Ближе к утру Хуан позвонил в аэропорт и отменил свой билет, вместо которого взял два билета на следующий рейс.
ЖИВОПИСЕЦ
Очередная попытка создать шедевр, который не имел бы ничего похожего среди того, чем уже успели обогатить мировую коллекцию художники с громкими именами и не очень. Семьдесят восемь написанных картин так и не предстали перед широкой публикой. Организаторы выставок сочли работы посредственными и лишёнными авторского стиля.
В прошлом месяце прошли переговоры с директором галереи из Марселя. Очередное фиаско. Это стало последней каплей. Довольно ходить и унижаться перед всякими задротами, которые всё что могут в живописи – это отличить чёрное от белого. На этом их профессионализм исчерпан. Но теперь он задался целью сотворить полотно, при виде которого вся история мировой живописи померкнет перед каждым, кто хотя бы краешком глаза лицезреет кусочек этой будоражащей картины. В ней заключён целый мир, который засасывает смотрящего в себя, демонстрируя иную реальность со своими законами. Он намеревался показать всему миру не просто полотно с красивым содержанием. Это должна быть особая картина. Она будет обладать особым свойством, суть которого – залезть в мозг человека и оставить в его душе след своей сущности, которая не покинет его до самой смерти. Это и есть вершина живописного мастерства. Следует не просто поражать смотрящих красотой на холсте или создавать реалистичное изображение, а заставить людей меняться при виде картины. Менять религиозные и политические взгляды; менять отношение к моральным законам и установить собственные стандарты нравственности; стереть склонность к сентиментальности и породить демона внутри себя; убить страх к смерти и заставить полюбить насилие; перестать оставаться рабом в мире глобализма и прозреть; сбежать от зависимости к бытовому комфорту со всеми микроволновками, транспортом и мобильниками, чтобы наконец обрести свободу.
Бруно Алмейда не покидал рабочее место уже одиннадцатые сутки. С тех самых пор, когда на свет рождались его первые картины, Бруно превратил свою квартиру в Лиссабоне в мастерскую. Стены, дверные ручки, посуда на кухне, пульт от телевизора, оконные рамы, трубка телефона – везде были следы красок. Даже последняя девушка Бруно, которая была у него пару недель назад, уходила из квартиры в следах от красок по всему телу; по тому, где находились самые густые следы красок на теле девушки, можно было судить о том, какие места Бруно предпочитал больше всего.
В гостиной находилось только самое необходимое. Среди того, что не имело никакого отношения к кисточкам, краскам, холстам и палитре, были только чашка на триста тридцать миллилитров, чайная ложка, электрический чайник, сахар и стеклянная банка, на дне которой ещё оставалось кофе на пару чашек. Ни в коем случае нельзя было засыпать. Бруно поймал волну, на которой сможет добраться до необходимого образа, в котором предстанет его детище. Стоит уснуть и его мозг тут же потеряет нить между творцом и холстом. Речь даже идёт не о сюжете, и не о насыщенности тонов. Это, скорее, состояние, в котором Бруно слышит голоса, подсказывающие ему, что должно родиться на картине; что лишнее и чего недостаёт; что и где должно находиться; где добавить серого, а где – красного.
Последние штрихи. Кисть в очередной раз искупалась в тёмно-серой краске на палитре и вот единственное светлое пятно на холсте оказалось под её плотным одеянием.
По ходу работы Бруно был сосредоточен лишь на отдельных её элементах и не обращал внимания на то, как преображается вся картина. Теперь, когда он стоял в паре метров от своего творения, его глаза стали изучать то, над чем так долго работали руки мастера. Кто мог подумать, что человек со своим примитивным сознанием может родить в своей фантазии такое? А быть может, его сознание перестало быть примитивным? А результат – не плод фантазии, а то, что действительно существует? Во что превратился разум Бруно Алмейды, если он нарисовал то, что нарисовал? Он стоял перед холстом, осознавая, что в начале он понятия не имел, что рисует, а нынче его озадаченный мозг бросается в раздумья о том, как он смог придумать ЭТО.
В любом случае ему удалось добиться желаемого эффекта. Он сделал такую картину, которая не в состоянии даже присниться. И она прекрасна.
Всё происходящее передавалось в тёмных тонах. В нижний части полотна был изображён обрыв, за край которого отчаянно цеплялись безликие кричащие фигуры. Край обрыва просматривался с трудом из-за столпотворения человеческих фигур, которым удалось взобраться. Тысячи существ, напоминающих людей, в серых одеяниях взбирались на возвышенность. Их руки отчаянно тянулись к вершине, где находился могучий трон, а на троне том восседал ОН. Ноги напоминали звериные. Руки, лежащие на подлокотниках, широкие с огромными когтями. ЕГО широко раздвинутые губы демонстрировали зубы, скорее напоминающие клыки. Это была улыбка. Очень довольная улыбка. Бритая голова и прищуренные глаза со сверкающими зрачками. Это был ОН – возглавляющий каждый порок, что омрачняет этот мир, ибо только он имеет оголённые кости на лбу и хвост с остриём, ехидно выглядывающий из-за спинки трона. Спинка трона возвышалась над головой, обрамлённая по краю длинными шипами. Одна из безликих фигур взбиралась к трону, протягивая в руках нечто, похожее на мёртвое животное, отдалённо напоминающее свинью. Другая фигура поднималась с трудом, скорчив спину из-за клинка, которое торчало из плеча.
Бруно долго стоял на месте и разглядывал картину, пытаясь вспомнить те мгновения, когда в его голове зародился образ, который он выложил на холсте. Но в недрах своей памяти он не наткнулся даже на малейший фрагмент жизни, хоть как-то связанный с этой картиной. Никаких намёков. Откуда могла прийти подобная идея? Никакое вдохновение не осилит подобный размах.
В конце концов художник устал ломать голову над историей своего последнего произведения. К нему постепенно возвращалось чувство голода. Бруно смыл следы краски с лица и на руках, взял с вешалки ветровку и отправился в супермаркет.
Оказавшись на лестничной площадке, он успел только вставить ключ в замочную скважину, но повернуть его не дал соседский подросток, который, едва заметив Бруно, тут же подошёл к нему и пожал руку.
– А, Тьяго. Как оно?
Тринадцатилетний Тьяго Гомеш вымолвил с усталым видом:
– Да, хреново. Конец недели. Меня как будто изнасиловали. Каждый день уроки, потом тренировки. Прихожу домой и сил на домашку не остаётся. Сегодня, вот, решил свалить пораньше.
– Я думал ты боишься тренера – сказал Бруно.
– Один хрен, всё равно он уехал по каким-то срочным делам. Меня из школы выгонят, если не исправлю итоговые оценки, а как мне их исправить, если преподавателям нет никакого дела до того, что я застреваю в фехтовальном зале на полдня?
– Трудно поспорить – понимающе произнёс Бруно. Его взгляд привлекла шпага за спиной Тьяго.
– А что с твоей шпагой? В чём это она?
– Да, не обращай внимания – махнув рукой, ответил Тьяго. – Это мои кореша придурки. Решили прикольнуться и покрасили прут красной краской. Но это не страшно. Я ещё не дорос, чтобы мокрухой заниматься.
Они оба засмеялись.
Попрощавшись, Бруно посмотрел вслед мальчишке, всматриваясь в спину и думая о том, что где-то он видел подобное. Шпага за спиной Тьяго свисала наискось. Рукоять выпячивала над плечом.
В этот момент на лестничной площадке появился сосед снизу – пятидесятитрёхлетний плотник Артуро Варгас. В руках мастер нёс кресло, которое опустил перед ногами Бруно и произнёс:
– Зацени работу.
– С радостью – ответил Бруно, опускаясь на кресло-качалку.
– Ну и как? – спросил Артуро.
– Да, ни чё так. Я бы хотел такое. Кто заказчик?
– Ювелир из сорок пятой – ответил плотник, изображая довольную улыбку от той оценки, которую дал его работе художник.
Бруно подробно осматривал изгибы и лакированное покрытие. Он старался прочувствовать столь гладкие колебания кресла. Особенно удобными он счёл широкие подлокотники, что казалось нетипичным для такого рода мебели. Далее он охотно откинул голову и затылком нащупал что-то, похожее на решётку. Он разорвал зрительный контакт с радостными глазами Артуро, чтобы оглянуться и узнать, что за деталь располагалась на спинке мебельного атрибута. Не вставая с кресла, Бруно разглядел на краю спинки древесные детали в форме шипов, покрытые лаком и выстроенные в ряд полукругом.
Что-то больно знакомое.
Нахмурив брови, Бруно повернул голову обратно и вновь посмотрел на Артуро. Лицо Артуро резко поменялось. Плотник был чем-то встревожен. Его губы затряслись, а волосы неимоверно быстро начали менять цвет на седой.
– Артуро? Вы в порядке? – недоумевающе интересовался Бруно.
Но Артуро не реагировал. Он начал пятиться и вскоре сказал умоляющим голосом, оттопырив вперёд ладони:
– Возьми. Прошу… возьми, только отпусти меня.
Озадаченный Бруно только открыл рот, как плотник в спешке умчался к себе в квартиру, громко захлопнув двери. За закрывшейся дверью последовал щелчок сработавшего замка.
Бруно смотрел в пол и терялся в мыслях. Он до последнего не понимал… Точнее, он сомневался в происходящем.
В квартире напротив распахнулась дверь. Изнутри последовал голос соседки:
– Семьдесят лет дважды не исполняется. Скорее, а не то бабушка обидится.
Сорокатрёхлетняя Луиза Мерейлеш выходила из квартиры, держа на руках поднос с зажаренным поросёнком, ожидая, когда за ней последуют дети с супругом. Перешагнув через порог квартиры, женщина сразу наткнулась на сидящего на кресле Бруно Алмейду. Она остановилась перед соседом и её глаза начали выползать из орбит. Слова приветствия, которые произнёс Бруно, до неё не дошли. Луиза в панике стала опускаться на трясущиеся колени, протягивая вперёд поднос с поросёнком. Дрожащим тоном она промолвила:
– Вот… вот… пожалуйста, я принесла. Пощади! – прокричала Луиза, после чего последовал громкий плач, заполнивший весь подъезд.
ВАКХАНАЛИЯ
23 июля 52 год до н. э. Над Римом возвысилась полная луна. Средиземные морские волны оборвали свой голос. По всему городу шли бурные празднества в честь дня Нептуна. Лупанарии, таверны, кабаки, виллы патрициев – везде царил шум гостей, отмечавших праздник. И лишь в одном месте не раздавались бурные крики.
Дом работорговца и владельца каменоломни принимал гостей четырнадцатую ночь подряд. Гней из рода Горациев веселился не жалея ни денег, ни сил. Каждый вечер он принимал в своём доме почти одних и тех же гостей.
Повсюду фрукты, разлитое вино и амбре выкуренной марихуаны. На полу валялась разбросанная гостями одежда. Тога сенатора Марка Кассия плавала на дне бассейна, пока её хозяин лежал, откинувшись на ступеньках бассейна. Зрачки сенатора закатывались к верху, когда проститутка, сидевшая на нём, перестала двигаться и стоны её тут же оборвались.
Сенаторы Марин из рода Ромилиев и Гай из рода Фуриев, полулёжа, вдвоём докуривали свёрток марихуаны и обсуждали, стоит ли на следующем собрании сената вносить предложение о законе, запрещающем свободную торговлю наркотическими травами.
Легат Феликс Курций, сидя за столом, храпел с открытым ртом и торчащей из него полу-обглоданной косточкой свинины. Его крепкий сон не нарушил даже шатающийся стол, раскачивающийся одновременно с тем, как дёргались тела Тита Марция и во всю стонущей дочки бакалейщика Фала Веррия. Их половое сношение становилось столь бурным, что было пролито всё вино, находившееся в кубках и глиняных графинах, два из которых разбились о пол, оставив огромные багровые лужи.
На пороге между гостевым залом и кухней, прижавшись к стене, не жалея своих тел, работали сын Гнея Горация и старшая дочь магистра Августа Вергиния в тот момент, когда хозяин дома проходил мимо и, пользуясь случаем, провёл ладонью по оголённой ягодице девушки, а после похлопал сына по плечу.
С балкона доносились довольные крики опытной, в половом смысле, рабыни Октавии, лежавшей под центурионом по имени Квинт Навтий, который решил сбросить свои доспехи и не надевал их уже вторую неделю.
На заднем дворе девятнадцатилетний Устин из рода Нумициев гонялся за семнадцатилетней племянницей префекта преторианской гвардии Клавдией. Оба бегали в чём мать родила и были готовы к очередному заходу.
Начинающая шлюха по имени Акила бродила по гостевому залу на цыпочках, обходя лежавших на полу гостей. Она взяла тридцать сестерциев за свои услуги и направилась в сторону выхода. По пути один из гостей схватился за её тунику и крепко обнимал обеими руками правое бедро, вожделея следующего акта.
В центральной части гостиной на полу лежала одна из наиболее знатных проституток Рима – Веста. Мало кто из плебеев мог позволить себе оплатить ночь с ней. Поэтому покупать Весту на ночь оставалось привилегией исключительно богатейших жителей Рима. Она лежала на сброшенной кем-то тоге абсолютно обнажённая. Слева от неё без сознания лежал консул Вивиан Аврелий, который отключился сразу же после того, как его акт с Вестой достиг своего «апогея». Так происходило всегда. Об этом знали все, кто ходил на подобные собрания вместе с консулом. С другой стороны от Весты находился брат консула – Август Аврелий. Он лежал на боку, опирая голову о руку, а другой рукой водил по обнажённым изгибам Весты.
– Скажи, вот мне интересно – обратился Август к Весте. – В этом месяце ты не пропустила ни одной ночи здесь, у Горациев. Я думаю и никак не могу понять – либо ты копишь деньги на свободу, либо тебе очень нравится эта работа.
Голос Весты выдавал её удовлетворённость и безмятежность:
– Уже тринадцать месяцев как я купила свободу, а беспорядочная связь мне не приносит большого удовольствия ни с мужчинами, ни с женщинами.
– Что же тогда? Среди всех проституток ты чаще остальных приходишь сюда.
– Мне просто нравится заводить тесные знакомства с людьми, чтобы получше их изучить, а секс позволяет узнать человека лучше всего.
– Но у нас с тобой число сношений уже перевалило за десяток. Значит, мой случай – исключение. Признайся, тебя просто притягивает ко мне.
– А кто сказал, что одного раза для знакомства хватает с любым человеком? Может ты для меня большая загадка? Вот я и стараюсь.
Ближе ко входу на кухню картина была почти такая же, с той лишь разницей, что статус «персонажей» в римском обществе был несколько ниже. Тридцатипятилетний Юлиан из рода Эмилиев и пятнадцатилетний Луций одновременно работали над одной и той же девушкой, которая не была рабыней любви, а принадлежала патрицианской семье и явилась в дом Гнея Горация в статусе добровольной гостьи. Впервые предавшись тесным объятиям сразу с двумя мужчинами, она потеряла сознание также, как и консул Вивиан Аврелий. Вот только произошло это значительно раньше, нежели у консула, но Юлиана и Луция это не остановило. Юлиан и Луций жили на одной улице, но на оргии пересеклись впервые и совершенно случайно.
– Вакха благословил эту ночь – долго пребывая под впечатлением от потери девственности промолвил Луций.
– Ты ведь впервые занимался этим. Не так ли? – сказал Юлиан.
Ничего толкового в ответ от Луция не поступило.
Гней Гораций спокойно передвигался по дому, удостоверяясь в том, что гости всем довольны, и в первую очередь его интересовали сенаторы и консул. В конце концов работорговец решил присоединиться к ним. Перед тем как избавиться от тоги, Гней подобрал со стола деревяный стакан с вином и поднёс к губам. По привычке Гней резко приподнял стакан, пытаясь залпом выпить содержимое. Но он так и не смог этого сделать. Этот непереносимый отвратительный вкус чего-то чрезмерно густого и сырого… Лицо Гнея сморщилось от привкуса крови. Раздался недовольный возглас хозяина:
– КТО ЭТО СДЕЛАЛ!?
Вместо ответа последовали стоны, доносившиеся с разных уголков вилы, которые становились всё тише и спустя мгновение оборвались.
Не дождавшись какой-либо реакции в гостевом зале, Гней проследовал в другие помещения. Первым делом он шёл в направлении кухни, откуда доносились голоса рабов, разносивших вино и еду:
– Эти гости ведут себя как дикие звери. Раньше они приходили сюда ради простого спаривания. А теперь там трахаются не пойми кто и с кем. Дочь, сестра, сын, старик, дитя…
– Да им вообще плевать. Один сенатор, второй, третий. Это понятно. Но что сегодня творится? Теперь и консул сюда же.
– Да покарает их Юпитер.
Не дойдя до порога, ноги Гнея сами остановились. Он свернул в сторону. Медленными шагами он приближался к бассейну, который окрасился в бледно-алый цвет. Сенатор Марк Кассий всё также лежал на спине. Его руки были раскинуты по разные стороны, как и та шлюха, что раскинулась на его брюхе. Для Гнея вполне привычная картина. Он подошёл к спящему сенатору и начал дёргать его за плечо.
– Сенатор? Сенатор?
Марк Кассий не отвечал. Пытаясь привести в чувство, Гней присел на колени и начал дёргать его сильнее. Руки хозяина дома уже во всю толкали тело сенатора Кассия, из-за чего с живота сенатора соскользнула шлюха и лик Гнея спрятался под густым одеянием ужаса. Тело девушки сползло вглубь бассейна и по воде начали разрастаться клубы кровавого цвета. Шлюха валялась на поверхности воды и кровь из неё вытекала, разбавляя собой воду в бассейне.
В панике Гней рванул в гостевой зал с криками о помощи. Вокруг царила мёртвая тишина. Гней пробегал по комнате и видел повсюду одно и тоже – растущие лужи из крови, покидавшей тела гостей через уши, нос и рот. Его голову посетили громкие мысли о сыне. С колотящим в груди сердцем Гней добежал до порога кухни, где с горечью лицезрел тела сына и дочери магистра, застрявших в объятиях друг друга и лежавших в луже собственной крови, которая продолжала сочиться из-под век, укрывая собою зрачки.
А из-под век Гнея начали капать слёзы. Они стекали по щекам и, пробегая по коже, попадали в рот. Но Гней по-прежнему испытывал вкус крови. Он вытер пальцем кожу над губами и обратил внимание, как у него из носа льются кровавые ручьи.
МАРСИАНСКАЯ ВПАДИНА
Настал долгожданный момент. Космический корабль достиг орбиты Марса. Двое членов экипажа находились в пилотируемом челноке и уже совершали посадку на поверхности планеты. Капитан экипажа Гарри Нил и агрофизик доктор Джордан Хаспер стали первыми людьми, ступившими на поверхность Красной планеты. Вот он, первый человеческий след.
Поддерживая радиосвязь с остальными членами экипажа, находившимися на орбите Марса внутри корабля, доктор Хаспер произнёс:
– Это немыслимо. Боже…
С корабля последовал голос:
– Доктор, что вы видите? Опишите место.
Ошарашенный происходящим, доктор Хаспер продолжал говорить рваным голосом:
– Мы… мы стоим на каком-то холме и… вдали что-то, похожее на высотное здание. Совсем как на Земле.
Долго не раздумывая, доктор обратился к капитану:
– Капитан, мы должны осмотреть это место.
Капитан Нил не стал возражать, лишь прихватив с собой модифицированный М-16.
Оставив челнок, Нил и Хаспер отправились к загадочному возведению. По мере приближения объект обретал всё более явные признаки своего искусственного происхождения. Члены экипажа преодолели существенное расстояние и когда до объекта оставалось не более пятидесяти метров, голос доктора Хаспера с восторженного сменился на шокируемый:
– Немыслимо! Здесь десятки, может быть, сотни зданий. Это целый город. Как такой объект мог не попасть в поле зрения спутников?
– Кто сказал, что спутники могли что-то не заснять? – отозвался капитан Нил. – Все снимки, которые являются достоянием общественности, отретушированы. А наше руководство всё время что-то недоговаривает. Нас обманывают точно также, как и весь мир. Так что, доктор, если вы здесь встретите зелёного гуманоида, особо не удивляйтесь.
По обратной связи вновь раздался голос одного из восьми оставшихся на борту участников экспедиции. Этот голос принадлежал доктору Стэнли Бриджу, специализирующемуся на изучении эволюционных технологий:
– Доктор Хаспер, опишите формы и размеры. Как сильно объекты отличаются друг от друга?
– Крыши и стены практически идентичные. Максимальная высота зданий где-то сорок-пятьдесят метров над уровнем почвы. Не могу назвать более точную высоту. У основания объекты зарыты под почвой. Впрочем, даже пятьдесят метров скорее всего далеки от истины. Видимо, результат песчаной бури или чего-то в этом роде. Окна… СТОП! – воскликнул доктор Хаспер и помчался к ближайшему зданию. Его голос оборвался. На корабле было слышно лишь учащённое дыхание Хаспера, ускорившего шаг. Через панельные приборы на корабле стал доноситься возглас капитана Нила:
– Хаспер, соблюдайте протокол! ХАСПЕР!
Не дождавшись ответа от своего обезумевшего коллеги, капитан рванул следом, не выпуская из рук автомат.
На подступах к стене Хаспер споткнулся и его скафандр поцеловался с марсианской почвой. Доктор поторопился подняться на ноги. Его перчатки прилипли к стене. Он ощупывал огромные извилистые блоки на поверхности, проводил пальцами по стыковочным контурам и не верил глазам.
– Не может быть. Оно построено из каменных блоков, как и всё остальное.
Голова Хаспера обернулась. Он посмотрел на капитана Нила.
– Капитан, взглянем изнутри?
Хаспер не сумел рассмотреть спрятанный за шлемом угрюмый и недовольный взгляд капитана, но расслышал его командный голос:
– Хаспер, СУКА! Либо ты делаешь что Я скажу, либо пробудешь до конца миссии на орбите!
Капитан подошёл к Хасперу, бросил автомат, а затем гневно прижал доктора к стене и прокричал по радиосвязи:
– ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ!?
Хаспер дёргано несколько раз утвердительно кивнул.
– Что там происходит? – обеспокоенно спросил по радиосвязи кто-то из членов экипажа на корабле. – Ответьте. Капитан? Доктор Хаспер?
– Уже ничего – раздражённо ответил капитан, направляя свой злобный взгляд в полупрозрачный шлем скафандра, за которым скрывалось напуганное лицо доктора Хаспера.
Капитан подобрал автомат и сказал:
– Идёшь следом за мной, и чтоб никуда не дёргался.
С подавленным восторгом Хаспер повиновался приказу капитана Нила, параллельно описывая сдержанным голосом строение для команды на корабле:
– На всех зданиях окна выбиты. Хотя не исключено, что там изначально было пусто, поскольку никаких фрагментов стёкол или чего-нибудь в этом роде не наблюдается. Между блоками отсутствуют какие-либо следы раствора или иного скрепляющего материала. Напоминает технологию, по которой возвели Мачу-Пикчу2. Да, определённо. Здесь в швах точно также отсутствуют щели. Идеальная стыковка. Ни малейшего отверстия. Включаю видеозапись. Это нужно запечатлеть.
Хаспер нажал на кнопку видеокамеры, расположенной на лобной части его шлема.
– Можете сказать, на какой материал похожи блоки? – прозвучал голос доктора Бриджа.
– Точно не скажу. По цвету что-то среднее между гранитом и глиной.
Они не спеша обогнули здание, пока не подобрали наиболее удобное для входа окно. Капитан зашёл первым. Он включил фонарь под дулом автомата, плюс ещё один на шлеме, осматривая недостаточно освещённое помещение изнутри. Следом прошёл доктор Хаспер, который продолжал рассказывать о находке:
– Мы входим внутрь. Параметры объекта приблизительно двадцать на двадцать. Скорее всего оконные рамы были сквозными изначально. Я не вижу никаких расщелин для фиксации перегородок. Странно – проронил Хаспер, оказавшись внутри строения. – Здесь слишком темно. Окна как будто не пропускают свет.
Хаспер протянул руку, оставив её на уровне оконного проёма.
– Коллеги, это удивительно. Я держу руку в оконном проёме и вижу чёткую грань. С одной стороны скафандр белый, а с другой – какой-то сероватый, как при тусклом освещении. Видимо, сказывается технология возведения, или же это особенности строительного материала. Беру образцы с блоков.
Пока Хаспер доставал инструменты из кармана, капитан осматривался вокруг.
– Хаспер – сказал капитан.
Доктор оглянулся. Капитан Нил указал пальцем наверх:
– Смотри.
Рот Хаспера остался открытым до тех пор, пока он не выразил своё удивление:
– Охренеть.
– Что там? – спросили с корабля.
– Пространство внутри не разделено на этажи. Всё здание свободно. Ни потолков, ни лестниц. Вообще никаких подъёмных механизмов. Абсолютно голые стены.
По радиосвязи вновь зазвучал голос доктора Бриджа:
– Возможно такова особенность строительства. Не исключено, что разделение здания на этажи являлось заключительной фазой в строительстве и данный объект не был достроен до конца. Чтобы это понять, нужно осмотреть другие объекты.
После затянувшегося безмолвия доктор Хаспер ответил:
– Возможно вы правы.
Далее Хаспер произнёс с ноткой любопытства, отложив сбор образцов:
– Что-то нашли?
Капитан Нил подобрал с почвы какой-то предмет, счищая с него марсианский песок. В его руках находилось некое подобие детской игрушки, напоминающее по форме тетрис. Первые мысли Нила и Хаспера были о том, что перед ними находился не прибор для решения каких-нибудь военных или исследовательских задач, а именно детская игрушка. Об этом говорила нераскрытая… упаковка. На упаковке была надпись, но рассмотреть буквы предоставлялось невозможным. Упаковка сильно пострадала и местами была потёртая. Стёрлась и большая часть надписи. Обоих сразу же посетила мысль о том, что они не первые земляне, посетившие эту планету. Кто-то здесь уже побывал, и не исключено, что этот или эти кто-то были здесь совсем недавно.
Капитан заинтересовался находкой и положил её в боковой карман своего скафандра.
В отличие от него, обнаруженное крайне насторожило доктора Хаспера. Он рефлекторно сделал шаг назад и ощутил, как подошва нащупала что-то неровное. Раздвинув ногой почву, астронавт распознал что-то, похожее на брезент или какую-то плотную ткань. Он наклонился и стал откапывать найденный предмет. Спустя несколько секунд Хаспер начал быстро ползи прочь от находки и издал по радиосвязи истерический вопль, обращаясь к капитану:
– НИ-И-И-ИЛ!!!
– Что у вас? Ответьте. Говорит доктор Бридж. Обрисуйте обстановку.
В ответ тишина и громкое дыхание доктора Хаспера.
Капитан подошёл к находке. Он наклонился и не поверил в то, что лицезрел с ужасом. Перед ним лежал кусок материи с нашивкой:
«Астронавт НАСА»
«Кп. Джордан Нил».
Он схватился за материю и потянул. Оскалив зубы, Нил с трудом выволок наружу большую часть из того, что было зарыто под песком, но этого более чем хватило. В его руках был скафандр, местами разорванный как дряхлая тряпка. Шлем оказался пробитым. Через круглое отверстие Гарри Нил рассмотрел внутри лишённый кожи и волос череп.
Капитан буквально подпрыгнул к доктору Хасперу, который всё также лежал на спине с учащённым пульсом. Нил схватил его за рукав скафандра и крикнул:
– ВСТАВАЙ! БЫСТРО! МЫ УЛЕТАЕМ!
В панике они ничего не замечали вокруг, в том числе и голоса коллег с корабля, тщетно пытавшихся связаться с ними. Они мчались по собственным следам, направляясь обратно к космическому челноку. Добравшись до транспорта, капитан запустил двигатели и на полном ходу отправил челнок вверх, направляясь к космическому кораблю, ожидавшему на орбите Красной планеты.
Космический челнок, пилотируемый капитаном Гарри Нилом, благополучно подлетел к кораблю и вернулся в ангар. Капитан с доктором Хаспером вернулись в общество остальных членов научно-исследовательской экспедиции, которая теперь оказалась под угрозой срыва.
Несколько часов не утихали споры по поводу продолжения экспедиции или её прекращения. И лишь доктор Крейг Томпсон находился за пределами этой полемики и её разбушевавшихся участников. Его внимание было приковано к странной находке, которую передал ему для изучения капитан Нил. Доктору Томпсону так и не удалось определить страну-производителя. Это можно было выяснить при помощи разборки устройства, надеясь, что в данном аппарате имеется некоторая информация под панелью, как это бывает с большинством бытовых приборов, которые выставляют на полках магазинов. Но перед тем, как нарушить целостность панели, учёному захотелось включить прибор и выяснить особенности этой, судя по упаковке, игрушки.
Когда доктору Томпсону порядком надоели возгласы коллег, разделившихся на два лагеря, он громко воскликнул:
– ДОВОЛЬНО!
Бушующие голоса тут же оборвались. Члены экипажа смотрели на доктора Томпсона.
– Вы можете хотя бы на время забыть об этом вопросе? У нас есть предмет, доставленный сюда с Марса. Неужели вас не интересует эта вещица? Давайте для начала разберёмся с находкой. Может быть мы сможем что-то узнать.
– Кому кофе? – вдруг спросила биолог Джина Бриггс.
– Отличная идея – сказал доктор Томпсон. – Не спрашивайте. Просто наливайте. Они все выпьют.
– Я терпеть не могу эту бурду – с отвращением произнёс бортинженер Майкл Роуз.
Доктор Томпсон повысил тон:
– Значит будешь пить чай!
Доктор Бриггс отправилась в соседний отсек, который служил для экипажа кухней. Тем временем доктор Томпсон поставил в центр стола найденный прибор и стал рассказывать:
– Значит так. Упаковка сильно повреждена. Прочитать что-либо там невозможно. Но я подозреваю, что и язык, на котором был нанесён текст, определить также будет довольно проблематично. Судя по упаковке, скорее всего, перед нами детская игрушка. Но, если взять во внимание то, что произошло с нашими коллегами на поверхности Марса, здесь ни в чём нельзя быть уверенным. Перед тем как изучить прибор изнутри, я решил включить его, но делать это самостоятельно не рискнул. Мне хотелось, чтобы вы тоже присутствовали при включении. В первую очередь обращаю ваше внимание на то, что отсутствует какой-либо разъём для подключения зарядного устройства или что-то вроде того. На корпусе я тоже не нашёл никакой крышки, под которой должны вставляться батарейки. Возможно, перед нами образец, который представляет собой пример высокоразвитых технологий будущего, но не исключено и то, что это результат технологий, которые принадлежат иной цивилизации. В любом случае, вещь весьма любопытная. А теперь, с вашего позволения, я нажимаю на кнопку, которая, надо полагать, выполняет функцию активации.
Доктор Томпсон приложил корпус устройства к стене, откуда все смогли бы наблюдать за прибором и нажал на кнопку. На экране воспроизводилась некая видеозапись, которая была частично искажена. Присутствовали помехи, но это не мешало рассмотреть происходящее. На начальных кадрах появилось изображение аккуратно выложенных в несколько рядов каменных блоков и голос из динамика:
«Это нужно запечатлеть. Точно не скажу. По цвету что-то среднее между гранитом и глиной. Мы входим внутрь. Параметры объекта приблизительно двадцать на двадцать. Скорее всего оконные рамы были сквозными изначально. Я не вижу никаких расщелин для фиксации перегородок. Странно. Здесь слишком темно. Окна как будто не пропускают свет…»