– Если будешь так сидеть и вздыхать, никогда его не увидишь, – снова подначила она. – Он – парень не промах, сразу видно. В нашей школе не найдётся даже учителя, кто так вернёт тебя в реальность.
– Я просто растерялась…
– И это уже событие, достойное первой полосы нашей клуба журналистики. «Непоколебимая Роза Баккара потеряла контроль над ситуацией!»
– Замолчи уже!
– Даже если я замолчу, тебе ведь не станет легче. Ты будешь сидеть у окна и смотреть, пока не настанет время идти домой…
«Дом… как я могу идти домой? После всего этого? После этих мыслей… как я могу? Я же – сама Роза Баккара! Глава студенческого совета и отличница престижной академии…» Я вздыхала вновь, ощущая, как силы покидают тело.
Роза Баккара. Это прекрасное, гордое, строгое растение. Величественный цвет, упругий, налитый нектаром бутон, каждый лепесток выглядит так, словно сам Бог вытачивал его своими руками. В ней сила и сдержанность, красота и притяжение. И, хотя это тоже роза, у неё практически нет шипов. Её горделивость и властность порой ничем не защищены. Выращенная в идеальных условиях для красивого букета, чтобы радовать глаз, медленно увядая. Ведь всем важен вид, а не бархат лепестков.
Такая я – Роза Баккара. Заложница своего положения и обязательств. Держать спину ровно, никакой лишней мимики, только уверенный тон. И на всём свете найдётся мало людей, кто покорит меня. Каким цветком был он?
Немец. Эрнст Клечек-сан. Небрежный в движениях и прямой на словах. Колючий и холодный. Словно его сердце из камня или проволоки. Он не испытал трепета, он не лебезил и не заискивал. Он спокойно бросил мне вызов, а я даже не смогла ответить. Что это? Слабость? Испуг? В своём саду, среди своих роз испытать неуверенность и неловкость. Как человек. Не как роза. И сидеть сейчас у окна, размешивая чай, вспоминая его лицо. На фоне своей беспечной учительницы и вспыльчивого знакомого Розы Ля Рейн, этот Эрнст казался единственным, кто знает, что делать и говорить. Он холодный и жёсткий, колючий и острый.
«Надо найти его цветок…Потому что у него он точно есть… » Я снова вздыхаю и с тяжестью встаю от окна. В комнате пусто, я и не слышала, как все ушли и попрощались.
Собрав быстро вещи и вымыв чашку, я закрываю дверь на ключ и ухожу. Мои шаги по брусчатке раздаются в спокойствии летнего вечера. Уже скоро сезон дождей, и тут будут стоять лужи. Зато будет не так жарко. Мои шаги удаляются от школы, а потом и от ворот парка.
«Неужели я влюбилась? Влюбилась в мальчика, которого видела впервые, которого даже не знаю, но хочу узнать. Увижу ли я его ещё раз? Да, наверное, ведь будут общие репетиции, и он, наверняка будет там. Мы сможем поговорить, и я всё пойму о свои чувствах. Спокойно, не надо торопиться, не надо бежать впереди времени, иначе оно раздавит тебя. К тому же, я смогу спросить у сестры, ведь она тоже в Минори. Не думаю, что там так много иностранцев. Может даже они в одном классе…» Эти мысли медленно успокаивали меня, пока я шла до дома. В моей душе царило предвкушение чего-то важного и особенного. Предвкушение новой жизни. Может быть это лишь иллюзия, но так хотелось, чтобы это чувство не пропало зря и не растаяло, как дым.
Впереди показался перекрёсток, на котором мне предстояло свернуть. И вот я дома.
– Я вернулась! – прокричала я с порога, перекрикивая шум шкварчащего на кухне масла. В воздухе пахло жаренным мясом. Сегодня отец сделал кацудон, видимо. Улыбаясь, я прошла в дом и потянулась на лестнице по пути в свою комнату.
Тут, в своей обители, где я могу перестать быть Розой, я заваливаюсь на кровать, откинув сумку в сторону, и лежу так, раскинув руки в попытке охватить необъятное небо. «Всё будет хорошо, я уверена» говорю я себе и, подпрыгнув, начинаю переодеваться в домашнее. После дня в строгой форме хочется накинуть домашнюю пижамку и залезть в пушистые тапочки.
– Мария, ужин через 5 минут! – доносится голос матери. – Так что не опаздывай, у нас сегодня гость.
– Хорошо!
«Наверняка кто-то из маминых знакомых. Опять будут сплетничать о соседях и говорить о том, что мне замуж пора… Хотя ради папиной готовки можно и потерпеть» Я в бодром расположении духа пригладила волосы и спустилась в гостиную.
– Мария мы тебя только и ждём, – запричитала мама. – Но могла бы хоть одеться по-приличнее. Всё-таки молодой человек в гости зашёл…
Мои мысли парализовало от этих слов, я осторожно свесилась с лестницы, чтобы посмотреть на комнату.
– Привет, сестра! Ты сегодня поздно, много дел в студсовете? – крикнула мне Макото с дивана.
– Д… д… да н-нет…
– Познакомьтесь, Эрнст – это Мария, моя старшая сестра. Сестра, это мой парень. Эрнст Клечек, он европее…
Звуки медленно утекали из моего сознания. Весь мир, вся реальность проваливалась куда-то в пропасть, утягивая меня за собой. Меня трясло от страха и шока, и множество мыслей витали в моей голове. Между тем, парень встал и поклонился.
– Прошу прощения за вторжение, Роза Баккара, – пристально, в упор на меня смотрели тёмные мужские глаза. Эти острые черты, эта скованность в движениях и напряжённая поза, лёгкая сутулость и размеренный тон.
– О… очень… приятно, – пробормотала я, оседая на пол.
– Мария! Что с тобой?! – на несколько секунд глаза застлала пелена, а слабость покосила мне ноги.
Эрнст Клечек. Немец, которого я видела сегодня в доме Роз. Который не выходит из моей головы. С которым я хочу поговорить. Он – парень моей сводной сестры, Макото. Он ужинает у нас в доме, знакомясь с родителями. Они улыбаются, папа, как всегда шутит и балагурит на тему своей молодости, а мама расспрашивает о его увлечениях и быте. Макото выглядит счастливой, рассказывая, как Эрнст спас её от приставал. А он смелый парень ко всему прочему. Почему сегодня? Почему он? Почему? Почему? ПОЧЕМУ?
Почему я – Роза Баккара? Роза без шипов с нежными листьями. Роза, которая боится холода и грубых прикосновений. Почему я не могу и слова сказать? Что мне теперь делать? Он и сестра вместе, а я… А где я?
Кацудон едва лезет в горло, и мать беспокойно смотрит, предлагая пойти прилечь. Но я не хочу казаться слабой или ошарашенной. Я должна пройти этот путь до конца. Однозначно принять, что он не для меня, что мне надо забыть его, как страшный сон. И я сижу, молча проглатывая рис, словно в бреду. Эрнст не меняется. Он всё такой же прямой в ответах и избирательный в словах. Говорит он не много, но, кажется, с Макото ему хорошо. Он медленно оттаивает и рассказывает от Германии, о своём родном городе. На вопрос о планах на будущее отвечает спокойно, но размыто. Зато говорит о своём кружке в школе. Макото хвастает, какие вкусные десерты Эрнст готовил на летний фестиваль. Отца очень цепляет тема кулинарии, он в этом знаток. И они говорят об этом.
Я понимаю, что больше не выдержу этой пытки. Доев свою порцию, я извиняюсь и выхожу из-за стола.
– Поспи, Мария. Ты, должно быть, утомилась, – говорит напоследок мать.
– Надеюсь, с Вами всё будет хорошо, Роза Баккара, – учтиво желает немец. – Был рад увидеть Вас.
– С-спасибо, – неловко киваю я и на негнущихся ногах шагаю по ступенькам. И каждый шаг отдаётся отчаянием в моей голове.
Эрнст Клечек
Коль ночью темною и сонной
Один из верных вам друзей
Труп похоронит отлученный
В развалинах, среди полей,
Там, в час когда, светя невинно,
Уходят звезды на покой,
Паук протянет паутины
И змей заблещет чешуей.
Слышны вам будут чередою
Над осужденной головою
Вой раздирающий волков,
Голодный шабаш ведьм шумливых,
Забавы старцев похотливых
И совещания воров.
Я дочитал сонет и откинулся в кресле. Если я что и знаю про поэтов, так это то, что именно такая судьба их и ждёт. Нет, есть, конечно, исключения, которые при жизни воздвигают себе памятники нерукотворные, к которым не зарастает народная тропа, но это единицы, коих можно списать на «ошибку выживших». Если же говорить обо мне, то меня такая слава вряд ли ждёт. С другой стороны, попробовать прыгнуть выше головы никогда не возбранялось. Если ты так уверен в себе – действуй на свой страх и риск!
«Гении или отщепенцы своего времени? Бодлер, Рембо, Вийон… могу ли я занять место рядом с ними?» Мысли бродили в моей голове, лишь изредка спускаясь к пальцам, чтобы быть запечатлёнными в тексте. Прекрасный момент, когда ты ничего никому не должен и волен творить всё, что душе угодно! Признаться, сегодняшний вечер был по-настоящему прекрасен в своей простоте. Настолько, что можно было бы сложить что-то своё на этот счёт. Но тут оповещение на мобильном вырвало меня из благостного покоя. Не сказать, что я ждал сообщений. Это могла быть Макото, но звонок оповещения был не её. Поэтому я не видел большого повода проверять месседжер. Но, будучи в хорошем настроении, я решил снизойти до мелочей повседневности.
«Привет, Эрнст-кун, как дела?»: писала Хироши-тян. Давно я с ней не пересекался. С тех самых пор, как закончилась моя отработка в библиотеке, я всего пару раз болтал с ней. Наверное, не стоило так просто забывать о ней, потому что человек она хороший, а это в наше время скорее редкость.
«Привет, всё вроде хорошо, а ты как?»
«Всё замечательно!» – Смайлик – «А правда, что сценарий для постановки нашей школы и Академии Розария ты писал?»
«Нет… »: но мне стало интересно, кто распускает такие слухи: «А кто об этом говорит?»
«Так это же написано в свежем выпуске школьной газеты! Ты не читал?»
«Не стоит верить всему, что пишут в газетах…»
«Но это со слов Касимы-сенсея»
«Бессовестно врут!»: я пообещал себе припомнить учителю эту утечку информации: «А что ещё пишут?»
«Ну, последний выпуск был про постановку. С интервью главы драм-кружка и учителя».
«А как же интервью с представителями Академии?»
«Это они пообещали сделать в следующем выпуске».
«Ох уж эта жёлтая пресса…»
«Значит, это не ты писал сценарий?»: Хироши-тян, видимо не поверила, да и я немного переборщил с отрицанием.
«Нет, не я»: если собрался играть в отказ, то надо идти до конца, каким бы он ни был.
«Жаль, я думаю, у тебя бы вышло».
«Это было бы слишком вызывающе по отношению к остальным».
«Ммм, вот как» – грустный смайлик – «Но, в любом случае это наверняка будет просто грандиозная постановка!»
«Я не любитель таких вещей».
«Да, наверное…» – снова грустный смайлик.
«Ну, так или иначе, шума эта постановка наделала».
«А то! Я даже записалась волонтёром! Буду помогать ради общего дела!»
Вот тут я влип, потому что я тоже вроде как должен иногда присутствовать у сцены, чтобы помогать с пониманием моего текста. Хоть я и позаботился о наличии уточняющих сносок, но на этот раз надо будет и лично проведать дела у актёров. И как мне объясняться с Хироши теперь? Не говорить же, что я тоже волонтёр.
«Ясно, тогда, удачи тебе с этим!»: я решил отыгрывать роль до конца.
«Спасибо!»: Хироши – это само очарование непосредственности в чистом виде. Я бы сказал, что её главное достоинство – это отсутствие видимых недостатков. Сомнительный комплимент в адрес девушки, и вслух я такого никогда не скажу, но именно таковой была эта школьница.
Она ловко перескочила на тему промежуточных тестов, и больше мы о постановке не вспоминали. Но я, между тем, обдумывал, что может меня ждать в рамках этого мероприятия. Скорее всего, скоро я буду иметь дело со школьной прессой, дай, Боже, чтобы только с одной, а также с девушками из Академии. Но что из этого было сложнее – спорный вопрос. Я решил отложить его до того времени, когда он станет насущным.
И он стал насущным уже на следующий день.
– Клечек-кун? – меня смерили взглядом через очки. Мне и не требовалось особо гадать, кто это передо мной. Этот третьекурсник, судя по виду, был из наших акул пера.
– Я слушаю, – я подумал, что ответить на пару вопросов проще, чем читать сплетни о себе.
– Не пройдёшь небольшое интервью для школьной газеты?
– Только если небольшое, – я чуть натянуто улыбнулся.
– Это не займёт много времени, но очень важно для нашего нового выпуска…
– Давайте сразу перейдём к делу, – надо было ускорить процесс. Мне и так было ясно их положение дел.
– Касима-сенсей сказала, что ты – автор сценария. Это так? – журналист приготовился записывать, а его коллега уже нацелил фотоаппарат.
– Да, это так.
– Хм, значит, это не первый раз, когда драмкружок обращается к тебе за текстом?
– С чего это вдруг?
– Вряд ли они доверились бы не проверенному человеку. Хори-сан скорее перестрахуется, чем будет действовать наобум. Значит, он уже имел опыт сотрудничества с тобой?
– Да, я пару раз помогал кружку.
– Что ж, как автор, ты можешь пролить свет на тайну – почему вдруг две школы ставят общую постановку?
– Без понятия, это лучше спросить у Касимы-кун-сенсея.
– Какое твоё мнение о труппе Академии?
– Я не видел их на сцене, так что не могу судить.
– Может приоткроешь завесу тайны над постановкой – кто утверждён на главные роли?
– Это решаю не я, так что без понятия, как договорятся актёры, – тут я соврал, но гладко.
– На последок скажи – ты придёшь смотреть постановку, как зритель?
– Может быть, хотя для меня это будет не такой уж и неожиданностью.
– Большое спасибо за ответы.
– Да не за что…
Фотограф сделал пару финальных кадров, скорее для проформы, чем для дела, и журналисты удалились, оставив меня, наконец, в покое. Хотя покой мог мне только сниться, потому что именно сегодня так называемая «труппа» должна была прийти к нам для первой репетиции. И, разумеется, это событие ставило всех на уши. И ладно парни, отчасти я понимаю ажиотаж среди мужской половины учеников, для которых это событие, как пришествие ангелов. Серьёзно, за последние дни я услышал столько мальчишеских слухов про учениц академии, что это сравнение было довольно объективным. С некоторой натяжкой я бы мог понять их гиперактивность. Но многие девушки тоже были в крайне приподнятом настроении в связи с этим событием. Слава Богу, на Эрику и Макото это не распространялось. Эрика сама может составить конкуренцию ангелам, а Макото живёт в одной квартире с одно из самых неотразимых представительниц Розария.
Роза Баккара была сводной сестрой моей девушки, и наше второе, неофициальное, знакомство прошло быстрее, чем я думал. У меня сложилось двоякое впечатление о ней. Во многом оно было продиктовано тем, что Мария Санада и Роза Баккара – это совсем разные ипостаси одного человека. Думаю, что ей и самой приходится нелегко, поддерживая имидж непоколебимой и прекрасной во многих отношениях Розы. Что называется, положение обязывает. Макото рассказала мне, что её семья удочерила Марию в раннем детстве. Разница между ними была довольно интересной. Они обе были сильными личностями, но подход к жизни у них был кардинально противоположным. Старшая сестра полагалась на труд и усердие, а младшая, что называется, брала наскоком. Из этого выходили и их различия в темпераменте и поведении.
И, судя по всему, Роза Баккара должна была посетить нас сегодня после уроков. Если бы я мог, то с большим удовольствием провёл это время в клубной комнате, но теперь положение сценариста обязывало уже меня. Для проформы, чисто из вежливости, но стоило поприсутствовать там. Я более чем уверен, что Хори-сенпай и без меня справится со своими обязанностями. Но в Японии так много вещей происходит из чистого этикета, что им приходится следовать.
В «час Ч», когда едва ли не все ученики Минори прильнули к окнам, чтобы посмотреть на прибытие, я был уже в актовом зале. Судя по тому, как затихла школа, можно было предположить, что ученицы Академии прибыли в личных экипажах, не меньше. Однако, я оставил догадки своему воображению. Мне оставалось только сидеть и смотреть, как волонтёры и наш кружок лениво готовятся к репетиции. Тут меня заметила Хироши-тян.
– Эрнст-кун! – я приготовился выслушать за своё враньё. – А что ты тут делаешь?
– Да ничего особенного, – пожал я плечами.
– Странный ты… – я решил счесть это за неловкий комплимент.
– Вполне возможно.
– И ты будешь здесь во время репетиции? Ты же вроде не любишь такое…
– Я не по своему желанию здесь и не испытываю по этому поводу восторгов.
– Тогда, почему?
– Положение обязывает…
Наш разговор прервали вошедшие в зал люди. Делегация Академии состояла из нескольких актрис, и пары девушек, коих я мог отнести к массовке. Однако, их предназначение угадывалось по характерным блокнотам и фотоаппарату. «Ещё одни…» Пока до меня не дошла очередь, я решил играть роль мебели.
К счастью, на меня долго не обращали внимания. И не обратили бы и подавно, если бы сенсей не привлекла к моей персоне лишнее внимание. Но под её бодрое напутствие я был передан в цепкие руки прессы.
В целом, вопросы были похожие, с тем исключением, что в них читалась некая придирчивость. Вроде ни в чём не обвиняют, но держат на крючке. Это немного нервировало. Однако, мой опрос продлился существенно меньше, чем я думал. Видимо, личность сценариста не так важна, как персоны актёров.
Как только от меня отстали, я снова начал предаваться созерцательному безделью, наблюдая за репетицией.
Роза Берлебург
– Девочки! Объявляю экстренное собрание клуба литературы открытым! – провозгласила я на всю комнату. – И сегодняшняя тема будет более чем животрепещущей и важной не только для нас, но и для всей академии Розария! Это, – я потрясла папкой листами бумаги. – Сценарий, по которому будут играть пьесу наша школа и старшая школа Минори. Я уже имела удовольствие пробежать текст глазами, и хочу подвергнуть его тщательному анализу в нашем кругу.
– Глава, Вы всегда склонны преувеличивать, – проговорила одна из девушек. – Это ведь даже не наше дело…
– Как это не наше?! – меня от этих слов чуть не перекосило. – Это ведь посягательство на нашу епархию…
– Но инициатива была от школы Минори, они не могли прийти с пустыми руками…
– Но ведь нам даже не дали изучить их сценарии. Розарий принял их текст без нашего ведома, – меня пытались угомонить уже коллективно, но мне было не до этого. – Вы только гляньте на эти строки, – я развернула текст на заложенной странице. – "Героиня страстно и отчаянно приникает к его груди…" или вот ещё "Нету на свете слаще доли, чем рук ласкающих тепло, и нет страшнее той юдоли, где Смерть снисходит на чело…"
– Не скажу, что в этом есть что-то криминальное. У автора такое видение удовольствий и страхов… Для обычного человека средней руки это нормально…
– А я бы поспорила. Написано изящно и легко, чувствуется, что автор знает о чём пишет, – в обсуждение вливались новые участницы. Наконец, я смогла их заинтересовать.
– И всё равно – простовато. Неужели нельзя было написать как-то более тонко?
– Да, слова слишком прямо используются по смыслу.
– Но, если не обращать на это внимания, то вполне неплохо.
– Вопрос! – одна из девушек подняла руку, прерывая поток реплик. – А кто, собственно, автор текста?
– Кто автор? – меня вдруг, как водой окатили. Потому что я не могла припомнить его имя. Посмотрев на сценарий, распечатанный на принтере, я не нашла указания авторства. – кстати, это хороший вопрос. Я не в курсе…
– Ну, наши журналисты сегодня ведь пошли брать интервью у всех, кто там занят этой постановкой. Завтра или на днях узнаем.
– Не факт, что сценарист захочет показать себя, если даже не подписался под текстом.
– В любом случае, я считаю, что мы должны выяснить его личность и устроить дебаты, – настояла я. Кружок литературы, который я переняла год назад, мне хотелось видеть не просто компанией читательниц, какими мы были раньше. Благодаря моей работе мы регулярно устраивали чтения по ролям, обсуждения старых и новых книг, а также небольшие выступления перед школой и её гостями. И всё это сделало нас одним из самых популярных клубов в академии. Если в других школах литературные клубы были кем-то вроде хикикомори, которые отсиживаются в своих тесных комнатах, то у нас был просторный класс, напоминающий небольшой зал, удобная мебель, и собственная библиотека. Именно поэтому я старательно отстаивала пассионарность и активность нашего собрания. И именно поэтому то, что нас не посвятили в вопрос написания сценария для такой важной постановки, меня сильно задело. Ещё недавно я была готова растереть в пыль виновника этого случая. Меня очень интересовали новости, которые принесут наши журналисты.
Оставшаяся часть собрания прошла за чтением по ролям Грозового Перевала. Обычно такая классика была у нас не частым гостем, потому что современные книги было проще и быстрее читать в таком формате, но сегодня во мне царил дух консерватизма.
На следующий день ажиотаж поднялся с самого утра. Газетчицы академии на каждом углу кричали о сенсационном выпуске, в котором должны были таиться все секреты, выведанные в чужой школе. Судя по их крикам, можно было подумать, что речь будет идти о, без малого, событии века. Я же надеялась получить из выпуска ответ на свой главный вопрос. И уже очень скоро я прикрепила нужный лист бумаги на доску в кабинете клуба, чтобы объявить.
– Вот он! – я указала на фото, разместившееся в верхем правом углу листа. С него на меня смотрел мрачный, даже угрюмый юноша в тёмном костюме-тройке. На его лице не было улыбки, он выражал спокойствие и непоколебимость. Рядом шло интервью с ним.
– Эрнст Клечек, да, – кивнула девушка за партой прямо передо мной. – тут говорится, что он из Германии.
– Для иностранца, у него хороший письменный японский, – заметила другая.
– Да, только вот он прямой до прямолинейности.
– Его происхождение многое объясняет…
– И стоило ли из-за этого так шуметь?
– Я хочу встретиться с ним, – железно заявила я, ударив кулаком по ладони.
– Но зачем? По нему не скажешь, что он любит лишние вопросы и внимание.
– Это дело принципа. Если он – литератор, то мы найдём общий язык, а если нет, то это будет пощёчина нашей школе, на которую мы будем обязаны ответить.
– П-президент… – девочки смотрели на меня немного испуганно. – Вы перегибаете. Это же просто постановка между школами, не более…
– Тогда, почему нас даже не оповестили об этом? Честнее было бы устроить конкурс сценариев, где обе школы имели бы равные шансы. А не принимать тексты любого, кто назовётся сценаристом.
– Тут сказано, что он уже имеет опыт написания сценариев…
– Без портфолио это просто слова, – отмахнулась я.
– Президент, Вы и в самом деле зашли очень далеко. Давайте успокоимся и просто почитаем.
– Как вы можете оставаться равнодушными к этому? Это же вопрос чести!
– Да будет Вам, все же остались довольны его сценарием. Даже наш студсовет. А уж они-то умеют придираться.
– Ни за что не успокоюсь, пока не буду убеждена лично!
– Ох, президента понесло…
– Кто пойдёт со мной нанести визит этому Эрнсту? – воодушевлённо воззвала я, глядя на коллектив с пламенем в глазах. Но, к моему сожалению…
– Я это ещё вспомню, – идя по улице в гордом одиночестве, я мусолила край юбки от волнения. – Президент литературного клуба, Мияко Ширука, роза Брелебург, ничего не забывает. А что может забыть, то записывает.
На самом деле, мой гнев плавно улетучивался по мере прогулки до старшей школы Минори. Дорога выдалась неблизкая, но хорошая погода и свежий ветерок в купе с солнцем настраивали на положительный лад, несморя на мои накручивания. По пути мне всё чаще попадались школьники в фоме Минори, которые то и дело оглядывались и перешёптывались. Неужели из-за одного спектакля столько внимания? Раньше я такого не припоминала. Кажется, говоря поэтическим языком, два мира соприкоснулись в одной параллели Вселенной. Это было сродни чуду, как для них, таки для нас. Удивительное было рядом, а мы его даже не замечали.
Я жила в общежитии, поэтому тут почти и не бывала, так что тоже с интересом рассматривала окружающий мир. Мир обычной, даже слишком бытовой и мирской жизни, в котором существовали все эти люди, магазины, дома, школы. Когда спускаешься к подножию гор из своего замка, начинаешь чувствовать родство миром.
Старшая школа Минори оказалась довольно типовой и простенькой с вида, но это не отменяло её легкой изящности. Ученики, спешащие по своим делам, коридоры, которые мило украшены плакатами клубов. Небогато, но с душой.
– Где же мне искать этого Клечек-куна? – проговорила я вслух,озираясь по сторонам. Решив начать с самого очевидного места – актового зала, где должна была идти репетиция, я направилась туда.
На сцене как раз шли прогоны одной из сцен, в ней двое главных героев стояли на том самом мосту и прощались, договариваясь о следующей встрече. Я какое-то время пронаблюдала за этим. Актёр этой школы был несколько низковат на мой взгляд, но его игра была практически безупречна. Отдаваться с такой силой и отзывчивостью могли не многие даже в труппе академии Розария, так что видеть тут такого яркого премьера было очень необычно. Однако, он явно страдал от внимания своего клубного куратора. Эта учитель была молода и не обделена энергией, которая так и сквозила из неё в виде уточнений и подсказок, хотя, это скорее мешало актёрам сосредоточиться. "Ну прямо старшая сестра, не иначе" – подумалось мне. Актрисы нашей играли спокойно и уверенно, профессиональные уроки театрального вышколили их, сделав мастерскую игру их визитной карточкой.
Однако, тут не было моей главной цели. Того, кого я очень хотела увидеть и оценить – достоен ли он называться литератором или лишь мелкий ремесленник от пера.
– Клечек-кун? Он скорее всего у себя в кружке, третий этаж, последний кабинет. Советую запастись терпением, потому что гостей он не любит, особенно тех, кому до него есть дело, – учитель просияла и усмехнулась в конце этой фразы, словно говоря, что для меня надежды на разговор нет. Но я восприняла это, как вызов.
– Посмотрим ещё, кому будет нужно терпение, – я сказала это достаточно тихо, но меня всё же расслышали.
– Желаю удачи. И передавай ему привет!
Ничего отвечать на это я не стала, лишь развернулась и пошла туда, куда мне указали. В здание клубов, которое соединялось с главным террасами и коридором. Там на третьем этаже меня ждала самая обычная дверь со скромной и лаконичной вывеской "литературный клуб". Я уставилась на неё, готовясь постучать. Собравшись с силами, я подняла руку… И тут кто-то тронул меня за плечо. Легко и осторожно, но от этой неожиданности я чуть не закричала.
– Ой-ой, прости, что напугала, – передо мной была иностранка огненно-рыжего цвета волос, которая несла на подносе две чашки кофе. Взгляд зелёных глаз, в которых, как в море луговой травы, хотелось утонуть, источал доброту и радушие. "Это принцесса?" – пронеслось в голове у меня. И впрямь, девушка казалась настоящей заморской красавицей, которая спустилась с небес к нам, смертным. Даже по сравнению с нашими красавицами в академии, она была недосягаема. Мне стало немного завидно, от чего я потеребила свою косу, что спадала на плечо.
– Если хочешь зайти, милости прошу в литературный клуб, – пропела она, открывая передо мной дверь. При этом поднос с кофе она легко держала одной рукой с грацией журавля. – Эрнст, подай стул для гостьи.
– Jawohl, Mutti! – отозвался каркающий голос из кабинета. – Только вот мы никого не ждём.
– А мне кажется, что это к тебе, – нисколько не смутившись, девушка вошла внутрь и поманила меня за собой.
Тут было тесно. Откровенно тесно и душно по сравнению с нашим залом для чтения. Сразу было видно, что это – типовой лит. кружок, каких множество. Всего один шкаф с книгами, и тот наполнен достаточно разрозненно, а в остальном – один стол, собранный из маленьких парт, плюс парта у окна. Немного стульев и всё. Среди этого всего, как ворон, сидел юноша в чёрном. Вточности те же черты, что и на фото, те же эмоции на лице, не выражающие ни удовольствия, ни радости. Сейчас он ставил для меня стул на противоположной себе стороне стола. Если бы меня попроосили его описать, то я бы сходу назвала бы его длинным и заострённым. В нём было слишком много острых черт, которые были сродни чертам ворона. Даже его короткая стрижка казалась собранной из тёмных осколков обсидиана.
Он не преминул воспользоваться возможностью, чтобы рассмотреть меня в ответ. После чего хмыкнул и уселся на свой стул. С видом отрешённости он взял кофе, что поставила перед ним девушка, и сделал осторожный глоток.
– Присаживайся, – предложила мне рыжая незнакомка. – Меня зовут Эрика Гутесхертц. А это…
– Эрнст Клечек! – выпалила я, указывая пальцем.
– Твоя слава бежит впереди тебя, – усмехнулась Эрика.
– А тыкать пальцем её в детстве не отучили, – проскрипел парень.
– Простите, – этот тон меня пристыдил лучше, чем голос разгневанного учителя. – Шируко Мияко, академия Святого Розария. И, – тут я поняла, что надо быть смелее. – И у меня дело к Вам, Эрнст-сан!
– Вы не первая, Вы не последняя, – он лишь пространно махнул рукой. – Но, в отличие от многих, Вам я ничем не обязан, так что Вы зря так долго шли сюда. Ведь Вы долго шли, я прав?
– А вот и должны! Вы должны мне, как литератор литератору!
– Эрика, ты только послушай этот искрящийся бред! – он продолжал издеваться.
– Эрнст, может быть перестанешь корчить из себя злодея по Станиславскому? Просто выслушай её, это ведь ты способен сделать? Тем более, что к кофе у нас ничего нет.
– С какой стати мне слушать кого-то с таким раздутым самомнением? Ты слышала, что я ей должен и по какой причине?
– Причину слышала, хотя и не поняла, а вот, что должен, она ещё не сказала.
– Мне хватило и первой части…
– Эрнст, bitte…
– Ладно, – он повернулся ко мне. – И что же я Вам должен, позвольте спросить?
– Доказать, что Вы – литератор!
– Как Вы себе это представляете?
– Эм… – я замялась.
– Представьте, что Вы встречаете Шиллера. Вы будете требовать от него доказательств, что он поэт? Возьмите пару-тройку его стихов и убедитесь сами, он – поэт. Ему и доказывать ничего не надо.
– Вы не Шиллер!
– Почём знать, почём знать…
– Шиллер давно умер!
– Stuss! Шиллер бессмертен!
– Эрнст, ты перегнул, – заметила Эрика.
– В любом случае, я не обязан доказывать абы кому, что я литератор, учитывая контекст разговора.
– Да, тут тебе сложно возразить. Но вообще зачем это Вам? Довольно странное требование.
– Я требую этого, чтобы узнать, достоен ли он доверия, чтобы писать сценарии для таких важных постановок, как та, что репетируют сейчас наши школы!
– А Вы сами что об этом думаете? Вам нравится его сценарий?
– Я и мой литературный клуб считаем, что он слишком прямолинейно пишет. У Вас жёсткий язык, молодой человек.
– Denken Sie, was immer Sie wollen, es ist mir egal…
– Тут я склонна согласиться с Эрнстом. Если Вам не нравится язык – не читайте.
– Но эту пьесу ставят!
– Значит, мой язык не так уж плох, а в Вас просто играет зависть… – Эрнст даже не смотрел в мою сторону. Я начинала закипать.