– Это не зависть, это – стремление к идеалу.
– Ну так и стремитесь себе наздоровье. Только меня оставьте в покое.
– И Вы называете себя литератором после этого? Я требую состязания! Пусть Эрика сан рассудит нас в честном поединке!
– Эм, я не очень хочу видеть такое в стенах клуба…
– Будь добра, Эрика, рассуди нас. Раз меня вызвали на дуэль – трусливо будет отказываться. Но я выбираю оружие.
– Хорошо, но только один раунд. Если выиграет Эрнст, то все претензии к нему будут исчерпаны.
– Но если выиграю я, то он публично перед обеими школами признает, что не литератор!
– Это как-то…
– Идёт, Эрика я выбираю написание стихов на немецком.
– Эм… Что?!
– Да, барышня, мы будем писать стихи на моём языке. И кто будет лучше на вкус моего президента, тот и выиграет. А тему я выбираю – нелюбовная лирика.
Я сглотнула. Вот тут он меня подловил. Уметь читать на чужом языке это одно, а вот сочинять стихи – это совсем иное. Эрика дала нам 5 минут на написание, за которые в мою голову ничего не пришло. Я уныло посмотрела на пустой лист, видя, как Эрнст протягивает Эрике свою рукопись.
– Мне нужно зачитывать или хватит и того, что у этой горе-спорщицы пусто?
– Не надо, – пробормотала я. – Я поняла уже. С самого момента выбора оружия я поняла, как ошиблась.
– В таком случае, все претензии исчерпаны, и ничто не угрожает твоему доброму имени.
– Не скажу, что не нервничал, ведь легко могло оказаться, что именно в этом она профи, раз учится в элитной школе. Но мне даже слишком повезло.
– Это верно. А теперь, в знак примирения давайте выпьем кофе.
– Если можно, – я сидела, потупив взор. Это был конец. Казалось, что мир рухнул. При желании Эрнст теперь мог просто разгромить меня, как до этого я громила его. Но он лишь сидел и тянул свой кофе без всякого желания рвать и метать.
– Не унывай, – Эрика поставила передо мной чашку кофе. – Эрнст, конечно, суровый и пугающий, но обижать никого не будет. Он хороший, хотя страшно любит от этого открещиваться.
– Президент, Вам разве не пора домой?
– А кто кабинет закроет?
– Оставьте ключ, я со всем разберусь. А Вас, верно, уже давно ждут.
– Спасибо, Эрнст. Я могу на тебя положиться, – Эрика собрала свои вещи в сумку и направилась к дверям. – Будь хорошим парнем и не ешь никого.
– Да-да, mutti… Привет сенпаю.
– Передам, до свидания, Шируко-сан.
– До свидания…
Рыжие локоны сверкнули в лучах солнца и скрылись за дверью. Мы остались одни. Эрнст молчал и пил кофе, читая какую-то книгу на немецком. Он пробегал по страницам глазами и быстро перелистывал их, не обращая внимания на меня.
– Ты не сердишься?
– Уже нет. Я получил то, что хотел. Теперь могу только попросить отстать от меня.
– Если честно, у меня есть к тебе просьба.
– Какая?
– Можешь пойти со мной в наш литературный кружок. Ничего такого, просто мне бы хотелось показать тебя остальным…
– Я, что, экспонат?
– Нет, скорее это в качестве визита мира.
– Я ни с кем и не воевал. Но ладно уж. Схожу, только не сегодня.
– А завтра?
– Завтра могу.
– Вот здорово! Кстати, а что именно ты написал на русском?
– А, да так, мелочь. Всего лишь шалость на тему того, как меня достали учить жизни.
– Прочитаешь?
– Да, могу…
Мне говорят – «зануда ты»,
Когда я не доволен,
Что мне в глаза пускают пыль,
Что врут мне в каждом слове.
Мне говорят – «не думай много»,
Когда я рассуждаю.
Меня берёт в тот час тревога,
Сомнения терзают.
Мне часто говорят – «Забей»,
И я понять пытаюсь,
Как можно плюнуть на людей?
Не понимаю, каюсь.
Мне много говорят, как жить,
Что делать, кем работать,
Кого забыть, кого любить,
С кем видеться в субботу…
Так вот, скажу я вам сейчас,
Скажу, чтоб ясно стало:
«УЧИТЬ ДРУГИХ ЛЮБОЙ ГОРАЗД!
И вы меня достали!
Живу я так, как сам хочу,
Учите мужа в спальне.
Отстаньте, лишь о том прошу.
Нормальный я! Нормальный!»
– Забавно! – я расхохоталась от последних строк. Да уж, это нелюбовная лирика.
– Да, мелкая шалость. Пошли, я сегодня спешу.
– А, да, конечно, – я собрала свою сумку и мы вышли из кабинета. Он попрощался со мной на выходе из школы, пойдя в сторону стоянки велосипедов и мопедов. И уже скоро мимо меня промчалась молнией яркая Веспа, на багажнике которой сидел Эрнст позади, как видно, своей девушки. Сомневаться в том, что он популярен не приходилось. Этот человек умел приковывать внимание и поражать. Было даже приятно, что я проиграла ему дуэль. Ведь так он остался самим собой без нужды пачкать свою честь. Да, это видимо была простая мелочная зависть. И я была рада, что именно он открыл мне на это глаза и помог увидеть в нём хорошего человека.
Эрнст Клечек
– Так, а ну-ка стояночка, – я и Макото как раз подошли к её Веспе, когда рядом появились эти ребята. Типичные гопники среднего разлива. И я бы списал всё на случайность, если бы с ними не было наших давних знакомых, с которых и началось моё знакомство с девушкой. Только теперь эта троица была на подтанцовке у других идиотов, рангом повыше и с битами. Картина вырисовывалась далеко не в нашу пользу. Если сейчас не следить за языком, то можно провести ближайшее время в гипсе. Единственное, чего не предусмотрели эти “кореша”, так это то, что Макото, будучи ближе к мопеду, может быстро убраться отсюда, если я отвлеку парней. Я намеренно сделал шаг в сторону от неё, чтобы перекинуть внимание на себя. Это не осталось без внимания. – Куда это ты собрался, гайдзин?!
– Не твоё собачье дело, пёс, иди погрызи косточку в сторонке, – я нарывался на драку, я уже понимал, какими будут для меня последствия. Где-то глубоко во мне сидело чувство страха боли, которая была вот уже на пороге.
– Рот будешь у стоматолога открывать, – “главный” решил поиздеваться для начала, прекрасно понимая, что я от них никуда не денусь. Видимо хотел растянуть удовольствие мести.
– Надо же, какие умные слова ты знаешь, – нарочито нагло присвистнул я. Бросив косой взгляд на Макото, я увидел, что она стоит, как парализованная, и ничего не может сделать. Я махнул ей, чтобы вывести из ступора. – Езжай, я скоро буду…
– Кто куда поедет, решать будем мы, – старшой видимо, терял над собой контроль, желая скорее почесать кулаки.
– Ну да, такие, как ты только на беззащитных девушек наезжать горазды. А как пацан с пацаном, так у тебя яиц не хватит, – я вернул внимание к себе.
– Чё сказал?! Тебе фильтр для базара установить через задницу?
– Тебе он нужнее, ветошь…
– Короче! – кто-то из хулиганов уже терял терпение. – Чё мы с ними церемонимся, вломить этому, а бабу с собой забрать…
Это говорун выступил вперёд и замахнулся на меня, но я успел отойти от линии удара битой и приложил козла с левой в скулу.
– Вали, блин! – крикнул я Макото, и она, к моему счастью, не стала глупить. Она в один прыжок села на мопед и дала газу, вырываясь из лап гопников в последний момент. Пара из них хотели было накинуться на неё, но только упали на асфальт от удара мопедом на полной скорости.
– Твою мать, упустили! – выругался один из моих старых знакомых в этой компании.
– Ничё, он тоже за бабу сойдёт, – усмехнулся “старшой”, и на мою спину обрушился удар. Только чудо позволило мне остаться на ногах, но тут же мне прилетело под дых. Воздух выбило из лёгких одним хорошим ударом, и я медленно стал отступать, но пощады уже не было. Удары посыпались один за другим, а моё тело скоро оказалось на асфальте. Всё, что я мог сделать – закрыть голову руками и сгруппироваться, чтобы не потерять внутренние органы. Когда моя правая рука хрустнула в предплечье, а боль резко отрикошетила в голову, я понял, что теряю сознание и не могу этому сопротивляться.
Проснулся я от резкого запаха нашатырного спирта перед лицом. Открывать глаза не хотелось, но рефлекс сработал сам собой, и я попытался встать. Чья-то рука уверенно не дала мне этого сделать, поэтому я распластался на асфальте, и стал смотреть над собой.
– Эрнст Клечек, Вы меня слышите?
– Ja, – протянул я, глядя, как надо мной склоняется лицо врача.
– Не делайте резких движений, опасность Вам не угрожает.
– Макото… – бомочу я. – Она дома?
– Девушка, что позвонила нам, здесь, с ней всё в порядке, – заверили меня.
– Хорошо… – я ощущаю, как всё моё тело гудит от боли, словно меня сбил грузовик. Я вздыхаю и медленно пытаюсь подняться, опираясь на руки. Но правая рука резко отзывается болью. – Oh Scheiße, wie beschissen…
– У Вас закрытый перелом лучевой кости, будьте осторожны, – предупреждает меня врач.
– Ясно, – я сажусь, опираясь на левую руку и осматриваюсь. Мы всё ещё на стоянке магазинчика, у которого меня настигли неприятности, тут стоит машина скорой помощи и полицейская машина, несколько полицейских проводят осмотр места преступления, один, похоже детектив, беседует с Макото, которая то и дело бросает взгляд на меня. Видя, что я очнулся, она едва сдерживается, чтобы не броситься. Однако, детектив требует её внимания в допросе и не спешит отпускать. Врач объясняет мне, что сейчас я должен поехать с ним в больницу и наложить гипс, а уже потом давать показания. Я прошу его не госпитализировать меня, и он кивает, говоря, что для госпитализации причин нет. Мои вещи находятся рядом – сумка порвана, смартфон разбит, наушники превратились в ошмётки, а пара учебников и тетрадей более непригодны. Ничего не скажешь, отделался малой кровью, так сказать. Я прошу доктора позволить Макото ехать со мной, на что он отвечает отказом. Макото может поехать с нами, но только своим ходом. Я пожимаю плечами. Моя правая рука зафиксирована, чтобы избежать смещения костей, а перелом, судя по всему, не такой страшный, как кажется. Сейчас меня в любом случае повезут в больницу, а там видно будет.
После наложения гипса в больнице, меня, наконец отпустили. Макото встретила меня у дверей кабинета в сопровождении того самого взрослого мужчины, что беседовал с ней на стоянке.
– Эрнст! Ты в порядке! – она обняла меня и вздохнула так, словно я был на грани смерти. После всех злоключений было приятно почувствовать эти тёплые объятия. Однако, полицейский кашлянул в кулак, привлекая наше внимание. Моя девушка отошла в сторону, давая нам поговорить.
– Меня зовут – Рюноске Нори, я детектив полиции, и мне надо задать Вам несколько вопросов. Понимаю, что день у Вас не задался, поэтому не отниму много времени.
– Понимаю, детектив, – кисло кивнул я, готовясь отвечать на вопросы и припоминать факты.
– Итак, Вы помните сколько было нападавших?
– Их было 6-7 человек, где-то так.
– Можете их описать? Примерный возраст, особые приметы, детали в одежде?
– Примерно моего возраста, несколько худых и несколько крупных таких, явные качки. Одеты были, как какие-то рэпперы или что-то типа того, под американский уличный стиль. Из особых примет – у их главного была татуировка в виде игральных костей на предплечьи, – я вспомнил эту деталь совершенно спонтанно, хотя не придал этому значения при встрече с тем типом. – Да, и у троих из них были биты. А ещё там были три парня, что раньше домогались до Санады-сан.
– То есть, там были знакомые? – уточнил мужчина, делая пометки в записной книжке.
– Да, трое, один из них крашеный блондин с пирсингом, другой с длинными черными волосами и тогда, и сейчас, был в тренировочном костюме, синем. А третий упитанный такой, курил.
– И в прошлый раз они приставали к Санаде-сан, так?
– Да, в тот раз я вмешался в их ситуацию и мы вместе их спугнули, а теперь эти типчики подошли мстить в компании по-серьёзнее.
– Ясно, это понятный мотив, – задумчиво проговорил он. – Надо бы проверить школу Мирай…
– У Вас есть подозреваемые? – уточнил я.
– Боюсь, что не могу ответить на этот вопрос сейчас. Расследованию не больше пары часов, слишком рано, чтобы обвинять кого-то конкретного. Но информация есть, а, значит, с ней надо работать. Я подвезу тебя до дома, если хочешь.
– Лучше сопроводите Санаду-сан. Я больше беспокоюсь за неё.
– Она поедет патрульными, не беспокойся, твоя девушка будет в целости и сохранности.
– Вы – украшение своей профессии, – заметил я. Это нисколько не смутило детектива.
– Спасибо, надеюсь, что больше с тобой ничего плохого не случится.
– Не будем загадывать, – нейтрально отозвался я.
– Ты не выглядишь испуганным, – заметил Рюноске-сан.
– А чего бояться? Вряд ли после всего случившегося эти парни рискнут показать нос. Я бы на их месте сидел тише воды, ниже травы…
– А ты довольно рассудительный для своего возраста.
– Спасибо, просто стараюсь не терять головы.
– Это правильно. Ладно, пошли в машину.
– Да, конечно, только попрощаюсь…
– Я подожду снаружи, – для детектива он был даже слишком внимателен к деталям и мелочам, но это его явно красило.
– Как ты, Макото-тян? – мы снова оказались рядом, на этот раз совершенно одни за исключением других пациентов в холле. – Испугалась?
– Конечно! Тебя избили посреди бела дня! Ты бы не испугался на моём месте?
– Наверное, испугался бы, да…
– Вот видишь!
– Для меня главное, что ты не пострадала. А на мне всё заживёт, как на собаке.
– Не говори так! И вообще думай о себе хоть немного! Ты постоянно бросаешься спасать мир или вытаскивать из беды друзей, но о себе совсем не думаешь!
– Хорошо, – я вздохнул, хотя хотел ей возразить. Но, наверное, сейчас не время для возражений. В конце концов, она так переживает за меня. Это согревало и даже как-то оттягивало боль из руки. – Хорошо, meine Liebste, я буду аккуратнее в следующий раз.
– Лучше пусть такого раза не будет!
– Конечно, пусть не будет, – я увидел, как Макото тянется ко мне, приподнимаясь на мысочках, и, чуть наклонившись, поцеловал её. Мы не так часто целуемся, в отличие от других пар, поэтому такое выражение чувств для нас многое значит.
Чуть-чуть затянув этот поцелуй, я отстраняюсь от девушки, и мы, держась за руки, выходим на улицу. Рюноске-сан ждёт меня в своей машине, довольно старенькой на мой взгляд Тойоте, а для Макото выделен целый эскорт из двух мотоциклистов-патрульных, которые конвоируют её домой. Я же сажусь на переднее сидение, пристёгиваю ремень и откидываюсь на спинку.
Мы едем в молчании и едем долго, потому что больница в другом районе. Полицейский непроницаем, как скала, и я не могу даже угадать, что за мысли владеют им. Наверное, это и значит в каком-то смысле быть взрослым. Выдерживать такое молчание довольно сложно. С большей охотой я бы сейчас поговорил с ним на отвлечённую тему, но почему-то это кажется мне неуместным. В конце концов, он не развлекать меня должен.
Когда мы тормозим перед моим домом, я громко выдыхаю, словно до этого не дышал вообще. Наконец, эта поездка закончилась, и я могу вернуться домой. Там меня ждёт ужин в холодильнике и музыка на ноутбуке. И кофе, конечно. Куда же без него. Это должно немного скрасить сегодняшний день.
Получив сообщение от Макото о том, что она нормально добралась до дома, я окончательно даю себе расслабиться, кидаю в чашку несколько кубиков льда и жду, когда смогу насладиться холодным кофе. Тело всё ещё неприятно болит после побоища, так что я растягиваюсь на своей полуторной кровати и прикрываю глаза под одну из баллад группы Blackmore’s Night. Их спокойная лирика в купе с хорошим гитарным исполнением Ричи Блекмора дарят покой. Я и сам не замечаю, как прикрываю глаза и проваливаюсь в сон.
Хироши Хироно
В библиотеке покой и тишина. “Мммм…даже немного волнительно от такой гармонии…Все готовятся к промежуточным тестам и не мешают друг другу…” Я окинула взглядом столы, за которыми трудились ученики всех трёх параллелей. Мне всегда нравилось угадывать, у кого какие мысли на уме, когда они тут. Вот третьекурсник корпеет над мат.анализом. А вот парочка со второго курса, они совсем недавно в отношениях, потому что раньше я их видела по раздельности. А вот эта фигура в чёрном от которой веет страшным холодом…
– Эрнст-кун! – я даже вскрикнула, от чего все обернулись на нас. Юноша осмотрелся вокруг себя, словно бы искал какого-то другого Эрнста.
– Ты, кажется, забыла, что в библиотеке не шумят, – заметил он, дойдя последние метры до моего рабочего стола.
– Прости, – от его строгого тона бросало в холод.
– Да ничего…
– Что с тобой? – я указала на его руку, которая была обёрнута гипсом и подвязана платком.
– Упал с лестницы, мелочи, – отмахнулся он.
– Вот оно как, – кивнула я, понимая, что продолжать расспросы не стоит. – Ты тоже заниматься пришёл?
– Нет, просто хотел тебя проведать. Как у тебя дела?
– Эм… – у меня пропал дар речи. Насколько я знала этого парня, ему вообще не бывает дела до окружающих. И тут он приходит ко мне, чтобы узнать, как дела. – Д-да всё вроде нормально… А почему ты не написал?
– Потому что, – вот теперь это снова был он. Непроницаемый и колючий. Однако, с его стороны было очень мило прийти проведать меня лично. Причины он вряд ли озвучит, но этот его жест всё же грел душу. – Так, что нового?
– Да вроде ничего такого…
– Как продвигается постановка?
– Нормально, – и тут я вспомнила, что вычитала из школьной газеты. – Ты мне наврал, когда сказал, что не писал сценарий!
– Да, наврал, – на его лице проступило кислое выражение. – Я вообще не хотел, чтобы моё имя было где-то указано…
– Но почему? – кажется я уже знала ответ, но всё равно спросила.
– Я не считаю это важным, – задумчиво протянул он. – То есть, я ничего такого для этого не сделал. Просто написал текст.
– Текст, диалоги, костюмы, жесты, позы и ещё кучу всего. Твой сценарий настолько подробен, словно фотография!
– И что в этом такого? – он осмотрелся, поймав на себе взгляды других посетителей библиотеки. – И говори потише, мы в библиотеке.
– Эм… – он вроде бы не уходил от ответа, так что я решила продолжить, значительно понизив тон. – Ты не понимаешь? Ты создал новое произведение из ничего.
– Нет, я просто написал текст. Постучал по клавиатуре, распечатал и отдал на оценку. И всё.
– Постучал по клавиатуре?! Хотела бы я так стучать…
– Это не сложно, могу дать пару уроков.
– Эрнст-кун, ты и в самом деле не понимаешь?
– Хироши-тян, это ты не понимаешь. Я просто писал текст. Писать на японском я худо-бедно научился год назад, с клавиатурой это проще к тому же. А теперь посмотри на этот зал, – он окинул рукой пространство, где сидели ученики. – Каждый из них, и ты тоже, умеете писать на японском. Любой из вас способен написать текст, как и я. Более того, вы можете сделать это значительно грамотнее меня. Так что в этом сценарии нет ничего особенного. Это просто текст.
– Странный ты, – только и оставалось признать мне. Хотя какая-то часть меня была уязвлена. Он считает, что его работа – это плёвое дело, которое и за дело-то считать нельзя. Но лично я никогда не блистала сочинениями на уроках. Я попросту не могла написать также хорошо, как он. И то, что он считает это пустяком, выводило из себя. И самым бесящим было то, что он шутя говорил, что мы все на это способны. Но это не так. И кем он считает тех, кто не способен также просто, как он, творить искусство? На какой ступени развития он видит всех нас в этом зале?
– Не хмурься так, Хироши-тян, – довольно мягко проговаривает Эрнст. – Тебе это не идёт.
– Вот значит как, – обида всё ещё жжёт мне сердце. От чего-то вся радость от его визита превратилась в горечь.
– Я вовсе не хотел тебя обижать.
– Я не обижаюсь, – на сей раз вру уже я.
– Если ты так говоришь, и это правда, то всё в порядке, – он не хочет впутываться в пикировку и ссориться. – Но всё же, даже если ты не можешь написать такой текст, как мой, это не значит, что ты бездарна. Это значит, что ты умеешь делать что-то другое существенно лучше меня.
– Наверное, – хотя эта фраза меня немного успокоила, но с другой стороны она же меня ещё больше разозлила. Как ни крути, а я никогда ничем не выделялась из общей массы. Я не была сильна в спорте или науках, особым артистизмом или красотой меня тоже не наделили. Я была не хуже и не лучше большинства. “Обычная”. У таких, как Эрнст или Эрика-сан, была интересная жизнь, полная приключений, они были красивы и умны, они кажутся всем необычными. Они – это Большие Люди, у которых впереди Большая Жизнь. На их фоне я и другие – попросту Маленькие. И нас таких завидное большинство. Наверное, мы есть для того, чтобы эти Большие Люди могли осознавать своё величие и стремиться к своим грандиозным целям, поражая всех остальных талантами и дарами. И глядя на нас сверху вниз.
– Вижу, у тебя много работы, – кажется, Клечек-кун прочитал на моём лице неудовольствие, потому что быстро свернул нашу беседу. – Я зайду, когда народа будет поменьше. Или напишу, так и в самом деле проще. Не грусти, Хироши-тян, всё образуется. До связи…
Следующее, что я увидела, была спина его чёрного пиджака, которая стремительно удалялась от меня. Мне стало ещё паршивее от того, что он догадался о моём настроении. В зале всё также продолжали заниматься школьники, грызя гранит науки, и я решила, что тоже стоит вернуться к работе. Сидя за столом, я зубрила всемирную историю, которая никак не лезла в голову.
Хотя этот предмет был самым лучшим олицетворением того, как меньшинство Больших Людей вело массы к процветанию, прогрессу или гибели. Вся хроника жизни людей от Древнего Египта до нынешних дней – это рассказ о том, как властители дум, правители, творцы, учёные, полководцы пытались привести народы к светлому будущему. И вот сейчас будущее настало. Светлое или не очень, но другого не дано. И мы, подрастающее поколение, должны протянуть мост из вчера в завтра.
“Наверное, Эрнст и сам не понимает, как ему повезло. С его талантами он может сделать любую карьеру, стать великим и прославиться. Учитывая, как легко ему всё даётся. Даже не верится, что он человек, как и я…” Эти мысли окончательно погрузили меня в печаль, и мне оставалось лишь топить её в заучивании дат событий начала 18 века.
Когда учебный день закончился, я собрала свои вещи в сумку, и направилась в актовый зал, где предстояло помогать репетирующим. Хори-сенпай и Касима-сенсей были не особо придирчивы и не требовали чрезмерной активности, а актрисы из академии были просто поразительны на сцене. Мне был не совсем понятен выбор Эрнста – поставить на главную роль Хори-сенпая при его низком росте, но, видит бог, по уровню сценического мастерства Эрнст не прогадал ни разу. При этом, глава драмкружка справлялся не только с ролью, но и с руководительством всей постановкой. Единственным человеком, кто мог возразить ему была прима наших гостей, Роза Ля Рейн. Хотя это было не её настоящее имя, но все обращались к ней именно так. Глядя на неё, на ум приходило лишь одно слово – “Госпожа”. Именно так, с большой буквы.
Она была статной, красивой, но гордой и непреклонной ни перед кем. Её не волновал статус Касимы-сенсея, как учителя, или статус Хори-сана, как главного в этой постановке. Она была словно айсберг, холодной, возвышающейся над всеми вокруг. Но на сцене она чудесным образом менялась и легко отыгрывала свою роль, прописанную ей Эрнстом. И ей, кажется, нравился этот театр.
Сегодня шла репетиция второго акта постановки. Эрнста я тут, к счастью не увидела. Не хотелось мне сталкиваться с ним после разговора в библиотеке. Я чувствовала зависть и стыд перед ним за это одновременно. Так что, не найдя его в зале, я вздохнула чуть свободнее, и стала помогать актёрам на сцене.
– Хори, ты движешься не достаточно плавно. Как-то дёргано!
– В этой сцене мой герой испытывает волнение, так что некоторая резкость даже естественна.
– Хм! На этот счёт в сценарии нет пометок, где не надо он их ставит, а где надо, словно забывает, – Роза Ля Рейн была критична ко всему, что вызывало у неё вопросы. Даже к сценарию, который она сама приняла.
– Этот момент понятен интуитивно. К тому же, тут есть пометка о том, что мой герой волнуется. Если этого не достаточно, то у тебя что-то не то с пониманием, – Хори-сан был, пожалуй, единственным, кто мог возражать ей. Это было обычным для них. На каждой репетиции эти двое вступали в перепалки, словно старые супруги. Я не знала точно, но по школе ходил слух, что Хори-сенпай и Роза Ля Рейн раньше учились вместе и выступали в одном драмкружке в средней школе. И я была склонна верить этому, глядя на то, как они хорошо играют вместе. Хотя это мог быть просто хороший опыт театрального искусства.
– Как тебе они? – совершенно неожиданно рядом оказалась Касима-сенсей.
– Эм, они красиво играют, не зря же Эрнст поставил их в пару по сценарию, – я стушевалась.
– На самом деле Эрнст не знал Розу Ля Рейн до нашего визита к ним, но на обсуждении постановки он сразу предложил их на главные роли.
– Эрнст, как всегда, на высоте… – протянула я.
– Да, возможно, хотя не думаю, что он сам так считает.
– Он, наверное, думает, что это проще простого.
– Вовсе нет. Ему это всё доставляет немеренные хлопоты. Он согласился написать для нас сценарий только за большой гонорар.
– Вы ему заплатили?! И сколько?!
– Боюсь, что это коммерческая тайна, – улыбнулась сенсей. – Но должна заметить, что деньги он отработал честно и на высшем уровне.
– Наверное, все хотят быть таким, как он…
– Лично я – нисколько. Более замороченного и странного человека надо ещё поискать. Одному богу известно, что у него в голове, и как он с этим уживается.
Мне было удивительно слышать это от учителя. Мне казалось, что Эрнст успешен и счастлив.
– Разве он не думает, что всё вокруг для него проще простого? – осторожно спросила я.
– Конечно нет. Для него проще простого написать сценарий или приготовить торт, как это было на фестивале, но труднее всего ему с людьми. Там, где всем не стоит труда договориться или попросить, он испытывает колоссальные трудности. Там, где другие просто поговорят, он будет прикладывать массу усилий, чтобы пройти через это. Может со стороны так не кажется, но это лишь от того, что он прикладывает массу сил, чтобы выглядеть расслабленным и спокойным. Эрнст сам заложник своего успеха. Из-за высоких требований к себе самому, из-за желания соответствовать образу человека, у которого нет проблем. Так что не думаю, что хотела бы быть таким, как он. Намного приятнее не заморачиваться по пустякам и жить беззаботной и лёгкой юностью, – Касима-сенсей улыбнулась и подмигнула мне, а я стояла, раскрыв рот. Только что учитель в двух словах рассказала мне нечто такое, о чём я никогда не задумывалась.
Взглянув на него с такой стороны, мне показалось, что я открыла для себя нечто совершенно новое в Клечек-куне. Если для него даже простой разговор – испытание, то чего ему стоит быть с кем-то в дружбе или даже в любви? Сколько усилий он прикладывает, чтобы быть рядом с другими таким, каким его хотят видеть. И со мной тоже. Он, наверняка, старался быть непринуждённым в нашем коротком разговоре сегодня, а я додумывала на его счёт, что он просто гордец. И тут я поняла маленькую тайну Эрнста. “Я могу написать текст. Любой в библиотеке мог это сделать. Хорошо или плохо, но мы могли это. А вот ему для простого разговора со мной надо было приложить усилия. Хотя для нас разговоры – это обычная часть жизни”. Не Эрнст был гордецом, а я. Я обижалась на него за то, чего он совершенно точно не делал. Он сказал, что я лучшая в чём-то другом. Именно! Я могу иметь множество друзей, болтать на переменах, перекидываться записками на уроке, выслушивать и говорить часами, для меня это проще простого. Но не для него.
“Как это было глупо! Дура, дурёха! И почему я обижалась на него?! Какая же я идиотка!” Мне хотелось провалиться сквозь землю прямо тут, перед Касимой-сенсеем, но пол всё ещё уверенно удерживал меня от этого.
– Ты чего так разволновалась? – женщина заметила моё смущение. Ну, разумеется, лицо у меня сейчас наверное пунцовое.
– Просто подумала о чём-то… – неуверенно и с запинками проговорила я.
– Вот оно как… – протянула она и усмехнулась. Интересно, с чего бы она так?
Между тем, перепалка на сцене давно закончилась, и актёры вернулась к своей работе над ролями. Репетиция продолжилась в своём обычном русле. Но мне хотелось поскорее написать Эрнсту извинение за то, что было в библиотеке.
“ – Извини, что вела себя странно, я просто не совсем поняла, что ты имел ввиду в нашем разговоре!”
Мессенджер отправил сообщение и отметил его получение, но ответа не было. Я чувствовала себя так, словно сидела на иголках. Однако, до конца репетиции Эрнст так и не ответил. Мне страшно хотелось написать ему ещё раз, но я удерживала себя от этого, помня, как он не любит забрасывание сообщениями. Остаток дня прошёл в домашних делах и заботах, которые отвлекли меня от мрачных мыслей. И только поздно вечером, перед сном, я получила ответ от него.
“ – Ничего страшного, я не в обиде. Надеюсь, у тебя всё хорошо”.
И от сердца у меня, наконец, отлегло.
Роза Берлебург
– Эрнст-сан, что с Вами?!
– А, это… – юноша посмотрел на перевязанную руку. – Мелочи.
– Вы точно в порядке?!
– Да, со мной всё хорошо, не обращайте внимания. Я так понимаю, мне можно пройти?
– Конечно, я проведу Вас в наш клуб, – я постаралась успокоиться и не нервничать, но это у меня получилось слабо. Я поверить не могла, что ещё вчера видела его целым и невредимым, а сегодня он стоит передо мной в гипсе. На ум сразу приходили мысли о падении со скутера, но я постаралась отмести эти мысли от себя. – Я уже объявила девочкам о Вашем приходе, и они с нетерпением ждут.
– Да не стоило беспокоиться.
– Может быть и так, но Вы – литератор, а значит, наш товарищ по духу!
– Даже не знаю, что сказать. Это большая честь. Но можно я не буду долго говорить?
– Конечно, это не обязательно, но Вы же ответите на пару вопросов? – мне страшно хотелось, чтобы девочки, как и я, поняли, насколько интересный человек идёт к нам.
– За последние дни вопросов было так много, что я даже не знаю, чем заслужил такую честь.
– О, не думайте, что мы похожи на этих желтогазетчиков из клуба журналистики. Нам важно не собирать сплетни, а доносить свои чувства до людей через слова.
– Это очень интересно. Я взял с собой свою тетрадь на всякий случай.
– Ваши собственные творения? – я чуть не подпрыгнула от радости.
– Там больше переводов с немецкого.
– Думаю, что мы хотели бы услышать и оригиналы.
– Это как раз не сложно.
– Вот оно как! Мы очень любим чтение произведений вслух, своих или чужих. Я надеюсь, что и мы сможем порадовать Вас чем-то.
– Буду весьма польщён. И давайте перейдём на “ты”, я, в конце концов, не такая важная птица.
– Хорошо, как лучше обращаться?
– По имени. Мы, европейцы, не используем фамилии для обращения на “ты”.
– Эрнст-сан?
– Просто Эрнст. Без суффикса.
– Хорошо, Эрнст, – я попробовала. Получилось не совсем привычно, но, думаю, я могу с этим смириться.
Мы шли уже по территории академии, и навстречу нам попадалось много девушек, которые с интересом рассматривали гостя. К нам редко приходили люди из других школ, в силу элитарности учебного заведения, поэтому каждый чужак был тут за диковинку. Конечно, подогревало их интерес и моё присутствие. Пусть это и немного самоуверенно, но вряд ли кто-то не знал меня и литературный клуб, который я возглавляла.