданный ветерок прокатился над головами, рассеивая туман. Теперь за камнями можно было разглядеть ожидавших в засаде разбойников. Они не ожидали, что вместо мирного каравана перед ними окажутся вооруженные воины и попытались отступить назад. Однако два лучника уже подкрались к ним с сзади и перешли в атаку, их тут же поддержали воины Темира. Развязка была короткой, все разбойники пали под градом стрел.
– Благодарю Вас, достопочтенный суфий! – Салим слез с коня и подошел к дервишу. – Не зря говорят, что святые люди приносят каравану счастье и удачу.
– Эх, мусульмане, много трудностей на этих дорогах. Невозможно от них избавиться, пока не выполнишь миссию Пира. Сто тысяч всяких неприятностей, бед, несчастий, трудов нескончаемых… – произнес дервиш Билге, подняв над головой свой посох.
– Если Вы странствующий дервиш, то куда сейчас держите путь, уважаемый? – Салим хотел помочь суфию и отблагодарить его.
– Мои ноги ведут меня к братьям суфиям в город Яссы.
– Наш караван следует в Отрар, мы можем взять тебя с собой.
– Если так угодно Аллаху, я не могу противиться его воле! – Суфий воздел к небу свои худые руки вместе с посохом.
Преодолев перевал, караван остановился на привал у родника. Он пробился близ березовой рощи, которая выделялась на фоне суровых серых скал своим ярким лимонным цветом осенней листвы.
– Расскажите нам о знаниях, которыми Вы обладаете, – Салим обратился к дервишу.
– С удовольствием.
Дервиш был рад, что у него появилась возможность поговорить.
– Знание бывает двух родов: божественное и человеческое. Божественное – это то, посредством чего Создатель знает все сущее и не сущее. Знание того, что хлеба насущного мне достается столько, сколько отпущено, ни больше, ни меньше. Потому то, я и перестал пытаться приумножить свою долю. Я знаю, что я должник перед Богом, никто за меня не заплатит этот долг. Поэтому я занят выплатой этого долга. И еще я знаю, что Бог следит за мной, вот я и стыжусь делать то, чего не следует.
– А какая разница между странствующими и оседлыми дервишами? – Хасан склонился, чтобы внимательно выслушать суфия.
– Странствия – признак ищущего, оседлость – черта достигшего. Поэтому те, кто обрел и осел, выше тех, кто еще ищет и странствует.
– А как Вы относитесь к тем, кто обременен мирскими заботами? – Хасан подал дервишу горячий травяной напиток.
– Ну, например, я ставлю Вас, молодой друг, выше себя, старика, потому что Вы меньше прожили и меньше согрешили, – дервиш взял деревянную пиалу негнущимися пальцами. – Нам подобает разговаривать искренне, поступать достойно. Наш главный принцип – относиться к человеку соответственно его достоинства: к пожилым относиться с почтением, как сын к отцу, к равным – с мягкой обходительностью, как к братьям, к младшим – с любовью, как к своим сыновьям.
– А могут ли торговцы приобщиться к вашему учению? – Хасан продолжал внимательно слушать.
– Если позволите, я расскажу вам притчу о торговце, – вместо ответа предложил дервиш:
«Один мусульманин, достиг больших знаний и решил обосноваться в Басре. Он занялся торговлей и процветал. Дервиш, знавший его ранее, обратился к нему:
– Как печально, что Вы оставили поиск и мистический путь.
Торговец улыбнулся ему и ничего не ответил. Дервиш продолжил свой путь и часто потом рассказывал людям об одном бывшем суфии, который прекратил странствия с низкой целью заняться коммерцией. Однажды он попросил своего учителя направить его к мудрецу, от которого он мог бы получить просветление. Учитель послал его к торговцу выполнять черную работу. Дервиш изумился:
– Как торговец может быть мудрецом?!
– Причина такова, – ответил учитель. – Он, достигнув просветления, также достиг объективного знания мира. Он сразу же увидел, что благочестивое поведение привлекает жадного и отталкивает искреннего. Он понял, что религиозные учителя могут быть погублены своими последователями. Поэтому он учит втайне и внешне выглядит как простой торговец.»
– Уважаемый, Вы все очень подробно растолковали любопытным и назойливым слушателям, – Салим укоризненно посмотрел на Хасана, потом перевел взгляд на дервиша. – Вы терпеливы и сдержанны, спасибо! У нас еще будет время для бесед.
Дервиш был растроган таким обращением к нему, и, хотя он отвык от мирской и загрубел вследствие долгой жизни в отречении, его душа все еще оставалась чувствительной к проявлению человеческой доброты, свойственной степнякам.
На следующей стоянке после обильной трапезы спутники расположились вокруг костра. В наступившей тишине Аяр обратился к Салиму:
– Господин, Вы сказали нам, что в отсутствии музыкантов и сказителей, мы можем развлекать себя сами. Конечно, мы не музыканты и не певцы, однако давайте попросим уважаемого Ибрагима спеть нам песню, которую пели в кочевьях наши соплеменники, а я сыграю на комузе.
Ибрагим запел старую карлукскую песню. Голос у него был высоким, мелодия звучала в ночи протяжно и печально. Его песня была о степном ковыле и вольном ветре, лихих и непослушных рысаках, о терпком кумысе, испеченном на костре горячем хлебе, гибком стане и остром слове степных красавиц, о свистящих стрелах храбрых воинов-тюрков…
Эта мелодия родилась сотни лет назад, во время перекочевок, среди дымящихся костров и под закопченным куполом войлочных юрт. Слова этой песни были понятны каждому тюрку: караванщикам, погонщикам, слугам, воинам. Они слушали молча, смотрели на тлеющие угли и каждый в этот момент думал о чем-то своем.
11 глава
ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ЗНАНИЯМИ
«Кичащийся знаниями от знаний далек,
Признался в незнанье – достигнешь высот»
Юсуф Баласагуни
– Хеч! Хеч! – Абдулл криками сдерживал лошадь, которая, почуяв воду, ускорила шаг.
Согдийский караван приближался к степному оазису. Они прошли большую часть пути, впереди через 5 фарсахов их уже ждал древний Гургандж. Стоянка была недолгой, путники, утолив жажду, сразу отправились в последний переход.
Их караван вышел из Тараза ранней осенью, прошел десятки городов Мавераннахра, в которых во время стоянок торговцы покупали, продавали и обменивали товары и предметы роскоши для султанских дворов. Среди них были опытные хорезмийские, согдийские, булгарские, еврейские и хазарские купцы. Они находили между собой общий язык, делились информацией, суживали друг другу деньги и соревновались, кто из них совершит более выгодную сделку.
Во время общих застолий они говорили только о товарах, прибыли и выгоде. Абдулл скучал среди них. Во время одной из остановок в Дженте он вдруг подумал: «Не остаться ли мне здесь?»
Город напомнил ему о мимолетном увлечении во время неудачного выступления в доме местного правителя, настраивая душу на возвышенный лад: «О, эти глаза – черные, словно смола! И обжигающий взгляд! – Его вдруг охватила страсть к обладательнице завораживающих глаз и сердце беспокойно забилось в груди. – Может, попытать счастье еще раз? Возможно, мои стихи достигнут ее сердца. Ведь говорят же, что птица садится на иву с густыми ветвями, подобно тому, как похвальное слово настигает красавицу».
О, если бы мне опять удалось
Увидеть тебя ценой любой,
На все времена, до Судного дня,
Я был бы доволен судьбой!
Он начал свое сочинение, но был прерван: курбан-баши дал приказ собираться в дорогу. Громко прозвучала труба, оповещая всех об этом.
Абдулл подошел к большому бронзовому зеркалу в караван-сарае, взглянул на свое отражение и увидел заросшего, износившегося в дороге, худого и поникшего бродягу, с потухшим взглядом.
«Разве может этот человек надеяться на благоприятный исход своего желания? Вокруг правителя ходят десятки богатых, талантливых льстецов и подхалимов, жаждущих породниться с каханом Джента», – пришел он к такому выводу после увиденного.
Абдулл догнал караван, ушедший далеко вперед. Присоединившись, он стал убеждать себя в том, что у него есть более неотложные и важные дела, чем сердечные переживания. И вот некоторое время спустя его взору открылось великолепное зрелище: на гладкой поверхности степи блестела полоса широкой реки, на дальнем берегу которой виднелись побелевшие от жаркого солнца крепостные стены Гурганджа. Вблизи удалось разглядеть, что их покрывали раны от осадных орудий.
По прибытию, Абдулл сразу же направился в медресе при мечети. Ему не терпелось узнать, живут ли еще в Гургандже последователи тех мыслителей, поэтов, ученых, чьи книги и труды он читал. Когда-то они сильно взволновали ищущего знаний Абдулла.
Прошли сотни лет со времен знаменитой «Академии Мамуна» – дома ученых, поэтов, философов Мавераннахра и Хорасана. Это было удивительное место, созданное под покровительством хорезмшаха Абу Аббаса Мамуна, образованного правителя и приверженца культуры. Здесь создавались и изучались труды самых великих и знаменитых ученых своего времени – Абу Райхана Бируни, Ибн Сины, Абу Масихи, Ибн Ирака, Ибн аль-Хаммари, Абу Али аль-Хорезми и других достойных мусульманских и тюркских мужей.
В годы своей учебы Абдулл зачитывался их рукописями, особенно ему нравились полемические тексты, где ученые спорили друг с другом, приводя аргументы и доводы. Как же ему хотелось оказаться среди них и впитать в себя их свободолюбивый дух!
Стоял полдень. Двери медресе оказались запертыми. Абдулл, кутаясь от холода в изношенную шерстяную накидку, побрел по мощенным улочкам Гурганджа в сторону рыночной площади. Он шел вдоль низких саманных домов, крытых глиной, смешанной с соломой. Однако, чем ближе он подходил к шахристану, тем чаще встречались богатые каменные дома, облицованные керамической плиткой, с резными колонами у входа и кованными железными воротами. За невысокими дувалами виднелись сады с обильным урожаем. По улицам в арыках журчала вода.
Пройдя через арку, украшенную лепными сценами из жизни хорезмийцев, Абдулл очутился перед большим шумным рынком. Его остановило открывшееся перед ним зрелище: рыночная площадь бурлила, словно взволнованное море, от множества людей из разных стран, а разноязыкий говор гудел, как встревоженный улей.
– Это продолжается уже столетия, – старческий голос вывел Абдулла из оцепенения. – Здесь толкаются ученые и глупцы, бедные и богатые, мудрые и невежественные, скромные и пройдохи, благородные и низкие, дурные и добрые.
Абдулл обратил внимание на стоявшего рядом с ним старика. Тот откашлялся и посмотрел на него в ответ.
– Вы, я вижу, впервые на нашем рынке?
– Да, уважаемый, я прибыл сегодня с караваном из Тараза. – Абдулл с интересом оглядывал старика, так точно охарактеризовавшего людскую толпу.
Маленького роста, опрятно одетый в белый теплый халат, выглядел он аскетично. Добродушное, приветливое, круглое лицо, обрамленное такой же круглой седой бородой и живыми карими глазами.
– Вы хорошо разбираетесь в людях, уважаемый, – сказал Абдулл.
– Мое имя Араш. Меня еще называют «Знаток наследия», я в преклонном возрасте и уже пора бы различать людей, – старик тихо засмеялся, показывая редкие зубы. Его щеки чуть покраснели, а седые густые брови живо реагировали, приподнимаясь или опускаясь, при разговоре. Он был явно хорошо расположен к незнакомцу и никуда не спешил. – Если Вам некуда податься, могу подсказать, где здесь дешевая еда и ночлег
Абдулл осматривался по сторонам, размышляя о дальнейших планах.
– Я Абдулл, сын Байрама, из Испиджаба. Благодарю, Вы очень добры ко мне!
– Великий Ахура-Мазда учил нас помогать страждущим и друг другу, – старик перебирал пояс, сплетенный из большого количества нитей белой овечьей шерсти.
«Огнепоклонник», – мелькнуло в голове Абдулла.
Старик знаком дал понять следовать за ним. Абдулл двинулся за семенившим впереди провожатым.
– Расскажите мне о вашем городе, уважаемый.
– Я поведаю Вам историю благословенного Гурганджа, но сначала устрою вас, – Араш ловко лавировал среди бурлящей толпы.
Они прошли вдоль лавок со снедью и повернули в узкий проулок, такой тесный, что в нем едва ли могли разойтись два встречных человека. Старик остановился перед заросшей виноградом стеной и толкнул едва заметную плетеную дверь.
Они оказались во дворе посреди небольшого сада. Сквозь кроны абрикосов, яблонь и гранатов едва пробивался дневной свет. Между деревьями стояли плетенные из виноградных лоз низкие столы и стулья. Стволы были обернуты разноцветными веревками, высотой в три магометанских локтя. Это придавало саду вид удивительного помещения с изогнутыми цветными колонами. Пробивающиеся сквозь увядающие листья лучи солнца поигрывали на узорах ковров, расстеленных в саду. С веток повсюду свисали спелые фрукты.
– Добро пожаловать на наш скромный постоялый двор! – приветствовал их на ходу подбежавший к ним пышнотелый хозяин.
Немногочисленные постояльцы с любопытством оглядывали гостей. Араш с явным удовольствием взглянул на Абдулла. Тот не скрывал своего удивления.
– У меня совсем немного монет, – вполголоса ответил он.
– Вы найдете здесь самый радушный прием за любые деньги! – Хозяин двора еще шире улыбнулся, приглашая гостей.
– Шерзод, благодарим тебя, покажи гостю его комнату, – Араш чувствовал себя здесь уверенно.
Они прошли в саманное помещение, и хозяин открыл одну из дверей. Абдулл вошел во внутрь. Огляделся. Ему понравилась скромная уютная комната с низким глиняным лежаком, покрытым войлоком. Маленькое окно выходило во двор. Абдулл присел на лежак и почувствовал тепло.
– У нас все комнаты обогреваются с помощью канов. Вы будете в тепле. Цена настолько мизерная, что это будет совсем необременительно для кошелька. Кушать Вы можете здесь или на рынке. Это тоже дешево, – хозяин двора выжидающе смотрел то на Араша, то на Абдулла.
– Мне это подходит, рынок рядом, медресе тоже, – Абдулл полез в карман.
– Нет, нет, не утруждайтесь! Заплатите потом! – Шерзод замахал руками.
Устроив Абдулла на постоялом дворе, Араш отвел его в базарную чайхану, где бродячий поэт смог утолить голод, ради чего он собственно и пришел на базар.
– Так Вы странствующий ученый? – спросил Араш, дождавшись пока Абдулл насытится гороховой чорбой и бореками с сыром.
– Не совсем ученый, а скорее интересующийся науками, – Абдулл посмотрел на старика. – Вы обещали мне рассказать историю Гурганджа.
– Да, конечно! Но не утомились ли Вы в долгой дороге? Это длинная история.
– Я готов послушать начало истории, а затем, если Вас не затруднит, мы продолжим завтра, – Абдулл удобно расположился на теплых верблюжьих подушках.
– У меня много историй и много свободного времени, но мало слушателей, – Араш снова тихо рассмеялся, и его седая голова затряслась.
При этом изрезанное глубокими морщинами лицо старика принимало разные выражения, будто бродячий артист сменял театральные маски. Взмахнув руками, он продолжил:
– Наш благословенный край имеет древнюю историю, люди прижились среди песков. Вопреки суровым условиям они возделали землю, провели по каналам воду и построили эти города. Благодаря богам, мы достигли больших результатов в торговле, науках и ремеслах!
Старик взял в руки чашу с зеленым чаем и приподнял ее.
– Смотрите, эту удивительную чашу создали руки мастера из Хорезма.
– Везде, где я бывал, слышал только хвалебные слова о хорезмийцах, – ответил Абдулл.
– Мои соотечественники всегда отличались ученостью, знали древние традиции.
Араш вздохнул, словно вспомнил о чем-то грустном.
– Это место было собранием красноречивых, здесь находили пристанище ученые, остроумцы и поэты.
– Почему вы это говорите с печалью? – Абдулл приподнялся с подушек и присел, скрестив ноги.
– Когда пришел в наш край Ибн Кутейба, он огнем и мечом стал насаждать новые порядки. Уничтожал людей, знавших хорезмийскую письменность, ведавших преданиями и обучавших наукам.
Старик тяжело вздохнул и замолчал, теребя пояс.
– Но это было очень давно. Слава Аллаху, сейчас Хорезм снова процветает и знаменит своими учеными мужами! – Абдулл решил, что старик печалится из-за гонений зороастрийцев.
– Да, конечно, со временем раны зажили, и города вновь вернулись к своей былой славе.
– Гургандж стал самым лучшим местом для развития наук, искусств и поэзии.
– И хорезмийские купцы стали лучшими в караванной торговле, их знают во всех четырех сторонах света, – с гордостью добавил Араш.
– Я много слышал о вашей знаменитой «Академии Мамуна», еще мальчиком я мечтал стать слушателем этой школы! – Абдуллу хотелось, чтобы старик подробнее рассказал ему о научной жизни Хорезма.
– О! Это было Великое время! – Араш оживился. – Эти имена! Они ласкают слух любого грамотного человека. Благодаря милостивым и мудрым правителям, у нас жили и творили великие мыслители – достопочтенные Абу Али Ибн Сина и Абу Райхан Бируни!
– У меня длинный список ваших ученых.
Абдулл наизусть знал их имена: математик Абу Наср Мансур Ибн Ирак, астроном Абуль Вафа аль-Бузджани, медик Абу Сахль Масихи, Абулхайыр аль-Хасан, по прозвищу Ибн аль-Хаммар…
– Вы что-нибудь знаете о большом глобусе Бируни? Я мечтаю взглянуть на него. Неужели человеческий разум способен на такое? Как только он осмелился предположить это, шагнуть за пределы общеизвестных фактов? – Абдулл заерзал на месте.
– К великому сожалению, это творение ученого уничтожено пожаром, – ответил Араш. – И хотя многие записи Бируни были утеряны, но сохранились несколько книг, где он записал с точностью небесные светила. Я пользуюсь ими для своих размышлений.
– Позволите мне взглянуть на них.
– Конечно, буду рад поделиться мудростью и знаниями!
– Я слышал о нелегкой и трудной судьбе этого Великого мужа из Кята, – Абдулл, в предвкушении знакомства с книгой Бируни, испытывал благодарность к старику, который встретился ему на рынке.
– Этот благородный ученый рано осиротел, его воспитал правитель города. Бируни еще в детстве проявил тягу к знаниям, ознакомился с трудами греческих мыслителей и избрал трудный путь науки. Ему пришлось скитаться и зарабатывать на пропитание, страдать от невежественных правителей, но Бируни не переставал писать книги и изучать мир!
– Да, да, уважаемый! Этот любознательный ученый писал о Солнце, о географии, о математике, астрономии, геометрии!
– А его удивительные «Каноны»?! Столько нового мы узнали из них, что этого хватит многим поколениям ученых, – продолжил Араш.
– Мой учитель в медресе обращал наше внимание на его труды о духовной жизни, – перебил его Абдулл. – Бируни изучил индийскую, греческую религии и сравнил их с исламом. Его выводы настолько смелые, что до сих пор вызывают много споров.
– До него никто из наших учёных не описывал историю египтян, греков, евреев, персов, мусульман, зороастрийцев, – Араш напрягал память, чтобы вспомнить все таланты Бируни.
– Не могу дождаться, чтобы взять в руки его книгу.
Абдулл вскочил с места, словно собирался сейчас же отправиться за рукописью.
– Не спешите, мой молодой друг, я вернусь завтра, и мы продолжим. Я рад, что встретил такого умного и грамотного собеседника! Да защитит вас Ахура-Мазда!
Последние слова старик-огнепоклонник произнес почти шепотом.
«Этот умудренный жизненным опытом зороастрийский ученый, повидавший многих правителей и служивший при их дворах, является носителем ценной информации, кладезем народных, древних хорезмийских традиций, знатоком верований предков, – размышлял Абдулл. – Он сумел уцелеть во время захвата Хорезма Махмудом Газневи. Наверняка Араш спрятал много книг и скрывался долгое время в безлюдной пустыне. Теперь он бережно оберегает письменные, устные предания и обряды народа, издревле проживающего на этих землях.»
Все следующее утро Абдулл бродил среди рыночной толпы, между торговых лавок, выискивая взглядом среди груды товаров, предметов быта, оружия, одежды, старые книги, рукописи и манускрипты ушедшей эпохи. В лавке лекаря его внимание привлек пожелтевший сверток с выцветшим рисунком цветка, лежавший среди стеклянных бутылок со снадобьем.
– Мира вам! Что это за рукопись? – Абдулл обратился к служащему лавки, старому еврею в цветном хорезмийском халате.
– Это рецепты лечебных трав Ибн Сины, – служащий бережно раскрыл свиток и показал Абдуллу.
В рукописи с рисунками было несколько описаний снадобий, изготовленных из трав и цветов. Абдулл внимательно читал мелкий арабский шрифт. Он перевернул бумагу и увидел на оборотной стороне подпись: «Завершил переписку раб Аллаха Всевышнего, Рустем Ибн Бахман, с трудов достопочтенного Абу Али Ибн Сины».
«Вот я и прикоснулся к трудам Великих!» – Абдулл был счастлив.
Однако радость его была недолгой. Вечером Араш разъяснял расстроенному Абдуллу:
– Это копия рукописи написана 50 лет спустя после смерти Великого Врачевателя. – Старик вытащил из коржына завернутую в ткань старую книгу. – Не переживайте, теперь Вы можете прикоснуться к книге Бируни.