Для начала я заглянула в секцию с японской литературой, которая была разделена не по жанрам, а по историческим периодам. Передо мной предстало всё богатство периода Хэйан, различные собрания поэтов более позднего времени и очень необычные, старые издания 20-го века, некоторым из которых было почти под сотню лет. Я намеренно не стала искать Миядзаву, понимая, что его тут будет несложно найти, и направилась дальше.
Раздел западной литературы был поделён на две части – в оригинале и в переводе. Вообще, несмотря на кажущуюся с улицы миниатюрность магазина, внутри он был значительно больше, но даже при учёте этого, меня удивляло, как много тут помещается книг. Здесь всё тоже было упорядочено по периодам времени, а далее в алфавитном порядке. Ещё в японской секции я заметила, что на стеллажах и полках мало современных книг, хотя нельзя было сказать, что их не было совсем. Создавалось ощущение, что хозяин магазина собирает ассортимент, исходя из своих личных представлений о литературе, а не из литературных ТОПов.
Отдельным местом в “Ни дня…” был отдел детской литературы. Это место явно сооружалось и обставлялось специально для удобства родителей с детьми или колясками. Это место стояло чуть в стороне от основных секций, проходы тут были шире, а полки ниже. Яркие небольшие томики радовали глаз, стоя обложкой к покупателям, чтобы дети могли разглядеть иллюстрации получше. Это был островок сказки среди моря большой и серьёзной литературы.
Ещё в этом море был странный тёмный водоворот. По крайней мере, так мне показалось с первого взгляда. Это пристанище Сциллы и Харибды находилось в дальнем углу, путь куда мог найти разве что тот, кто уже знает его. Это был отдел литературы для взрослых. Над входом в него висела табличка с надписью на русском, английском и японском. Она гласила “И всё заверте…” Тут тоже были свои искатели литературы, и я тоже пробежалась глазами по обложкам. Что-то из этого было мангой, такой формат в Японии был очень популярен, что-то представляло из себя обычные произведения, в крайне аскетичных обложках. Но можно было ручаться, что искателей таинств такого толка данная секция будет островом сокровищ.
Ознакомившись с основными разделами магазина, я решила вернуться к Эрнсту, так как пока книгу подобрать не смогла. А он, помнится, обещал мне кофе, пусть и за мой счёт.
– Ну, как тебе? – поинтересовался он, приветствуя меня за кассой. Кроме него и Годзё-куна тут был ещё и какой-то мужчина, который нетерпеливо крутил на пальце наручники. Но, видя, что никто не обращает на это внимания и не суетится, я не стала паниковать. Япония – страна странных людей.
– Это необычное место, – признала я. – Как ты нашёл его? И почему именно ночные смены?
– Нашёл я его случайно, а ночные смены, потому что я смогу общаться с друзьями на Родине и получать деньги…
– Харош ловить ворон, Эрнст-кун, – вмешался в разговор его коллега. – Проводи инспектора в интересующую его секцию и, ну ты понял…
– Хорошо, – пожал плечами немец и обратился к клиенту. – Я к Вашим услугам, офицер.
– Славно, меня интересует западная литература в оригинале, – его голос на удивление был бархатным и богатым, хотя по его виду сложно было этого ожидать. Они удалились в глубины книжного мира.
– Эм-м, я не помешаю? – мне было немного неловко от того, что сейчас тут что-то искала полиция.
– Нисколько, инспектор Кануки просто ищет редкие детективы, – махнул рукой Годзё. – А ты не заинтересовалась ничем?
– Даже не знаю, тут столько всего. Я хотела выпить кофе…
– Пожалуйста, кофемашина может сварить американо, капучино, латте, эспрессо или горячий шоколад.
– Пожалуй, латте, – выбрала я и расплатилась. Он с готовностью пошёл начал суетиться по поводу кофе, а я осталась предоставлена сама себе.
Тут, на кассовой зоне, продавались всякие полезные для читателя вещи. Блокноты, письменные принадлежности, открытки, почтовые марки, как регулярные, так и коллекционные, а также много прочего. Строго говоря, тут меня ничто не зацепило. Однако, я даже не успела заскучать, как передо мной появился Годзё со стаканчиком кофе, а также сахаром и палочкой для размешивания.
– Спасибо большое, я посижу тут, если Вы не против…
– Никаких проблем! И давай на “ты”. Я – парень простой, со всеми стараюсь по простому! – он был самой непосредственностью, но именно этим и подкупал. Я улыбнулась и села на один из стульев, который стоял в стороне. Годзё же, в отсутствии клиентов, решил развлечь меня беседой. – А ты давно знаешь Эрнста?
– Мы здесь познакомились, учимся в одной школе. А что?
– Да просто интересно. Мне не привыкать к иностранцам, да и клиенты у нас бывают разные, но чтобы двое немцев, да ещё и знакомых, в такой короткий срок – это прямо удивительно. Из какой части Германии ты приехала?
– Из Дрездена, это в Саксонии. А ты местный?
– Да, я тут всю жизнь провёл. Учился в школе Мирай, а потом пошёл в колледж, на филолога. Ну, а теперь я тут, применяю полученные знания, предлагая людям книги.
– Прямо, как один мой знакомый, – удивилась я совпадению в выборе высшего образования с Мицугу-саном.
– В самом деле?! Он тоже учился в Мирай?
– Нет, он тоже учится на филолога. Поступил в этом году.
– Мир тесен, в Отово не так много колледжей, да и те в основном ориентированы на точные науки. Хотя это скорее новшества времени, чтобы удержать молодёжь в городе.
– А многие уезжают? – удивилась я.
– Да, – Годзё почесал затылок. – Мы же на Хоккайдо, это самый север страны, да ещё и такой захолустный. На Хонсю вся движуха, вся жизнь, на Кюсю, пусть это тоже задворки, хотя бы климат мягче, теплее, а Хоккайдо – это обычно перевалочный пункт с материка. Тут полно эмигрантов, которые пытаются протянуть до получения гражданства, сюда приезжают те, кто хочет скрыться от проблем и долгов. Тут не так спокойно – помимо своих дураков, тут есть триады и русская мафия. Короче, Хоккайдо – это тот ещё медвежий угол Японии. И здесь, на побережье, ещё хорошо, тут порт, торговля, рыболовство, а вот дальше от моря – только горы, небольшие деревни и храмы. Так что выпускники предпочитают перебираться на Хонсю и дальше на юг, – он как-то погрустнел. Было видно, что ему обидно за свой родной край. – Но лично я считаю, что тут хорошо. Нет суеты, нет всей этой беготни. Тут люди не поглощены всем этим накопительством. Они тут настоящие, живые. Если ты тут приживаешься и находишь своё место, то это навсегда. Никак иначе…
Он ещё долго рассказывал о жизни на Хоккайдо, описывая невообразимые красоты гор, походы с отцом в море на ловлю тунца, своё детство, случаи из прошлого. И мне казалось, что в жизни Годзё не было ни одного простого дня. Пусть и в глуши, но его прошлое было настолько разнообразным и интересным, какое не у каждого жителя Токио может быть. За этим разговором я выпила свой кофе, а вскоре к нам вернулся Эрнст и офицер полиции, купивший очень старое издание Агаты Кристи в оригинале. Пока они занимались проведением продажи, я проверила сообщения на телефоне и сделала селфи, отправив его Мицугу в ответ на вопрос о моих делах, и не надо ли меня спасать. В самом деле, иногда он напоминаа мне принца на коне, который вытащил меня из башни. У этого принца было много друзей, вроде мрачного отшельника, который, несмотря на нелюдимость, приходил на помощь в самый нужный момент, или всадницы, быстрой, как ветер, которая любила отшельника, и это было взаимно. А также много-много других, с кем я познакомилась именно тут, в чужом краю, в “медвежьем углу”, где собирались именно такие неспокойные и неравнодушные люди. Может быть я и в самом деле жила в сказке.
– Как там сенпай? – вопрос Эрнста вернул меня в реальность.
– О! Он как раз спрашивал, где я сейчас…
– Значит, всё хорошо.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что если бы было иначе, Мицугу-сенпай был бы уже здесь и вытрясал из меня душу на тему, почему я тебя не уберёг…
– Ну, может быть ты и прав. Спасибо, что показал мне это место!
– Да не за что. А ты уже уходишь?
– Наверное, – я поднялась с места и направилась к выходу. – В следующий раз жди нас с Мицугу.
– У меня впереди два дня выходных, – предупредил юноша. – И я только в ночные.
– Разумеется! Тебе это очень подходит. Удачи тебе! Спасибо за кофе, Годзё-кун! До свидания!
Мы попрощались, и я пошла по окончательно ночному городу в наш с любимым дом.
Люба Русакова
Налей мне ещё, налей мне побольше,
Tovarisch, налей, пусть ночь длится дольше…
Я исполняла немного перелопаченную на иной лад песню Криса Де Бурга. В целом это была одна из самых точных песен про меня здесь. Здесь я пила и пела песни, голова от алкоголя почти не дурела, но атмосфера в клубе была достаточно расслабленная, чтобы получать удовольствие от концерта. Сегодня я была не со своим классическим составом, а в компании музыкантов-одиночек, чьи ряды я скоро должна была пополнить. Отово был не таким большим городом, чтобы в нём потеряться, и клубно-музыкальные круги друг друга знали. И сегодня играл по истине прекрасный интернационал – австралиец на синтезаторе, китаец на ударных, японец с басом и я в качестве солистки. А текст мне переписывал Эрнст, поэтому тут незримо был ещё и немец. Что тут скажешь, портовые города, да ещё и на таком отшибе, полны мигрантов, легальных или не очень. И песня была достаточно характерная для нашей группы. Так что звёзды, как говорится, сошлись.
Зал медленно танцевал под мелодию, такие сводные группы обычно разогревали публику перед главными гостями сцены. У японцев было очень специфическое представление о том, как должны звучать разные жанры и инструменты. К примеру, если это синтезатор, то он должен непременно быть энергичным и наэлектризованным. Но такие люди, как Крис Де Бург и Жан Мишель Жарр на деле доказывали, что музыка может быть вообще любой, то есть абсолютно. Она, будучи полностью нематериальной и невидимой, могла себе позволить такую вольность. И именно это меня всегда радовало. И именно этим я наслаждалась, завершая песню и наше выступление. Прощание, поклон, гримёрка, и вот я на заднем дворе с сигаретой в руках.
– Неплохо отыграли, – сказала я себе, попрощавшись с ребятами, у которых были ещё выступления в разных заведениях. Подвела, так сказать, итог. На сегодня моя программа была окончена, и можно было провести время с пользой, а можно и с удовольствием. Время уже перевалило за полночь, так что можно было отпраздновать понедельник. Впереди были просто безграничные возможности, как протянуть до утра, но сегодня, признаться, не было настроения кутить. Я затянулась ртом и выпустила седое облако дыма. – Не так уж и плохо…
Оставаться на основную часть я не стала, хотя для меня там было даже место за столиком для выступающих. “Всегда так, когда выступаю не со своими”, подумала я, двигаясь куда-то вперёд, навстречу приключениям. “Всё класс, ребята хорошие, да и не первый раз мы вместе лабаем, но, блин, не мои…” Такова была судьба тех, кто не смог сколотить здесь собственную группу и не сорваться в турне по стране в поисках славы или хотя бы денег. И в очередной раз я возвращалась к мысли о том, что мне предстоит пополнить ряды музыкантов-фрилансеров. И это портило всё впечатление от вечера. Выпила я не так много, чтобы хотеть спать, но достаточно, чтобы приобрести нездоровую неусидчивость и жажду открытий. В таком состоянии можно открыть Америку или слетать первый раз в космос. Стопудово Гагарину наливали перед тем, как запустить в неизвестность. Да и какой вообще человек на трезвую голову на такое решится. Вот и я сейчас была морально готова ко всему.
Портовый район встретил меня по-своему, на условной границе была тусовка местной группы байкеров, которых я знала, и которые тут же поприветствовали меня. По-дружески. Артист должен быть максимально далёк от политики, чтобы в любом доме быть долгожданным гостем. Не сказать, что я не влипала в истории по ходу своей деятельности, но кто ж в них в таком случае не влипает? Так что, заходя на эту территорию, я была морально и физически готова за себя постоять. Но пока ночь не предвещала беды.
– Эй, пацанчик, есть чё?! – голос, принадлежавший какому-то “чёткому с района”, доносился откуда-то спереди. Там в тени разбитого фонаря трое типичных представителей местных падальщиков собирались, как это у них говорится, “прессануть” кого-то недостаточно зубастого. По виду это был паренёк в спортивном костюме с сумкой. Реальный дохляк! Этому было достаточно щелбана, чтобы переломать половину костей в организме. “Ну, земля тебе пухом, чувак…” Я не собиралась вмешиваться в происходящее. Я не Эрнст, который готов порвать на себе последнюю рубаху, чуть что. Так что я просто начала переходить на другую сторону улицы…
– Блин, чуваки, да это девка! – эта фраза меня поразила, как гром. – Слышь, чё, детка, тебя случаем не проводить? Правда, эскорт нынче дорог, но может у тебя есть чё для нас?
– Слышь, пацанчики! – я уже шла к ним. Да, я не Эрнст и чуть что бросаться в омут не буду, но если это девушка, то оставить её я так не могу. Тем более, что по виду ей и 18-ти то нет. Я сходу сбила одного с ног подсечкой и прописала ему сапогом в живот. Двое других явно не ожидали такого поворота и труханули. Они осторожно пятились, глядя на товарища, который стонал на асфальте. Я же решила разойтись с малой кровью. – Давайте валите отсюда по тихому, детское время давно закончилось, – затем я взяла за плечо девушку, которую было трудно разглядеть в темноте, и потащила за собой в город. Мешать нам не стали, а там уже и байкеры оказались в поле зрения. Они парни спонтанные и бунташные, но принципы у них есть. Мы прошли мимо, и я повела несостоявшуюся жертву в ближайшую кофейню.
Всю дорогу она молчала и отводила взгляд, её волосы были спрятаны под бейсболку, а внешность была настолько неженственной, что походила на недо-мальчика.
– Тебе чего взять? – спросила я, когда мы зашли в небольшую кафешку.
– Воды, – буркнула моя спасённая, отойдя в угол.
– Ладно, – я лишь пожала плечами. Она в стрессе, нельзя её винить за подозрительность. Себе я взяла холодный американо и уже собиралась сесть за стол, когда эта особа намылилась куда-то. – Слышь, тебе приключений мало? Сядь, успокойся…
– Мне пора, – она совсем не выглядела дружелюбной. Но отпускать её вот так в ночь после спасения я не могла. Пока я не доставлю её домой, она под моим крылом.
– Так, слышь, села на место, – я резко схватила её за локоть и усадила. Она тут же присмирела, а я смогла рассмотреть её лучше. Лицо было каким-то до боли знакомым. Оно напоминало о чём-то неприятном и назойливом, как заноза в заднице.
– Хватит пялиться, – лицо выразило недовольство.
– Слушай, – я решила не прессовать её, а поговорить по-человечески. – Я понимаю, что это стресс, но сейчас всё закончилось. Ты можешь расслабиться. Пока ты со мной, всё норм…
– И что я буду тебе должна? – это уже мало походило на шоковое состояние, скорее на какой-то сволочизм. Но я решила её поймать на этом.
– Проведёшь со мной ночь, – спокойно потребовала я, потягивая американо через трубочку.
– Грязное животное, – она выразила возмущение, но не отказалась. – Только не у меня, у меня там маленький брат спит.
– Мы посидим тут, детка, если ты не против, – я ей нагло подмигнула. – Поговорим…
– Что?!
– А ты думала, что я тебя завалить хочу?! – я рассмеялась. – Как говорится – каждый думает в меру своей испорченности. Я – Люба…
– Я знаю, – она спохватилась, сказав это, а я начала вглядываться в неё внимательнее.
– Харугивара, – я расплылась в улыбке. – Вот это встреча…
– Можешь сказать это ещё громче, желательно на всю школу, – она стянула с себя бейсболку, под которой было спрятано её каре.
– Да забей, у кого из нас нет секретов, – махнула рукой я, а она удивилась такому ответу, но промолчала. – А что у тебя за дело было в портовом районе?
– Не важно…
– Да? А может мне всё-таки рассказать в дискоме про то, где ты шляешься? – под столом я подцепила ногой её сумку и подтянула к себе. Когда я заглянула в неё, на лице Мисаки отразился ужас, а сама она была готова кричать. – Вот это ничего себе… – я достала несколько толстых денежных пачек. – Ты грабишь банки?
– Отдай! Это не твоего ума дело!
– Или ты… – я заглянула глубже и обнаружила прямо “набор леди” – эротическое бельё и контрацептивы. У меня был шок, но я прикрывала его чувством юмора и глумлением. Однако, девушка уже выхватила у меня сумку.
– Каждый думает в меру своей испорченности, – процитировала она меня.
– Слушай, – я сделала глоток кофе, чтобы успокоиться. – Обстоятельства бывают разные, не мне судить о том, что хорошо, а что плохо. Это твой выбор…
– Вот и славно! И не надо читать мне морали!
– Да ладно-ладно, не кипятись, – я развела руками. Разговор не задался. Она заказала себе капучино и снова устроилась напротив.
– Ну, что теперь ты хочешь за своё молчание? – угрюмо поинтересовалась Мисаки.
– Ничего, – мне ничего не хотелось требовать от неё. Дома её ждёт младший брат, а она зарабатывает такие деньги явно не на цацки. Она не была похожа на тех девушек, которые предлагали свои услуги ради наживы или поиска спонсора. Да, они тоже часто крутились в криминальных районах, но точно не в таком виде. Скорее наоборот, они закидывали массу удочек, чтобы наверняка поймать клиента покрупнее. И уж точно они бы не попали в ситуацию с гопниками в подворотне. Тут было что-то другое.
– Да конечно! Все вы так говорите, что ты, что этот немец… – она злилась, но злилась словно не на меня.
– Какой немец?
– Эрнст, – она произнесла имя так, словно сплюнула.
– М-м-м? – я выгнула бровь, история начинала принимать интересные черты. – А что он?
– Он..! – она осеклась. – Да ничего…
– Не думаю, что он стал бы делать что-то подобное…
– Он и не делал, – Мисаки смотрела в пустоту. – Строго говоря, я так и не понимаю того, что он сделал. И ты тоже…
– Ну, я просто понимаю, что у тебя есть свои причины, которые вряд ли основаны на пошлости или обогащении. Это просто твои обстоятельства. А что сделал он, я без понятия…
– Он нашёл меня в парке, вчера утром. Я плакала. Он дал мне воды. И тоже сказал, что ему ничего не надо от меня…
– И что в этом странного? У него на это тоже могут быть свои причины…
– Им всем только одно и надо, – проговорила она. – Грязное животное…
– Не кажется тебе странным так говорить о человеке, который бескорыстно попытался поддержать тебя в трудную минуту? – я стала серьёзна. Мне очень не нравилось, что Мисаки записывает в разряд “грязных животных” каждого встречного, причём явно по надуманным причинам. Насколько я могла знать Эрнста, он никогда бы не стал опускаться до шантажа. Это ниже его достоинства. Да и я не собиралась попадать в эту категорию людей просто из-за недопонимания. – Или ты хочешь сказать, что люди, под которых ты ложишься, чище, чем тот, кто попытался тебя утешить или спас от хулиганов?!
– Они грязнее, но они платят. Мне нужны их деньги…
– Тогда о какой чистоте ты говоришь, если сама занимаешься такой грязью?
– Да! – эти слова вызвали в ней истерику. – Да! Я грязная! Я грязная шлюха! Но я хотя бы не притворяюсь! Я делаю это не ради себя! Это не делает меня лучше, но я хотя бы признаю это, а не прячусь за маской хороших манер!
Кассир кафешки с интересом наблюдал за нами, в такой поздний час мы были единственными клиентами и единственным его спасением от скуки. Мисаки плакала, тяжело плакала, до икоты. А мне было сложно представить, сколько таких вечеров было у неё в жизни, когда обида и боль разрывали её изнутри до слёз, но никого не было рядом. Психологом я становиться не собиралась, но довести до дома и уложить спать настроилась решительно. Больше ей ничего сейчас и не требовалось. Потихоньку она успокоилась, вытерла лицо, допила кофе. Но больше она ничего не говорила. Видимо, её предел был на сегодня превышен.
– Слушай, – мне было неловко. – Может, я чем-то смогу помочь..?
Она помотала головой. Но ничего не сказала. Её взгляд был устремлён в пустоту. Скованными движениями она достала из сумки какую-то фляжку и отпила. Я почувствовала резкий запах валерианы и пустырника. Простые легальные успокоительные – это лучше, чем наркотики, но с такой жизнью она долго не продержится. Мне было по-человечески жаль девочку, но тут нужна серьёзная помощь, а не советчики вроде меня.
– У тебя кроме брата кто-то дома есть?
Она снова сделала отрицательное движение головой. И мне стало ещё тяжелее на душе. Я даже испытала вину за то, что не нарочно влезла в жизнь Харугивары. Теперь я знаю. И ничего не могу. “Вот так просто…почему? Потому что…Вот он, вкус настоящего бессилия…” Я ощущала на языке горечь, а на сердце груз. И оставалось только догадываться, какой груз на сердце несла Мисаки.
Я никогда не считала её человеком своего круга. Она состояла в дисциплинарном комитете, была въедливой и настырной, многим досталось от неё за те или иные промашки и оплошности, пощады она не ведала даже тогда, когда дело можно было решить полюбовно. И я даже радовалась тому, что Эрнст добился её исключения из дискома. И многие разделяли это чувство, наверное. Она не была душой коллектива, она выполняла роль маленького палача на своём месте. Думаю, недоброжелателей и ненавистников у неё было больше, чем друзей. И вот теперь я понимаю, что у неё и её брата, должно быть, никого нет, а она зарабатывает деньги вот таким самоистязанием. “Скорее всего, у неё нет парня…хотя о каких отношениях может идти речь в этой ситуации? И даже свой первый раз она отдала не по любви, не в момент искренности и таинства, а потому что какой-то урод пообещал заплатить, а деньги ей необходимы…Какого хрена, блин, Люба…Какого хрена…”
Мне было нечего ответить самой себе. Чем больше я погружалась в эти мысли, тем тошнотворнее они были. Надо было успокоиться. Принять простой факт собственной бесполезности и неспособности спасти всех на свете. Но как будто это так просто! Когда это было простым делом – забить на то, что уже зацепило тебя и не хочет отпускать. Кажется, я уже несколько минут сидела и смотрела в одну точку.
– Я провожу тебя домой, ладно? – даже не спросила, а попросила я.
– Как хочешь, – она, наконец, вернула себе дар речи. Это было уже чем-то. Это не решение проблемы, но хотя бы временное облегчение. Мы встали, выбросили бумажные стаканчики в мусорку и вышли на улицу.
Ночь была тёплой, как это бывает в августе во многих странах. Даже в России. Август обычно выдаётся приятным завершением лета, которое может начинаться пасмурно, но обязательно подарит на прощание хорошую погоду. Но, в отличие от России, ночи тут были темнее, гуще, намного более таинственные и мрачные. И даже в городе это хорошо ощущалось, пусть тут и было больше светового загрязнения.
– Может мне побыть с тобой?
– Мне не требуется нянька, – она снова могла огрызаться, а значит вряд ли будет делать что-то опасное с собой. Для своей ситуации она очень хорошо держалась.
– Как скажешь, – я закурила на ходу. Мне тоже требовался отдых. И хорошо будет, если я доберусь до своей кровати быстрее, чем новые приключения до меня. На сегодня было уже порядком встреч и откровений.
– Дальше я сама, – мы остановились на перекрёстке. – Не хочу, чтобы ты знала, где я живу.
– Ладно, – я решила уступить, в конце концов, её дом – её крепость, её убежище, где точно не место напоминаниям о ночной жизни. – Слушай, я понимаю, что это сложно, но береги себя, ладно?
– Что ты прицепилась-то?! – она начала было злиться, но потом смягчилась и потупила взгляд. – Я постараюсь…
– И это…помирись с Эрнстом, – попросила я. – Хорошо?
На это она не ответила, лишь развернулась и пошла по одной из улиц. Мне тоже стоило пойти домой. Музыка на сегодня закончена, новый аккорд я смогу взять только завтра.
Мисаки Харугивара
Утро наступило. Сложно было сказать о нём что-то ещё. Будильник требовательно звенел в стороне, а с кухни доносился аромат поджаренного хлеба. Мой взгляд был направлен в белёсый потолок. И на этом осознание и чувства заканчивались.
Усилием воли я подняла себя с подушки и выключила назойливый сигнал на телефоне, а затем, новым усилием, сдвинула с мёртвой точки осознание реальности. В голове промелькнули события ночи. “Русакова, значит, да?..Теперь она знает… Знает, но…будет ли сообщать кому-то? В самом деле, вчера она была доброй и спокойной, словно всё понимала и не осуждала меня…Могу ли я ей довериться?..” Во мне бродили сомнения и страхи по поводу этой русской. В школе было сложно представить более проблемного человека. И я всегда записывала её в разряд рассадников грязи, но вчера она была другой. Она не шумела, не балагурила. И много молчала. Интересно, о чём она думала? Она жалела меня? Стыдилась? Было ли ей отвратительно знать правду обо мне? Она выглядела обеспокоенной, но сдержанной. И что теперь с этим делать?
Я посмотрела на свои ладони, руки слегка дрожали. Видимо, это от перенапряжения за последние дни. Сегодня точно надо дать себе отдых, да и смены сегодня нет. Я медленно поднялась с футона и пошла умыться и привести себя в порядок. С холодной водой, брызнувшей на лицо, ко мне стала приходить бодрость. А к аромату жареного хлеба прибавился запах растворимого кофе. Я посмотрела в зеркало и улыбнулась. “У меня самый чудесный младший брат на свете…”
– Доброе утро, сестрёнка! – Сатоши встретил меня на нашей крохотной кухоньке, раскладывая тосты с сыром и беконом по тарелкам. У него тоже были каникулы, но он хотел вставать рано, чтобы готовить нам завтраки и делать зарядку. Моему брату было 12, и энергии в нём хватало на десятерых. Даже сейчас он настоял на том, что вместо сна будет хозяйничать и тренироваться. А по вечерам он засиживался допоздна за дополнительными занятиями по школе. Он был моей единственной семьёй, моей отрадой и моей гордостью. Именно ради него я была готова терпеть грубых клиентов и насилие.
Родителей у нас не было. Мой отец умер, когда мне было 3 года, мать не работала, а пособие по безработице спускала в казино. Отец Сатоши был каким-то криминальным элементом, строго говоря, он и не хотел рождения сына, поэтому сбежал от закона и ответственности в Америку. Мать не стала делать аборт, надеясь на прибавку к пособию по многодетности. В итоге она попала в тюрьму с лишением родительских прав за кражи и наркотики. Мне тогда было 14. Родственников разыскать мы не смогли, а государство выделило нам маленькую квартирку в панельном доме и пособие. Поначалу мне было трудно справляться со всем самой, но хотя бы деньги не утекали в игровые автоматы и карманы наркоторговцев. А потом я стала работать…
– Ты чего такая мрачная, Мисаки? – брат заметил, что со мной что-то не так, но я быстро взяла себя в руки, сев за стол.
– Ничего-ничего, просто немного не выспалась…
– Держи кофе! – передо мной оказалась чашка растворимого и дешёвого, но вкусного и родного кофе с молоком. – И начинай кушать, я только сковородку помою.
– А откуда у нас бекон? – я рассмотрела тосты, отметив, что они просто прекрасны, что на вид, что на аромат. И на вкус должны быть просто восхитительны!
– Я сбегал в лавку и купил вчерашние остатки по скидке! – брат был просто гениален. Он практически всегда знал, где можно достать что-то недорого. Лавочники всегда были рады продать остатки, пусть и скинув немного в цене. Это лучше, чем выбрасывать продукт. – А молоко достал в магазинчике Хиругаши, оно там дешевле и вкуснее, чем в супермаркете…
– Ты хоть высыпаешься? Вчера ты долго сидел за уроками?
– Я днём сплю немного, – радостно откликнулся Сатоши, садясь напротив меня и принимаясь за тост. – Приятного аппетита!
– И тебе, – я тоже решила приступить к завтраку и попробовала блюдо. – М-м-м! Это просто изумительно! Ты быстро учишься готовить!
– Шпашибо, – пробубнил он, жуя. – Ты мошешь на меня полошиться…
В самом деле, только на него я и могла положиться. Было время, когда он полностью зависел от меня, и ему требовалась забота, но сейчас он семимильными шагами стремился стать самостоятельным и ответственным.
– Чем займёшься сегодня? – брат доел завтрак быстрее меня и помыл за собой посуду. – Не хочешь сходить на пляж?
– Н-нет, не очень… – мне стало неловко при упоминании пляжа. Купальники мне никогда не нравились, а с моей работой было совсем тошно лишний оголять тело.
– Ну, не будешь же ты сидеть все каникулы дома! – брат стал возмущаться, а мне было всё сложнее объяснить, почему я не гуляю с друзьями, не развлекаюсь и большую часть времени провожу в своей комнате. Не знаю, что бы он подумал, узнай он правду. Я не могу ему такое говорить, только не ему.
– …Ну, ладно… – он, наконец, понял, что от меня ничего не добиться. – Просто ты постоянно то в школе, то на работе. И друзей у тебя совсем нет…Жалко будет вот так провести юность, я думаю…
“Ах, Сатоши…ты беспокоишься о своей непутёвой сестре…Хотя я этого совсем не заслуживаю. Ты так вырос за эти годы и стал намного успешнее меня, но по-прежнему волнуешься за такую дуру, как я…” Мне хотелось расплакаться от этих его слов, но я понимала, что не имею права на слабость в такой момент. Только не сейчас. Сейчас я должна быть самой лучшей старшей сестрой на свете, у которой всегда всё хорошо. Однако, для этого мне требовалось на время отступить. Да и надо было вынести мусор на сортировку. Так что я собрала посуду, взяла приготовленные пакеты и вышла во двор нашей панельки.
– Чёрт… – мне не хватило сил сдержаться, дыхание перехватило, а по щекам потекли слёзы. – Чёрт… – я попыталась выровнять дыхание и справиться с чувствами, но это было выше моих сил. Я осторожно пошла в сторону помещения для сбора мусора в доме, чтобы не попасться никому на глаза. А сама думала о том, что мне бы там было самое место. Среди отработанных батареек, пластиковых бутылок и прочего хлама. Чтобы потом меня переработали и сделали что-то по-настоящему полезное, стоящее, ценное. Ведь чистота превыше всего. Чистота улицы и двора, чистота белья, чистота совести. Но пока что я не там, пока мой час на переработку не пришёл. Так что я сама буду наводить порядок в своём мире. Ради таких, как Хироши-тян, ради Сатоши, ради того, чтобы ни один ребёнок больше не жил так, как живу я.
Разложив мусор по контейнерам, я успокоилась и снова была в силах держать себя в руках. Но домой идти с заплаканным лицом я не хотела. Так что, волей не волей, надо было чуть-чуть побродить по округе, чтобы разогнать кровь и снять красноту. Утерев остатки слёз, я пошла по улице в неизвестном направлении. Мой район было сложно назвать интересным местом – это спальник чуть в стороне от центра, где мало достопримечательностей и красивых видов, если ты, конечно, не любитель урбанистики. Затерянные среди панельных домов люди шагали по своим скучным делам, на одной из улиц меняли асфальт, стуча перфоратором, в небольших магазинчиках продавцы лениво ожидали наступление обеда, когда к ним придут за якисобой, булочками и кофе. Тут жило много эмигрантов, гастарбайтеров, вахтовых рабочих, а также тех, кто не хотел привлекать к себе внимание. Грязи тут тоже хватало, понятное дело. Как под ногами, так и среди людей. “Ничего, Сатоши, когда ты вырастешь, ты точно не станешь жить в таких местах…”