Ступая по проспекту Ленина, Лугин от свободы особой радости не ощущал. Было вроде какое-то облегчение в первые минуты, мол, жив, почти здоров. Только это облегчение скоро растворилось без следа. Взамен пришли думы тяжелее, холоднее беломорских волн. И что профессору теперь говорить? Что Ирине и Светке? Молчком, уйти, отводя от них беду? Смыться куда-нибудь в биотроны? Так этим беду не отведешь: сам выживешь или нет, а за Владимиром Ефимовичем и Хитровой пожалуют хмурые ребята дружины. В общем, влип по самые некрасивые помидоры. А Лисичкина оказалась права. Подсадили администраторы на крючок. Такой, что как не трепыхайся – не соскочишь. И как теперь это ей в лицо признать?

6

Свою хату – как модно здесь стало называть – Лугин опознал шагов со ста. Вон выступ стены, неровный, будто сложенный из кусков торфа, за ним ширма цветных простыней, виден верх палатки.

Хотелось пройти мимо и исчезнуть в лабиринте биотронов, но это называлось бы похабным словом: «предательство». А разве мичман предавал кого-нибудь? И в беде своих не бросал никогда. Даже сопляком, когда сторож в саду сцапал, и здоровенный мохнатый пес брызгал слюной в лицо, Дениску он не оставил. Хотя, если честно признать, ревел и вот-вот был готов сдаться, рассказать, кто ветки ломал, да скорее бежать. Теперь Дениса нет. В очередной тысячу пятый раз Сергей ощутил, как не хватает здесь Климентьева. С ним можно было хотя бы сесть без суеты и собрать мозги в кучу.

Он на минуту остановился, оглядел соседние жилища – хаты, выделявшиеся между пещерных выростов ширмочками, рядами чемоданов, коробок, боковинами палаток. Пытался угадать, где поселился Мальков, упомянутый Гудвесом. Но как угадаешь, если их бандюковского Мальца он в физиономию не знает? Отчего-то вспомнился джинсовый. Может и этот со своими дружками рыскает где-то поблизости.

Откинув полог, мичман вошел. Хитрова, слава богу, оказалась на месте – не увязалась хвостом за ним к площади. И все были здесь. Обедали за вокруг клеенки кафравскими деликатесами. «Огурцы», нарезанные кружочками на тарелке, горка синюшных отростков, листики мясистой зелени вовсе не зеленого цвета. В память о далекой родине галеты и банка «Главпродукт»: тушенка свиная с гречневой кашей. С нее шел аппетитный дымок. Позже Лугин догадался, что ее разогрели на профессорской спиртовке.

– О, Сергей Борисович! К столу, прошу к столу, – пригласил Гармаш.

Ирина, сидевшая ближе других к входу, так и застыла с ложкой у рта. Глаза в испуге расширились – не глаза, а клочья северного моря в непогоду. Светлана отреагировала секундой позже. Вскочила и всплеснула руками:

– Ну говорила же: не ходи! Не ходи, Серенький! Хорошо теперь тебе?! Сильно от упрямства полегчало?!

– Извините, девушки за некрасивое слово, но дела хреновые, – признал Лугин, остановившись у края палатки и не особо замечая ехидной наезда Хитровой.

– Молодой человек… Сережа, – профессор Чудов покачал головой. – Куда же вы так влезли? То-то Света беспокоилась о вашем исчезновении. Не зря вовсе беспокоилась. Какое же у вас лицо! Все совершенно расквасили!

– Да нормально лицо. Как биолог, вы-то понимаете: лицо, оно пройдет, – кисло усмехнувшись, Лугин потрогал свои губы и скулу. – В другом здесь дело. Разговор, граждане переселенцы, крайне серьезный. Не знаю, как правильно начать. Но когда начну, о синяках на моей физиономии вы точно вспоминать перестанете.

– Тебе компресс надо, – засуетилась Хитрова. – Потом все разговоры. С таким ртом, я бы вообще была против разговоров. Зубы хоть не выбили?

– Извини, Лисичкина. Не до компрессов. Да и толку с пустых примочек никакого, – отверг мичман, в душе польщенный ее заботой. – Позволь, – он прошел ближе к столу, сел между солдат. Сел, собираясь мыслями, и рассказал все, что случилось с ним на площади и в форте администраторов.

Пока рассказывал, только Гармаш подергивался и вставлял реплики из глубин армейского самосознания, вроде: «надо было так – я бы сделал этак». Остальные сидели смирно, пожевывая инопланетные овощи, со скромностью ныряя ложками в жестяную банку.

Первым после мрачного финала Сергеевой речи заговорил профессор Чудов.

– Я за Лену очень боюсь, – сказал он, вертя между пальцев чайную ложечку. – Только за Леночку. Если бы не она, пренебрег бы их, так сказать, предложением и всеми угрозами. Мы – свободные люди и сами в праве выбирать, как нам жить. Ну сколько можно, господа? Всю жизнь мы от кого-то зависим: то от вождей народа, то от парткомов, то от демократов и чьих-то денежных интересов. Мы как мошки: нам только кажется, что летаем по своей воле. На самом деле, куда ветер дунет, туда нас и несет. И вполне возможно, что на огонь. Еще в институте я когда-то мечтал… Улыбнетесь сейчас, но это сущая правда обычной человеческой души. Мечтал на необитаемый остров. Чтобы среди диких деревьев и трав, и не было вокруг никого. А теперь мы действительно в страшной западне. Как бы на острове, только населенном существами не многим приятнее людоедов.

– Я, папа, ни в коем случае не согласилась бы к ним, что бы хорошего они не обещали. И вранье, скорее всего, их посулы. Таким людям верить нельзя, – высказалась Елена Владимировна. – Мы подумаем, как сделать. Корабль огромен, и я уверена, что можно найти места и за пределами так называемого Нововладимирска. Вообще, мне здесь с первого дня не понравилось. Если не изобретем ничего лучше, попытаемся попросить помощи у кафравцев.

– У кафравцев? Каким же способом, Леночка? – майор откинулся на стоявшую позади сумку. Речи и мысли очаровательной дочки Владимира Ефимовича словно по волшебству сначала трогали его сердце военного, потом медленно взбирались к голове.

– Я уверенна, должен существовать какой-то способ связи с хозяевами корабля. Например, в биотронах существует какая-то компьютерная система оповещения, что можно трогать, что нельзя. Она, возможно, двухсторонняя, – высказала предположение Чудова.

– То есть, вы предлагаете стать у одного из «говорящих» простенков и настойчиво повторять: уважаемые кафравцы, возьмите нас под защиту от земных выродков? – с легкой насмешкой поинтересовалась Хитрова.

– А может быть, – оживился Игорь, сидевший рядом с Леной в расстегнутом не по уставу кителе и позволивший даже снять с себя ремень. – Почему же нет? Только не повторять что-то там, а выкинуть штуку, которую инопланетники запрещают. Например, счистить нафиг все растения со стенки. Кафры сто пудов всполошатся и прибегут. Можно придумать и другое нахальство.

– Прибегут и морды набьют, – не удержался подковырнуть друга Артеха. – Все будем как мичман.

– Рядовой Ракитин, у тебя в голове космический вакуум. Думал бы, что говоришь! И ты бы, Ильин про морды молчал! – возмутился Гармаш и перевел взгляд к Лугину: – Вообще, мичман, это вы во всем виноваты. Чего вас дернуло, выражаясь по-морскому, в автономное плавание к Серебряному столбу? И чего вы со мной или с Владимиром Ефимовичем не посоветовались? Пренебрегаете что ли?

– Знаете, майор, решения, касающиеся меня, принимаю я сам, – глянув из-под опущенных бровей, Лугин взял с тарелки мясистый листок. Без большой охоты надкусил, хотя жрать хотелось.

–Вот и приняли. Сам взяли и всем распорядились. Теперь у всех сплошная головная боль. Я вижу только одно решение: менять позицию. Исчезаем отсюда до наступления вечера. Быстро сворачиваемся и проходами дальше от Серебряного столба. В случае нападения, оружие у меня есть. Вот же черт! – вскинув голову к световому пятну, Юрий порывистым взмахом руки разгладил усики. – И вся белиберда из-за вас, мичман! Вашего самовольства!

– Позволю заметить, майор, если бы Сергей не пошел к администраторам, то вышло бы намного хуже, – сказала Красина. Ее с первого дня раздражала бравая самоуверенность военного. Гусар Ржевский, блин! Строит из себя без двух минут генерала, а перед дочкой профессора чуть ли не пританцовывает.

– Позвольте пояснить? – Юра удивленно вытаращился.

– Что здесь неясного? Даже с вакуумом в голове понятно: администраторы имели вид на Владимира Ефимовича задолго до того, как Сергей пришел к ним, – подхватила Иркину мысль Хитрова. – Вы немножко путаете, Юрий Сергеевич, не мичман навел на наш скромный уголок Гудвеса с бандой, а несколько наоборот – они сами давно прицелились сюда. И более того: если бы Серж не ходил на площадь, то мы бы ничего и не узнали о замыслах правления Нововладимирска. Не так ли? Просто однажды пожаловали бы сюда ребята из дружины и забрали кого надо и что надо без всяких пояснений. Как вам такой внештабной поворот?

– Светочка права, – согласился Владимир Ефимович. – Мы должны быть благодарны Сергею, что он взял смелость сходить туда. Теперь мы хоть знаем, какая нам угроза. Жаль, знание досталось такой ценой. Сереж, вас только по лицу били?

Вопрос, честно говоря, был идиотским, хотя и от профессора. Все тело Лугина ныло от смачных пинков. Били-то оскорбленные «перцы» со всей душевной широты. Ногами попинали, испытали как ему, Лугину, кулаки, подкрепленные матом. А удар прикладом калаша – отдельная песня. На фоне свежих синяков, даже обожженное плечо не так давало знать, точно как по старому морскому шаблону: одна хреновость изводит другую.

– По лицу, – отозвался мичман. – Сейчас это неважно, Владимир Ефимович. Времени у нас маловато, а край как нужно определиться. Решить, наконец, как мы поступим.

Он замолк на миг. Со стороны соседнего прохода раздались ружейные выстрелы. Не так близко к их жилищу, но все-таки напрягало. Вчера и ночью вроде не стреляли, а теперь начинаются нездоровые оживления, которые вполне за несколько минут могли перекинуться сюда. Не мал пещерный град Нововладимирск, но все же расстояния не московские.

– В любом случае, здесь мы остаться не можем, – продолжил мичман. – Есть два варианта: или на службу к администраторам…

– Это исключено! – категорически отверг Чудов.

– Или двинемся искать безопасное место. По моему мнению, – Сергей поправил сползающий плед, – это могут быть отдаленные участки биотронов и зоны, которые еще не подмяли под себя люди Перца. Что такие есть – слышал я. Вот вы, Владимир Ефимович, поскольку ходили по кораблю чуть больше с первого дня, представляете хоть примерный план доступных пространств?

– Возможен третий вариант, – теперь более дружелюбно высказался Гармаш. – Помимо всяких неорганизованных гражданских, здесь есть люди нашей дивизии. Не много, но есть. К сожалению, в основном солдаты-срочники. Если бы остались наши с роты Ивана Георгиевича, мы бы за пару часов здесь навели порядок. А так, ерунда получается. При всем этом, можно обойти ближайшие районы, и собрать наших офицеров и бойцов, чтобы дать отпор этим сволочам.

– У нас времени на поиск союзников маловато, – возразил Лугин. – К тому же некоторую часть ваших организованных военных я видел в окружении Перца. И оружие почти все у них. С голыми руками не слишком то много отпора выйдет. Владимир Ефимович, вы могли бы нарисовать план известных вам территорий? Хотя бы приблизительно?

– У меня блокнот есть, – вспомнила Хитрова и потянулась к сумке. – Ой, еще общие тетради. Брала специально для записей.

Со стороны четвертого сектора послышались крики, разрозненные, сумасбродные. В этот раз не стреляли, но происходило что-то похожее на разборки с дракой. Наверное, дружинники или мытари дали о себе знать. Нервозный шум мешал Чудову сосредоточиться: он то наклонялся к развернутой тетради, то вскидывал голову, прислушиваясь, постукивая по бумаге шариковой ручкой. Все-таки он решился на художество. Вывел на клетчатом листке неровный круг на всю ширину бумаги и начал набрасывать детали, комментируя для мичмана и Гармаша, подползшего на четвереньках:

– Вот наша пещера. Нововладимирском будем считать. Четыре широких прохода, что расходятся лучами от биотронов, делят ее на пять секторов. Хотя, смотря, что считать широкими проходами. Здесь есть еще такие поперечины. Вот они. Кстати, одна из них, как я понял, и есть новообразованный проспект Ленина. Кроме него еще три сходятся к площади с Серебряным столбом. Вот так, – он обозначил в центре Нововладимирска округлый участок между серединой второго и третьего сектора. – Давайте для удобства обозначим стороны света. Глупо, конечно, представлять в космосе Юг-Север, но для удобства ориентации в наших обособленных пространствах сойдет. Север тогда у нас к центру корабля, то есть к биотронам. Хорошо. Юг, я подразумеваю, внешняя граница, там же коридоры к люкам. А с двух оставшихся сторон, наш, так назвать, пещерный город огражден сплошной стеной. Вот восточная, – на этот раз он ткнул не в свой рисунок, а в наплыв пенолита за спиной рядового Ильина. – Что я хочу заметить, молодые люди: наша пещера на этом ярусе звездолета не слишком больше километра в поперечнике, а значит справедливо утверждать, что на этом же ярусе с другой стороны от центра или, если угодно за соседней стеной есть еще как минимум одна похожая пещера. Проход к ней, скорее всего, только биотронами. Проход, несомненно, есть – иначе чего бы администраторы говорили о неподчиненных областях? И сам я слышал, что где-то рядом обитает народ из-под Смоленска. Не слышали? Звездолет и возле Смоленска делал посадку. Кроме того, все мы заходили в люки с западной стороны. А ведь с восточной народ тоже грузился. И где они, спрашивается? Из этого можно сделать вывод: наша жилая зона далеко не единственная. Я уже не говорю, что здесь не один ярус. Если примерная высота нашего яруса колеблется от двадцати до тридцати метров, то, возможно, имеется еще десять – пятнадцать подобных горизонтальных плоскостей. Некоторые из них, сами понимаете, на огромной высоте, но точно есть ярус под нами – ведь мы же при посадке шли коридором все время вверх. И ближайший уровень над нами тоже может быть как-то доступен без подъемных устройств, движением по наклонным проходам.

– А еще можно предположить, что звездолет садился не только под Вязниками и Смоленском, а возле других городов, в других странах, – вставила Елена Владимировна. – Тогда на его борту очень много людей. Нам остается только их найти.

– Владимир Ефимович, недавно вы говорили, будто у вас есть какие-то домыслы по этому кораблю, – вспомнил вдруг Лугин. – Может, поделитесь?

– Какие домыслы? – удивился профессор, продолжая наносить обозначения на тетрадный листок.

– Ну тогда, как мы со Светланой первый раз ходили к биотронам. Вы говорили что-то такое… – Сергей позволил зачерпнуть ложкой немного остывшей гречки из жестянки. Все-таки есть хотелось, а кафравские листочки и пара галет растворились в желудке без следа.

– Ах, да. Я имел в виду, что есть у меня этакая гипотеза. Ничем особо не подкрепленная, да и фантастическая слишком. Не хотел ее озвучивать, поэтому и не стал на ней заострять ваше внимание.

– Ну папа… – Лена требовательно потянула его за рукав. – Скажи всем. Ты не имеешь права скрывать, когда мы здесь все вместе!

Владимир Ефимович подумал, что скрывать свои домыслы он как раз может, чтобы не выглядеть несерьезным перед молодыми людьми, окружавшими его плотным кругом, но Леночке, когда она, просила, Чудов отказывать не умел.

7

– Хорошо, скажу. Только вряд ли в моих предположениях вы найдете что-то особо интересное. Вдобавок они исключительно предварительные, – профессор отпил из кружечки едва сладковатый чай (сахар решили экономить). – Я думаю, что звездолет – естественное образование.

– Как это понимать? – Гармаш, подавшись вперед, наморщил лоб.

– Предполагаю, что он сделан из живого в прошлом существа. Возможно, живого до сих пор. Сколько-нибудь убедительных доказательств, разумеется, у меня нет и быть их не может, поскольку мы имеем дело с внеземным объектом. Но при всем этом, данный корабль изнутри довольно похож на раковину моллюска. Этакого невероятного внеземного моноплакфора. Можно подумать, что эти полости, симметричные перегородки, выросты как бы отдаленный аналог артикуломентума, произошедшие в процессе естественного эмбриогенеза, – продолжил развивать мысль Владимир Ефимович. – Конечно, наш необычный «артикуломентум» состоит не из углекислого кальция, а из вещества более сложного, в процессе длительной эволюции сложившегося, как структура более пригодная для построения такого гиганта. Вполне возможно, что так называемые «овощи», собираемые нами в биотронах, тоже естественные плоды жизнедеятельности этого невероятного внеземного существа, с его потрясающей воображение метомерностью.

– Разрешите влезть, профессор… Не совсем я все понял. Вы хотите сказать, что мы сидим в космической ракушке, научившаяся летать со сверхсветовыми скоростями? – майор рывком перевел взгляд с листка бумаги на Чудова.

– Почему же космической? Она могла вырасти в условиях какой-то планеты, а кафравцы переделали ее в звездолет, разместив здесь всякого рода устройства, двигатель, энергетическую установку и так далее. Извините, не буду рассуждать о технической стороне, в которой сам не понимаю, – Владимир Ефимович не любил высказывать сомнительные гипотезы и чувствовал себя все более не ловко.

– Пап, ты гений! – Лена едва не подскочила, обняла его за шею, накрыв растрепанными волосами. – Конечно же, раковина! Я все думала, думала, на что это похоже. Какая же прелесть – настоящий живой звездолет! И какие умницы наши кафравцы! Зачем переводить миллиарды тонн металла, но строительство такой махины, когда можно воспользоваться тем, что предоставила природа!

– Владимир Ефимович, а что за практическая польза нам от этого знания? – негромко спросил Лугин. В выкладках профессора, как и Гармаш он, мягко говоря, не разобрался и предпочел бы выслушать их позже, когда проблема с администраторами не будет столь болезненной.

– К сожалению, Сережа, особо никакой. Разве что мы можем строить новые гипотезы. Десятки новых забавных и фантастических гипотез, – Чудов наконец освободился от объятий дочери и позволил мичману взять листок с планом известных территорий. – Раз уж о гипотезах: можно предположить, некоторые вещи о Фаргерте или родном мире кафравцев. Или уж точно о той планете, где построен наш необычный корабль. Такой гигантский экзомолюск способен вырасти только в океане достаточно теплом для быстрых биохимических процессов и богатом минеральными солями, и одновременно детритом.

– Извините, Владимир Ефимович, все это чрезвычайно интересно, но поговорить о других мирах у нас найдется время, – заметила Светлана. – Давайте решать, где мы можем надежнее спрятаться в потрясающих полостях артикуломентума. В лучшем случае у нас вечер и ночь. Не так уж много, правда, если собирать палатку, шмотки и неизвестно куда идти? Утром нас уже наверняка побеспокоят эти придурки.

– Товарищ майор, слово разрешите, – Игорь Ракитин поднял руку, дожидаясь одобрения Гармаша и, когда тот сказал свое звонкое «разрешаю!», придвинулся к столу: – Мы со Славкой, когда за огурцами к обеду двинули, так в биотронах завернули не налево, а на право, по узкой галерее. Ссать… Ой, извините, Владимировна, – он взглянул на Чудову и от расстройства аж прихлопнул себя по губам.

– Да я тебе сейчас башку оторву! – вспылил майор. – На свинарнике что ли воспитывался?!

– Пусть, говорит, Юрий Сергеевич. Через чур пикантно, конечно, однако живая русская речь имеет право быть, – Лена как бы прощая Ракитина, положила ему на колено свою белую мягкую ладонь.

– Ну там, в общем в туалет сильно приспичило и мне, и Славке, хоть при всех того, а до сортиров далековато, – продолжил он, значительно приободрившись скрытой похвалой профессорской дочки. – И пока проберешься до пункта назначения. Народу же сколько там? Толкотня веселее чем на дискотеке. И куда нам деваться? Мы на право узкой галереей. Там же темно и ничего не растет. Сделали как следует за углом и дальше чего-то пошли.

– Короче, Ракитин. Не «Муму» пересказываешь, – поторопил Гармаш.

– Короче, дырка там. Ее не так особо видно, но мы со Славкой засекли. Невысоко метрах в трех. Нормальная такая дырень, и подняться можно по выступам – лазали, – Игорь в ожидании поддержки зыркнул на Руднева.

– Лазали, – подтвердил своим огромным ртом Славик. – Ветром оттуда несет и вонью – значит сквозная. Так еще и прикинули: проход в другую пещеру или черт знает куда. Только не особо большая дыра, сгибаться иногда надо, а то я макушкой тюкнулся.

– Хорошая новость, – заметил Владимир Ефимович. – Отважные молодые люди, а вы далеко заглядывали?

– В смысле? – не понял Ракитин.

– Вас, бойцы, спрашивают, разведали, куда она ведет? – пояснил майор.

– А там вроде тоже биотрон начинается. Желтый свет и типа заплесневелые мухоморы на стенке, – сообщил Слава Руднев. – Мы лезть дальше не захотели.

– Игорек, ну-к глянь сюда, – попросил солдата Лугин, кладя листок с профессорскими художествами на клеенку. – Если на право, ваша лазейка получается здесь? – он ткнул пальцем в узкое ответвление галереи, обозначенное как тупик.

– Ну да, – подтвердил Ракитин, прислоняясь к Елене Владимировне и втягивая ноздрями слабый запах ее духов. – Здесь, только немного не доходя. Мы ж сильно это, в туалет торопились и всю галерею не проходили. Примерно посредине стали, фонариком присветили и там все обнаружилось.

– Так это совсем не далеко. Пятнадцать минут ходьбы, – еще больше оживился Лугин. – Так предлагаю: я схожу туда на разведку, а остальные неторопливо сворачивают палатку и пакуют вещи. Если там на самом деле есть пригодная для обитания зона, то считайте, нам повезло.

– Рано или поздно администраторы о ней узнают, если еще не знают, – сказала Красина. – Но пока, конечно, это выход.

– В общем, так, – майор Гармаш встал, энергично отряхивая брюки. – Я выдвигаюсь на разведку вместе с рядовым Ракитиным. Остальные мужчины, кроме профессора, пусть свертывают лагерь. Если за дырой все нормально, еще до ночи сменим дислокацию.

– Как желаете, майор, – у Сергея не было охоты спорить с Гармашем по распределению ролей. Несет его типа в разведку – флаг в руки. С палаткой, сумками управиться еще легче.

Из-за ширмы снова раздался шум: чьи-то торопливые шаги, выкрики:

– Алик! Не тормози! Алииик!!!

– Сам не тормози! Сука! – хриплый возглас дополнил выстрел ПМа.

– Сюда прет!

– Хатами давай! С прохода, мудачье!

Еще выстрел. Отчетливо и звонко. Не дальше полпути к биотронам.

Майор насторожился, переглянувшись с Лугиным, положил руку на кобуру.

– Гляну, что там, – мичман встал, прислушиваясь, переступил трос крепежа палатки и осторожно отодвинул край простыни, стыковавшийся с полиэтиленом.

Первое, что он увидел: троих мужиков и паренька лет двадцати с пистолетом, отступавших по проходу, дико озиравшихся на каждом шагу, словно их преследовал всполошенный носорог.

– Что там? – Хитрова прислонилась к Лугину, тоже стараясь вникнуть в причину переполоха.

– Света! Туда не лезь! – попыталась оттащить ее Красина, хватая за куртку. – Вечно тебя несет на неприятности.

Майор с раздраженным сопением возник по другую сторону ширмы, как и Лугин откинул простынь и высунулся в проход.

– Эй, военный! – мужик, красный, взъерошенный, стал столбом против Гармаша. – Гранаты есть?

– Дурак, что ли? – резонно заметил майор.

– Хрена с вас толку! Войска! Охренеть какие у нас войска! – тот повернулся к биотронам и снова заорал: – Алик! Прошу, не тормози! Забей на него, Алик!

– На Миху тоже забить?! – с остервенением ответил ему паренек, размахивая дымящим ПМом.

Лугин высунулся из-за ширмы и перебежал к пенолитному выступу под световым пятном. В случае чего, здесь можно схорониться от пуль в выемке под наплывами. Прижавшись к шероховатой поверхности, он, наконец, разобрал причину паники. По проходу на высоте полуметра двигалась непонятная хрень. Спереди как здоровенный моющий пылесос: прорези по кругу, полупрозрачная секция над ободком полированного металла. А сзади, насколько сумел разобрать Сергей, скорее как грузовичок или платформа, забранная темно-синим бортиком.

– Эй, братишка, а что за байда? – попытался уточнить мичман у переселенца, нервно пританцовывающего у стены.

– А того. Людей забирают. Миху штырем в живот как скотину! – проорал тот, сверкая глазами будто лампами.

– Света, быстро за палатку! – сердито бросил Лугин Хитровой. Светлана не слышала его или не хотела слышать, стоя возле ширмы словно загипнотизированная видом механического чудища.

И Красина, сначала с упорством тянувшая подругу назад, замерла. Ей показалось, что за головной частью чужой машины находятся люди. Так оно и было: четверо или пятеро неподвижных тел, укутанных каким-то волокном или полупрозрачной пленкой, точно куриные окорочка на холодильном прилавке. От вида бедняг в кузовке становилось жутко, так жутко, что Ирине захотелось закрыть лицо руками и навсегда забыть об увиденном.

– Боже! – бледнея, прошептала она. – Что же это получается?

Неизвестно сколько долгих секунд прошло, пока до нее дошел раздосадованный голос Лугина: резкие слова, несколько матов для внятности.

– Уходим, уходим, Сереж, – отозвалась она, старательно закивав и отступая за ширму.

– Майор! Уводи же этих дур за палатку! – прокричал Лугин Гармашу, тоже сперва растерявшемуся перед непонятным чудовищем. – За палатку, на пол и затихли!

Взъерошенный мужик, его товарищ нырнули между сумок и чемоданов, не добегая до мичмана. А парень с ПМом, видно совсем потеряв голову от бешенства, выпустил последние две пули, выщелкнул магазин и лихорадочно принялся вставлять новый. Руки не слушались, да и навыка не было. Зачем-то лишний раз передернул затвор, выбрасывая патрон из патронника. И начал палить в сторону кафравской образины, тупо, почти не целясь, выкрикивая проклятия. Четыре пули ушли в соседние хаты, две срикошетили от передка машины, не оставив на гладком покрытии ни следа.

– Беги, ворошиловский стрелок, блин! – крикнул ему Сергей, и подумал, что сам слишком задержался на виду. В северном флоте тоже не служат железные големы – страх начал покусывать и мичмана, холодными зубищами за спину, аж до самых позвонков. Одновременно в башке вертелась дюжина вопросов. Что же за хрень такая? Робот что ли? Наверняка робот или управляется дистанционно. И почему люди в кузовке? Живые ли? Как туда попали, черт дери, и зачем?!

Как туда попали, Сергей узнал в следующую секунду. С передка надвигавшейся машины вылетел тоненький жгут, быстро, хлестко словно жало змеи. До парня с ПМом было метров пятнадцать, но жгут достал его, ударив точно в солнечное сплетение. Стрелок так и охнул, будто его проткнули насквозь. Мичману в первый момент действительно показалось, что гибкий жгут прошил парня, однако спина того выглядела целой, и крови вроде не капли. Затем механическое жало оторвало парня от земли и понесло к машине. В воздухе, дергая ногами и похрипывая, он успел выстрелить еще раз, едва не угодив в майора Гармаша.

Лугин затаился в выемке пенолита, не дыша, забыв о боли в спине и ребрах, вжавшись как побитый мышонок. Да и что мог он сделать с пустыми руками против чудовища, которому пули что плевки. Возможно, умнее было выскочить из паршивого укрытия и ноги в руки, не оглядываясь за чемоданную баррикаду, дальше, дальше между палаток. Однако удобный момент мичман упустил. Кафравская машина, терзая слух электрическим жужжанием, подобралась совсем близко. Каким-то образом зависая над полом, она двигалась вперед с неторопливой уверенностью смерти. Когда ее лобовая часть поравнялась с Лугиным, в его голове успела просвистеть всякая дрянь, едва похожая на здоровые человеческие мысли. Вспомнился и Климыч, и чайка-поморник, и острие ножа в двух пальцах от ребер, и заповеди из вечной Книги – все крошевом, вспышками, осколками битого стекла. Краем глаза он видел, как паковался парень-стрелок, с отвратительным шелестом во что-то вроде целлофана.

Машина не сочла мичмана Лугина объектом достойным внимания – прошла мимо. Вот уж спасибо за милое пренебрежение! Первый раз Сергей пошевелился, когда чудовище добралось хаты возле арки. Пошевелился, повел головой, увидел, что проход пуст, будто вымер нафиг Нововладимириск, только со стороны Ленинского проспекта кто-то драл глотку.

Из-за ширмы настороженной лисичкой выглянула Хитрова. Ей все надо, везде влезет.