Нежданные гости вошли в квартиру. Амбалы остались у входа, а Представительный с помощниками прошли по комнате, разглядывая рисунки. Представительный лишь молча покивал и, сказав негромко что-то молодой девушке, удалился с мордоворотами, даже не попрощавшись.
Девушка в очках, проводив взглядом спину шефа, тут же с профессиональной улыбкой обратилась к молодой художнице:
– Елена, здравствуйте! Меня зовут Ангелина, я – помощник депутата городского совета Московцева Виктора Фёдоровича. А это Артём, старший специалист по молодёжной политике. Виктор Фёдорович – очень значимый человек в политических кругах, который проводит огромную работу для благоустройства и развития нашего города. Он хотел бы купить несколько ваших картин, чтобы подарить их Художественной галерее, а также некоторые – для своей личной коллекции. И он предлагает вам тесное сотрудничество.
– Но я… У меня забирает на продажу картины Матильда?..
– Этот вопрос уже решён. Вам не следует беспокоиться. И ещё, на следующей неделе приглашаем вас принять участие в выставке молодых талантов нашего города.
Так Ленка попала под крыло влиятельного мецената Московцева, который платил за её картины вполне реальные, в отличие от Матильды, деньги. Матильда, к слову сказать, перестала появляться у молодой художницы, как-то резко закрылся её салон после некоего скандала, а сама она внезапно продала свою двухкомнатную квартиру в центре и переехала жить к тётке в Одессу.
У Ленки, можно сказать, началась новая жизнь. Появились деньги. Её стали приглашать на выставки, мероприятия, а весной она планировала подать документы в художественную академию.
***
Май выдался тёплый. Ленка по обыкновению сидела на скамейке в городском парке, поставив перед собой мольберт, и рисовала цветущую сирень. Она так увлеклась картиной, что не сразу заметила рядом парня, любующегося её работой.
– Очень красиво! – отозвался молодой человек, широко улыбнувшись, когда Ленка обратила на него свои большие глаза.
– Спасибо!
– Я заметил, ты часто тут бываешь, сидишь на лавочке, рисуешь.
– А я тебя тут ни разу не видела.
– Какой там, ты всецело погружаешься в свои картины и не замечаешь вокруг ничего и никого, кроме объекта своего вдохновения!
– Да? Хм. Наверное, и правда. Я не думала об этом! А ты, значит, за мной наблюдаешь?
– Нет! – смутился парень. – Просто случайно проезжал мимо пару раз. А сегодня решил… припарковаться рядом.
Только сейчас Ленка обратила внимание, что парень сидит не на скамейке, а около неё, практически вровень, в инвалидном кресле.
– Тогда сиди тихо, пока солнце на месте, чтоб мне успеть поймать его лучи, а потом мы сможем поболтать, если хочешь.
– Хочу! – почему-то шёпотом ответил парень, и Ленка вновь принялась рисовать.
Спустя несколько минут ему наскучило сидеть в тишине, и он украдкой достал из внутреннего кармана куртки небольшую флейту и начал выдувать из неё едва слышные печальные ноты.
Андрей – так звали парня – уже пару лет как был прикован к креслу из-за травмы, которую получил во время занятий альпинизмом. А ещё он очень любил играть на флейте. Любил, но жутко стеснялся это делать. Порой ему хотелось просто приехать в парк и поиграть – в первую очередь для себя, а если кому-то захочется слушать, то и для окружающих тоже. Но едва он доставал флейту, как зеваки тут же начинали искать шляпу, коробку или футляр, куда кинуть деньги, думая, что инвалид просто хочет подзаработать. Андрею это не нравилось, он тут же прекращал игру и, раздосадованный, уезжал прочь…
– Что это за мелодия? Очень знакомая.
– Прости! – парень тут же перестал играть и, смутившись, спрятал флейту обратно. – Я не хотел тебя отвлекать.
– Играй. Играй. Это такая приятная мелодия. Она есть у меня на пластинке. Это же Битлз?
– Да. Это «Yesterday». Только в моей обработке…
Ленка с удивлением и радостью посмотрела на этого улыбчивого парня, и в её груди, там, где находится сердце, затеплилось какое-то новое, доселе неизведанное чувство…
Говорят, спустя пару дней она уже катила по парковым дорожкам инвалидную коляску, в которой сидел улыбающийся парень. Разместив на коленях сложенный мольберт художницы, он умудрялся выдувать из флейты красивые мелодии. Та ещё парочка! И оба были полны жизни и энергии.
А что дальше, спросите вы? Да, в принципе, и ничего.
Тот, кто верит в чудо, в конечном счёте получает его в той или иной форме. Главное – верить.
А для Ленки с Андреем эти чудеса только начались!
Вечность
Третий день подряд мы играли в карты на Краю Мира.
Я, Иуда и Падший Ангел.
Расположились в какой-то заброшенной казарме с худой крышей, в которую задувал ветер. Вокруг была безжизненная пустыня, и бушующая периодами песчаная буря швыряла горсти колкого песка в выщербленные стены здания.
А немного поодаль от казармы, если двигаться ниже по едва различимой тропе, был Обрыв, или тот самый Край. Край Мира.
Я не знаю, что я здесь делал. Хотя… Если попытаться припомнить, то я шёл… Очень долгое время. Я шёл к тому самому Краю, выставив руки вперёд, низко наклонив голову и пытаясь уберечь лицо и глаза от жалящего песка. Пока не встретил у самой Цели этот Пост, этих двоих. Они-то меня и не пустили за Край, заманили в казарму и предложили сыграть. Мол, буря скоро стихнет, и они – такие же путники, как и я, – коротают время, чтоб переждать непогоду. Я знал, Кто они на самом деле, не знаю откуда, но знал, и всё равно свернул со своего пути и пошёл к ним.
Мы играли в дальнем углу пустого помещения, сидя на перевёрнутых ящиках. Столом нам служил огромный пень, в середине которого нетвёрдо трепетало пламя огарка свечи. В перерывах мы пили тёплое кислое вино, ели засохший сыр, отдающий плесенью, и такие же сухари, с которых предварительно нужно было стряхнуть маленьких чёрных жучков.
Иуда сильно потел, исподлобья бегали его маленькие хитрые глазки, нигде не задерживая взгляд надолго, кустистая спутанная борода его шевелилась от неразборчивого бормотания, а грязные, покрытые струпьями пальцы уверенно тасовали потрёпанную и замусоленную колоду карт. Я знал, что он мухлюет, но всё равно согласился играть. Я проигрывал, но ставил вновь, пытаясь отыграться. Я знал, что это бесполезно, но всё равно поступал так, вопреки себе. Почему? У меня нет ответа…
Падший Ангел сидел, забившись в дальний угол. Его лихорадило. Некогда белоснежные, а теперь грязные крылья со слипшимися перьями с шумом вздрагивали и шелестели по стенам, обсыпая потрескавшуюся штукатурку и облупившуюся краску. Одно крыло было неестественно вывернуто, и когда Падший шевелил им, то морщился от боли. Он ужасно смердел, заполняя комнату запахом гнили и мертвечины. Думаю, на сломанном крыле началась гангрена, и протянуть ему оставалось недолго.
Мы с Падшим Ангелом поочерёдно проигрывали, хотя ему порой и удавалось отыграться, а Иуда продолжал так же бесстыдно мухлевать, причмокивая бледными, потрескавшимися губами.
– И снова моя победа, – проскрипел мерзким голосом Иуда. – Что ещё будешь ставить? – он вопросительно посмотрел на меня исподлобья, глазки его вновь забегали.
В углу заворочался Падший, шелестя крыльями по стене, и высыпал на стол жменю медяков. Иуда аккуратно придвинул к медякам серебряную монету. Две пары глаз, белеющие в полумраке, воззрились на меня. Взгляд Падшего Ангела был ледяным, давящим, а Иуда смотрел хитро и лживо.
– Что там у тебя на шее? Серебро? – он противно облизнулся, по-змеиному высунув язык.
– Не твоё дело! – я еле узнавал свой голос, язык налился и был тяжёл от медного привкуса кислого вина, а на зубах скрипел песок.
– Ну что ж, подумай! Ставить-то тебе больше нечего! – Иуда бросил взгляд на Падшего Ангела, который я прочёл как «Следи за ним!», а сам поднялся и вышел на улицу, впустив в помещение вихрь песка.
На улице едва различимо слышались голоса, кажется, среди них был женский или детский. Затем голоса постепенно стихли. Иуда провёл очередную группу Заплутавших к Краю. Такова была его Цель. Он служил Проводником. Вот только почему меня он не пустил к Краю, почему задержал здесь, я так и не смог понять.
Какое-то время спустя я различил его шаги и скрип двери.
– Там и для тебя есть работка. Иди!
Падший, прикрыв глаза от боли, поднялся и, шелестя по стенам и полу крыльями, вышел в бурю.
– Некрещёных младенцев относит в бездну Падший Ангел. По Дороге им Пути нету, – пояснил Иуда, небрежно наполняя вином из бурдюка свою кружку.
Он пригубил, сморщившись от кислоты, затем долго копошился в складках одежды, пока не вытащил очередной огарок свечи. Подпалив его от предыдущего, почти погасшего, Иуда вдавил основание свечи в лужицу воска, загасив тем самым слабо трепещущий огонёк. Стало гораздо светлее, по стенам заплясали причудливые тени, а мне показалось, что каждая свеча – это людская жизнь. Или жизни – уж больно схожи были всполохи теней с силуэтами Заплутавших.
Словно прочтя мои мысли, Иуда вновь противно заскрипел своим голосом:
– Тебе нечего больше поставить, кроме этой серебряной цепи. У тебя ничего больше нет. Уж не думаешь ли ты, что я стану играть на твою никчёмную жизнь, из которой даже такой огарок не получится?
Я на миг прикрыл веки, вспоминая, от кого получил в дар эту цепочку и как она служила мне оберегом долгие годы. Ценнее её у меня ничего не осталось. Открыв глаза, я долго пытался сфокусировать расплывающийся взгляд на Иуде.
– У меня есть… у меня… ещё… есть… – мозг силился что-то выцарапать из остатков памяти. И словно по чьей-то подсказке я выдохнул: – Душа…
– Хо-о! Ставки растут! – Иуда заёрзал на своём ящике, глазки его вновь забегали по комнате, а руки лихорадочно тасовали карты. – Странный выбор ты сделал. Променял кусок железа на душу. Но… – он грозно сверкнул глазами и прошипел сквозь зубы: – Ставки сделаны!
В этот единственный раз Иуда не смухлевал, а играл честно, но всё равно выиграл. Ему просто повезло. Выиграв мою душу, он вмиг погрустнел, осунулся, обмяк и потерял всякий ко мне интерес. Хлопнула дверь. Вернулся Падший, да так и остался стоять у выхода, преграждая мне путь к бегству.
– Что теперь? – спросил я каким-то звенящим, металлическим голосом, ощущая во рту привкус крови.
– Мы отпустим тебя. Но заберём твою душу, – ответил Иуда, глядя в сторону.
Ощутив на шее нестерпимый зуд, я потянулся, чтобы почесать, но едва коснулся рукой цепочки, как она тут же рассыпалась под моими пальцами, превратившись в окисленную серо-зелёную вспененную пыль. Серебряная цепь вмиг истлела, и только сейчас я понял, что натворил. Волна ярости захлестнула меня. Я наливался злобой, чувствуя обман. Ведь я знал, что меня обвели вокруг пальца, с самого начала этого Пути. Но и знал я, что сам это допустил и уже ничего не мог исправить.
Повинуясь каким-то первобытным инстинктам, я подскочил и в один миг вцепился Иуде в глотку. Мы повалились на грязный пол, где я мёртвой хваткой сжимал пальцы на его шее. Где-то над нами суетливо шелестел повреждённым крылом и смердел гниющей плотью Падший, и вот, когда я уже почти прикончил Иуду, глядя в его выпученные глаза, что-то больно вонзилось мне под лопатку. Мой хват тут же ослаб, в глазах потемнело, а тело налилось тяжестью и неуклюже осело на бок. Падший Ангел выдернул из меня клинок и каким-то чутьём я ощутил, как он замахнулся для очередного, рокового удара. Но в этот момент взмах Падшего прервал властный женский возглас:
– Стойте!
Кажется, я даже попытался улыбнуться, услышав тот самый голос, который узнал бы среди тысяч других, но перед глазами замерцал калейдоскоп радужных огней, и я провалился в беспамятство.
***
Тоненькая струйка холодной родниковой воды текла мне на губы. Часть попадала в рот, часть стекала по щеке, за ухо и на шею. Нежные тёплые руки придерживали мою голову.
– Пей, – шептал знакомый женский голос. – Пей.
Я открыл глаза, и от яркого света они тут же заслезились. Пришлось зажмуриться, проморгаться, но когда открыл вновь, то уже знал, кого я увижу.
– Тайна? – я попытался привстать, но резкая боль под лопаткой сковала моё тело.
– Не вставай. Тебе ещё рано! – Тайна положила мне руку на грудь, а другой рукой убрала себе за ухо прядь выбившихся волос. Тёплый ветер с привкусом весны шевелил её белокурые кудри, убранные в толстую косу. Серые глаза улыбались, как и упругие губы, а над подбородком едва заметно белел давний крохотный шрам.
Я улыбнулся в ответ и откинулся на что-то мягкое, подложенное под спину её заботливой рукой. Я долго смотрел в её глаза и думал ни о чём. Так легко было думать ни о чём, лёжа под ясным небом и утопая в глазах любимого человека. Мыслей не было совершенно, как и воспоминаний.
Я помотал головой.
– Я не помню ничего! Совершенно! Ты знаешь, где мы? Что случилось? Что произошло со мной? Как?..
– Тссс! – Тайна приложила палец к губам, а затем наклонилась и едва-едва коснулась губами моих губ. – Помолчи. Не трать силы. Ты немного ранен. Тебе надо отдохнуть.
– Но где мы?
– Все потом. Поспи!
И, словно по её команде, на меня навалился сон.
***
– …пришлось уплатить им твой долг, твой проигрыш и забрать тебя! Иначе бы они не отпустили.
Мы стояли неподалёку от широкой реки, держа под уздцы двух пегих коней, щиплющих траву возле наших ног. Рана у меня под лопаткой почти зарубцевалась, хотя и ныла ещё ночами, но передвигаться я мог самостоятельно и на коне.
– Но что я там делал? Куда шёл?
– Ты заблудился. Потерялся. Запутался в себе и в какой-то момент свернул со своего пути и стал заблудшим, ищущим Край. И ты почти достиг его, если бы не эти двое… – Тайна глядела вдаль, на неспешные воды реки.
– Получается… я Ушёл?
– Почти так. Потерялся.
– И как ты узнала, где я? Где меня искать?..
– Помнишь, я рассказывала про мою бабушку и про тот дар, что она передала мне. Мы, наш род, мы можем немного больше, чем большинство обычных людей. Мы умеем Спрашивать, Разговаривать, Искать и… Находить. Ну, и если к этому всему добавить мою интуицию и… любовь… В общем, не так сложно было разыскать тебя. Гораздо сложнее казалось вернуть, и если бы не эти двое, нарушившие Свод… – Тайна осеклась.
– «Нарушившие Свод»?
– Не важно. Тебе не обязательно знать всё. Важно, что ты отвернул с того Пути, что не достиг Края… И что ты снова со мной. Вот что важно! – она посмотрела на меня, и мы крепко обнялись.
– Но где мы теперь? Что это за место? – её волосы щекотали мне лицо, и я благоговейно вдыхал тонкий можжевёловый запах с нотками цитруса.
– Сложно, да и долго всё это объяснять. Если примитивно, то что-то вроде Чистилища, Лимба, реки Стикс… Но это всё так, на уровне сказок и легенд. Некий промежуток между тем миром, где мы считаем себя Живыми, и тем, в который мы отправляемся потом. В этом месте мы – те, кто задерживается, – ещё не бесплотны как душа, но и в тот мир людей, откуда пришли, уже не можем вернуться и стать прежними. Там мы вроде как… Вроде как нас не стало, но тут мы ещё живём, потому что по самым различным причинам не можем отправиться дальше…
– Кажется, у меня голова сейчас лопнет от всего этого.
– Мало кто задерживается здесь так надолго. Извини, слишком много информации для тебя за один раз. Нам пора отправляться в путь.
– Но ещё один вопрос. Последний.
Запрыгнув на коня, Тайна обернулась ко мне в пол-оборота и пристально посмотрела в глаза.
– Если я… Ушёл оттуда. То ты за мной следом. Но… как? Ты специально? Ты нарочно что-то сделала. Ты…
– Нет! – она улыбнулась. – У женщин всегда есть свои секреты, а тем более у Чаровниц.
Тайна пришпорила коня, и мне ничего не оставалось, кроме как забраться на своего и припустить за ней.
***
– Что это за место?
Закатное солнце играло сотнями бликов на чешуйчатой глади реки, а мы, привязав коней, стояли у подножия величественного, но запущенного маяка.
– Маяк.
– Просто маяк?
– Ну, можешь назвать его Маяк Света, Маяк Провожающий за Край. Как угодно, суть его от этого не изменится, ведь верно?
– Ну, да. Он освещает путь каким-то кораблям?
– Нет, он был построен, чтоб заблудшие души могли найти верный Путь и отправиться туда, куда им следует. Куда им предопределено.
Немного помолчав, Тайна продолжила:
– Может, помнишь, есть поверье, что некий лодочник Харон перевозит души умерших через реку мёртвых – Стикс.
– Да, что-то припоминаю, хотя не силён ни в религии, ни в мифологии.
– На самом деле он не лодочник. Харон был смотрителем этого Маяка. Очень долгий срок.
– Куда же он делся?
– Ушёл на покой. Его Время истекло. Да, даже тут у каждого есть своё время, как и своё предназначение. А ещё… – она на миг задумалась, словно желая добавить что-то к сказанному, но вместо этого задрала голову вверх, глядя на величественное строение. – Так ты согласен?
– С чем? – медленно спросил я, следуя примеру Тайны и задирая голову наверх.
– Остаться тут. Смотрителем этого Маяка.
– Я? – я мог ожидать чего угодно, но это предложение меня ошеломило. Масса вопросов роилась в голове.
– А почему именно Ты об этом спрашиваешь? Или… предлагаешь?
– Ты ведь всегда хотел этого, это была твоя мечта – там, в мире живых. Но раз так получилось, что ты Ушёл оттуда, Ты можешь… подождать меня тут.
– Послушай, я ничего не понимаю. А с тобой, Туда, мне нельзя?
– Поверь, моё – лучшее предложение, чем твоё. Прежним ты там не будешь, а иным не стоит и пробовать. Ты уже свернул с Пути, так стоит ли возвращаться, чтоб снова дойти до этого поворота?
– Хм, – я задумался, устремив взгляд на реку и почёсывая пятидневную щетину.
– А мне нравится твоя небритость, – улыбнулась Тайна и провела пальцами по моей щеке. – Колючий!
Я смотрел в её глаза – серые как грозовое небо, и тонул в них…
***
Тайна пробыла со мной ещё пару дней, пока не наступила пора её возвращения. За это время я осмотрел хозяйство маяка, старый, но бодрый Харон разъяснил мне суть Работы. Я был удивлён, узнав, что этот старец, проживающий выше по реке в рыбацкой лачуге, приходился Тайне далёким предком, если рассматривать это родство по меркам мира Живых.
Мы с Тайной снова стояли у подножия теперь уже горящего Маяка, и луч его простирался далеко за Реку.
– Мне нужно завершить там кое-какие дела, но я смогу иногда сбегать сюда во сне, буду навещать тебя.
– Я буду ждать, но сильно не спеши. Век Живых краток, успей сделать там всё, что надо, а у нас с тобой впереди целая наша Вечность.
Руки Тайны обвили мою шею, а когда она отстранилась, я на миг ощутил вокруг шеи что-то холодное. Коснувшись пальцами, я понял, что это цепочка.
– Не теряй больше её, – попросила Тайна, глядя на меня.
– Думал, она рассыпалась.
– Это от того, что… – Тайна задумалась, повернув голову к реке. – Береги свою душу, Странник!
Мы крепко обнялись, и после долгого поцелуя Тайна бодро вскочила на коня и, пришпорив его, галопом помчалась прочь.
Я долго смотрел ей вслед, а когда силуэт её стал неразличим на фоне горизонта, неспешно побрёл вдоль берега к лачуге Харона на ежевечернюю партию в шахматы и бокальчик полусухого вина из винограда урожая ранней осени.
Впереди теперь была целая Вечность.
Размеренная и целеустремлённая Вечность.
За грибами
Ранним субботним утром на первой электричке Катя поехала в пригород за грибами.
«Ну и что, что поругались» – говорила себе девушка, собираясь ни свет ни заря на станцию. «Ну и что, что ушёл, – вернётся как миленький, а я докажу, что и без него способна справляться».
Собиралась она основательно. В небольшой рюкзачок положила литр воды, спички и перочинный нож. Хотела ещё компас прихватить, но не нашла. Взяла горькую шоколадку – как рассказывала мама, альпинисты и лётчики всегда берут его с собой как НЗ. Приготовила так же бутерброды с колбасой, завернув их в фольгу, и пару яблок.
К грибному походу в лес Катя была готова. Надев тёплые колготки и джинсы, она обула резиновые сапоги, предварительно утеплив ноги шерстяными носками. Поверх водолазки надела жилетку и старенькое осеннее пальто изумрудно-зелёного цвета. Конечно, гораздо удобнее бродить среди деревьев было бы в спортивной куртке, но такой у Кати не было. Да она и не собиралась углубляться далеко в лес, планируя просто прогуляться по опушке, чтоб развеяться и привести мысли в порядок. А корзинку взяла скорее для антуража – такая уж была она романтическая натура.
В полупустой электричке дремали старички-грибнички и бабули, следующие по своим дачным делам. Никто не досаждал Екатерине ни лишним шумом, ни вниманием, и она спокойно проехала большую часть пути, погрузившись в свои мысли и любимые мелодии в плеере, пока на одной из станций к ней не подсели два мужичка среднего возраста. Музыка в наушниках играла негромко, и Катя невольно прислушалась к разговору.
– …а за грибами не ездил? – спросил один у другого, глянув на Катину корзинку, стоящую рядом с ней на сиденье.
– Дак на прошлой неделе в Дубках был! Грибов – во! – при этом мужчина выразительно провёл большим пальцем поперёк шеи.
Дальше мужчины заговорили о рыбалке, а Катя задумалась. Станция Дубки была на пару станций раньше Покровского, куда и направлялась девушка. В Покровское они часто выбирались с мужем за грибами или просто прогуляться в лесу, в Дубках же она не была ни разу. Всплыли в памяти мамины рассказы из детства, что там есть дорога на болота, по которой ходят за клюквой. Это место всегда представлялось девушке таинственным и загадочным.
За окном мелькал живописный лес, и Кате вдруг захотелось очутиться именно в том месте, где она ещё никогда не бывала. Побродить там одной, доказать себе и всем остальным, что она тоже кое-что в этой жизни может сама.
«Ну а если верить разговору двух мужчин напротив, так, может, ещё и грибов набрать удастся» – думала Катя.
Девушка с улыбкой представила, как вернётся вечером домой с полной корзиной грибов и будет игнорировать мужа – они ведь поругались. Он, конечно, будет пытаться помириться, он ведь отходчивый, а она будет такая стойкая железная леди. Потом она заставит его до полуночи чистить грибы – а будут непременно все белые и отборные, – а сама с блаженством залезет в горячую ванну и расслабится. Ну а потом снизойдёт до того, чтобы всё-таки помириться с мужем, и будет взахлёб рассказывать о своих лесных приключениях. А потом – может быть, хотя и не факт! – она скажет, что тоже была не права в их ссоре и тоже попросит прощения – может быть!
Электричка тем временем подходила к станции Дубки. Как ни странно, на ней вышло очень много народу. Помимо старичков была и молодёжь, и целые семьи. Вышла и Катя, полной грудью вдохнула прохладный осенний воздух, пахнущий лесом и опавшими листьями, улыбнулась солнышку, на миг взгрустнула, что такой погожий денёк можно было провести и с мужем, но против характера не попрёшь! Проводив взглядом отъехавшую электричку, девушка бодро зашагала по просёлочной дороге в сторону леса, повесив на руку корзинку, – эдакая провинциальная барышня конца девятнадцатого века.
За городом, несмотря на солнечный день, было холоднее, чем среди привычных многоэтажек. Подул пронизывающий ветер, и Катя накинула на голову широкий шарф-косынку – на манер платка. Появились редкие берёзки, вокруг которых грибниками были натоптаны тропинки, и Екатерине не оставалось ничего, кроме как углубиться дальше. Благо, лес был пока не густой: между стволами деревьев проглядывала железнодорожная насыпь и доносились звуки цивилизации.
Катя подобрала палку и шла то опираясь на неё, то вороша листья – разыскивая спрятавшиеся под ними грибы. Углубившись в лес метров на сто, она двинулась параллельно железной дороге, чтоб не заблудиться. Вдалеке иногда мелькали спины конкурентов – таких же, как и она, субботних грибников. Один раз на полянке девушке повстречалась целая семья. Двойняшки лет пяти – мальчик и девочка – резвились между деревьев и вежливо поздоровались с Катей, пробегая мимо неё, что вызвало на лице девушки улыбку. Следом прошла их мама и, тоже улыбнувшись, спросила:
– Здравствуйте! Нашли что-нибудь?
– Добрый день! Пока нет, – ответила Катя, – я только начала.
– Ну, хорошего сбора вам. Говорят, за ручьём места грибные, – и женщина махнула рукой куда-то вглубь леса.
Встреча с семейством на поляне, забавные беззаботные дети и пробивающиеся сквозь кроны деревьев солнечные лучи, раскрашивающие землю светлыми пятнами, вызвали в Катиной душе приятное, романтическое чувство. А ещё она ощутила чувство голода и решила перекусить, устроившись на поваленном дереве.
Катя с аппетитом жевала бутерброды, запивая водой, и, прищурив глаза, смотрела на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густые ветви. Закончив трапезу, девушка поднялась – в животе ощущалась приятная тяжесть, а организму стало заметно теплее – и решила отойти ещё немного в сторону от железной дороги. Едва Катя прошла метров десять, как тут же наткнулась на парочку аккуратных упругих боровичков, которые и положили начало её сбору, перекатываясь по пока ещё пустому дну корзинки. То тут, то там Катя находила аппетитные благородные грибы – словно набрела на какую-то полосу, заколдованную от других грибников.
Так, от грибницы к грибнице, Катя добралась до ручья. К тому времени её корзина уже была заполнена на треть. На дне глубокого рва журчал задорный поток воды, такой прозрачный, что видно было дно. Иногда мимо он проносил упавший с дерева жёлтый листик или сухую ветку. И, словно специально для Кати, в двух шагах был перекинут небольшой, сделанный кем-то из двух поваленных брёвен, мостик. Девушка на миг задумалась, глянув в ту сторону, откуда пришла. Вдалеке был слышен проезжающий поезд, это её успокоило: значит, недалеко забралась, цивилизация где-то рядом! Катя ловко преодолела мостик и оказалась на противоположном берегу.
Она прошла вдоль русла, отдаляясь от него не дальше десяти метров, но грибов не было. Девушка уже хотела было вернуться назад к мостику, перейти ручей и порыскать ещё на том берегу в поисках очередной волшебной полянки, но вдруг увидела впереди прогалину с редкими берёзами. Там ей снова повезло: то тут, то там торчали из земли молоденькие боровички и подберёзовики. В следующие пятнадцать минут в корзинке прибавилось ещё на треть. Увлечённая собирательством Катя, пребывая в мыслях о муже, произошедшей между ними ссоре, о том, что он наверняка обрадуется полной корзинке таких красивых, свежих и крепких грибов, не заметила, как перестала контролировать направление, в котором находятся ручей и железная дорога. Вскоре она спохватилась, но звуки станции уже не были слышны. Лес безмолвствовал, тишину нарушали лишь редкие крики неизвестной птицы и шум ветра в ветвях. Катя пока не отчаивалась, она всегда неплохо ориентировалась на местности и в лесу, поэтому даже в мыслях не было, что она могла заблудиться.
Девушка присела на корточки, прислонившись спиной к широченной берёзе, и принялась грызть яблоко, размышляя, в какую сторону будет выбираться из чащобы. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие кроны деревьев, ещё плясали по лицу, но погода начала портиться. На небо набегали тучи, похолодало. Катя выбросила огрызок, с сожалением взглянула на неполную корзину и решила возвращаться – не хотелось застрять в лесу в дождь и непогоду, на крайний случай, можно будет добрать корзину до верха на опушке, поближе к станции. С этими мыслями девушка и побрела, по её мнению, в обратную сторону. Места казались знакомыми, вроде бы тут она уже проходила. По пути даже встречались срезанные ею ножки грибов, но глубокий ручей всё не попадался, а Катя была уверена, что выбраться к железке можно только через его русло.
Она глянула на старенький кнопочный мобильник, который взяла с собой вместо дорогого, но бесполезного в лесу смартфона – нарочно отключив его, чтоб милый помаялся, если вздумает ей звонить. Часы на треснутом экране показывали 15:11. Катя не думала, что прошло уже так много времени. Ещё её смутила почти разрядившаяся батарея, потому как девушка была уверена, что утром видела на экране значок полного заряда, и прежде этот телефон её никогда не подводил. Холодный ветер пробирал до костей, небо затянуло, начал накрапывать дождь. Руки и ноги у Кати замёрзли, и она зябко куталась в продуваемое пальтишко. Неполная корзина грибов вдруг показалась неимоверно тяжёлой, на девушку навалилась дикая усталость, словно кто-то нарочно давил со всей силы ей на плечи. Катя села на корягу, чтоб немного отдохнуть, и её тут же начало клонить в сон. Девушка клевала носом, не в состоянии бороться с навалившейся дремотой, пока ей не почудилось, что кто-то прошёл неподалёку – она отчётливо слышала шаги, шуршащие по опавшей листве, хруст мелких веток, хриплое дыхание. Ей даже привиделся неясный силуэт, едва она открыла глаза, однако он растворился, как только Катя сфокусировала зрение и всмотрелась вдаль. Девушка встрепенулась, подскочила и с гулко стучащим сердцем заспешила подальше от этого места, еле сдерживаясь, чтобы не припустить бегом.
Кругом были деревья, деревья и только деревья! Она попыталась позвонить, но мобильный не ловил сеть. На экране высветились цифры 17:02, лес окутывали сумерки и туман. Дождь не прекращался, и Катя чувствовала, что пальто уже промокло насквозь на плечах и спине. Она не знала, что делать, и принялась кричать и звать на помощь. Лес молчал в ответ, лишь деревья покачивали своими толстыми ветвями. Пальцы онемели от холода, и Кате постоянно приходилось дышать на них, чтоб хоть немного отогреть.
Видимость ухудшалась. Катя в отчаянии металась от дерева к дереву, пока с размаху не ударилась голенью о поваленное бревно. Она чудом не упала, но нога онемела от боли, и дальше девушка двигалась медленно. Ей вдруг стало безумно жаль себя, по глупости и наивности попавшую в такую идиотскую ситуацию. Хотелось домой, в тепло, хотелось есть, хотелось к мужу – закутаться с головой в одеяло и согреться там, прижавшись к его горячему телу. Она проклинала себя за вчерашнюю глупую ссору, за эту поездку, проклинала попутчиков, которые сбили её с толку и из-за которых она попёрлась в этот незнакомый лес. Горькие слёзы текли по щекам, горло саднило от криков. Молодая девушка брела, хромая, в самую гущу тёмного леса, окутываемого сумерками.
Наконец, когда слёзы кончились, Катя постаралась успокоиться и взять себя в руки. Она села на поваленное недавно дерево и первым делом проверила связь на мобильном. Сигнала, конечно же, не было, индикатор показывал пустую батарею – телефон вот-вот должен был отключиться. Время на часах было 19:23. Девушка заглянула в рюкзак: полбутылки воды, одно яблоко, перочинный нож, спички, плитка горького шоколада, влажные салфетки, гигиеническая помада и всякие женские безделушки вроде заколок и пилок для ногтей. Катя тут же жадно вгрызлась в яблоко, предусмотрительно убрав НЗ-шную шоколадку и воду обратно в рюкзак. Мелькнувшая было мысль о костре тут же отпала, так как всё вокруг было сырым, а Катя не была опытным походником и вряд ли разожгла бы огонь в дождь. Чтоб согреть руки, девушка принялась чиркать спичками, но, безуспешно испортив несколько и разорвав черкаш на одной стороне коробка, оставила эту затею. Она убрала спички в карман брюк, чтобы они могли подсохнуть от тепла тела. Девушке не осталось ничего иного, как провести ночь в лесу, без огня и укрытия, и, горько вздохнув, почти всхлипывая, Катя приняла этот факт. Тело бил озноб, одежда была мокрая от дождя. Девушка дрожала, скрючившись на бревне и зажав замёрзшие ладони между ног. Она уже не плакала навзрыд, но капельки слёз всё ещё изредка стекали по щекам.